— Тут, видите ли, вот какое дело: в конце прошлой недели некий — я все-таки очень надеюсь, что шутник — подбросил моей Леночке три карты.
— Вы же сказали, что всё началось немного раньше? — напомнил чиновнику Брюнет. — С куклы?
— Да-да, точно так. Спасибо, Виктор. Действительно, всё началось с куклы.
— Однако! — хмыкнул Петрухин. — «Три карты». «Кукла». Считайте, вы меня заинтриговали.
Флэш-бэкНачало октября. Отзолотившая своё осень только-только сменила «аватарку» на уныло-слякотный дагерротип.
В городе стыло, ветрено, мокро. Словом — противно.
Елена Ивановна Нарышкина выходит из угодливо-автоматически распахиваемых дверей знакомого нам универсама «Всячина», толкая перед собой нагруженную доверху тележку. Что именно в данный момент дополнительно транспортируется в карманах ее плаща, нам неведомо, да это сейчас и не столь важно.
Супруга чиновника подкатывает к машине, пытается открыть багажник и с удивлением обнаруживает, что тот, оказывается, и не заперт.
Зело подивившись такому обстоятельству, Елена Ивановна заглядывает внутрь и натыкается там на ручной работы, неуклюже сшитую куклу с выпученными глазами-пуговицами. Подобного рода игрушки частенько мастерят ученицы начальных классов — впервые и вынужденно взявшие в белы рученьки иголки на уроках по домоводству.
К слову — об иголках: самопальная кукла истыкана оными, что называется, с головы до пят.
Елена Ивановна испуганно озирается по сторонам, затем хватается за мобильник и, вызвав номер супруга, начинает отчаянно блажить:
— Стасик! Срочно приезжай! Я на парковке, возле магазина!.. Что?! Ты издеваешься? Какое совещание?! Какой еще губернатор?!. Да! Именно что случилось! Да!.. Твою жену хотят убить!!! Вот что случилось!!!
* * *— …Стоп! А почему ваша супруга вот так вот, с ходу, решила, что ее хотят убить?
— Леночка клянется, что, когда заходила в магазин, специально проверила багажник — тот был закрыт, — пояснил Нарышкин.
— И чего?
— Согласитесь, что злоумышленник, который сумел открыть багажник, с таким же успехом мог подложить туда не куклу, а, скажем, бомбу.
— Резонно! — авторитетно заметил Брюнет.
— А смысл? — не менее авторитетно пожал плечами Петрухин. — Кабы в тот момент рядом с машиной находились вы оба — еще куда ни шло.
— Борисыч!
— Прошу пардона! Я всего лишь хотел сказать, что по роду деятельности у Станислава Аркадьевича всяко на порядок больше… пускай и не кровных врагов, но недоброжелателей точно.
— Я понимаю ход ваших мыслей, Дмитрий Борисович. Признаться, и сам немало размышлял над этим. Потому что у Леночки действительно нет врагов. Она очень открытый, очень общительный человек. А что касается ее недуга… Ну, вы понимаете?.. Я всегда старался… э-э-э-э… загладить… э-э-э-э… ущерб, который она…
— Хорошо-хорошо. За «недуг» всё понятно. А, скажите, ваша жена всегда ездит за покупками одна?
Нарышкин развел руками:
— В том-то и дело, что обычно ее возит наш персональный шофер, Миша. Но именно в то утро он отпросился к врачу. К зубному.
— Ясно. А через… сколько вы сказали? Десять? А через десять дней на той же самой парковочке возникли эти три карты. Так?
— Да, — подтвердил Станислав Аркадьевич. — Три, как выяснилось позже, карты Таро.
— Еще раз напомните расклад.
— Перевернутые: туз мечей, десятка мечей, девятка мечей. Если верить специальной литературе, такой расклад символизирует порчу, которая может привести к смерти. Через, дословно, «усыхание человека».
— Лично я, братцы, не верю во все эти карты, — проворчал Виктор Альбертович. Который на заре своей туманной криминальной юности немало времени провел на катранах и почти профессионально играл в ныне практический забытый терц.[1] — В куклу с иголками — еще куда ни шло, всякие там «вуду-шмуду». Но вот карты…
— Я тоже, до недавнего дня, не верил, — печально согласился Нарышкин. — Вот только факты.
— Какие факты? — оживился Дмитрий.
— Видите ли, моя жена сильно комплексует по поводу своей внешности. В части… э-э-э-э… форм.
— Да? А по мне так с формами там как раз все в порядке.
— Борисыч! — исторг суровую укоризну Брюнет.
А вот Станислав Аркадьевич, напротив, соглашательски закивал:
— Да-да, я тоже так считаю. Но вот Леночка… Уж на каких диетах не сидела, уж по каким врачам не ходила. Массажеры-тренажеры. Всё впустую, ни грамма не могла сбросить.
— Природу не переделаешь, — важно заключил Виктор Альбертович и невольно скосил глаза на свою солидное брюшко. — Кому сколько отмерено, столько тому и весить.
— А тут, сразу после истории с картами, за два дня потеряла почти три с половиной кило. Собственно, после этого с ней случилась форменная истерика, и мы вынуждены были обратиться в клинику неврозов. Где Леночка в настоящий момент и пребывает.
Как Петрухин ни старался, однако сдержать ухмылочки не смог:
— Хотите сказать, началось то самое «усыхание»?
В ответ Виктор Альбертович наградил подчиненного та-а-аким взглядом, что Дмитрий невольно закашлялся.
— Я допускал, что мой рассказ вызовет у вас… э-э-э-э… иронию, — обиженно среагировал на ухмылочку Нарышкин. — Но, поверьте, Дмитрий Борисович, лично мне сейчас совсем не до смеха.
— Извините, я это… того, глупость сморозил. Скажите, Станислав Аркадьевич, ваша супруга всегда пользовалась услугами именно этого универсама?
— Напротив, он ей очень не нравился.
— Почему?
— Во «Всячине» небогатый выбор свежей зелени. Да и овощи, в основном, заморские, безвкусные.
— Есть такое дело, — подтвердил Брюнет. — По этой причине моя покупает овощи исключительно на рынке.
— Вот-вот. С шофером Леночка тоже старается ездить на рынок, на Кузнечный. Но так как сама она — водитель неважнецкий, в одиночку не рискует выбираться далеко. Тем более в центр. Старается обходиться теми магазинами, что ближе к дому.
— То есть в день «трех карт» ваш водитель снова отсутствовал? Что, опять зубы?
— Представьте себе — да. Там у него какой-то сложный, запущенный случай.
— Бывает, — задумавшись, машинально подтвердил Петрухин.
Между тем Нарышкин посмотрел на часы и присвистнул:
— Ого! Прошу прощения, господа, но через сорок минут я, кровь из носу, должен быть в Смольном, на совещании у губернатора.
— Конечно-конечно, — закивал Брюнет и, натужно кряхтя, стал выбираться из-за стола.
— Что, опять «проклятые рудники»? — понимающе вопросил Петрухин.
— Ага, болят по осени старые раны. Спина, будь она неладна… Пойдемте, Станислав Аркадьевич, я провожу. Борисыч, а ты дождись меня! Можешь пока попросить Аллу, чтобы сварила кофе.
— Всенепременно. Дождусь, — подтвердил Петрухин.
Надо ли говорить, что ни за кофе, ни за чем-либо еще обращаться к секретарше Дмитрий не стал?
Ибо уж лучше умереть от жажды, чем попадать под руку дважды.
Ведь рука нынче у Аллочки была та еще. Горячее не бывает.
Кстати, а сколько они вообще среднестатистически длятся?
Ну, эти? Которые «критические»?..
* * *Пока Петрухина активно втягивали в очередной сыскной блудняк, его напарник — Леонид Николаевич Купцов, манкируя служебными обязанностями, проводил время в отдельной больничной палате на отделении военно-полевой хирургии ВМА. Где уже три недели кряду томилась жертва циничного дорожно-транспортного происшествия — юрисконсульт «Магистрали» Яна Викторовна Асеева.[2]
К слову сказать, за время вынужденной обездвиженности госпожи Асеевой в их с инспектором отношениях наметились воистину тектонические подвижки в сторону взаимной приязни. С перспективой дальнейшего поступательного движения.
Тьфу-тьфу-тьфу — чтоб не сглазить…
— …И чего сказал врач? Когда снимают гипс?
— Если все будет нормально, обещают в понедельник.
— Ух ты! — восхитился Купцов и с лукавой прищуринкой добавил: — Ну что ж, в таком случае откладывать дальше никак нельзя.
— Чего откладывать?
— Представляешь, я еще ни разу в жизни не занимался любовью с женщиной в гипсе!
— Леонид Николаевич! Да вы форменный извращенец!
— Не скрою — так и есть. Но это — мой единственный недостаток.
С такими словами Леонид сделал попытку приобнять Яну.
И в ответ был незамедлительно удостоен шутливого шлепка по лбу загипсованной конечностью.
— Инспектор Купцов! Прекратите немедленно! Иначе…
— Иначе что?
— Я пожалуюсь вашей сестре, — как бы сурово докончила фразу Яна Викторовна. — Кстати, в отличие от вас, она произвела на меня самое благоприятное впечатление. Вот и верь теперь в недалекое от яблони яблочко.
— Я пожалуюсь вашей сестре, — как бы сурово докончила фразу Яна Викторовна. — Кстати, в отличие от вас, она произвела на меня самое благоприятное впечатление. Вот и верь теперь в недалекое от яблони яблочко.
Здесь Асеева невольно улыбнулась, снова припомнив недолгий тет-а-тетный разговор с младшей сестрой Купцова, случившийся в тот момент, когда Леонид ненадолго отлучился из палаты.
— …Знаете, Яна, какой у меня брат?!
— Знаю. Немножко.
Несмотря на то, что женщины в данный момент были одни, далее Ирина все равно перешла на шепот:
— А вы знаете, что он в вас влюблен?
— Правда? А откуда ты?..
— Я давно догадывалась, что Лёнька по кому-то… В общем, сохнет… А вот сейчас, когда увидела, как он на вас смотрит…
— И как же он смотрит?
— С обожанием!.. Ну что вы смеетесь? Я серьезно говорю!
— Нет-нет. Я не смеюсь. Извини, пожалуйста.
— Так вот, Яна! Вы мне тоже понравились.
— Спасибо.
— Поэтому знайте: если что, с моей стороны возражений не последует. Ну, а то, что у вас маленький сын, — это ничего страшного. Не волнуйтесь, со мной малыши обычно ладят…
— …А вот с Иркой — это удар ниже пояса!
— Ну, допустим, на подобный удар я и сама способна.
Юрисконсульт потянулась за костылем, и Купцов, изобразив испуг, шустро отскочил от кровати.
— Да, и вообще: с чего вдруг вы, Леонид Николаевич, решили, что я изменила свою позицию в части… э-э-э-э… наших с вами отношений?
— А знаете, Яна Викторовна, какое ключевое слово в произнесенной вами фразе? — расплылся в довольной улыбке инспектор.
— И какое же?
— «Наших с вами».
В этот момент подал голос купцовский мобильник. Заблаговременно предупреждая, что комиссарского тела возжелал ни кто иной, как инспектор Петрухин.
Леонид подошел к окну, комфортно разместился на широком подоконнике и лишь тогда, с большой, надо признать, неохотой, ответил на входящий:
— Здравия желаю!
— И вам не хворать! Купчина, ты еще в больничке? Подле очаровательных ножек нашего не менее очаровательного юриста?
— А что, ты уже скучаешь по мне?
— Не то слово! Слухай, когда будешь уходить, доберись до кабинета Наташки. Она чего-то трубку категорически не берет. Наверное, на операции.
— А, может, она просто не хочет тебя слышать?
— Да быть такого не могёт! Короче, оставь там для Натахи записку. Чтобы, как освободится, сразу мне отзвонилась.
— Вы бы определились, господин инспектор: по кому все-таки скучаете — по мне, или?..
Пока приятели обменивались взаимными пикировками, Яна Викторовна, улучив момент, подхватила со столика косметичку и принялась торопливо набрасывать экспресс-макияжик.
— …Шутка не удалась, шлифуй дальше, — вынес заключение Петрухин. — Между прочим, нам тут Брюнет новую халтуру подогнал.
— Денежную?
— Скорее, идиотскую. Из разряда «чищу карму, отрубаю энергетический хвост».
— А поподробнее?
— А подробнее — когда вернешься. Всё, давай особо там не рассиживайся. А то чё я тут, в одиночку, с минетджерами воюю? Пока-пока…
— Что-то случилось? В конторе? — поинтересовалась Асеева, пряча зеркальце.
— Случилось. Но не в конторе, — подтвердил Леонид. — Похоже, опять придется отрабатывать сторонний брюнетовый заказ. М-да… Что-то в последнее время я все чаще стал ощущать себя… проститутом.
— Надеюсь, хотя бы высокооплачиваемым?
— О да! И от этого ощущения становятся еще гаже.
— Попробуйте жертвовать получаемые гонорары на благотворительность. Может, станет немножечко легче?
— Именно этим я собираюсь заняться в самое ближайшее время.
— «Этим» — это чем?
— После твоей выписки я намереваюсь вытребовать у Брюнета недельку благотворительной реабилитации. И… — Купцов собрался с духом и выпалил: — И отправиться с тобой куда-нибудь в теплые края. С тобой и с Глебом, разумеется.
— Даже так? — прищурилась Яна Викторовна.
— Конечно. Тем более что с моим великовозрастным чадом ты уже знакома.
* * *— Я тоже считаю, Борисыч, что всё это — муть полная. Но не мог же я в циничной форме указать на дверь заместителю главы КУГИ! Особенно теперь, когда у нас только-только начало выстраиваться подобие нормальных внерабочих отношений.
Проводивший чиновника до дверей служебного автомобиля Виктор Альбертович вернулся в свой кабинет, где они с Петрухиным немедля затеяли обмен впечатлениями.
— Допустим. Но какого хрена он к нам-то прискакал? С его возможностями можно зарядить весь личный состав ГУВД. Как минимум, отдел по борьбе с мошенничеством.
— Нарышкин не хочет обращаться в полицию, резонно опасаясь утечки информации, — объяснил Брюнет. — Сам посуди: ну как эта история дойдет до журналюг? А сейчас это особенно нежелательно. С учетом той кутерьмы, что нынче творится в Смольном. Хрен ему между…
— Да, это было бы забавно! — захохотал Дмитрий. Представив себе фантасмагорическую картину: огромный бетонный фаллос разит, наподобие орудия таранного типа, парадный подъезд штаб-квартиры городского Правительства. Протискиваясь аккурат между парных кваренгиевских колонн. — Да, а что за кутерьма?
— Да там, почитай, две трети народу на чумоданах сидит. В ожидании новых кадровых подстав со стороны преподобного Георгия.[3]
— Тем более. Получается, Нарышкина в любой момент могут — за ушко, да на солнышко? Какой тогда нам смысл евойную задницу облизывать?
— А мы облизываем не нарышкинскую задницу, а кресло, в котором она сидит. Разницу улавливаешь?
— Примерно.
— Вот и славно. Короче, чего мыслишь?
— Пока я вижу здесь только две зацепки, — неуверенно признался Дмитрий.
— Выкладывай. Что я из тебя всё как клещами?
— Во-первых, водитель Миша. Который оба раза отсутствовал, но при этом знал, в какой именно магазин во время его отсутствия отправится хозяйка.
— А резон?
— Да шут его знает! Может, ему за работу недоплачивают? Или мадам чем-то обидела? Да мало ли может быть причин?
— Хорошо, согласен. Что «во-вторых»?
— Госпожа Нарышкина оставляла машину в так называемой «вип-зоне», где обычно паркуется руководство магазина. Наверняка этот сектор контролируется камерами.
— Толково! — похвалил Брюнет. — А с самой мадам пообщаться не хочешь?
— Если честно — нет. Мадам — клептоманка, так что у нее, по определению, с психикой не в порядке. А уж с учетом нынешнего «усыхания»… Не, я психов боюсь.
— А кто не псих? Покажи!
— Тоже верно. Именно по этой причине я намереваюсь подогнать к Нарышкиной своего специально обученного человека. К слову, его услуги недешевы.
— Что за человек? — озаботился Виктор Альбертович.
— Я свою агентуру не сдаю.
— Понял. Сколько?
Петрухин пощелкал внутренним калькулятором и озвучил итоговое:
— Думаю, триста баксов в самый аккурат.
Виктор Альбертович безропотно достал увесистое портмоне, отсчитал три зеленых бумажки и переправил инспектору с насмешливым:
— Держи, крохобор.
— Не крохобор, а педант, — пряча деньги, уточнил Дмитрий. — Кстати, ты намекнул господину чиновнику, что за бесплатно даже голодный заяц на барабане не играет?
— Всё! Сгинь! Иди, работай.
— Значит, говорил, — удовлетворенно подвел черту Петрухин, направляясь на выход. — И это правильно, Витя. Ибо борьба с потусторонними силами требует не менее потустороннего финансирования… Слушай, будь другом — вызови под каким-нить предлогом Аллку? Вот прямо сейчас.
— Зачем?
— Ты не анализируй, просто вызови, и всё.
— Хорошо, не вопрос, — Виктор Альбертович щелкнул рычажком и пробасил в селектор: — Алла, зайди ко мне. И захвати папку с контрактами по уральским поставкам…
* * *Сон как Чудо.
А Чудо — это… Это когда боль временно отступает, а истерзанный неотвязной, одной-единственной мыслью — мыслью о смерти — мозг проваливается в забытье.
Сон как убежище. Сон как спасение.
Жаль только, что с каждым днем он становится все более коротким, беспокойным и рваным.
Федор Николаевич нехотя разлепил веки, и волна жуткой боли накрыла его всего — с головой и с потрохами.
Он застонал, с неимоверным усилием приподнялся на локтях и прохрипел:
— Оля… О-о-о-о-ленька…
Из глубины необъятной квартиры послышались торопливые шажочки, скрипнула дверь, и в спальню впорхнула встревоженная Ольга.
— Ты звал меня, милый?
— Да, — выдохнул Федор Николаевич и рухнул на подушки. — Давно вернулась?
— Примерно час назад. Но ты так крепко спал, что я не стала тебя беспокоить.
— Подай мне таблетки. Да не эти! — застонал Федор Николаевич, зафиксировав движение в направлении прикроватной тумбочки. — Ты же знаешь, что ЭТИ мне уже не помогают. Дай мне ТУ, красную!