Андрей Константинов при участии Игоря Шушарина и Александра Новикова Решальщики Книга четвертая Развал/схождение
ИСТОРИЯ СЕДЬМАЯ, повествующая о нетривиальных методах борьбы с клептоманией, о членстве в Клубе первых жён, а также убедительно доказывающая, что в нашей жизни мистическое чаще всего идет об руку с прозаическим
— …Базовая! Это зал. Девятый на связи!
— Слушаю, девятый.
— У нас в гостях «миссис Клювдия». Как поняли?
— Понял тебя. Какой сектор?
— Сектор «С». Молочные товары.
— Принято. Молочные товары.
Дежурный оператор пульта мониторинга зала пощелкал рычажками и вывел на основную телепанель увеличенную картинку сектора «С».
В этот утренний час в сетевом универсаме «Всячина» народу было немного, так что опознать бредущую вдоль полок выдающуюся (во всех смыслах) фигуру госпожи Нарышкиной особого труда не составило. Дежурный выставил фокус на максимальный зум и через пару секунд вполне отчетливо разглядел, как Елена Ивановна кладет в тележку пакет молока, а затем, воровато озираясь, подмахивает два глазированных сырка и прячет их в карман плаща.
— Девятый! Это базовая! «Миссис Клювдия» прикарманила два сырка.
— Понял, поднялась на два сырка. Похоже, направляется к кассам… Что-то негусто сегодня.
Изображение Нарышкиной исчезло было с телеэкрана, но дежурный переключил «телевизоры», и пошаговая жизнь наблюдаемого объекта вернулась в режим пошаговой визуальной доступности.
Елена Ивановна и в самом деле прошла к кассам и пристроилась к хвостику длиною из двух человек. Неуклюже делая вид, что изучает прессу на стойках, она, не без ловкости, подрезала из фирменной шоколадной горки «сникерс», который составил компанию сыркам.
— Базовая! Это девятый. Мне показалось, что сейчас было движение.
— Тебе не показалось. Есть шоколадка. Левый карман.
— Понял вас, базовая. Наши действия?
— Щас, погоди… — Дежурный набрал три цифры на служебном телефоне. — Игорь Алексеевич? Дежурный пульта́ Малахов. На кассе «миссис Клювдия». Да… Взяла два сырка и шоколадку… Что?.. Согласен, меньше вони будет… — Дежурный положил трубку и снова схватился за рацию:
— Девятый! Базовая.
— На приеме, базовая.
— Распоряжение старшего — «Клювдию» пропустить.
— Понял. Пропустить…
Дежурный откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову и с выражением брезгливого презрения принялся наблюдать за тем, как супруга заместителя главы одного из ключевых комитетов Смольного оплачивает покупки и, минуя временно отключенную рамку, с торжествующим видом выкатывается на улицу.
Через пару минут Елена Ивановна не без потуги втиснулась на водительское сидение серебристой «хонды» (подарок мужа на двадцатилетие совместных мучений) и только теперь заметила, что на лобовом стекле под левым «дворником» нарисовался инородный, полиграфического происхождения, предмет.
Костеря почем зря назойливых спамеров, от которых ныне проходу нет, госпожа Нарышкина выбралась из салона и раздраженно потянулась к мусорной рекламе. Вот только на поверку та оказалась не скидочной листовкой и даже не зазывным предложением интим-услуг — в руке у Елены Ивановны очутились три необычные игральные карты, соединенные скрепкой степлера наподобие миниатюрного веера.
Эта в сущности ерундовина отчего-то заставила «миссис Клювдию» вздрогнуть всем своим XXLвским размером, «сбледнуть с лица» и задрожавшими, густо оперстнёнными пальцами потянуться за мобильным телефоном:
— Оля?! Это Елена Ивановна!.. Опять! Опять началось! На том же самом месте!.. Что?.. Нет, на этот раз какие-то карты, три штуки. Нет, не похожи на игральные… Может быть… О, Господи! Я не знаю!.. Нарисовано? Сейчас… Меч как туз. Еще мечи — девять сразу. И еще… здесь уже десять… Где посмотришь? Хорошо. Жду…
Госпожа Нарышкина сбросила звонок и принялась нервно расхаживать взад-вперед, сминая в кулачке напугавший ее сувенир.
Ответный звонок прозвучал минут через пять.
К тому моменту Елена Ивановна уже накрутила себя настолько, что умудрилась запутаться в кнопках родного телефона и ответила лишь после дюжины однообразных птичьи-руладных вызовов:
— Да, Оля. Слушаю… Где? Какой сайт?.. И что там написано?.. Да-да: туз, девятка и десятка… Ну?.. Господи! Да говори же скорей!.. ЧТО?..
В химически-завитой голове «миссис Клювдии» всё поплыло. Ноги ее мгновенно сделались ватными и перестали удерживать грузное тело. Ища точку опоры, супруга вип-чиновника прислонилась к машине и в близком к полуобморочному состоянии сползла на асфальт.
— Врача! Скорей! Здесь даме плохо! — завопила охраннику на входе случайно оказавшаяся поблизости сердобольная женщина и обеспокоенно склонилась над уходящей в бессознанку Еленой Ивановной.
В этот момент порыв холодного октябрьского ветра подхватил выпущенные из ослабевшей влажной ладони три скрепленные карты и понес их по асфальту парковки.
«Туз». «Девятка». «Десятка».
Не просто перебор. А перебор — с не слабой горочкой…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Санкт-Петербург, 2011, 20 октября, чт.
Федор Николаевич умирал.
Нет, это не было вопросом ближайших нескольких дней или, бог даст, недель. Тем не менее это все равно должно было случиться в обозримом будущем. В том самом, которое оченно не хочется обозревать.
Федор Николаевич умирал и знал это. Хотя и Лощилин, и трижды приводимый Ольгой целитель с физиономией хитрована дежурно и безыскусно пытались уверить его в обратном. Дескать, самая страшная фаза миновала, и теперь на горизонте якобы забрезжили шансы не просто вынырнуть из недуга, но и удержаться на поверхности жизни.
Угасающим разумом Федор Николаевич понимал, что подобные фальшиво-оптимистичные реплики произносятся из лучших побуждений. Однако душой таковую ложь во спасение не принимал. Ибо не спасала она его: ни от болей — мучительных, нестерпимых, ни от мыслей о смерти — скорой, неминуемой.
С каждым днем Федор Николаевич все хуже видел и слышал. А когда пытался что-то произнести, запекшиеся губы отказывались шевелиться и через слово выдавали хриплый противный свист. В положении полусидя отныне он способен был проводить не более десяти минут, после чего снова в бессилии валился на подушки…
«Скорей бы пришла Ольга! — единственная слабая надежда теплилась сейчас в мозгу Федора Николаевича. — Отчего ее так долго нет? Неужели… неужели она не смогла достать таблетки? Нет-нет, не может быть! Только не это!»
Таблетки… Эти маленькие, красного цвета капсулки, похожие на спрессованные, затвердевшие капельки крови, — единственное, что теперь по-настоящему способно было радовать Федора Николаевича. Если в нынешнем его состоянии производная от «радости» вообще контекстно-уместна. С этими волшебными таблетками не могло сравниться ничто — даже любовь Ольги, которая все эти последние месяцы, неся свой крест и мужественно закусив такие родные и такие отчаянно-желанные губки, столь же отчаянно билась за его жизнь.
Ольга… Закатный лучик солнца, подаренный ему в конце пути. А вернее сказать — в самом его начале. Аккурат перед заходом в пресловутый тоннель бесконечности, из которого еще никто никогда не возвращался.
Воспоминание об Ольге заставило Федора Николаевича болезненно повернуть шею и скосить глаза на прикроватную тумбочку. Где, помимо бесчисленных медицинских причиндалов, стояла тарелка с едой, к которой он ни разу не притронулся, и лежала трубка домашнего радиотелефона. Менее чем через час должна была начаться финальная стадия переговоров со шведами. Если сделка состоится на тех условиях, которые разработал и выставил он, то за более-менее обеспеченное будущее Ольги можно быть спокойным. Да-да, именно «будущее». То самое, в котором персонального столика для Федора Николаевича не зарезервировано…
«Нужно позвонить в офис и еще раз (в который по счету?) все обговорить. Так, чтобы у них от зубов отлетало. Чтоб в последний момент не накосячили, не пошли на поводу у скандинавов», — подумалось Федору Николаевичу.
Стиснув зубы, выпростал из-под одеяла онемевшую левую руку и потянулся за телефоном.
* * *— Владислав Антонович! Ну что вы таращите на меня глаза, как заяц на ночной автобус? Я вам русским языком объяснил, что свою визу на договор в таком виде не поставлю! — Доселе пытавшийся как-то сдерживаться инспектор Петрухин более не скрывал своего раздражения. — Я понимаю, что в последнее время вы постоянно болтаетесь по заграницам и, возможно, на английском вам доступнее. Но — увы, я не владею никакими другими языками, кроме матерного и одесского суржика. Если хотите, могу попробовать перевести?
— Не хочу, — буркнул менеджер отдела сбыта по фамилии Лобков.
Был сей деятель «магистральных» бизнес-искусств элегантен, благоухающ и столь гладко выбрит, что невольно вызывал ассоциации с пресловутой «фамильной» частью женского тела из зоны глубокого бикини. Подвергшейся ежегодной предкурортной эпиляции.
— Не хотите — как хотите. Еще вопросы имеются?
— Имеются.
— Озвучивайте.
— Этот договор обязательно должен быть отправлен сегодня. У нас и так все сроки полетели. К чертовой матери.
— Положа руку на сердце, мне начхать с колоннады Исаакиевского собора на то, в каком направлении чартерно отправились ваши сроки. Меня другое тревожит.
— И что же?
— Складывается впечатление, что, воспользовавшись болезнью нашего юриста, вы подсовываете подобного рода бумаженции в расчете на мою некомпетентность. Так вот, спешу разочаровать: помимо церковно-приходской школы, я в свое время закончил и трехмесячные юридические курсы.
— А вот у меня складывается впечатление, что вам, Дмитрий Борисович…
— Ну-ну, продолжайте…
— …что вам, как бывшему сотруднику органов, свойственно нагнетать нездоровую истерию. Дабы… — менеджер задумался, подбирая формулировку, — дабы показать свою полезность и незаменимость. Пускай бы и на пустом месте.
Под конец своей вспыльчивой фразы Лобков прикусил язык, запоздало сообразив, что подобного рода дерзость может выйти боком.
Однако Петрухин дерзновенный порыв оценил и понимающе улыбнулся:
— Я в курсе, Владислав Антонович, что наша с господином Купцовым деятельность в этих офисных стенах вызывает раздражение. Мол, все при деле. Все, аки пчелки, пашут на благо корпоративного улья, походя ломая — не жилы, но жала. И только два бездельника-инспектора шляются по фирме, всюду суют свой нос и отрывают людей от производственного процесса. Так?
— Я такого не говорил.
— Вы такое подумали. Ладно, в конце концов — ваше право. Но договор в подобном виде все равно визировать не стану.
На столе очень вовремя затрезвонил служебный телефон, и Дмитрий с несвойственным ему рвением именно что рванул трубку:
— У аппарата!.. Что, прямо-таки «требует»?.. Хорошо, сейчас поднимусь… Извините, Владислав Антонович, я вынужден свернуть нашу аудиенцию, поскольку меня срочно вызывает Брю… Виктор Альбертович.
* * *Деловой разговор забрал последние силы.
Запрокинув голову, Федор Николаевич неподвижно лежал на спине и одними губами шептал/повторял немудреную, собственного сочинения — то ли молитву, то ли мантру: «Господи! Я не верю в Тебя. Но… Но помоги мне, яко милостив… Пускай поскорее вернется Ольга и… И принесет мне таблетки!..»
* * *— Приветики! Прекрасно выглядишь. Впрочем, как всегда, — отдежурился Петрухин. — Шеф там один, или?..
— У него посетитель. Замглавы КУГИ.
Брюнетовская секретарша Аллочка встретила вошедшего в приемную инспектора взглядом полных печали глаз. Ностальгия по былой, пускай и мимолетной, близости с сотрудником «магистральной» СБ в данную минуту срезонировала у нее с наступившими «критическими днями». А посему душа, не задумываясь о последствиях, буквально рвала декольте. Поспешая излиться за наболевшее.
— Часом, не господин ли Нарышкин?
— Он самый.
— Оп-па! Неужто наши парни снова супружницу прихватили?
— О чем ты?
— Ах да, ты ведь за ту историю не в курсе. Доложишь?
— Да, сейчас, — подтвердила Алла и внимательно, словно сканируя, уперлась малахитовым зеленоглазием в инспектора. — Дима, скажи: ты меня больше не любишь?
«О Боги! Только не это!» — мысленно простонал Петрухин.
Впрочем, раньше или позже, но подобного разговора все едино было не миновать. Потому как… Мужчина — он прощает и забывает. А вот женщина — в лучшем случае только прощает. А вот в части «забыть» — никогда.
— Э-э-э-э… В каком смысле?
— А разве в этом вопросе может быть какой-то иной смысл?
Застигнутый врасплох инспектор изобразил на скорбном челе попытку запуска мыслительного процесса.
— На работе ты меня избегаешь, — начала выкладывать аргументы вкупе с фактами Алла. — Совсем перестал звонить. Я уже не говорю о встречаться… Так, может, ее и не было?
— Кого?
— Любви.
Это уточнение было произнесено с такой тоской и одновременно с такой же потаенной на обратное надеждой, что Дмитрий окончательно растерялся. Не понимая — то ли начинать плакать, то ли смеяться.
— Алла… Понимаешь… Тут такое дело… Одним словом…
— Понимаю. Я была нужна тебе только для секса?
— Нет… Ну… — слабо запротестовал Петрухин. — Ну, не только…
А вот последнее инспектор ляпнул, разумеется, не подумав. Судя по тому, как ухоженные пальчики секретарши нервно зашарили по столешнице в поисках чего-нибудь «потяжелее», в направлении башки законченного циника и хама сейчас должен был проследовать некий предмет.
Однако старт, по счастью, был отложен раздавшимся из селектора недовольным голосом шефа:
— Я десять минут назад просил прислать ко мне Петрухина!
— Виктор Альбертович! Он здесь, в приемной… Только-только вошел.
— Так пусть заходит! После шуры-муры разводить станете!
Страдальчески реагируя на прозвучавшие как издевательство «шуры-муры», секретарша сбросила кнопку вызова и с нелегко давшимся металлом в голосе казенно отчеканила:
— Господин Петрухин! Пройдите к директору!
— Слушаюсь. И повинуюсь, — исторг облегченно Дмитрий и торопливо просочился в кабинет.
Аллочка поднялась со своего места, поплотнее прикрыла за ним дверь и…
…и разрыдалась в голос…
* * *В интерьерах брюнетовского кабинета чиновник из Смольного смотрелся непривычно жалким и потерянным. По крайней мере, он совсем не походил на своего грозного телевизионного двойника, каковой в выпусках местных новостей с завидным постоянством источал грома и молнии в адрес нерадивых подчиненных. Вселяя столь нехитрым образом в доверчивые сердца пенсионеров и домохозяек обманчивое ощущение, что городское имущество в кои-то веки вверено в надежные, да что там — в железные руки.
— Я так понимаю: представлять вас необходимости нет? — на всякий случай уточнил Виктор Альбертович.
— Нет-нет, — протягивая вспотевшую ладонь, выступил навстречу инспектору Нарышкин. — Мы уже имели честь пересекаться с Дмитрием Борисовичем. При… э-э-э-э-э… известных обстоятельствах. Замечу, Виктор, что тогда ваш сотрудник проявил должные такт и деликатность. Собственно, потому я и принял непростое решение обратиться к вам. А не…
Тут Станислав Аркадьевич окончательно замялся/стушевался.
— А не в силовые структуры, — докончил за чиновника Петрухин.
— Да-да. Именно. Тем паче, что слухи о ваших… э-э-э-э… успехах и подвигах эхом докатились и до наших стен.
— Это которые желтого цвета.
— Почему желтого? — не понял Нарышкин.
— Фасадные цвета Смольного.
— Ах да, разумеется. Извините, я сегодня не в лучшей форме.
— Ничего страшного, — миролюбиво «извинил» Дмитрий. — А за «эхо» — отдельное спасибо. Посему постараемся оправдать. Высокое доверие. Так что у вас стряслось? У супруги очередной приступ клептоманства?
— Борисыч! — укоризненно покачал головой Брюнет.
— Ничего-ничего. Я сам всегда ратую за то, чтобы вещи назывались своими именами, — вступился за дерзкого инспектора Нарышкин. — Нет, Дмитрий Борисович, в данном случае у нас проблема… э-э-э-э… иного свойства. Я не исключаю, что все это вам покажется смешным…
— Станислав Аркадьевич, а можно — сразу и ближе к делу? — предложил Дмитрий, по-свойски плюхаясь на гостевой диванчик. — Без предварительных любовных ласк и прелюдий?
Петрухин ощущал себя фактически хозяином положения и уже вовсю прикидывал: какое количество тугриков следует содрать с этого правительственного хорька за профессиональную «авторскую» консультацию? Поскольку совершенно отчетливо угадывалось, что тема, с которой заявился господин Нарышкин, «магистральных» дел не касалась. Разве что опосредованно — в имиджевой их части.
— Да-да, конечно, — согласился Станислав Аркадьевич, малость шокированный развязным поведением собеседника.
Несколько секунд чиновник собирался с мыслями, а потом, тяжко выдохнув, принялся излагать суть проблемы:
— Тут, видите ли, вот какое дело: в конце прошлой недели некий — я все-таки очень надеюсь, что шутник — подбросил моей Леночке три карты.
— Вы же сказали, что всё началось немного раньше? — напомнил чиновнику Брюнет. — С куклы?
— Да-да, точно так. Спасибо, Виктор. Действительно, всё началось с куклы.
— Однако! — хмыкнул Петрухин. — «Три карты». «Кукла». Считайте, вы меня заинтриговали.