– Брехня, – отрезала Яна, – у ней здоровье лошадиное. Ты ваще кто?
Я вынул удостоверение сотрудника частного детективного агентства и хотел представиться по всей форме, но Яна, глянув на ярко-красную обложку, живо сделала неправильный вывод:
– Ясно! Из ментовки!
Разубеждать девушку мне не хотелось, вспомнив, как ведет себя в подобных случаях мой лучший друг Максим Воронов, я насупился и сурово сказал:
– Разрешите войти, есть разговор.
– Куда ж деваться, – вздохнула Яна, – все равно вопретесь! Только на кухню двигайте, в комнате не убрано, болею я, простыла сильно.
Шмыгая для пущей убедительности носом, хозяйка привела «оперативника» на кухню.
– Под протокол говорить не стану, – вдруг заявила Яна, – хотите официально – зовите в отделение. И ваще, в ее делах я участия не принимала, ежели Олеську убили, то я ниче не знаю!
– К вам у нас нет никаких претензий, – доверительно сказал я, – и бумаг я не оформляю, заглянул поболтать по-человечески.
Яна села на табуретку.
– Лады. По-человечески, значит, по-людски. Водки хочешь?
– Спасибо, я за рулем.
Яна прищурилась.
– Сама не употребляю, для разговору предложила.
– Почему вы решили, будто Олесю убили? Я же сказал про инсульт.
Яна, не вставая с места, включила электрочайник.
– А не надо баб за дур считать, кабы Олеська от болячки загнулась, на фиг милиции беспокоиться? Нечисто дело!
– Вы давно с ней знакомы? – решил уточнить я.
– Так с училища, – ответила Яна, потом положила руки на стол, умостила на них голову и отчаянно зарыдала, перемежая всхлипы выкриками: – Леська! Дура! Ваще без понятия!
Истерика прекратилась так же быстро, как и началась. Яна вытерла лицо рукавом халата и сурово заявила:
– Значитца, слушай! Официальных показаний не дам! Протокол не подпишу! А если настаивать начнешь, заявлю, что изнасиловать меня хотел!
– Мило, – кивнул я.
– А с вами иначе никак, – зло сказала Яна, – брата моего двоюродного посадили. А за че? Ну стырил по пьяну в ларьке лабуду! Самый страшный вор? Нашли преступника! Че депутатов не арестовываете? Им можно, а Витьке тюрьма? Пять лет за бутылку и конфеты? Ну не сволочи вы! Закатали по полной, обрадовались! Все кражи по ларькам на Витяху списали.
– Значит, убийца вашей лучшей подруги останется на свободе? Неужели вы не хотите, чтобы он ответил за злодеяние?
– Почему он?
– А кто? – удивился я. – Он, в смысле убийца.
– Может, она баба, – стукнула кулаком по столу Яна, – хитрущая! Ладой звать.
– Как? – оторопел я.
– Лада, – в запале повторила Яна, – мне Олеська успела все рассказать! Ее хозяйка хотела мужа убить! Юрия! И порешила его! А теперь надумала от Олеськи избавиться! Только я все знаю! И расскажу! Но без протокола! Ясно?
– Начинайте, – скомандовал я, уже ничего не понимая.
Глава 18
Яна и Олеся подружились в училище, у девушек оказалось много общего, обеим не на кого было рассчитывать. Только Яна куковала одна в двух квартирах, а Олесе приходилось делить комнату с мамой и вредной сестрой.
После получения дипломов подруги устроились в больницу и вместе убежали оттуда. Олеся пошла служить домработницей, а Яна пристроилась в поликлинику. Заурядная внешность не мешала Яне заводить кавалеров, в плане секса она была даже удачливей Олеси, не особо заморачивалась по поводу любви, хотела мужчину и получала его. А вот у Олеси был романтичный характер.
– Втюривалась она с головой, – осуждала сейчас покойную подругу Яна, – такую любовь-морковь затевала! Бегала за мужиком, навязывалась, а ее посылали! Чума! Последний раз она вообще в придурка втюхалась, Валентином звать! Видели бы вы этого красавца! Маменькин сынок! Змея очкастая! Злой, хитрый, подлый, гад ползучий, мерзавец…
– Давайте лучше об Олесе побеседуем, – прервал я девушку.
– Так че, я разве про корову говорю? – ощетинилась Яна. – О Леське веду речь! Об ейной глупости и кретинстве! Ежу было понятно – ничего хорошего не получится, маменькин он сыночек, за юбку держится!
– Как Олеся попала к Шульгину? – Я решил направить разговор в нужное русло.
– Да просто, – сказала Яна. – Олеська от Моториных уволилась. Вот хорошие люди были! Прямо таких нет! И деньги ей платили, и вещи дарили, а потом Игорь, хозяин, ума лишился, у Алены денег не стало, вот и пришлось ей Олеську увольнять.
– Что значит «ума лишился»? – задал я глупый вопрос.
– Шизофренией заболел, – пояснила Яна, – в клинику его положили, Алена раньше не работала, бизнес на муже держался. Во положение!
– Не позавидуешь женщине, – согласился я.
– Но Алена все по-человечески устроила, – продолжала Яна, – другая б просто сказала: «До свидания, Олеся. Платила тебе, а теперь не могу». Но Алена не такая, она Олеське место нашла. В отличный дом пристроила! Хозяин не пристает, народ весь в семье тихий, мышами шуршат, все вежливые. «Спасибо, Олесенька», «Сделайте одолжение, милая», «Вас не затруднит на четверть часа задержаться». Деньги первого числа без писка, еду не считают. Райские условия, но Олеська в Вальку влюбилась, а тот… Ну сукин сын! Знаете, че он заявил?
Я изобразил на лице недоумение.
– Теряюсь в догадках!
Яна скорчила презрительную гримасу.
– Он Олеське лекцию прочитал: «Мама хочет богатую жену, на бедную даже не взглянет. Заработаешь миллион долларов, приходи». Супер?
– Может, Олеся не так поняла кавалера? – предположил я.
– Так, так, – закивала Яна, – ох и жадный у нас Валечка! Им с Олеськой реально негде встречаться было. У нее раскладушка в одной комнатенке с сестрой и мамой стояла. Машка – стерва, только о себе и думает, а Елена Константиновна парализованная. Славное место для траханья, ты бы в такое пошел?
– Нет, – искренне ответил я.
– А как бы ты поступил, если у тебя дома мать с бабкой, любопытные макаки? – прищурилась Яна.
– Снял бы квартиру или номер в гостинице.
– О! – подняла вверх палец Яна. – Вот и Валентин решил жилплощадь найти, но, прикинь, по его мнению, платить за нее следовало Олесе. Жлоб!
– Не мужское поведение, – согласился я, – но, может, у Валентина маленький заработок?
– Да все у него в порядке, – фыркнула Яна, – видела я, в каком костюмчике ходит, часы шикарные… Просто он не желал на Олеську тратиться, она ему безразлична была.
– Если мужчина ухаживает за женщиной, он испытывает к ней некие чувства, – менторски заявил я, – ладно бы Олеся и правда была богатая невеста, дочь олигарха! Но ведь Беркутова – церковная мышь, какой смысл связываться с такой из корыстных целей?
Яна засмеялась.
– А то не ясно, зачем? Потрахаться! Завсегда лучше постоянную бабу иметь, стрема меньше, для здоровья спокойнее, чем б… брать. Я, промежду прочим, подружку от него отвадить хотела и кой-чего про этих Олежко поразузнала! Вруны они!
– Простите, не понимаю!
Яна вскочила и забегала по кухне.
– У меня сейчас две квартиры есть! Отец с матерью, когда развелись, большие хоромы поделили и получилось у них «двушка» и «однушка». Папа у меня нормальный, нам с мамой что получше отдал, себе поменьше взял. Ну а потом родители поумирали и обе хатки мне достались, других наследников нет. Я сначала хотела их снова соединить, а потом сказала себе: не фига! В «двушке» жила – там и останусь, а папкину берлогу сдам за тугрики. Че так глядите? Место сладкое, центр, метро в двух шагах. Не одну сотню баксов дадут. В общем, прибегает сюда Олеська, в ноги мне бухается, ревет: «Янка, спаси! Пусти на квартиру! Любовь рушится».
– И как вы поступили?
Яна махнула рукой.
– А че делать-то? В тот момент жильцов не было, ну я ее и пожалела, отдала ключи. Олеська, правда, сказала: «Вот разбогатею и отблагодарю». Мне прям смешно стало! Какое богатство, ну откуда? Разве что замуж за этого хмыря сопливого выйдет, но он ей и тогда денег не даст! Бабка его кормит, одевает. Знаешь, он Олеське ваще ничего не дарил, а в кино и кафе она за двоих платила. Один раз, правда, Валечка раскошелился, Олеська сумку посеяла! Вернее, сперли ее, пошла в туалет, на рукомойник поставила, ну не дура ли! Утянули кошелку, пришлось Вальке самому рассчитываться. Уж как он злился! Сказал Олесе: «Если я начну так лихо средства транжирить, мама заподозрит, что у меня женщина есть». Ой, цирк! Ща расскажу в подробностях. Слушаешь?
– Весь внимание, – кивнул я.
– Мы в тот раз втроем ходили, – затараторила Яна, – вернее, они вдвоем пошли, а я на секундочку заскочила, ключи Олеське вернуть, – в моей квартире, где она жила, балконы снаружи чинили, домоуправление велело хозяевам дома сидеть. Да чтоб только те были, на кого площадь оформлена, бумагу подписать потом надо, типа «о ремонте». Сечешь?
– Секу, – ответил я.
– Ну, я звякнула ей потом, – многословно объясняла Яна, – а Олеся и говорит: «Приходи, мы тут неподалеку, в кафешке». Валентин весь аж передернулся, когда меня увидел, а я, чтоб ему досадить, села за столик и жрачки назаказала! Не знала же, что Олеська платит. Потом ее сумку сперли, этот гондон мою подругу к администратору послал, велел жалобу накатать, ну типа – ворье пускаете, с вас ужин бесплатно! Ничегошеньки не вышло, пришлось ему рублики отслюнивать, меня в долю взять хотел, но вышел облом! Я ему фигу показала, и тут он про маму выдал! Олеська сидит, молча дерьмо глотает, но я-то не такая. Встала и говорю: «Может, тебе еще рано с девочками целоваться? С мамой надо вечера проводить, она кашей тебя накормит, спать уложит, колыбельную споет!»
Яна на секунду замолчала, затем зачастила:
– Ха! Тут его прямо переколбасило! Позеленел весь, про воспитание забыл! Вскочил, деньги на столик швырнул и, словно мышь ошпаренная, вон полетел. Олеська за ним кинулась, кричит: «Милый, ты куда?!» А нянькин сыночек чесанул быстрее таракана!
– О какой няньке вы упоминаете? – изумился я.
– О мамочке Валентина, этой, как ее… блин, забыла! Имя Танька, а отчество заковыристое… э… э…
– Карловна, – подсказал я и, сам не понимая почему, добавил: – Как у Буратино.
– Че? – распахнула глаза Яна.
Я улыбнулся.
– Ерунда, глупая шутка. Но почему Татьяна Карловна ассоциируется у вас с няней?
– Че она делает? – жалобно переспросила Яна.
– Татьяна Карловна не работает с детьми, она в прошлом певица, – объяснил я, – а теперь собирательница сказок, исследователь народного творчества.
– Кто вам эту ерунду наболтал? – скривила рот Яна.
– Ангелина Степановна, бабушка Валентина.
– Понятненько! Во народ! Олеська им не ко двору, бедная, работа у нее не престижная! А сама-то! Певица, блин! Да она детей нянчит! Актриса хренова! Видать, хорошо поет, раз со сцены турнули и больше туда не пустили! Ща все кому не лень в микрофон дудят, а Валькиной матери не слышно!
– Татьяна Карловна – женщина не первой молодости, учитывая возраст Валентина, думаю, ей, по крайней мере, лет пятьдесят пять, для эстрады она не подходит. И потом, Олежко собирает сказания, частушки, ездит по деревням в командировки…
– Гонялово, – рявкнула Яна, – стопудовые враки! Они там в семье, куда Олеська рвалась, фальшивые, ну как… елочные игрушки, навроде блестят, красивые, а сожми покрепче – и треснут в хлам. Танька с младенцами возится, только в лом ей признаться, западло считает другим прислуживать, вот и брешет. Знаю я таких! У нас в поликлинику одна ходит, бывшая медсестра, а теперь жена крутого. Ой, мамочки! Пока не заставит языком пол в кабинете вылизать, не успокоится! Я про Таньку точнехонько знаю!
– Откуда? – заинтересовался я.
Яна начала хрустеть пальцами рук.
– Мне уколы с перевязками делать надоело, вот я и надумала в няньки податься. А че? Медицинское образование есть, возраст подходящий, детей я люблю…
Я откинулся на спинку стула. Информация о Татьяне Карловне абсолютно мне не нужна, я пришел, чтобы выяснить некоторые подробности про Олесю, но Макс, обучавший в свое время меня технике допроса, не уставал повторять:
– Ваня, никогда не перебивай человека, если его тащит по кочкам, пусть несет, что пожелает, всякую чушь. Иногда в массе ерунды проскакивает нужная деталь. И еще, начав болтать, многие заговариваются, и тогда из них можно легко вытянуть любую информацию. Если человек несет, на твой взгляд, полную чушь, внимательно слушай – и в навозной куче попадаются жемчужины.
Я не один раз убеждался в правоте друга, поэтому сейчас кивал в такт словам Яны, а ту, как говорит Макс, понесло.
Решив стать няней, Яна отправилась в агентство. Может, медсестра и любит детей, но только деньги ей тоже по душе, поэтому Яночка не стала давать объявление в газету или опрашивать знакомых. Девушка очень хорошо знала: богатые и знаменитые, те, кто способен платить отличный оклад, никогда не станут подбирать прислугу на улице, обратятся к профессиональным посредникам.
Изучив список, Яна выбрала место под дурацким названием «Солнечное танго».[5]
– Ваще-то, я не с бодуна туда пошла, ща этих контор, как чипсов, ну просто лом. Фраернуться страшно. У Олеськи сестра есть, знаешь? – вдруг спросила собеседница.
Я кивнул.
– Машкой зовут, – неслась дальше Яна, – противная девка! С ней дружить нельзя, может дерьма насыпать. Вот я ей и позвонила, совета спросить.
– Нелогично обращаться за помощью к человеку, который, по вашим словам, «может дерьма насыпать», – удивился я.
Яна визгливо хихикнула.
– Не, нормально! Машка близким любит говна налить, а с посторонними вежливая, даже приветливая. А я ей кто? Два раза в год видимся. Машка все на хорошую работу устроиться пыталась, и в агентстве этом на рецепшен администратором сидела. Звякнула я ей, ну, туда-сюда, скажи, стоит ли в няньки идти? А Машка и говорит: «Вали в «Солнечное танго», деньги суперские заграбастаешь, если кастинг пройдешь». Ваще, Машка хоть и падла, но мне тогда помогла, посоветовала, че на себя надеть и как на вопросы отвечать правильно. Понимаешь?
Я вынул сигареты.
– Сейчас почти во всех фирмах при найме на работу приходится проходить тестирование. Вот только я не знаю, насколько оно точно раскрывает сущность претендента, умный человек мигом увидит расставленные ловушки.
Яна не испугалась предстоящего экзамена, вошла в кабинет к менеджеру, где ей объяснили ситуацию: среднее медицинское образование для элитной няньки является необходимым, но его одного мало. Женщина, которую охотно возьмут к детям, должна обладать правильной речью, знать обучающие игры, владеть некими психологическими приемами. А еще обязательны отличные характеристики с места прежней службы и без опыта работы нянькой нечего даже думать о сладком местечке в загородном коттедже или в столичном пентхаусе.
– Понимаете, – чирикала менеджер, – в любой профессии существуют чернорабочие и элитные специалисты. Мы работаем лишь с профессионалами.
– Понятненько, – уныло кивнула Яна, – значитца, я пошла вон.
– Постой, – улыбнулась менеджер, – ты мне понравилась, анкета хорошая, медицинское образование, есть возможность к нам пристроиться. Вот полистай.
Яна взяла тяжелый альбом и начала переворачивать страницы, на которых были наклеены фото улыбчивых женщин не первой молодости.
– Это кто? – удивилась девушка.
– Наши лучшие специалистки, – пояснила менеджер, – золотой запас, на каждую по десять заявок. Эти няни получают большие деньги, их ценят буквально на вес алмаза. Вот, допустим, Чехова Алла. Конечно, нельзя разглашать сумму ее вознаграждения, но попробуй угадать, сколько она имеет каждый месяц?
– Две тысячи баксов! – выпалила Яна.
– Больше.
– Три!!!
– Забирай выше!
– Неужели пять? – прошептала медсестра.
Менеджер хмыкнула.
– Опять не угадала. А еще подарки и социальный пакет: оплаченный отпуск, бюллетень. Хозяева няню на лучшее место сажают, еды не считают, хочешь такой стать?
– Да, да, да! – завопила Яна.
– Ну тогда у тебя один путь, – улыбнулась сотрудница агентства, – сначала заканчиваешь наши курсы. Они платные, учиться предстоит два года, затем практика в «Солнечном танго», будешь помощницей одной из элитных нянь, зарплаты на этот период не будет, поступаешь в полнейшее распоряжение женщины, помогаешь ей во всем. Если няня потом рекомендует тебя, тогда начинается иная жизнь, понимаешь?
– И вы согласились? – спросил я.
Яна помотала головой.
– Неа. Хитро слишком. Сначала им два года за науку плати, потом двенадцать месяцев бесплатно батрачь – и еще неизвестно, понравишься ли чужой тетке. Не даст рекомендации, и считай, что пролетела, как фанера над Парижем. Так вот! В этом альбоме была фотка матери Валентина, только там у ней фамилия другая, какая – не помню.
– Вы, наверное, ошиблись, – улыбнулся я.
– Нет, – уперлась Яна, – я памятливая очень, навсегда любую морду с первого раза запомню. Вот вас отсканировала, теперь через пять лет встретимся, и усе! Мимо не пройду, остановлюсь и про здоровье спрошу.
– Вы встречались с Татьяной Карловной? – удивился я.
– Неа.
– Почему же утверждаете, что в альбоме с нянями видели ее снимок?
Яна вытащила сигареты.
– Валентин – дурак. Ну полный! Когда Олеська на мою квартиру съехала, я к ней в гости пришла – посмотреть, как она устроилась. Захожу в комнату, гляжу, во блин, натуральный мавзолей! На подоконнике фотка в рамке, перед ней цветы стоят, меня прям заколбасило, спрашиваю:
– Этта кто ж помер? Не знаю такую!
Олеся нервно оглянулась и, несмотря на то что в квартире никого, кроме нее и Яны не было, шепотом сказала:
– Это мама Валентина, Татьяна Карловна.
– Че? Покойница?
– Нет, она жива и здорова.
– За фигом тогда клумба? – не успокаивалась Яна.
Олеся замахала руками.
– Тише, тише! Не дай бог, он услышит!
– Его ж нет, – резонно заметила Яна, – и че обидного? Не врубаюсь.
– Валентин очень любит маму, – пустилась в объяснения Олеся, – он всегда носит при себе ее фото. Как только мы встречаться на твоей квартире стали, он на подоконник снимок поместил, сказал, что ему без него плохо.
– Икона, блин, – заржала Яна, – ну, Олеська, не завидую тебе. Если парню мамочка так нужна, что он ее фотку аж у койки держит, значит, вертит им баба, как младенцем. Нет у тя шансов. Не теряй времени зря, ищи нормального мужика.
– Я Валю люблю, – ответила Олеся, – ради того чтобы вместе быть, постараюсь Татьяне Карловне понравиться.