– Чего же вы раньше-то, тетя Лена?! – Кристина закачалась из стороны в сторону, глядя на женщину полными укора глазами. – Может, мы спасли бы ее, если бы вы раньше сообщили?! Она еще в понедельник утром была жива!!! Суббота, воскресенье, понедельник! Почему вы молчали так долго?!
Она не ответила ей ни слова, повернулась и ушла, забыв закрыть за собой дверь. Кристина даже про доверенность забыла ей напомнить. А догнать не смогла бы, ноги не слушались.
Единственное, на что хватило сил, это достать из кармана пиджака мобильный и набрать Глеба.
– Да, милая! Как ты? Заехать за тобой? – сразу привычной скороговоркой отозвался ее любимый.
– Нет, я сама.
Кристина зажмурилась, представив, как Глеб сейчас стоит возле окна с мобильником, одна рука возле уха, вторая на поясе. Смотрит тут же на часы, прикидывает, сколько ей нужно времени на то, чтобы собраться. Соображает, где по пути ее перехватить? Успеет или нет на том самом светофоре, где он уже два раза влезал к ней в машину с цветами? Это было славным неожиданным сюрпризом, от которого потом весь вечер сладко щемило сердце.
– Что-то случилось, Кристина? – тут же почуял Глеб неладное.
– С чего ты взял? – На беспечность ее сил не хватило, и она, не выдержав, призналась: – Случилось!
– Что опять??? – перепугался Глеб.
Они так и ждали плохих новостей. От каждого дня, от каждой грядущей ночи ждали неожиданных страшных известий. С этим, наверное, можно было справиться, если бы они до сих пор не находились в эпицентре расследования. Если бы все давно закончилось и каждый виновный понес заслуженное наказание. Но все продолжалось, и каждый день, зарождаясь, тревожил вопросом: а как-то он пройдет, как-то закончится?
– Я встречалась с тетей Леной.
– Я помню, ты говорила, что планируешь эту встречу, – перебил ее Глеб нетерпеливо. – Как все прошло?
– Все прошло ужасно, Глеб! – жалобно пискнула она и потерла переносицу, чтобы снова не зареветь. – Я… Я не смогла наговорить ей гадостей.
– И не надо!
– Более того, я ее утешала! – покаялась Кристина виноватым голосом.
– Возможно, она в этом нуждается, как никто другой, – опять оправдал ее действия Глеб.
А мама еще спрашивала – в чем причина такой «неожиданной и ужасной» перемены в ее жизни? Уговаривала опомниться, не торопиться, задуматься, а так ли уж это ей нужно. И все пыталась понять причину. В чем же она?
В понимании, мама милая! В искренности! Да много еще в чем. В том хотя бы, как нежно стонет внутри от одного звука его голоса.
– Она плакала, стояла передо мной на коленях и просила у меня прощения!!!
– О, как! Представляю, как тебе было нелегко. Что ты?
– А что я, Глеб? Доверенность пыталась ей отдать, она не взяла.
– Ее право. Может, потом передумает.
– Вряд ли… Она чувствует себя очень виноватой, потому что… Потому что она последняя видела Симу живой.
– Ничего себе!!! – Он едва сдержался, чтобы не выругаться по-мужски: витиевато и хлестко.
– Она видела, как Сима садилась в тот день в машину с тонированными стеклами. И разговор слышала Симы и какого-то мужчины, лица его тетя Лена не рассмотрела.
– А машину? Машину запомнила? – разволновался Глеб.
– Да… И номер даже записала. И только теперь вручила его мне. Ты понимаешь, о чем я?!
– Диктуй! – тут же скомандовал ее любимый, не дав ей возможности снова начать жаловаться и плакать. Записал и снова, не меняя тона, приказал: – Сиди на месте и никуда не смей отправляться. Даже из здания не выходи! Я сейчас буду.
– Почему? Глеб, но…
– Да потому хотя бы, что снегом все засыпало и аварии на каждом шагу. Все, милая, жди меня!
Глава 14
Симаков Игорь Сергеевич с тоской посматривал в окно служебной машины и предавался грустным размышлениям. Благо, времени, отведенного ему на стояние в гигантской пробке из-за снегопада, было навалом.
Рядом зевал водитель Вадик, все тыкал пальчиком в приемник, пытаясь выудить нужную волну, чем раздражал неимоверно. Но не скажешь ничего. Как сказать, Вадик хозяин этого салона. И слушал, судорожно сцепив зубы, Симаков и про кота, и про спецназ, и про облака, которые разлетелись, хотя его воспаленные бессонницей мозги требовали тишины.
Наконец Вадик сдулся от бесполезных поисков и задремал. Симаков боялся шевельнуться, чтобы его не потревожить. Но размышлениям предаваться, тем более печальным, ему теперь никто не помешает.
Веселиться было нечему!
Нагоняй он сегодня получил от руководства такой, угрозы в свой адрес слышал такие, какие его нетерпеливо ждущие смены погоны не слыхали с первого дня верной и преданной службы. На него и орали, и называли тупым и недальновидным, и все за советом отсылали. И к кому бы вы думали? К Карпову!!! К Глебу Карпову, который еще недавно проходил подозреваемым по делу об убийстве собственной тещи!
Никто об этом даже и не вспомнил, что ты! Все теперь превозносили его хватку до небес, забыв, что всю черновую и кропотливую работу проделал за него Симаков.
– Вместо того чтобы невиновным девушкам нервы мотать, к коллегам прислушался бы! – выражал негодование шеф Симакова и потряхивал портретами, сработанными Карповым. – Вот они, голубчики! Вот они!!! Все здесь!!!
– Не все, – скромно потупившись, попытался возразить Симаков.
– Тем более!!! – последовала новая волна негодования. – Карпов хоть этих раздобыл, а ты что этим временем делал?!
– А я тем временем место их стоянки нашел, – снова напомнил Симаков, немного опустив в памяти, что туда его снова навел Карпов.
Но это он опустил. Начальство-то помнило. И снова ткнуло его туда носом, не забыв упрекнуть, что место стоянки оказалось опустевшим.
– Вот если бы ты раньше!..
А из-за чего весь сыр-бор разгорелся? Из-за того, что в одном из банков кассирша опознала троих из пяти, запечатленных на портретах мужчин. Будто бы они там постоянно крутились перед тем, как на инкассаторов напали.
Один будто счет там открывал, потом все ходил и спрашивал, нет ли на его счет поступлений. Второй пенсию по инвалидности ждал, но тоже безуспешно. А третий за квартиру ходил платить. Адреса она не помнит, она не читает никогда адресов, только суммы вбивает, адреса-то ей зачем.
Факт оставался фактом, кассирша узнала троих, которые пасли банк, ограбленный три месяца назад. И под видом клиентов срисовывали график и методы работы.
У Симакова только вот методы оказались никуда не годными, как хлестало его сегодня по глазам руководство.
А кто, спрашивается, додумался до того, что из окна убитой Натальи Ивановны велось наблюдение за банковским отделением, возле которого расстреляли не так давно инкассаторов, а? Кто?! Не Карпов же, нет! Симаков его носом даже в стекло тыкал, он все равно не рассмотрел ничего подозрительного.
Он об этом скромно попытался напомнить начальству, но тут же нарвался на новую порцию гневного ора.
– А кто наблюдал, кто?! – летела в его сторону слюна.
– Предположительно некий Жорж, любовник жены Карпова.
– Ага!!! Любовник той самой стервы, которая пыталась убийство своей мамаши повесить на своего мужа?! Я ничего не путаю?! Это ведь из-за нее мы едва не лишили органов ценного сотрудника?!
– Нет, не путаете, – пуще прежнего томился Симаков, осознав, честно осознав свои ошибки.
– Ага! Ее, стало быть, любовник наблюдал из окна погибшей женщины за банком. А где он теперь?
– Кто?
– Любовник, любовник где? Жорж или как там его?!
И в его сторону был послан такой уничижительный взгляд, что Симакову захотелось моментально помереть. Ну что за муки совести, право! Чего так над ним измываться?! Он исправит. Все исправит.
– Я не знаю, – признался он честно. – Она существование любовника всячески отрицала, ссылаясь на то, что муж ее чрезвычайно мнителен и ревнив.
– И ты ей поверил! Коллеге своему не поверил, а ей поверил!!!
– Был вынужден… Под гнетом таких неопровержимых фактов… – блеял несуразное Симаков.
– Идиот!!! Ладно, давай сюда эту Карпову, я сам с ней поработаю, допрошу как следует, если ты не в состоянии. Ступай! И чтобы через полчаса она была у меня в кабинете…
Какие полчаса?! Ну, какие полчаса, если они в пробке уже второй час стоят!!!
Да толку от того допроса, как от снега в июне. Ничего Светлана Карпова нового не приобщит к делу, ничего! И про Жоржа ничего не расскажет, тем более если окажется, что Жорж этот не кто иной, как уже несколько лет скрывающийся от правосудия Рамзин Григорий Васильевич.
Неужели он все это время жил в родном городе? Неужели не пытался путешествовать по стране, не спрятался ржавой иголкой в громадном стоге в глухомани какой-нибудь?
А почему, собственно говоря, нет! Ведь чтобы что-то спрятать понадежнее, нужно это что-то положить на видное место, не так ли? Так! Рамзина безуспешно искали по всей стране, а он все это время никуда не убегал, жил себе и жил в своем родном городе, просто-напросто сделавшись незаметным. Вот и весь секрет. Еще он мог изменить свой внешний облик. Отрастить волосы или, наоборот, обрить. Высветлить их, заплести в косы, отрастить бороду, сделать пластику…
Да что угодно он мог сделать для того, чтобы его не узнал постовой или участковый. Как работают последние, не для кого не секрет. Им лишь бы тишина была на участке без дебошей и кровопролития. А кто там живет, с кем живет, как живет, это никому не интересно.
А он и жил наверняка тихо, не привлекая ничьего внимания. Любовницу себе завел тоже неприметную. Светлана Карпова эффектной внешностью и вызывающими манерами не отличалась. И странным выбор Рамзина казался Симакову. Тот всегда любил ярких баб. Таких, например, как…
Как покойная Нина Сошкина, которая с непонятной целью наведалась в вечер убийства к своей бывшей соседке. И после ее визита соседка эта была найдена с пробитым черепом мертвой у себя дома.
Не странно ли?!
Странно, и даже очень. И Симаков всячески пытался соединить все эти разные истории в одну. Но ничего пока не получалось.
Потянет за одну ниточку, вторая обрывается. Вторую подхватит, третья из рук выскальзывает.
И самого Геннадия Сошкина он до сих пор никак не мог приплести ко всей этой компании. Он-то ведь точно каким-то да боком там приклеен. Но вот каким?!
– Слышь, Вадик! – Симаков осторожно ткнул локтем задремавшего водителя. – Кажется, движение какое-то наметилось. Поехали, что ли.
– А?!
Тот вздрогнул, заморгал испуганно, потянулся, замешкался, сзади принялись тут же сигналить. Вадик заворчал недовольно:
– Да щас, щас, чего шумите-то!
С горем пополам поехали. Летняя резина юзила в снеговой каше. Машину то и дело бросало в разные стороны. Симакову, если честно, езда такая не нравилась. Он бы лучше пешком прошелся. На морозце и думается хорошо. Куда как легче, чем под ожившие после пробуждения Вадика стоны радиоканалов.
– Успеем, нет к концу рабочего дня? – забеспокоился Симаков, поглядывая на часы.
Стрелка неуклонно ползла к восемнадцати ноль-ноль. Рабочий день у Светланы Карповой должен был скоро закончиться. Если, конечно, там никаких форс-мажоров в их конторе и сотрудники не сидят за полночь.
– Должны, – меланхолично отозвался Вадик, снова неудачно выкрутив, от чего машину занесло на повороте.
– Да аккуратнее ты! – прикрикнул на него Симаков. – Пожить охота!
– А для кого тебе жить-то, Игорь Сергеевич? – утробно хохотнул водитель, отличающийся незаурядным чувством юмора, коробящего многих. – У тебя небось даже кошки нет!
– Она мне не нужна, – обиделся Симаков. – Кому кормить ее, когда я работаю без выходных и ненормированно?
– А мыши! Мышами пускай и кормится, – продолжал куражиться Вадик, безобразно ведя машину по снеговой кашице.
– Нет у меня мышей! – отрезал Симаков, изо всех сил цепляясь за дверную ручку.
– Во! А я что говорю!!! У тебя даже мышей нет, Игорь Сергеевич! Зачем такая жизнь?! – И Вадик оглушительно заржал.
Идиот! – окрестил его тут же Симаков.
Тупая, невоспитанная скотина!!! Разве для того, чтобы жить, и жить нормально, нужно непременно делать это для кого-то?! Он вот для самого себя живет. И ничего. Живет совсем неплохо, необременительно главное. И удручающе себя не чувствует. И так же, как и семейные, рвется домой после работы.
Вот и сейчас об этом просто мечтает.
Как зайдет, пускай в не сильно просторную, но свою собственную квартирку. Как скинет зимние ботинки, разбухшие от снега и соли и висевшие пудовыми гирями теперь на ногах. Оботрет их, поставит сушиться на батарею. Наденет потом теплые домашние тапки, в смешную клетку, с мордахами котовьими. Прошаркает в кухню, поставит на огонь чайник. Дождется его приветственного свистка. Наведет кофе. Выпьет громадную кружку. Потом станет ужин себе готовить.
Да, нехитрый. Да, холостяцкий. Но его собственного приготовления. По его вкусу и достатку. И упрекнуть ему некого в том, что ужин тот неприхотлив. И его, самое главное, упрекнуть будет некому, что на изысканный ужин денег он не заработал.
Он поест в тишине и покое. Потом уляжется с газетой на диване перед телевизором. Газету он, конечно, читать не станет. Потому что глаза моментально слипаются, как по команде, стоит Симакову газетой той зашуршать. Он подремлет, вполуха слушая десятки раз за день повторенные новости. Потом уговорит себя принять душ. И рухнет потом в постель, совершенно не задаваясь вопросом: а все ли он сделал так, а не обидел ли кого своей равнодушной дремой, а все ли обязательства выполнил?
Он сам по себе и сам для себя. И никто, даже мыши, ему не нужен!
Но обида какая-то после слов беспардонного Вадика засела в душе, хоть убейся! Тут еще, как назло, жена тому принялась названивать. Раза три позвонила, пока до конторы, где работала Светлана Карпова, доехали.
Беспокойный женский голосок называл этого грубого малого Вадимчиком, умолял ехать потише, не рисковать, и то и дело допытывал, а что ему приготовить на ужин. Голубцы Вадимчик желает или котлетки с зеленым горошком на гарнир? Вадимчик хотел и того и другого, о чем с утробным неприятным ржачем извещал свою вторую половину. И всякий раз, как убирал мобильник в свой карман, подначивающе толкал Симакова в плечо.
– Вишь, Игорь Сергеевич, как хорошо иногда жену-то иметь дома!
– Чем же хорошо-то? – кисло улыбался Симаков ему в ответ.
– А тем, что вернусь домой, а там стол накрыт. Все с пылу с жару! И баба такая же: с пылу с жару. Ждет. Волнуется. Приласкает потом. Неужели тебе такого вот уюта не хочется? Не верю!
– Иногда… – отозвался задумчиво Симаков.
– Иногда? Что иногда?
– Ты сказал иногда хорошо жену иметь дома?
– Ну!
– Так вот, а когда это иногда проходит, что ты делаешь? Изменять ей бежишь? В гараже закрываешься? В бане?
– Ну… – Вадик задумался, неспешно шевеля полными губами. – Иногда бывает и такое.
– Все-то у тебя иногда, – поддел его Симаков.
– Ну! – обиделся немного Вадик. – Иногда… А как надо-то?
– А надо, чтобы всегда, – высказал свою давно созревшую застарелую мысль Симаков. – Всегда чтобы хотелось ее дома иметь, Вадик, а не от случая к случаю… Тут вот сверни и там вон у забора припаркуйся… Так вот должно быть так, чтобы не хотелось бежать от нее никуда и никогда. Чтобы не злила, не раздражала, не мешала.
– У-уу! – засмеялся Вадик, притормаживая. – Так не бывает! Не бывает ни у кого и никогда, в этом я спец.
– Вот потому я и один. – Симаков натянул поглубже вязаную шапку. – Потому что не хочу, чтобы как у всех и чтобы иногда…
Конечно, они опоздали. Рабочий день на фирме закончился. Сотрудников здесь никто не задерживал. Принято такого не было правилами внутреннего трудового распорядка, о чем поведал Симакову серьезный пожилой охранник.
– И что, прямо вот вообще никого в здании нет? – изумился Симаков, отлично рассмотревший с улицы светящиеся окна как на первом, так и на втором этажах.
– Да есть кто-то из руководства. Им-то не пристало рано уходить. Это дурной тон.
– А случайно нет на месте кого-то из руководства, у кого в подчинении работает Светлана Карпова?
Совершенно «случайно» начальница Светланы оказалась на месте. И совершенно «случайно» оказалось, что та никогда раньше восьми вечера домой не уходила.
– Уйдешь тут, как же! – зло фыркнула та, закуривая в кабинете возле открытой форточки. – Когда всю работу отдела приходится не только контролировать, но и переделывать. Черт знает что творится!!! А сегодня вообще не уйду до полуночи!
– Почему сегодня так? – вежливо поинтересовался Симаков.
Он решил до конца выслушать все жалобы немолодой уже, но достаточно симпатичной женщины с модной стрижкой, на высоченных каблуках и в чрезвычайно короткой юбке.
Во-первых, она ему понравилась. Не выпендривалась перед ним. И не боялась. Удостоверение прочла без невольного трепета, как зачастую это случается. Сразу предложила сигарету. Он закурил, разумеется, встав с ней рядом возле окна.
Во-вторых, когда человек до конца выговорится, нажалуется вдоволь, он невольно проникается симпатией и доверительностью к тому, кто сумел его выслушать.
А в-третьих, он уже никуда не спешил. Полчаса, отведенные ему руководством, истекли еще в пробке. Светланы Карповой на работе не было, как и всех сотрудников их отдела. И…
И вообще, дома его никто не ждал, даже мыши! Почему не поболтать с приятной женщиной и не покурить с ней за компанию возле изрисованного морозом окна?
– Погода какая замечательная, – вдруг произнесла она мечтательно, потушив окурок в пепельнице. – В выходной бы да на лыжах! Вы ходите на лыжах, Игорь Сергеевич?
– Что? На лыжах? Я? – Он изумленно заморгал. Вспомнив тут же, что последний раз стоял на лыжах еще в институте. – Даже не знаю, что и сказать… Забыл уже, наверное, как это делается.
– Мастерство не пропьешь! – кивнула она утвердительно и шлепнула его по плечу: – Приглашаю вас на загородную прогулку на лыжах в ближайшее воскресенье.
– Что? Меня?
Симаков не знал, что говорить. Еще никогда женщина не приглашала его, и тем более на лыжную прогулку. Да у него и лыж-то нет! И стоять он на них разучился наверняка. Пойти, чтобы над ним посмеялись? Он этого не переносил.