— Прекрати! — Он стукнул кулаком по столу. Вот как я его разозлила! — Ты затеяла опасную игру! Только помни — я тоже умею кусаться!
— Я прекрасно это знаю, Иван. Ты не тот человек, которому можно безнаказанно положить палец в рот. Ты мигом его откусишь. Но и ты усвой: я сделаю все, чтобы не сесть в тюрьму. Если братья не стреляли в Анжелу, то я тут ни при чем. Никакого приказа убивать ее я не отдавала. Следовательно, половина обвинений с меня снимается. Самая опасная для меня половина — убийство. Это лет десять, не меньше. За десять лет свободы стоит побороться, как ты думаешь?
— Ты обещала, что признаешься в убийстве, — напомнил он.
— Я обещала, что сделаю это на суде. Но не раньше.
— Когда ты собираешься звонить следователю?
— Как только получу доказательства. Хоть какие-нибудь.
— И… кто будет за все отвечать?
— Во-первых, Анисья. Ее вина гораздо больше, чем она говорит. Она вступила в сговор с преступником. Дала ложные показания. И она далеко не случайно переводит стрелки на меня. Иначе ей самой придется сесть, и надолго. Очень надолго. Во-вторых, преступник. Тот, кто устроил весь этот цирк. Вот кто будет за все отвечать по полной.
Он молчал. Жаль, что я тоже не могу читать его мысли. А он отлично умеет их скрывать. Вот и сейчас Иван Иваныч взял долгую паузу, а потом кивнул прислуге:
— Подавайте горячее.
Дальнейшая трапеза проходила в полной тишине. Наши клинки, иначе злые языки, слегка притупились, а пыл угас. Мне надоело доставать мужа, а ему учить меня жизни, словно маленькую девочку. Он понял, что я знаю гораздо больше, чем говорю, и насторожился. Я догадалась, что он боится меня спугнуть. Кажется, я двигаюсь в правильном направлении…
На следующий день меня разбудил телефонный звонок. Спросонья я не сразу сообразила, что звонит Анисья. Признаться, я этого не ожидала. Мерзавка сбежала, как только я зажала ее в угол. И вот, пожалуйста! Сама объявилась!
— Доброе утречко вам, Зинаида Андреевна, — раздался в трубке ее льстивый голосок. Она говорила совсем как в былые времена, когда я была госпожой, а она моей верной служанкой. — Хотя какое утро? Полдень уже! Но для вас это все равно что ранее утро, — она хихикнула.
— Чего ты хочешь? — сухо спросила я.
— Вы на меня небось сердитесь?
— Да что ты! Вчерашний твой фортель — пустяки по сравнению с тем, что ты наговорила в кабинете у следователя.
— Простите меня, Зинаида Андреевна, — заныла она. — Я совсем запуталась. Напугали вы меня вчера.
— Где ты сейчас?
— Да так. У друзей.
— Не у тех ли, кто помог тебе меня очернить?
— Я тут подумала… — она вздохнула. — Напрасно я так с вами обошлась. Вы бы меня не кинули. Денег бы дали, как обещали.
— Что? — Я ушам своим не верила. — Ты одумалась?
— Уж и не знаю, как к вам подступиться после вчерашнего. Виноватая я. Что сбежала. А вы и за борщ заплатили, — опять хихикнула она. — Заплатили, а не кушали.
— Ты Юле звонила? — сообразила я. — Официантке?
— Так мы ж подружки! Отчего не позвонить? Я ее спросила, не шибко ли вы злились.
— А если шибко?
— Как бы нам встретиться? — Она опять вздохнула. — Я бы вам всю правду рассказала.
— Я рада, что ты одумалась. — Я постаралась сдержать ликование. — А насчет встретиться… Что ж. Говори, когда, где?
— А можно я к вам приду? Муж-то дома?
— Не знаю, скорее всего, нет.
— Я уже туточки. У Паши сижу. Так я подойду?
— Постой… Ты уже здесь?
— Ну, почти. Мы чай пьем. В его будке.
— Поняла. Что ж, заходи. Постой. Надо узнать, дома ли Иван Иваныч. Я поняла, что с ним ты не хочешь встречаться?
— Не хотелось, бы, — подтвердила она.
— Подожди секунду. Анюта! — Я затрясла колокольчик с такой силой, будто хотела его во что бы то ни стало сломать. Даже забыла о кнопке для вызова прислуги, схватила допотопное средство, давно вышедшее из моды.
— Что случилось, Зинаида Андреевна? — вбежала в комнату перепуганная Анюта.
— Муж дома?
— Нет. Он рано уехал.
— А когда вернется, не знаешь?
— Сказал, что поздно. Работы, мол, много.
— Хорошо, — я кивнула. — можешь идти. — И в трубку: — Заходи. Стой! — спохватилась я. — Анюта, стой. А ты, Анисья, проходи на территорию. Жду. — Я дала отбой.
— Так она опять здесь! — с обидой посмотрела на меня Анюта. — Эта предательница!
— У Анисьи есть для меня важная информация. Поэтому ты сейчас пойдешь и встретишь ее. Проводишь сюда. Поняла?
— Да, — кивнула она. — Только…
— Потом. Мы поговорим об этом потом. А сейчас мне не до разговоров, понимаешь?
— Понимаю, — в ее голосе звучала обида. — Только…
— Анюта! — слегка повысила я голос. — Ты слышала, что я сказала?
— Да.
— Тогда иди.
Она ушла. Кажется, я нажила себе еще одного недоброжелателя. Не исключено, что вечером Анюта настучит о визите Анисьи Иван Иванычу. И черт с ней!
Я схватила Кики, прижала ее к груди и стала взволнованно ходить взад-вперед по комнате, поглаживая собаку:
— Спокойно. Только спокойно…
Минут через десять раздался деликатный стук в дверь. Нервы мои были на пределе, и я невольно вздрогнула, хотя ждала этого.
— Войдите!
Вошла Анисья, все с той же огромной безобразной сумкой в руках.
— Здрасьте, Зинаида Андреевна!
— Доброе утро.
— Где ж утро-то? Скорее день, — вздохнула она и проворчала: — Мы, бедняки, привыкли засветло подниматься, не то что вы, богатеи.
— А я уж было подумала, что ты с миром пришла, — усмехнулась я.
— Простите, — спохватилась она. — Можно я сяду?
— Да, садись в кресло.
Анисья поставила на пол свою чудовищную сумку и уселась, а я спустила на пол Кики. И тут случилось странное. Собака заворчала, потом оскалилась и вдруг с лаем кинулась на Анисью. Тойтерьеры невероятно храбры, несмотря на крошечный рост. Они всерьез считают себя настоящими собаками, большими и сильными, и, защищая хозяина, бывают крайне безрассудны. И с чего Кики решила, что мне угрожает опасность?
Анисья проворно поджала ноги, а я закричала:
— Фу, Кики! Фу!
Собака не унималась. Мне пришлось снова взять ее на руки.
— Чего это с ней? — поежилась Анисья.
— Не похоже, что вы с ней подружки. А говоришь, ты ее в мое отсутствие кормила!
— Да кормила же! Эй, собачка! — позвала Анисья. — Ты что, меня не помнишь?
Кики в ответ зарычала.
— Во тварь неблагодарная! — покачала головой Анисья. — Одно слово: животное!
— Животные подчас добрее и умнее людей, — возразила я.
— Да уж, конечно! Выкиньте ее за дверь, и дело с концом!
— Она сейчас успокоится.
Я спустила Кики с рук, но куда там! Она опять с лаем кинулась на Анисью. Это крохотное существо, всего-навсего тойтерьер, нападало на гору жира так отважно, что эта гора затряслась от страха, как лимонное желе. Анисья с ногами забралась на кресло и заныла:
— Убрали бы вы собачку, Зинаида Андреевна!
— Хорошо. — В самом деле, там перфоратор, тут взбесившаяся собака. Так никакого доверительного разговора не получится.
Я подхватила Кики на руки и пошла к двери.
— Анюта! Где ты, Анюта?
Появилась надутая горничная.
— Подержи Кики, пока мы с Анисьей поговорим.
— Слушаюсь, Зинаида Андреевна, — поджала губы горничная, но Кики у меня взяла. Та рвалась из ее рук, продолжая лаять на Анисью. — Собака, и та все понимает, — проворчала Анюта перед тем, как я закрыла дверь в свою спальню.
— Так-то лучше, — облегченно вздохнула Анисья и опустила ноги на пол. — Не то цапнет еще. Уколы потом делай. В живот. Больно, говорят.
— Кики привитая, — сухо сказала я. — Ну, перейдем к делу. Выкладывай, что там у тебя?
Она облизнула губы.
— Чтой-то вы, Зинаида Андреевна не так поняли. Девка-то и впрямь померла.
— Говори нормальным русским языком. Без всяких «чтой-то», «неужто», «надысь». Я прекрасно знаю, что ты это умеешь. Хватит кривляться. Не на сцене.
— Какая вы сердитая, — прищурилась Анисья. — Ну, как вам будет угодно.
— Замечательно! Вот так и говори. Постой.
Я подошла к тумбочке, на которой лежала моя сумочка, и достала из нее диктофон.
— Что это? — поежилась Анисья.
— Я хочу записать твои признания. Раз уж ты сама пришла, какой смысл это скрывать? Надеюсь, ты не возражаешь?
— Да пишите! — ухмыльнулась она. — Контора пишет.
— Тогда начинай. — Я нажала на кнопку и положила диктофон в метре от нее на соседнее кресло. — Микрофон чувствительный, так что каждое твое слово впоследствии будет воспроизведено. Так что случилось с Анжелой?
— Это я в нее стреляла.
— Что-о?!
— Что слышали. Я ее убила, говорю.
— Но зачем?
— А затем. Ваш приказ выполняла.
— Но зачем?
— А затем. Ваш приказ выполняла.
— Какая чушь! Мы который день ходим по кругу! Я такого приказа не отдавала, и ты прекрасно это знаешь!
— Вы хотели, чтобы она умерла, — упрямо сказала Анисья.
— Каждый человек хочет чьей-то смерти. Когда сосед по даче роет бассейн в метре от твоего забора, а потом твой дом начинает уплывать, ты ему кричишь через забор: «Чтоб ты сдох!» Люди каждый день посылают кому-то проклятия. Если квалифицировать это как покушение на убийство, не останется ни одного человека, который не оказался бы за решеткой.
— Так-то оно так, — неприятно усмехнулась Анисья. — Только тут не забор. Она у вас мужа увела. Ребенка ему хотела родить. А вы бесплодная.
— Да с чего ты взяла?! Может, это мой муж стерилен?
— Всегда виновата баба, — уверенно заявила Анисья. — Вы думали, что она беременна, а вам этот ребеночек не нужен. Как вы кричали, когда узнали об этом. Помните?
— Ну, было, — призналась я. — Потому что я расстроилась.
— То-то. — Она опять облизнула губы.
— Ты хочешь сказать, что сделала это ради меня?
— А для кого?
— Не верю! Ни одному твоему слову не верю, — выпалила я сердито. — Почему ты не хочешь сказать мне правду?
— Так я вам правду говорю! Как взяла из кабинета Иван Иваныча пистолет, пошла и убила ее. Братья были пьяные, ничего не помнят. Потом сунула пистолет Кольке в руку, чтобы на нем остались его отпечатки. Наутро сказала ему, что убил он, братья тело в лес свезли на тачке, а потом Колька к вам поехал за деньгами. Заодно и пистолет подбросил.
— Зачем?
— Мы же не думали, что у вас обыск будет. Что вы в морг поедете за этим обрубком. Патологоанатом вас и сдал. Братец ее шухер навел. Эрик. Видать, не поверил он мне. Догадался, что не Анжела звонит. В полицию побежал. А у них бесхозный труп. Была бы она белая, ее бы всю жизнь искали. Ну, пропала и пропала. Но он сказал «темнокожая девушка». У нас же не Африка. Ее сразу и опознали. А потом стали про руку допытываться: куда делась? Мужик вынужден был во всем признаться. Описал вас: дама, мол, приходила, вся такая шикарная, кольцо с бриллиантом за отрезанную руку дала. Ему показали фото. Вы, Зинаида Андреевна, женщина приметная, даже в Москве не затеряетесь.
— Но откуда ты все это знаешь?
— Так от следователя! У меня ж с Эриком тоже очная ставка была!
— Зачем?
— Чтобы он мой голос опознал. Я ведь призналась, что звонила ему от имени сестры.
Какое-то время я молчала, потрясенная. Вроде бы все сходилось.
— Я ж понимаю, если не переведу на кого-нибудь стрелки, то мне придется за все отвечать, — вздохнула Анисья. — Вот я и подумала: толку-то от этих алкашей? Все равно до белочки допьются и подохнут под забором. Ну и подставила их.
— А заодно меня.
— Так вам все равно садиться, Зинаида Андреевна.
— Что-то тут не так. — Я взволнованно стала ходить по комнате. — А как же сказка?
— Какая сказка? — уставилась на меня Анисья.
— О мертвой царевне. Там в конце свадьба.
— Вы, часом, не тронулись? — подозрительно посмотрела она на меня.
— Мое психическое здоровье в полном порядке, можешь не сомневаться.
На самом деле, если бы не Пушкин, я бы ей поверила. Но как же гроб, который разбил королевич? «И царевна ожила…»
— Нет, что-то не так, — упрямо сказала я. — Мне надо подумать.
— То есть вы мне не поверили?
— Нет.
— Экая вы… Я во всем призналась, чего ж вам еще? В убийстве призналась.
— Не то… — поморщилась я.
— Ну так что мне делать?
— Ничего. Пока иди. Ах да! Где ты сейчас живешь?
— У подружки.
— Не у Юли, часом?
— Нет. У Паши, — вдруг призналась она. — Мы ж земляки. Вот он и приютил.
— Можешь возвращаться к себе в квартиру. Надеюсь, ты больше не будешь от меня прятаться?
— Так я и вещички с собой прихватила. — Она кивнула на сумку, стоящую у ножки кресла. — Думаю: признаюсь во всем и буду дожидаться своей участи.
— Вот даже как.
— Вместе сядем, — заверила меня Анисья.
— Спасибо тебе!
— Не за что.
— Ладно, иди.
Она встала.
— Я вам тут гостинец принесла, Зинаида Андреевна. — Анисья полезла в сумку. — Так сказать, мировую. Я ж знаю, что теперь о вас никто не позаботится. А вы небось с голоду умираете?
— Есть немного, — призналась я.
— Иван Иваныч вас диетическими супчиками пичкает, а вы стесняетесь сырого мяса попросить. Соскучились небось?
— Да, мне теперь на кухню ходу нет. Ем, что дают.
— Так я вам карпаччо приготовила. Ваше любимое. Встала засветло, на рынок сбегала, телятинки парной прикупила, — напевно заговорила Анисья. Все как в былые времена. Она достала из сумки судок и протянула мне: — Держите!
— Вот спасибо! — Я откровенно обрадовалась. Меня это диетическое питание достало. Для фигуры, конечно, полезно, но меня от овощей, приготовленных на пару, уже тошнит.
— Только никому не говорите, что я вас подкармливаю, — заговорщицки подмигнула Анисья. — А то мне влетит.
— Хорошо, не скажу, — улыбнулась я. — Иди, отдыхай. И не смей отключать телефон, слышишь?
— Ни-ни! — замахала она руками. — Всегда на связи!
И она бочком-бочком стала продвигаться к двери. Как только она вышла, в холле раздался лай. Похоже, ее опять атаковала Кики. Потом собака с визгом ворвалась в мою спальню.
— Да что с тобой? — удивилась я. — Кики, успокойся.
Мой взгляд невольно приковался к оставленному Анисьей судку. Как же я соскучилась по любимым блюдам! А тут карпаччо. М-м-м… У меня во рту скопилась слюна, и я нетерпеливо открыла судок. Хотелось тут же вцепиться зубами в мясо. Но я, как женщина деликатная, достала фарфоровую тарелочку, а из судка заботливо положенные туда Анисьей приборы. Мясо было свежайшее, на редкость аппетитное, а как пахло! Я почувствовала, что схожу с ума. Положила тонюсенький, почти прозрачный ломтик на тарелку и направилось к шкафу, где в тайном отделении была припасена бутылочка отличного французского вина.
И тут я услышала скуление, переходящее в визг. Оглянулась, и…
Кики совершила какой-то невероятный кульбит, вскочила на туалетный столик, где красовалась тарелка с мясом, и набросилась на него, будто ее сто лет не кормили, мою несчастную собаку. Потом они вместе, и тарелка и Кики, с грохотом упали на пол.
— Кики, фу! — кинулась я к ней. Но поздно: собака уже терзала кусок мяса. — Хорошо, ешь. Там достаточно для нас обеих. Я положу себе другой кусок.
Я нагнулась, чтобы поднять тарелку, и тут… Собака как-то странно дернулась, потом оскалилась, и вдруг стала биться в судорогах. Ее трясло, изо рта шла пена. Я еще ничего не понимала, просто испугалась за Кики. Все произошло слишком быстро. В какое-то мгновение она замерла и посмотрела на меня грустно-грустно. Ее взгляд говорил мне: «Прощай». Это мгновение я не забуду никогда. Мне казалось, что передо мной лежит умирающий человек. Она понимала все и без колебаний отдавала за меня свою жизнь. Она молила меня только об одном: чтобы я больше никому не доверяла. И не ела бы ничего в этом доме. Чтобы бежала отсюда как можно скорее. Вот о чем Кики просила перед смертью.
А потом наступила короткая агония. Яд действовал очень быстро. Тахикардия, остановка дыхания и смерть. Совсем как у человека. Ее глаза закатились, Кики дернулась последний раз и замерла.
Я с ненавистью посмотрела на лежащее на полу мясо. Потом на судок. Ах ты…
— Анисья! — заорала я и выскочила в холл. — Где она?!
— Да вроде здесь была, — появилась на лестнице Анюта. — На кухню зашла, чаю попить.
— Чаю?!!
— Да что случилось-то?
— Кики умерла! Съела мясо и отравилась!
— Да кто ж ей дал мясо-то? — удивилась Анюта.
— Анисья!!! — бешено закричала я. — Идти сюда, мерзавка!!!
Увы! Предательница прекрасно ориентировалась в огромном доме, знала все ходы и выходы. Пока я спустилась вниз, ее и след простыл. Бежать за ней не было смысла. Все равно я ничего не докажу. Кто мне поверит? Я под следствием и сама подозреваюсь в убийстве.
Я кинулась обратно наверх. В моей спальне рыдала Анюта.
— Успокойся, — прошептала я дрожащими губами. — Кики не вернешь.
— Какая умная была собачка, — всхлипнула Анюта.
— Слишком умная, — горько произнесла я. — Она сразу все поняла. Послушай меня… Ты никому об этом не скажешь.
— Как так? — Анюта от удивления перестала плакать.
— Принеси две пары резиновых перчаток, в которых ты делаешь уборку. Мы сейчас все уберем. Никого больше не зови. Сможешь похоронить Кики?
Она молча кивнула.
— Скажешь, что собака умерла от старости. От чего угодно, только не от… — Я глазами указала на мясо. — Иди за перчатками.
Анюта ушла. Я без сил опустилась в кресло, глядя на мертвую Кики. На соседнем кресле лежал диктофон. Что толку теперь от этих признаний? Хотя…