Проклятие старого ювелира - Бабкин Борис Николаевич 13 стр.


– Да заткнись ты! – закричал Леонид. – И не лезь больше с этими разговорами, не доставай. И без этого хлопот полон рот!

– Я люблю тебя, – тихо проговорила Илина, – и больше не позволю никому пользоваться тобой.

– Хорошо сказано, – усмехнулся он. – Только сначала надо решить свои проблемы, а их сейчас выше крыши.

– Ну вот что, Галина Петровна, – сказал полковник милиции, – вы просто не понимаете, что происходит. Сначала вы даете показания, в которых рассказываете, как увидели драгоценности в дипломате человека, оттолкнувшего малыша…

– Ничего я не видела. Я как раз билет проверяла. Не знаю я ничего. А подписала потому, что ребята из железнодорожной милиции просили, вот и все.

– В прошлый раз вы говорили другое. Если вам угрожают, то…

– Да кому я нужна, чтоб мне угрожать? Я говорю правду. Ведь сейчас за ложные показания наказывают, как вы говорили, вот я и…

– Так вас уже можно взять под стражу.

– Я подписку не давала, и о даче заведомо ложных показаний меня не предупреждали. Вот сейчас я и говорю правду.

– Я тебя все равно упрячу! – прошипел тучный майор милиции. – Или ты сейчас мне правду скажешь, или я тебя…

– А вот пугать не надо, – рассмеялась вторая проводница. – За это можешь и с погонами распрощаться, будешь на вокзале дежурить. Я говорю, что ничего не видела и ничего не знаю, вот и все.

– Послушайте, Алимов, – устало вздохнул следователь, – перестаньте. Вы же только самому себе делаете хуже. Вам грозит срок от восьми до пятнадцати лет…

– За что? – невозмутимо спросил Алимов. – Я ничего не знаю. Мне все это подсунули. А то, что, по вашим словам, есть свидетели, так пусть они мне это в глаза скажут. Да, я толкнул мальчишку, вот в этом и виноват. А на меня навесили черт знает что. Кстати, я не единожды писал жалобы прокурору, но почему-то…

– Они отправлены, – перебил следователь, – и разбираются. Санкцию на ваш арест суд дал. Вы задержаны с поличным, имеется свидетель.

– Но вы говорили – свидетели. Значит, остался один? Показания ваших постовых суд не учтет. А дамочка, сынишка которой грохнулся на перрон, может наговорить все, что угодно. И поверьте, гражданин начальник, суд меня оправдает и сразу освободит. А вы будете мне выплачивать десять тысяч европейской валютой за нанесение материального и морального ущерба, а также оплачивать мое лечение в больнице. Я выберу самую дорогую клинику.

– Ладно, – убирая бумаги в папку, буркнул следователь. – Значит, не желаешь себе срок уменьшить?..

Он надавил кнопку под крышкой. Вошел конвоир.

– Готовь Алимова, – сказал дежурный майор. – В СИЗО поедет. Давно пора. А то мы все перенервничали. Мало ли что он мог выкинуть. А домушника пока оставляют. Его, говорят, муровец в Москву повезет.

– Без конвоя? – удивился старший лейтенант.

– На самолете, наверное.

– И когда? А то надоел порядком.

– Когда нужно будет, тогда и повезут.

– Все отдали? – закуривая и дав прикурить Отмычке, спросил Ларионов.

– Ага, – выпуская дым, кивнул тот. – Ништяк, я один сижу. А то братва подумает, что я на ментов пашу. Хотя, наверное, и так уже базарок покатил: Отмычка в хате один, сигареты с фильтром шабит, хавает не баланду казенную. Да хрен я на них забил! Путный никогда не скажет, а остальные…

– Почему ты сразу не признался? – спросил капитан.

– Слышь, опер, эти побрякушки, которые вам Люсьен сдала, на пятнашку тянут. Не скажи вам, где я их хапнул, меня бы под пресс бросили и стали вышибать, где взял. Ведь не просто так вы за них уцепились. А мне за чужое похмелье ловить по-полному уж больно не хочется, своего девать некуда. Я домушник, а не спикуль драгоценностями.

– Понятно, – улыбнулся капитан. – А скажи, на Люсьен зло имеешь?

– Сначала – да. Думал, на кусочки разорву шлюху. Потом прикинул – сам ведь виноват. До этого дважды шкурье сдавало, ну и тут вышло. Так что сам Ваня с печки!.. – Отмычка с усмешкой махнул рукой. – Ей-то ничего не будет?

– Да вроде сначала пугали: кровь на этих побрякушках, и ей, мол, за укрывательство светит минимум червонец, – потом перестали. Она же не при делах.

– Она и не знала ни хрена. Потом уж я ей по пьяному делу рассказал. Расчувствовался, школьник. А этот Торба, значит, не в сознанку? Неужели мыслит, что за паровоза я с этими побрякушками срок тащить буду? Хрен ему на рыло! Я за себя отвечу, за другого шею под топор подставлять не буду.

– Верно рассуждаешь, – согласился Ларионов.

– А мне твое «добро» на это не надо, – огрызнулся Отмычка. – Мы с тобой на разных берегах реки, которая жизнью называется.

– Тоже верно, – улыбнулся капитан. – Только, знаешь, что-то у тебя не вяжется насчет кражи у Торбы. На кой хрен ты сюда-то приперся?

– Да надо было. Или вы мне хотите подвесить эту хреновину на шею и в омут? – Отмычка насторожился.

– Да что-то уж больно гладко у тебя получается. Обчистил Торбу, подарил кое-что подружке, а сам в Хабаровск поехал. Здесь как раз в тот день курьера с точно такими же украшениями взяли. Изготовитель один и тот же. И получается, что вроде как ты…

– Охренел, мент?! – заорал Отмычка. – Да ты думай, шевели мозгой, если она у тебя есть, конечно! Я домушник и никогда…

– Да ладно, – рассмеялся капитан, – я просто теорию развиваю.

– От такой теории и инфаркты у подследственных бывают, – угрюмо проговорил Отмычка.

– Да у тебя-то с сердцем все в порядке, – поддел его милиционер.

– А кто знает, ведь ни разу не проверял я эту штуку. Бывает, порой что-то сдавливает. В общем, иногда думаю – все, отходил Отмычка, пора на вечную стоянку отправляться. Потом вроде отпустит, и снова жить хочется. Ну а когда дело сделаешь и видишь в окно кабака, как менты носятся, на душе рай! – Он подмигнул капитану. – Правда, когда тебя увидел, понял: рай позади, впереди бог-прокурор и земной ад для грешников – зона. – Вздохнув, Отмычка снова закурил.

– А есть такие, кто вроде и доволен, что их взяли. Мол, зона – мать родная.

– Да только дураки так базарить могут. Воля – она и есть воля. За колючкой ты никто и звать тебя никак. Боишься, что сдадут ментам. Опасаешься шмона, если что-то ухапать сумел. В карты играешь – боишься. Выиграешь – опасаешься. Бывает, вместо расчета башку проломят или перо меж ребер сунут. Ментовни постоянно боишься. В общем, как разведчик, живешь сам на сам, а правила ничьи не нарушаешь. В зоне главное – человеком остаться, а это редко кому удается.

– А если бы я тебя отпустил, когда ты просил, вернулся бы?

– Сто процентов – да. Но к чему сейчас об этом базарить…

– Зачем ты в Хабаровск приехал? – в который раз спросил Ларионов.

– Просто так, – хмуро ответил Илья, – посмотреть эти места, вот и все.

– Ну, сейчас ты врешь. В общем, вот что, если там, куда ты рвешься, криминала нет, поедем вместе. Я что-нибудь придумаю, чтоб отпустили тебя со мной. На пару часов, не больше. Если решишься, то завтра, а скорее всего послезавтра поедем.

Отмычка внимательно смотрел на него.

– Слушай, – откашлявшись, заговорил он, – какой-то ты не такой. За тебя базар идет, что ты тот еще волкодав. А мне вот говоришь, что… – Отмычка помолчал. – Отвезешь, куда мне надо. Но ведь если стуканет кто, а в ментовке стукачей тоже полно, тебя же…

– А что это ты за легавого вдруг разволновался? – усмехнулся Ларионов. – Наоборот – ништяк. Тебе потом это в зоне зачтется. Ведь не западло у вас ментов подставлять.

– Не держи меня за шакала! – возмутился Отмычка. – Много и таких, как я. Они врага злейшего не сдают и не подставляют. А теперь ты скажи, только не вешай лапшу на уши, зачем тебе знать про мои дела в Хабаровске? Думаешь…

– Я тебе сказал, – перебил его капитан, – если просто что-то нужно тебе как человеку – едем. Решай сам.

– Гарика переводят в тюрьму, – сказала вошедшая в кабинет мужа Илина. – А насчет домушника ничего не известно. Вроде среди милиционеров ходит разговор, что москвич на самолете доставит его в Москву.

– А почему тебя домушник волнует? Это дела уже не наши…

– Но если в Москве возьмут Воеводу или кого-то из его людей, нас тоже арестуют. Ведь о нас молчать никто не будет.

– И что ты насчет домушника придумала? – усмехнулся Леонид. – Захват самолета? Или попробуем отбить его по дороге в аэропорт?

– Неплохая идея, – раздался голос вошедшего Палача. – Жаль, информация о перевозе Алимова в тюрьму поступила поздно. Можно было бы убрать его по дороге.

– Как? – поразилась Илина. – Нападать?!

– Просто взорвать машину, и все дела.

– И ты бы пошел на это? – тихо спросила она.

– Это очень просто. Хотя с Алимовым, кажется, ничего предпринимать не надо. Две свидетельницы уже отказались от первых показаний, и хрен их заставят дать по-новой. И третья скоро обломается.

– Тогда надо как-то давить на домушника, – сказал Леонид. – Ведь если в Москве предъявят обвинение Торбе, он сдаст всех, и на нас выйдут.

– Зачем он приехал в Хабаровск? – спросил Палач.

– Зачем он приехал в Хабаровск? – спросил Палач.

– Хамелеон ничего не говорит, – недовольно ответил Леонид. – Боится даже моего звонка. Трубку или сотовый дома берет жена. А на работу я ему сам не звоню. Кстати, ты же обещал поговорить с Хамелеоном.

– Обязательно поговорю, – кивнул Палач. – Но сейчас не мешало бы задействовать и Жреца. Какого черта…

– Сначала давай решим с Хамелеоном, – перебил Леонид, – а уж потом и со Жрецом поговорим. Его вообще трогать не надо бы. Ведь когда нас возьмут, только он может что-то…

– Ты допускаешь и это? – встрепенулась Илина.

– Я уже все допускаю, – мрачно отозвался Леонид. – Что-то все пошло кувырком. С Алимовым вообще дурдом. Менты о нем без смеха говорить не могут. А тут хоть плачь…

– Нечего об этом болтать зря, – вмешалась Илина, – надо что-то делать. Если последняя свидетельница не изменит показания, то…

– Тогда нам хана, – сказал Леонид. – А тут еще Суслик, мать его!.. И где он со своими дружками, неизвестно. А если они в милицию обратятся? Представляете, что будет?

– На Суслике и его приятелях по крайней мере пять трупов, – засмеялся Палач. – Не думаю, что они с этим пойдут в милицию. Но найти их надо. Я дал Тайге сутки, потом займусь этим сам.

– Смелый ментяра! – усмехнулся Тайга, рассматривающий крадущегося по склону сопки капитана. – Я думал, такие только после Отечественной войны были. Оказывается, и сейчас имеются. А ходить по тайге умеет, – удивленно проговорил он. – Паузы делает, чтобы вслушаться и оценить обстановку. И звук тайги понимает мент. Можно было бы снять, но наверняка кто-то знает, что он в сопки пошел, и понаедет мусоров туча, Суслика с компашкой в поселке найдут. А этого как раз и не надо. Так что живи, мент! – Он повернулся к скуластому мужику с винтовкой. – Уходим через верхотуру, следов не оставлять. Мент, как собака охотничья, след чувствует, грамотно идет. У него времени, чтобы до этого места дойти, минут сорок. Так что тронулись.

– Слышь, мужики, – разливая водку по стаканчикам, проговорил невысокий мужчина в тренировочном костюме, – вы, случайно, чужих в поселке не видели?

– Да чужих тут полно, – взяв стаканчик, отозвался красномордый мужик неопределенного возраста. – Около поселка шастают несколько, ищут кого-то. Ты из них будешь?

– Заработать желание имеется? – ушел от ответа невысокий. – Каждому по сотне зеленых. И этого, – он кивнул на литровую бутылку водки, – ящик.

– Надо подумать… – Коренастый бородач в замызганной майке отпил глоток из пластмассового стаканчика. – Где твои приятели, сколько их, кстати, и как узнать?

– Суслов, – ответил невысокий, – Пашка. Его здесь…

– Суслика мы все знаем, – перебил его лохматый мужик. – А на кой хрен он вам нужен? Только не пой Лазаря, что это кент твой. Мы в кентах понимаем, их с винтами не ищут.

– А это уже мое дело, – улыбнулся невысокий. – Вы заработать желаете или…

– Слушай сюда, богатенький, – снова разливая водку, перебил его красномордый. – В натуре будем баксы маять?

– В натуре. А если попробуете обмануть, то…

– Лады, – решил за всех красномордый. – Утречком, часов в десять, подгребай сюда. Если узнаем что, скажем. Но про баксы и водяру не забудь. А водочка – класс! – Взяв бутылку, он посмотрел на этикетку. – Не наша, а я-то думал…

– По настоящему российскому рецепту сделана, – возразил невысокий. Посмотрев на часы, встал. – Завтра жду здесь в десять.

Набиравший саперной лопаткой грунт в лоток бородач услышал сзади шорох. Развернулся и, бросив лоток, вскочил. В грудь ему вошло лезвие ножа.

Курившему у старого бульдозера мужчине пуля попала в лоб; ударившись затылком о гусеницу, он завалился влево.

Несколько мужчин, сидевших вокруг дощатого стола, ели из алюминиевых мисок суп. На них из зарослей бросились четверо вооруженных ножами бородачей. Схватка была короткой. Только один успел бросить миску с супом в своего противника, но с распоротым горлом рухнул на землю.

– Неплохо! – усмехнулся плотный загорелый мужчина в российском камуфляже. – Килограмм десять-одиннадцать будет и самородков пять. Неплохо, – повторил он. – Ну что ж, – он взглянул на стоявшего у входа в палатку рослого парня, – все прибрать, трупы закопать для потомков. В общем, сделать так, чтобы было видно: тут работал кто-то, но ушел. И не спешным порядком, а просто поменял место.

– Понял! – Кивнув, парень вышел.

Плотный вытащил переговорное устройство и нажал на кнопку вызова.

– Все, – сообщил он, – золото взяли. Восемь, ну, может, девять песка и самородками три-четыре. Бабки есть. Российские. Три тысячи двести двадцать рублей. Больше ничего ценного. Наши целы все.

– Снова наверняка занизил, – усмехнулся Станислав. – Ведь ты знаешь об этом, а почему не реагируешь?

– Жадный прекрасно делает свою работу, – ответил Лев Игнатьевич. – Он с детства такой, – улыбнулся он, – еще в школе его дразнили Жадиной. А теперь дразнилка его кличкой стала. Он не обижается, просто иногда поправляет: я не жадный, говорит, а экономный. Так что пусть врет.

– Может, объяснишь мне, – начал Станислав, – чего ты…

– Во-первых, – спокойно проговорил Лев Игнатьевич, – я бы предпочел обращение на вы и по отчеству. Имей уважение хоть к моему возрасту. А во-вторых, оно же в-третьих и далее, решения здесь принимаю я. И вот еще что… не надо строить планов, как меня убить. Это уже пытались сделать. Я долго умирал, но воскрес для того, чтобы занять место под солнцем и многих лишить его.

– Да вы что, – удивился Станислав, – Лев Игнатьевич, я же…

– Я знаю, – вздохнул тот, – что многие видят во мне слабого телом и умом старика. И желают прибрать к рукам все. И уверены, что я боюсь. Но никто не знает, чего я хочу на самом деле. Я воскрес из мертвых для того, чтобы сбылось проклятие старого ювелира. И оно сбудется.

Станислав по-прежнему удивленно смотрел на него.

– Если все будет хорошо и ты не попытаешься обмануть меня, – ответил на его взгляд Лев Игнатьевич, – то все узнаешь. Ты солдат, и хороший солдат, и дай Бог тебе никогда не испытать самого гадкого, что может случиться с человеком – предательства со стороны тех, кому веришь. Это страшно. Каждый человек, соприкоснувшись с золотом и драгоценными камнями, может на себе испытать проклятие старого ювелира. Только не считай меня выжившим из ума старикашкой. Я знаю, что многие за моей спиной усмехаются: очень скоро все достанется Аркадию, ведь Элеонора его любовница. Это я тоже прекрасно знаю, но пока они нужны мне. А тебе я говорю это потому, что ты сам скоро будешь примерно на моем месте. Неизвестно, что страшнее: когда брат пытается убить брата – или солдат, который спас тебе жизнь и из-за которого ты не раз рисковал, окажется за твоей спиной с занесенным для удара ножом. Конечно, сейчас ты вообще ничего не понимаешь, – Лев Игнатьевич засмеялся, – и дай Бог мне ошибиться. Но скорее всего ты пройдешь через это. Ты ведь уже разочаровался в службе родине, поэтому и принял мое предложение. Россия сама готовит опытных убийц. Сначала посылает людей на войну, а когда они научатся воевать, вышвыривает их на обочину жизни. Оставляет без средств, зачастую даже без жилья. И они, умеющие убивать, находят себя в криминале. Однако сегодня я и так сказал тебе слишком много. Наверное, потому, что не хочу, чтобы и ты предал меня. Иди, – он махнул рукой, – и думай о том, что услышал.

Давая понять, что разговор закончен, старик повернулся к Станиславу спиной.

* * *

– Не понимаю я, – с досадой проговорил Аркадий, – чего он на самом деле хочет. Была ведь возможность…

– Давай подождем, – остановила его Элеонора. – Мне кажется, у него все получится. Насколько я знаю, он готовил это несколько лет. Его мастерская работала, но все складывалось в закрома. Золото, которое намывалось, уходило за деньги, на которые он жил. Вообще-то толком мне ничего о нем не известно. Я была молоденькой учительницей в поселковой школе, когда однажды он подхватил меня на дороге, где я полчаса безуспешно пыталась поймать попутку. Мы с ним разговорились. Не знаю почему, но я начала ему жаловаться на свою судьбу. Он вечером приехал в общежитие и забрал меня. Так я получила деньги, машину, хорошую квартиру в Хабаровске и старого, мало на что годного как мужчину мужа. Но я быстро нашла себе любовника. Он знал об этом, но не препятствовал. Потом я случайно узнала о его делах и начала помогать ему. А ты давно на него работаешь?

– Я знаю Льва Игнатьевича десять лет. Благодаря ему получил образование, окончил геологоразведочный факультет Воронежского университета. Имею деньги, некое подобие власти и, разумеется, хожу под статьей, которая предусматривает наказание в виде лишения свободы до пятнадцати лет с конфискацией имущества. Я готов рисковать свободой и дальше, но при условии, что буду знать, ради чего. Быть, мягко говоря, лакеем нет никакого желания. В конце концов, делить с другим любимую женщину тоже надоело. Надо что-то делать, а не ждать удобного случая, как говоришь ты.

Назад Дальше