— Она возвращается к себе в Шоуз по дороге мимо Оленьего камня?
— Наверно, сэр, — ответил конюх. — Этот путь короче, а мисс Клара не боится плохих дорог. Она проскачет по любой!
Тиррел отвернулся от конюха и поспешно пошел прочь. Однако он направился к Старому городку не обычным путем, а углубился в молодой лесок по тропинке, которая следовала течению ручья и пересекала верховую дорогу, ведущую к поместью мистера Моубрея у романтического поворота, носившего название Оленьего камня.
Здесь, на небольшом полуостровке, образованном излучиной ручья, стоял на зеленом склоне грубо вытесанный каменный столб. По преданию, он отмечал место гибели оленя редкой силы, величины и прыти. Долгий летний день бежал он, преследуемый охотниками, и здесь его настигла смерть, к великой чести и вящей славе одного из старинных сент-ронанских баронов и своры его верных гончих. При вырубках леса, происходивших ввиду постоянной нужды в деньгах у сент-ронанских владельцев гораздо чаще, чем советует Понти, деревья по соседству с этим массивным обелиском получили пощаду. Старые дубы, может быть, еще внимали кликам охотников, приветствовавших конец оленя, и были свидетелями того, как воздвигался простой памятник, увековечивший великое событие. Под широко раскинутыми ветвями здесь даже в полдень царили сумерки; теперь же, когда солнце клонилось к закату, в тени дубов уже стояла ночная тьма. Особенно темно было в одном месте, на расстоянии пистолетного выстрела от Оленьего камня, где несколько таких дубов простирали свои могучие ветви над глубокой лощиной, по которой вилась верховая дорожка в Шоуз-касл. Так как в поместье Моубрея чаще ездили по проезжей дороге, которая шла стороной, эта тропа оставалась почти в первобытном виде, всюду на ней лежали большие камни, и местами ее пересекали овраги. Она пленяла глаз любителя живописных пейзажей своей прихотливостью, но была трудна, а для всадника, чей конь шел не твердой поступью, даже опасна.
Пешеходная тропинка к Оленьему камню, выходившая здесь к верховой дороге, была проложена на общественный счет по указанию мистера Уинтерблос-сома, у которого хватило вкуса, чтобы оценить красоту этого уединенного уголка, где в былые времена с удобством устроился бы в засаде какой-нибудь грабитель со своей шайкой. Об этом невольно подумал Тиррел, проходя знакомым путем и торопясь к месту, подходящему для осуществления его цели. Он сел у одного из старых, развесистых деревьев, где, скрытый громадными ветвями, мог на большом расстоянии наблюдать дорогу от отеля, будучи сам невидим для всякого, кто двигался бы по ней.
Между тем его внезапный уход возбудил в только что покинутом им обществе изрядное волнение и заставил многих делать на его счет далеко не лестные выводы. Особенно гремел сэр Бинго. Чем более увеличивалось расстояние между ним и его противником, тем яростней он бушевал, клялся «наказать негодяя за его низость», «изгнать его вон из округи» и сыпал уж не знаю какими страшными угрозами.
В старинных рассказах о всякой diablerie[34] дьявол всегда оказывается рядом с тем, кто лелеет дьявольские замыслы: нечистому стоит лишь подтолкнуть такого человека под руку, и все эти замыслы будут осуществлены. Это свойство князя тьмы было присуще благородному капитану Мак-Терку, и притом в такой степени, что при малейшем намеке на ссору и поединок он незамедлительно оказывался тут как тут. Вот и сейчас он очутился рядом с сэром Бинго и в качестве миротворца тотчас высказал свое мнение о событиях:
— Шорт побери! Вы совершенно правы, мой дорогой сэр Бинго, все это действительно задевает вашу шесть и шесть Сент-Ронанских вод, да и порошит нас всех и марает наше имя, шорт побери! Это дело требует разрешения — ведь, по-моему, он осмелился толкнуть вас, мой дорогой друг!
— Толкнуть меня! — закричал в смятении сэр Бинго. — Ну нет, капитан Мак-Терк, до этого не дошло! Да посмей он только, я бы выкинул его в окошко, будь он проклят! Наглец хотел взять меня за шиворот, и только я отступил на шаг, чтобы схватиться с ним, как этот негодяй, черт побери, пустился наутек.
— Верно, совершенно верно, сэр Бинго, — согласился законник. — Это настоящий негодяй, браконьер и бродяга! Трех дней не пройдет, как я выставлю его вон из наших краев. Не стоит вам и думать о нем, сэр Бинго.
— Вот что, шорт побери, мистер Миклем, — с весьма строгой миной сказал блюститель порядка, — зря вы путаетесь не в свое дело. Для шести и доброго имени Сент-Ронанских вод и всех нас будет гораздо лучше, если сэр Бинго последует совету лиц, смыслящих поболее вас в делах такого рода. С вами стоит посоветоваться, когда речь идет о мелких долгах, здесь же, мистер Миклем, встал вопрос о достоинства джентльмена а это, сдается мне, не по вашей шасти.
— Нет, клянусь святым Георгием, не по моей! — ответил Миклем. — Разбирайтесь тогда сами, капитан, и могу себе представить, до чего вы доразбираетесь!
— В таком случае, — сказал Мак-Терк, — не угодно ли вам, сэр Бинго, пройти со мною в курительную комнату* Там за сигарой и рюмкой дшина мы обсудим, как нам поступить при слошившихся обстоятельствах, без урона для шести всего общества.
Баронет принял это приглашение, вероятно, столько же прельщенный тем занятием, за которым капитан собирался преподать ему свои воинственные советы, сколько и удовольствием, которое ему сулили сами эти советы. И вслед за своим гордо выступавшим советником, чья военная поступь сделалась еще тверже, а выправка от предвкушения надвигающейся ссоры еще строже, — баронет направился в курительную комнату. Там, со вздохом закурив сигару, сэр Бинго приготовился внимать наставлениям мудрости и доблести, которые бурным потоком готовились излиться из уст капитана Мак-Терка.
Тем временем все остальные джентльмены присоединились к дамам.
— Здесь была Клара, — сказала сквайру леди Пенелопа. — Мисс Моубрей только что появилась среди нас, чтобы, подобно солнечному лучу, на миг ослепить нас и тотчас покинуть.
— Ах, бедная Клара, — сказал Моубрей, — несколько минут тому назад в прихожей мне показалось, что она мелькнула в толпе, но я не был уверен в этом.
— Так вот, — сказала леди Пенелопа, — она приглашает всех нас в Шоуз-касл позавтракать а lа fourchette в четверг. Надеюсь, вы поддерживаете приглашение сестры, мистер Моубрей?
— Разумеется, леди Пенелопа, — ответил Моубрей. — Я очень рад, что Клара была так мила и подумала об этом. Другой вопрос, конечно, как мы справимся с приемом, — ведь ни она, ни я не привыкли принимать гостей.
— О, я уверена, все выйдет прелестно, — сказала леди Пенелопа. — Клара мила со всеми и всегда, а вы, мистер Моубрей, умеете быть воспитанным человеком, если захотите.
— Как вы строги ко мне! Ну что ж, постараемся выказать благовоспитанность. Да и как мне не постараться, если за то я увижу вас у себя в Шоуз-касле, куда так давно не заглядывали гости. Мы с Кларой живем сами по себе, каждый на свой лад.
— Не прогневайтесь на меня, мистер Моубрей, — сказала леди Бинкс, — но только, по-моему, вам не следовало бы позволять своей сестре столько разъезжать верхом без провожатого. Я знаю, ни одна женщина не сидит в седле так крепко, как мисс Моубрей, но все-таки может приключиться беда.
— Беда? — переспросил Моубрей. — Ах, леди Бинкс! С дамами при наличии провожатого беда приключается так же легко, как и без него.
Леди Бинкс, которая в девичестве часто скакала по здешним лесам в сопровождении сэра Бинго, вспыхнула, метнула гневный взгляд и замолкла.
— Да, впрочем, что тут опасного, — добавил Джон Моубрей шутливо. — В наших лесах не водится волков, которые могли бы съесть наших милых Красных Шапочек. Львов у нас тоже никаких не встретишь… кроме светских львов вокруг леди Пенелопы.
— Тех самых, что впряжены в колесницу Кибелы, — сказал мистер Четтерли.
К счастью, леди Пенелопа не поняла сравнения, которое прозвучало несколько иначе, чем рассчитывал мистер Четтерли.
— Кстати, — спросила она, — а что вы сделали с главным львом сегодняшнего праздника? Я нигде не вижу мистера Тиррела. Он, наверно, приканчивает добавочную бутылку с сэром Бинго?
— Мистер Тиррел, сударыня, — ответил Моубрей, — с успехом изображал сегодня и льва рыкающего и льва посрамленного: он сначала затеял ссору, а затем сбежал, отступив перед грозным гневом доблестного рыцаря леди Бинкс.
— Надеюсь, этого не случилось, — сказала леди Бинкс. — Неудачные воинственные выступления моего супруга до сих пор не отбили у него охоты к ссорам, но достанься ему хоть одна победа, и он будет бойцом до конца своих дней.
— Нет худа без добра, — шепнул Уинтерблоссом Моубрею, — бойцы на свете не заживаются.
— Ну нет, — ответил Моубрей. — У леди Бинкс недаром вырываются такие горькие слова — ее отчаяние понятно и вполне законно, ибо сэр Бинго в этом смысле не подает никаких надежд.
— Ну нет, — ответил Моубрей. — У леди Бинкс недаром вырываются такие горькие слова — ее отчаяние понятно и вполне законно, ибо сэр Бинго в этом смысле не подает никаких надежд.
Затем Моубрей простился с леди Пенелопой и в ответ на просьбу остаться и принять участие либо в танцах, либо в картах, заявил, что сейчас не может терять времени.
— Наверное, — сказал он, — старые слуги в Шоуз-касле, услыхав от Клары о событиях, назначенных на четверг, со страху уже совсем потеряли голову, и так как моя сестра, разумеется, не подумает заняться соответствующими приготовлениями, мне придется взять эти заботы на себя.
— Если вы поедете быстро, — заметила леди Пенелопа, — вы можете даже предупредить переполох, нагнав нашу милую Клару на пути домой. Она иногда, словно Бетти Фой, предоставляет своему понн брести шажком по тропе, как ему вздумается.
— Но зато другой раз, — вставила маленькая мисс Диггз, — она несется галопом, сломя голову, так что жаворонок покажется улиткой рядом с ее пони, — со стороны даже смотреть страшно!
Тут доктор тронул за локоть миссис Блоуэр, которая перебралась поближе к кружку избранных гостей, не решаясь, впрочем, вмешиваться в разговор. Они обменялись понимающим взглядом и с превеликим сочувствием покачали головами. Моубрей случайно поглядел на них в эту минуту. Несмотря на то, что оба они поспешили изменить выражение лица, он, вероятно, понял их мысли; может быть, в нем самом зародилось схожее опасение. Он взял шляпу и вышел из комнаты с не свойственным ему задумчивым видом. Минуту спустя со двора донесся стук копыт его лошади, с места пущенной галопом.
— Эти Моубрей какие-то странные сегодня, — сказала леди Пенелопа. — Клара — бедный милый ангелочек! — она особенная, у ней всегда капризы. Но Моубрея я считала человеком вполне светским и слишком здравомыслящим для таких причуд. Почему вы так внимательно изучаете свою памятную книжечку, моя дорогая леди Бинкс?
— Я только хотела справиться, в какой четверти сейчас луна, — ответила ее милость, опуская в сумочку календарик в черепаховом переплете. И она поднялась, чтобы помочь леди Пенелопе в хлопотах по устройству вечера.
Глава IX СВИДАНИЕ
Позади одного из дубов, описанных нами в предыдущей главе, и укрывшись за ним, точно охотник, подстерегающий добычу, или индеец — своего врага, но с иной, совсем иной целью, лежал на земле Тиррел. Он не спускал глаз с верховой тропы, которая вилась, уходя вниз по долине, и чутко ловил ухом каждый звук, примешивавшийся к шуму ветерка или к журчанию ручья.
«Заговорить с ней среди всего этого сборища грубиянов и дураков, — таковы были, между прочим, его размышления, — было бы безумием ничуть не меньшим, чем та трусость, что мешала мне до сих пор подойти к ней там, где наша знаменательная встреча прошла бы никем не замеченной. Но теперь, теперь-то мое решение твердо, да и место благоприятствует свиданию. Я не хочу ждать, пока случай снова столкнет нас под сотней злобных взглядов, не хочу, чтобы за нами следили, дивились нам, таращили на нас глаза и понапрасну старались разгадать причину волнения, которое мне не под силу было бы скрыть. Чу! чу! Слышен конский топот! Да нет, это просто капризное бормотание воды, струящейся по камешкам. Неужели она направилась в Шоуз-касл другой дорогой? Но звуки становятся все отчетливей, я вижу ее, она быстро несется по тропе. Достанет ли у меня мужества выступить вперед? Да, да, я сделаю это! Пришла пора. Настал час, и будь что будет».
Однако, едва приняв это решение, он опять заколебался, не зная, как лучше осуществить его. Показаться издали? Но это могло дать леди возможность повернуть обратно и избежать разговора, на который он уже отважился. Притаиться и ждать, пока лошадь на всем скаку не поравняется с местом его засады? Но это грозило опасностью для всадницы. Пока же он будет раздумывать, как ему поступить, удобный момент для появления перед мисс Моубрей может вообще миновать. Понимая это и не желая упускать представившегося случая, он принял поспешное и отчаянное решение. И в тот миг, когда пони замедлил ход на подъеме, Тиррел выступил на середину лощины шагах в шести от молодой девушки.
Она натянула поводья и остановилась, словно пораженная громом.
— Клара!
— Тиррел!
То были единственные слова, произнесенные ими. Наконец Тиррел, медленно волоча точно свинцом налитые ноги, двинулся вперед, постепенно сокращая расстояние между ними. И только тогда, заметив, что он приближается, мисс Моубрей громко закричала:
— Не подходите! Ни шагу далее! Я могу еще смотреть на вас издали, но если вы подойдете ближе — я сойду с ума!
— Чего вы боитесь? Чего вам бояться? — глухо вымолвил Тиррел, продолжая подвигаться вперед, пока между ними не остался лишь один шаг.
Тогда Клара бросила поводья, молитвенно сложила руки и, протягивая их к нему, едва слышно прошептала:
— Всемогущий боже! Если этот призрак — плод моего больного воображения, пусть он сгинет! Если это явь — дай мне силы вынести его присутствие! Заклинаю тебя, ответь мне, Фрэнсис ли Тиррел ты во плоти и крови? Или ты лишь одно из тех мимолетных видений, что так часто пересекают мою дорогу и смотрят на меня, но исчезают, чуть я начинаю вглядываться в них?..
— Да, я Фрэнсис Тиррел во плоти и крови, — ответил он, — равно как и та, с кем я говорю, подлинно Клара Моубрей.
— Тогда помилуй господи нас обоих! — в смятении сказала Клара.
— Аминь! — откликнулся Тиррел. — Но что явилось причиной такого бурного волнения? Вы ведь только что видели меня, мисс Моубрей, ваш голос еще звучит в моих ушах, вы говорили со мной, и притом среди толпы чужих людей. Почему же вам не сохранять спокойствие теперь, когда нас никто не видит и не слышит?
— Правда? — сказала Клара. — Значит, это ваг я только что видела? Я так и думала, я что-то сказала вам… После того как мы расстались, рассудок мой был одно время помрачен… Но сейчас-то я здорова, совсем здорова… Я позвала их всех к нам в Шоуз-касл, брат хотел, чтобы я позвала их. Надеюсь, что мистера Тиррела я тоже увижу среди гостей… Хотя, кажется, между братом и вами стоит какая-то старинная вражда?
— Увы, Клара, вы ошибаетесь! Я едва знаю в лицо вашего брата, — ответил глубоко опечаленный и растерянный Тиррел, не зная, как ему говорить с нею, чтобы облегчить, а не усугубить ее умственное расстройство, в котором он больше не мог сомневаться.
— Верно, верно, — сказала она, припоминая. — Мой брат был тогда еще в школе. Это с моим отцом, с моим бедным отцом была у вас ссора. Но вы приедете в Шоуз-касл в четверг к двум часам дня, не правда ли? Джон будет рад вам; он умеет быть приветливым, если захочет. И мы поговорим о былом… Сейчас мне надо спешить, чтобы все наладить. Прощайте.
Она хотела проехать, но он осторожно придержал лошадь под уздцы.
— Я провожу вас немного, Клара, — сказал он. — Дорога трудна и опасна, вам не следует ехать так быстро. Я пойду рядом, и мы поговорим о минувших днях; так нам удобней будет беседовать, чем на людях.
— Правда, правда, вы правы, мистер Тиррел, будь по-вашему. Брат велит мне иногда появляться в обществе и ездить вниз, в этот противный отель. Я бываю там, чтоб угодить ему, да и эти люди ни в чем не связывают меня: я могу приходить и уходить когда вздумается. Знаете, Тиррел, очень часто, когда я там сижу и Джон следит за мной, я могу держаться легко и быть веселой, словно мы с вами никогда и не встречались.
— Лучше бы нам вовсе не встречаться, — сказал Тиррел дрогнувшим голосом, — раз все пришло к такому концу.
— А как же было греху и безрассудству не кончиться печалью? И когда же своеволие приводило к счастью? Разве тихий сон слетает к подушке злодея? Вот что я повторяю себе, Тиррел, и вы тоже должны твердить себе это, и тогда вы научитесь нести свою долю так же легко, как я несу свою. Зачем жаловаться, когда мы всего лишь получили по заслугам? Вы, кажется, плачете? Что за ребячество! Правда, говорят, будто слезы облегчают; раз так, то плачьте, плачьте, я не буду смотреть…
Тиррел шел рядом с ее пони, напрасно стараясь побороть свое волнение и найти силы для ответа.
— Бедный Тиррел! — помолчав, сказала Клара. — Бедный Фрэнк Тиррел! Быть может, и вы, в свою очередь, скажете: «Бедная Клара!» Но я крепче вас духом— буря может согнуть, но ей никогда не сломить меня.
Опять последовало долгое молчание, ибо Тиррел все не мог решить, как ему говорить с молодой девушкой, чтобы не пробудить в ней воспоминаний — мучительных и даже опасных при ее расстроенном здоровье. Наконец она заговорила снова:
— Но к чему все это, Тиррел? Да и зачем вы сюда приехали? Зачем было мне видеть, как вы только что спорили с самыми отъявленными спорщиками и задирали самых отчаянных задир среди этих бездельников, кутил и пропойц? Раньше вы были сдержанней и рассудительней. Другому — да, тому другому, кого мы с вами знавали когда-то, — ему бы еще пристало совершать такие глупости, ему бы это, пожалуй, было к лицу. Но вы-то, который считает себя человеком благоразумным? Стыдитесь, стыдитесь! И уж если мы заговорили об этом, разве благоразумно было вообще приезжать сюда? К чему хорошему может привести ваше пребывание здесь? Не для того же вы явились, чтобы возобновить свои мучения и умножить мои?