Генерал Рокоссовский, на 16-ю армию которого ринулась мощная 4-я танковая группа Гепнера, заметил некоторое ослабление действий противника вдоль Волоколамского шоссе и не сомневался, что противник ищет и обязательно ударит где-то в новом месте. Оценивая местность и группировку наступающих, он предвидел, что, вероятнее всего, они нанесут удар южнее водохранилища, а там положение наших войск может быть очень устойчивым. Как пишет в своих воспоминаниях Рокоссовский: “Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами... Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я доложил наш замысел командующему фронтом (то есть Жукову. – В. К.)и просил его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не ожидая, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище”.
Жуков не посчитался с мнением Рокоссовского и приказал не отходить ни на шаг и удерживать занимаемый рубеж. Как видим, и у Жукова бывали моменты, когда он мог закусить удила и вопреки здравому смыслу, не считаясь с предложением такого опытного командующего, каким был Рокоссовский, настаивать на своем.
Понимая, что если части 16-й армии на этом участке не устоят, то путь на Москву будет открыт, и это возлагает на него как командующего армией огромную ответственность, Рокоссовский решил послать телеграмму начальнику Генерального штаба Шапошникову, мотивировав в ней свое предложение. Вскоре он получил ответ, что Генеральный штаб разрешает ему осуществить принятое решение. Однако не успели Рокоссовский и его штаб отдать соответствующие распоряжения частям, как пришел грозный письменный приказ Жукова: “Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков”.
В этих коротких строках наглядно проявился жуковский характер: его темперамент и его крутость. Но в данном случае он оказался не прав. Войска не удержали подступы к водохранилищу. Противник отбросил их и, как предвидел Рокоссовский, на плечах отступающих переправился на восточный берег реки Истры и захватил там плацдармы.
Вы, наверное, не раз встречали в военной литературе это образное и не совсем военное выражение “на плечах”. Что же это означает в действительности? А это значит, что войска отходят или даже бегут, противник их давит танками, расстреливает из пулеметов, артиллерией, врывается прямо в боевые порядки, в гущу вот этих бегущих людей, когда они находятся вне траншей, не имеют на огневых позициях пулеметов и артиллерии. Практически в этом случае наступающая сторона и выходит на следующий рубеж раньше, чем его успеет занять отходящий.
Такое положение сложилось и в районе водохранилища. А если бы Жуков согласился с Рокоссовским, то потерь было бы меньше, войска, заранее переправившись на противоположный берег, успели бы закрепиться и отрезали бы атаки противника.
29 ноября гитлеровские войска прорвались через канал Москва—Волга в районе Яхромы. Это была очень серьезная опасность, так как противнику удалось преодолеть водный рубеж, на который опиралась оборона 16-й армии Рокоссовского. Надо было немедленно бросать все силы для того, чтобы отразить этот прорыв.
Спасли Москву резервы, которые формировал Сталин несмотря на труднейшее положение на всех фронтах.
Поручив Жукову отстаивать Москву, Сталин отдал Западному фронту все, что у него было в те дни. Но, понимая, что этого недостаточно и что в битве за Москву наступит кульминация, Сталин формировал стратегические резервы в тылу – три новые армии: 1-ю ударную, 2-ю и 30-ю.
Как было запланировано, эти три армии Сталин сосредоточил под Москвой, но держал их до последнего, до самых критических минут.
Такие критические минуты на участке, где находилась 1-я ударная армия, возникли, когда противник переправился через канал Волга – Москва.
Сталин приказал Кузнецову:
– Прорыв обороны в районе Яхромы и захват противником плацдарма на восточном берегу канала представляют серьезную опасность Москве. Примите все меры к нанесению контрудара по прорвавшейся группировке противника. Остановите продвижение, разгромите и отбросьте противника за канал. На вас возлагаю личное руководство контрударом.
Располагая свежими силами, Кузнецов выполнил это приказание Сталина – к 8 часам утра 29 ноября враг был разгромлен и отброшен за канал.
Еще одна новая – 20-я армия была сформирована в конце ноября. Ее командующим был назначен генерал-лейтенант Власов. (Да, да, тот самый Власов!) Начальником штаба этой армии был генерал Л. М. Сандалов. В состав армии были включены две свежие дивизии, прибывшие из восточных округов, морская стрелковая бригада, две стрелковые бригады из Московской зоны обороны и еще две танковые бригады с Западного фронта, артиллерийский полк, два гвардейских минометных дивизиона и бронепоезд. Как видим, и в этой армии почти не было артиллерии. Штаб армии располагался в Химках.
Еще в момент сосредоточения частей 20-й и 1-й ударной армий противник, предпринимая последние усилия в попытках прорваться к Москве, нанес удар, который пришелся в стык между 1-й ударной и 20-й армиями, занял Красную Поляну и вышел к Савеловской железной дороге у станции Лобня и севернее. Конечно, для выдвигающихся частей 20-й армии появление противника было неожиданно. Но и для наступающего противника встреча здесь со свежими частями тоже оказалась полной неожиданностью.
2 декабря всем частям 20-й армии, которые успели сосредоточиться, Сталин приказал нанести контрудар в направлении Красной Поляны, что и было сделано. Здесь, в районе Красной Поляны, части 20-й армии захватили несколько крупнокалиберных орудий противника, которые были доставлены сюда для обстрела Москвы.
Еще одна резервная – 10-я армия, которой было поручено командовать генералу Ф. И. Еоликову, создавалась из резервных частей Московского военного округа. В ней было девять вновь сформированных дивизий, а когда она прибыла в район сосредоточения под Тулу, в нее были включены вышедшие из окружения 239-я стрелковая и 41-я кавалерийская дивизии. Таким образом, всего в ней насчитывалось одиннадцать дивизий, и одна подкрепляла южный фланг обороны Москвы в районе Рязани и Тулы. Почти весь личный состав был призван из запаса и был не очень хорошо обучен. Армию сформировали в течение трех недель, из них 14—15 суток личный состав обучался по 12 часов ежедневно. Эта 10-я армия была нацелена против войск 2-й танковой армии Гудериана.
* * *
Фельдмаршал фон Бок понимал, что наступление захлебывается. Он был опытный вояка и почувствовал, что уже имеет дело не только с ранее оборонявшимися частями, что появились и какие-то новые силы. Он понял: нависает катастрофа. Фон Бок был близок к отчаянию. И в этот момент ему позвонил начальник оперативного отдела генштаба Хойзин-гер:
– Фюрер хочет знать, когда можно будет объявить об окружении Москвы?
Бок не стал с ним говорить и потребовал к телефону главнокомандующего Браухича.
Интересный разговор состоялся между фон Боком и Браухичем.
Бок: Положение критическое. Я бросаю в бой все, что у меня есть, но у меня нет войск, чтобы окружить Москву... Я заявляю, что силы группы армий “Центр” подошли к концу.
Б р а у х и ч: Фюрер уверен, что русские находятся на грани краха. Он ожидает от вас точного доклада: когда же этот крах станет реальностью?
Бок: Командование сухопутных войск неправильно оценивает обстановку...
Б р а у х и ч: Но за исход операции отвечаете вы!..
Бок: Верховное командование просчиталось. Прошу доложить фюреру, что группа не может достичь намеченных рубежей. У нас нет сил. Вы меня слышите?
Б р а у х и ч: Фюрер хочет знать, когда же падет Москва?
Понимая, что Браухич или умышленно не слышит его, или боится услышать, чтобы потом не сообщать неприятные вести Гитлеру, фон Бок после разговора по телефону послал ему еще телеграмму такого же содержания.
Это был крах, бесславный конец операции “Тайфун”.
Сталин и Жуков вцепились в противника мертвой хваткой, не давая ему возможности оторваться, передохнуть, закрепиться на промежуточном рубеже. С точки зрения военного искусства это были блестящие контрудары, так как не было нашего превосходства в силах, которое необходимо для наступления. Три новые армии, выделенные Сталиным, прибавили мощи Западному фронту, но все же при подсчете соотношения сил они не давали нашей стороне необходимого превосходства: гитлеровцы имели живой силы в 1,5 раза больше, артиллерии – в 1,4, танков – в 1,6 раза больше.
Но все-таки войска шли вперед, те самые войска, которые выстояли в тяжелейших оборонительных боях. Наконец-то, впервые за войну, они шли вперед, чего так долго ждали вся армия и весь советский народ!
От автора
К работе над этой книгой я приступил после долгих размышлений и сомнений. Грандиозны события и дела, которые вершил Сталин. Очень он сложен, противоречив и многогранен как личность.
Поэтому прежде всего предлагаю читателям обратить внимание на две особенности. Первая: несколько десятилетий при жизни Сталина – многое гипертрофировалось в сторону преувеличения, приукрашивания его заслуг. Вторая: после смерти Сталина – началось и продолжается по сей день “развенчание” и “ниспровержение” его как исторической личности, всего, что связано с ним, путем перекрашивания в один черный цвет, подачи в негативном виде.
Где же правда?
Придется разгребать горы противоположных по оценкам книг, исследований, статей, большей частью необъективных, несправедливых.
В одних Сталин – великий вождь, отец народов, мудрый государственный деятель, в других – кровожадный злодей, преступник с параноидальной психикой.
Первое, что хочется сказать об этих “жизнеописаниях”: все, кто восхвалял или очернял Сталина, делали это, движимые своими идеологическими партийными позициями или групповыми убеждениями. Кое-кто просто зарабатывал деньги на “горячей теме” – мог подавать в любом ракурсе, лишь бы платили. Вчера они писали диссертации о “преимуществах развитого социализма”, а сегодня взахлеб расхваливают прелести “свободного предпринимательства”. В свое время указания вождя были для них основополагающими во всем и навсегда, а теперь они утверждают, что у него не было никакой теории и философии, а практика сводилась только к репрессиям.
Надо, надо в этом разобраться.
Не берусь анализировать, оценивать и описывать всю жизнь и деятельность Иосифа Виссарионовича Сталина, попытаюсь осветить его политическую и военную деятельность.
Работая над книгой “Полководец”, и особенно над трилогией о маршале Жукове, я был как бы на подступах к книге о Сталине. Во всех стратегических вопросах, касающихся хода войны, принятия решений на проведение крупнейших операций – всюду роль Сталина как Верховного Главнокомандующего была первостепенной. Правильны или ошибочны были его решения – другой вопрос, но то, что его мнение и приказы являлись определяющими, – это однозначно.
Я включил в это издание некоторые главы из моего трехтомника о маршале Жукове, касающиеся действий противника, в большинстве случаев оставил это все неизменным, добавить пришлось только реакцию Сталина, по сути дела, на то же поведение противника. Я не счел необходимым радикально перерабатывать эти главы.
В ходе работы над теми книгами накапливались материалы и размышления о военной деятельности Сталина. Кроме того, в личных беседах со многими видными военачальниками и в сотнях писем читателей мне постоянно советовали подумать и взяться за создание книги о Сталине. Многие считали, что я подготовлен к ней своей предыдущей работой, военным образованием и осведомленностью в делах архивных. Придавало мне силы не только то, что я владел необходимым материалом, но и то, что имел опыт работы в Генеральном штабе с 1947 года по день смерти Сталина в 1953 году.
С ним я лично не встречался, но видел и слышал его много раз. Мне знакома обстановка, атмосфера деятельности Генерального штаба при непосредственном руководстве Сталина. И вообще, первая половина моей жизни прошла в те годы, когда все вершил “великий вождь и учитель”.
Некоторые читатели могут заподозрить меня в необъективности. Для тех, кто этой подробности из моей жизни не знает, сообщаю: в 1941 году я, курсант-выпускник Ташкентского военного училища, был арестован и осужден Военным трибуналом Среднеазиатского военного округа за якобы антисоветскую агитацию и пропаганду (статья 58-10 У К СССР).
Главный вопрос, который мне задал следователь, был:
– Кто вам давал задания компрометировать вождя народов Иосифа Виссарионовича Сталина?
Проявилась моя “преступность” в том, что я сказал:
– Ленина забывают, все Сталин да Сталин, а он не был вторым после Ленина в революции и в годы гражданской войны. Следователь утверждал:
– Такими разговорами в военной среде ты порождал сомнения, подрывал авторитет вождя народов.
В довоенные годы это был страшный криминал. Многих за подобные разговорчики расстреляли. Мне повезло, “смилостивился” трибунал, оставил в живых.
Потом были Тавдинлаг, лесоповал, далекий Север, где я едва не погиб. Затем (в октябре 1942 года) – штрафная рота, после моих писем Калинину с просьбой отправить на фронт. В штрафной, как известно, надо было искупить свою вину кровью. Я уцелел в нескольких рукопашных схватках, когда от “шурочки” (так называли штрафные роты) оставалось несколько человек. Последовало такое вот решение Военного совета Калининского фронта:
“...За проявленное красноармейцем Карповым Владимиром Васильевичем отличие в боях с немецкими захватчиками судимость по приговору Военного трибунала Среднеазиатского военного округа... с него снята... 20. 02. 1943 г.”
В общем, есть у меня все основания обижаться на Иосифа Виссарионовича. И тем не менее...
Мои предыдущие книги были честными и правдивыми, не изменяю себе и в этом повествовании – о Генералиссимусе. Не ставлю перед собой цели оправдывать или осуждать Сталина. Я намерен, как всегда, изложить все объективно.
Несколько слов о стиле и конструкции этой книги.
Все изложенное строго документально. Может быть, кому-то покажется, что документов и цитат многовато, но я исходил из того, что сами-то читатели не могут познакомиться с многими первоисточниками, которые существуют, но, как говорится, простому смертному недоступны. Что касается моих бесед с людьми, окружавшими Сталина (друзья и враги), то эти, в том числе магнитофонные, записи поистине уникальны, потому что собеседники мои оставили наш бренный мир.
Заранее соглашаюсь со всеми возможными замечаниями по части множества цитат и заимствований из различных публикаций и поясняю: я хотел написать более полную книгу о Сталине, поэтому и включил широко известные старшему поколению, но неизвестные новому эпизоды из его жизни и деятельности.
В чем заключается особенность этого жанра? Я не претендую на эпическое полотно: эта книга не роман и не повесть. Она представляет собой мозаику, собранную из найденных мною и другими авторами, известными и малоизвестными, деяний Сталина. Главная забота моя – создание как можно более полной картины жизни нашего именитого соотечественника.
Многие участники войны, зная, что я пишу книгу о Генералиссимусе, прислали пожелания, советы, эпизоды из жизни Сталина. Все это я с благодарностью использую.
Мозаика, как и другие жанры, имеет право на существование. В этом отношении опорой для меня служит мнение Белинского: “Кажется, что бы делать искусству (в смысле художества) там, где писатель связан источниками, фактами и должен только о том стараться, чтобы воспроизвести эти факты как можно вернее? Но в том-то и дело, что верное воспроизведение фактов невозможно при помощи одной эрудиции, а нужна еще и фантазия. Исторические факты, содержащиеся в источниках, не более как камни и кирпичи: только художник может воздвигнуть из этого материала изящное здание".
Я, современник Сталина, пережил те же исторические события, поэтому имею все основания на то, чтобы высказывать свои суждения по поводу поступков и событий, которые совершали их участники. Я веду прямой разговор с читателями потому, что это мой стиль. В таком сложном сооружении, каким является мозаика с огромным количеством документов, фактов, действующих лиц и их поступков на протяжении почти ста лет, я считаю, должен быть поясняющий “поводырь” – собеседник.
Порой подробно излагаются поиски документа, рассказ очевидца, подступы к событию или даются мои комментарии – это необходимая атмосфера мозаики, она как воздух объединяет все в единое целое и не оставляет неясностей, недоговоренности, разночтений.
Пять лет я работал над этой рукописью, можно, да и нужно бы, еще потрудиться, подшлифовать язык, кое-что сократить, кое-что добавить. Но... Я решаюсь на эту публикацию по совету и добрым отзывам друзей, которые прочитали рукопись. Уходят из жизни боевые друзья и писатели, младше меня по возрасту. А у меня за плечами восемьдесят очень трудных лет. Может и меня подстеречь печальная неожиданность. А книгу эту – самую значительную в моем творчестве – очень хочется (не скрываю этого) подержать в руках, полистать в тиши кабинета, еще раз пройти вместе с читателями по грозным, трудным и радостным годам XX века, в котором жил и работал не только Сталин, но и мы, старшее поколение. Это и наша жизнь.