Со стороны Верховного возражений не последовало, но и эта операция, координируемая Жуковым, не удалась. Хотя после неоднократных попыток войска Северо-Западного фронта все же прорвали немецкую оборону и вышли к реке Полисть, 17 марта – к реке Рядья, дальнейшее наступление было остановлено. Замкнуть кольцо окружения Жуков опять не смог.
Но и это не все в «штрафном» списке «полководца». Очередная неудача постигла Жукова весной 1943 года. Прибыв 18 апреля на Северо-Кавказский фронт, где 18-я и 56-я армии вели безуспешные бои за Новороссийск и станицу Крымская, с согласия Сталина Жуков приостановил наступление. Оно возобновилось 29 апреля, после подготовки нового удара. Крымская была освобождена 4 мая, но развития наступление не получило; не добились результата и другие армии фронта. И в начале июня его войска перешли к обороне.
Об этих своих полководческих неудачах маршал после войны в своих «сочинениях» предпочел не «вспоминать» и не «размышлять». Впрочем, на фоне тех промахов, которые продолжали совершать в первой половине войны другие военачальники, неудачи Жукова казались даже терпимыми. Во всяком случае, они не оборачивались очевидными поражениями.
Однако его умение воевать лишь на посредственную «троечку» не дает никаких оснований для раздувания до мыльного пузыря жуковских «талантов полководца». Маршал побеждал лишь тогда и потому, когда Сталин давал ему значительно больше вооружения, техники и человеческих резервов, чем имел противостоящий командующему противник. Но это было заслугой Верховного главнокомандующего, а не маршала.
Конечно, Жуков сделал в этой войне то, на что был способен. Но очевидно, что не он привел Красную Армию к Победе. Несомненно и то, что советским полководцам противостояла когорта талантливых генералов и фельдмаршалов Вермахта, не стремившихся играть в поддавки. В тактическом отношении до определенного периода они переигрывали советских командующих.
Нельзя сбрасывать со счетов и саму немецкую армию – дисциплинированную и стойкую, способную на самопожертвование и инициативу. Сталин трезво оценивал возможности немецких солдат. Министр иностранных дел А.А. Громыко вспоминал: «Однажды разговор зашел о бессмысленности упорства гитлеровского командования и сопротивлении немцев в конце войны, когда дело фашизма было уже проиграно, только слепые не могли этого видеть…
Сталин внимательно всех выслушал, а потом, как будто подводя итог услышанному по этому вопросу, сказал сам: «Все это так. Я согласен с вами. Но в то же время нельзя не отметить одно характерное для немцев качество, которое они уже не раз демонстрировали в войнах, – упорство, стойкость немецкого солдата».
Тут же он высказал и такую мысль: «История говорит о том, что самый стойкий солдат – это русский; на втором месте по стойкости находятся немцы; на третьем месте… – Несколько секунд он помолчал и добавил: – Поляки, польские солдаты, да, поляки».
Громыко пишет, что такая характеристика «на меня лично… произвела большое впечатление. Немецкая армия, по существу, уже была разгромлена, потерпела в войне сокрушительное поражение. Казалось бы, эту армию агрессора, армию насильников, грабителей, палачей он должен был характеризовать в самых резких выражениях и с точки зрения качеств солдата. Между тем Сталин дал немецкому солдату оценку в историческом плане, основываясь на фактах, оставив эмоции в стороне».
Да, немецкие полководцы талантливо исполнили свои сольные партии в постановке военного спектакля на поле битвы «Второй мировой», но им противостояла дружная коллективная команда сталинских полководцев, в конечном итоге разбившая профессионалов Вермахта. Тем весомее значимость той победы, которой добилась страна под руководством Сталина.
Разгром немцев под Москвой в декабре 1941 года был несомненной победой, теперь надо было усилить удары и закрепить успех. У Красной Армии было достаточно сил, чтобы при умелом оперативном руководстве достигнуть положительных результатов на любом стратегическом направлении. И стратегия Сталина строилась на поиске того слабого места, разрушение которого могло бы нарушить слаженность действий германской военной машины, остановить ее неумолимый напор, а затем заставить двинуться вспять.
Однако в 1942 году окончательная победа была еще далеко. Командующие фронтами и армиями все еще не обрели тот необходимый опыт, который позволил бы им успешно проводить наступательные операции. Тактически противник пока воевал лучше.
И все-таки, даже не добившись коренного перелома, своими решительными действиями Сталин навязал Гитлеру новую логику дальнейшего ведения войны, которая в конечном итоге привела немцев к роковому для них Сталинграду. Но пока главным являлось то, что германский Генеральный штаб отказался от планов захвата Москвы.
Одним из выигрышных ударов, задуманных Сталиным, должна была стать Крымская операция. Казалось, что все было предусмотрено. Она началась успешной высадкой советского десанта в Керчи и Феодосии, а позже – в Евпатории и Судаке.
О том, какое значение Гитлер придавал Крыму, свидетельствует уже то, что командовавшего 42-м корпусом графа Шпонека, допустившего высадку десанта, Гитлер отдал под суд, приговоривший провинившегося генерала к смертной казни (правда, позже отмененной).
Преимущество Красной Армии на этом участке фронта было очевидным. Хотя в феврале и апреле войска Крымского фронта под командованием генерала Козлова, трижды пытавшиеся прорвать укрепления немецких сил, не добились успеха, но, и перейдя к обороне, они сохранили наступательный характер состояния диспозиции.
По свидетельству писателя Симонова: «Три армии стояли на фронте в 16 километров, дивизия занимала по фронту 600—700 метров, нигде никогда я не видел потом такой насыщенности войсками». Может показаться парадоксальным, но именно это очевидное превосходство в силах над противником и повлияло на трагическое развитие событий. Получив сведения о готовящемся наступлении немцев, командование не приняло необходимых мер для укрепления своего положения.
Еще в январе в качестве представителя Ставки на Крымский фронт прибыл начальник Главного политического управления РККА Лев Мехлис. Вместо того чтобы помогать командующим, он стал перетасовывать руководящие кадры и прежде всего «заменил начальника штаба фронта Толбухина генерал-майором Вечным».
Этим дело и ограничилось. Вмешиваясь в управление, чтобы не подрывать наступательного духа солдат, Мехлис запретил рыть окопы и выдвинул тяжелую артиллерию и штабы армий на самую передовую. По существу, он встал во главе командования, но, неоднократно откладывая наступление, Мехлис «лишь препирался с командующим».
Видя бездеятельность советских военачальников, показал свой характер Манштейн. Получив приказ Гитлера «навести порядок в Крыму», фельдмаршал сумел остановить наступавшие советские части. Но он не ограничился этим. Несмотря на значительное превосходство сосредоточенных здесь сил Красной Армии в численности и вооружении, сначала Манштейн нанес отвлекающий удар на юге перешейка между Азовским и Черным морями. А затем главным ударом в Центре, «по сути дела вдоль фронта», он «пробил и пропорол насквозь всю оборону до Азовского моря» [88] . В течение десяти дней, с 8 по 18 мая, Манштейн разгромил три советские армии, очистив Керченский полуостров.
Командование фронта проморгало это наступление противника. Сваливая вину на командующего фронтом Козлова, 8 мая Мехлис телеграфировал Сталину: «7 мая, то есть накануне наступления противника, Козлов созвал Военный совет для обсуждения проекта будущей операции по овладению Кой-Асаном.
Я порекомендовал отложить этот проект и немедленно дать указания армиям в связи с ожидаемым наступлением противника. В подписанном приказании комфронта в нескольких местах ориентировал, что наступление ожидается 10—15 мая, и предлагал проработать до 10 мая и изучить со всем начсоставом, командирами соединений и штабами план обороны армий… Сопротивлялся также Козлов выдвижению дополнительных сил на участок 44-й армии».
В ответ Верховный отчитал своего представителя: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция удобна, но она насквозь гнилая… вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой… Вы еще не поняли, что посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля (Л. Мехлис занимал пост наркома госконтроля. – К. Р. ), а как ответственный представитель Ставки.
Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму не сложные (курсив мой. – К. Р. ), и вы могли бы сами справиться с ними.
Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».
Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».
Потеряв управление, командование фронта не выполнило своевременное указание Сталина об отводе войск на линию Турецкого вала. «Гинденбург» из Мехлиса не получился. Когда Сталину сообщили о катастрофе в Крыму, он приказал адмиралу Исакову «эвакуировать то, что еще можно эвакуировать». Бросив всю боевую технику и тяжелое вооружение, советские войска оставили Крым. Они покинули его на кораблях, и Исаков пишет: «Мы эвакуировали… 121 000 человек».
Сталин тяжело воспринял это поражение. О его сильном душевном волнении можно догадываться по той реакции, с которой он встретил бежавшего из Крыма Мехлиса. Чадаев вспоминает, что 3 июня в приемной у Поскребышева, когда «в дверях появился Сталин, Мехлис соскочил со своего места: «Здравствуйте, товарищ Сталин! Разрешите Вам доложить».
Сталин чуть приостановился, на мгновение взглянул на Мехлиса сверху вниз и с волнением в голосе произнес: «Будьте Вы прокляты!» И тут же вошел в кабинет, захлопнув за собой дверь. Мехлис медленно опустил руки по швам… Как потом я узнал от Поскребышева, Мехлис какое-то время спустя был все же принят в тот день Сталиным. Виновник крымской катастрофы буквально валялся в ногах у вождя».
Задуманный Верховным главнокомандующим план разгрома немецко-фашистских захватчиков на всех фронтах его командующие и военачальники осуществить не сумели. Немцы переигрывали их в тактике, умении маневрировать и качестве управления войсками.
На следующий день Сталин дал директиву, подробно анализирующую ошибки руководства Крымского фронта и делающую выводы из происшедших событий.
В ней подчеркивалось: «Задача заключается в том, чтобы наш командный состав по-настоящему усвоил природу современной войны , понял необходимость глубокого эшелонирования войск и выделения резервов, понял значение организации войск и выделения резервов, понял значение организации взаимодействия всех родов войск, и особенно взаимодействия наземных сил с авиацией.
Задача заключается в том, чтобы наш командный состав решительно покончил с порочными методами бюрократически-бумажного руководства и управления войсками, не ограничивался отдачей приказов , а почаще бывал в войсках, в армиях, дивизиях и помогал своим подчиненным в деле выполнения приказов командования.
Задача заключается в том, чтобы наш командный состав, комиссары и политработники до конца выкорчевывали элементы недисциплинированности в среде больших и малых командиров».
Он не ограничился этими выводами. Одновременно были сняты с постов командующий фронтом Козлов, начальник штаба Вечный, дивизионный комиссар Шаманин и ряд командиров. Козлов и Шаманин были понижены в должности, а проштрафившийся Мехлис – отстранен с постов заместителя наркома обороны, начальника Главного политуправления РККА и понижен в звании до корпусного комиссара.
Видимо, Сталин хотел его и судить. Герой Советского Союза генерал-лейтенант Самойлович рассказывал писателю Ф. Чуеву, что «когда Мехлиса решили предать суду военного трибунала, он явился к Сталину и упал на колени: «Товарищ Сталин, прикажите расстрелять эту дурацкую жидовскую башку!» «Ну, раз такая самокритика…» – сказал Сталин. Мехлиса простили…».
Керченская неудача повлекла за собой и другие последствия. Сталин внимательно следил за Севастопольской обороной. Он писал: «Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии и советского народа». Однако потеря Керченского полуострова позволила немцам в районе Севастополя сосредоточить дополнительные силы, и, хотя севастопольцы сражались отчаянно, после 250-дневной обороны, в начале июля город пал.
По вине командующих фронтами и армиями в 1942 году произошло много неудач. Казалось, что все усилия, которые затрачивал Сталин на восполнение потерь, были бесплодными. Повторим, что дело заключалось не в недостатке сил. Войскам хватало и солдат, и боевой техники.
Командирам недоставало умения распорядиться тем потенциалом, который с величайшими усилиями председатель ГКО снова и снова восстанавливал после каждого такого провала. Заслуга Сталина в том, что, теряя армии и военную технику, часто разочаровываясь в своих генералах, испытывая горечь поражений и неудач, он сумел привести государственный корабль к берегу Победы.
После войны советские «маршалы» упорно отмежевывались от причастности к еще одной проваленной ими операции 1942 года, имевшей важнейшее стратегическое значение. Ее целью являлось окружение харьковской группировки противника «ударами с двух направлений: на юге – от Барвенкова, на севере – от Волочанской». Конечно, в случае удачи нашлось бы немало ее «авторов».
Идея операции была предложена командующим Юго-Западным направлением Тимошенко и целиком поддержана членом Военного совета Хрущевым. Ее разработке способствовало то, что в ходе зимне-весеннего наступления войска Тимошенко «добились значительно больших успехов, чем войска Жукова и Конева, не сумевшие взять Вязьму и потерпевшие неудачу под Ржевом». Верховный главнокомандующий осмысленно согласился на ее проведение.
Намечаемая на апрель-май Харьковская операция была утверждена 30 марта 1942 года Сталиным, Шапошниковым и Василевским. В директиве на ее осуществление подчеркивалось:
«Основная цель действий войск Юго-Западного направления в указанный период – овладеть г. Харьковом, а затем произвести перегруппировку войск, ударом с северо-востока захватить Днепропетровск и Синельниково и лишить этим противника важнейшей переправы через реку Днепр и железнодорожного узла Синельниково».
Необходимость такой операции стала еще более обоснованной, когда 5 апреля Гитлер подписал Директиву № 41 – план летней кампании на Восточном фронте «Блау». Согласно этой директиве, при сохранении угрозы Москве и Ленинграду немецкие войска сосредоточивали основные силы на южном участке с целью выхода в Ростовскую и Сталинградскую области, а также и захвата нефтяных районов Кавказа.
План подготовки немцами операции в районе Харькова не остался секретом для советского командования. Бывший командующий 38-й армией К.С. Москаленко пишет, что на совещании с командующими армиями при разъяснении хода операции возглавлявший оперативную группу штаба Юго-Западного направления Баграмян «сказал, что наши войска располагают большими преимуществами и поэтому должны упредить намерения противостоящего врага, разгромить его силы и выйти на рубеж среднего течения реки Днепр».
У Верховного главнокомандующего не могло быть сомнений в успехе этого хорошо подготовленного и обеспеченного всеми необходимыми силами и средствами наступления. Не было сомнений в удаче и у командования фронта.
Основанием для оптимизма являлось то, что на участках прорыва сосредоточили 22 дивизии, 2860 орудий, 5600 танков. Помимо этого, в прорыв должны были войти два танковых корпуса, три кавалерийские дивизии и мотострелковая бригада. Но это было не все – «в резерве у командующего Юго-Западным фронтом оставались две стрелковые дивизии, один кавкорпус и три отдельных танковых батальона». Кроме этого, «соседний Южный фронт выделял на усиление три стрелковые дивизии, пять танковых бригад, четырнадцать артиллерийских полков РГК и 233 самолета».
Таким образом, операция имела все предпосылки для блестящего успешного завершения, и для командования Юго-Западного фронта она должна была стать своеобразным реваншем за утерю в предшествующем году Киева.
После часовой артиллерийской подготовки 12 мая вся эта армада, заботливо предоставленная Сталиным в распоряжение командующего фронтом Тимошенко и Военного совета, членом которого опять был Хрущев, двинулась вперед. Обойдя Харьков с севера и с юга, войска должны были замкнуть клещи западнее города. Первоначально наступление фронта складывалось удачно. За три дня из района Волчанка части продвинулись на 20—30 километров, а от Барвенковского выступа – на 50 километров. Поэтому из-за упреждающего удара советских сил немцы были вынуждены начать свое наступление на день раньше намечаемого срока.
17 мая, в 5 часов 30 минут, после артиллерийской и авиационной подготовки германские армии нанесли ответный удар под основание клина советских войск на Барвенковском направлении. Уже через час немецкие части прошли 10 километров, достигнув тылов 9-й армии.
Сталин своевременно обратил внимание командования фронта на угрозу, возникшую на его флангах. Уже днем 18 мая в разговоре с Тимошенко «Верховный… четко выразил серьезное опасение по поводу успехов противника в районе Краматорска».