Я курсирую по дорожкам, и у меня в мешке уже две бутылки, несмотря на утро. "По утрам даже лошади не пьют", - сказал Савва Морозов в одном из фильмов и эта фраза стала крылатой. Но Савва, а точнее, сценарист, ошибался. Лошади, может быть и не пьют, а вот русские люди - пьют. Точнее - похмеляются. А поскольку похмеляются они преимущественно пивом, то работа мне, и таким как я всегда найдется. Подумав об этом, я как раз приобрел во владение третью бутылку и увидел Бенджамина. Точнее, я увидел вовсе не его, а вальяжного господина в бежевом, очень дорогом пальто, в белоснежном кашне, безукоризненно отутюженных коричневых брюках и рыжеватых кожаных ботинках. Господин шел очень уверенной походкой прямо ко мне и улыбался. Очень трудно было узнать в нем Бенджамина, но я узнал. По бородавке на носу. Постриженный, вымытый, выбритый, даже, как чуть позже выяснилось, надушенный - мыслимое ли дело? - Бенджамин подошел ко мне и лицо его сделалось суровым.
- Ну? - сказал он, заложив руки за спину и покачиваясь с пяток на носки. - Как жизнь? - Он подождал ответа, не дождался и продолжал: - А я вот... Прибарахлился.
Что-то было в нем не то, кроме внешнего вида. Извиняющиеся нотки в голосе, вот что.
- Присядем? - он кивнул не ближайшую скамью, спрятанную в кустах.
Мы сели. Я не знал, что и думать, не то чтобы сказать.
- Ну что? - сурово начал Бенджамин. - Видел ангела?
Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
- Видел, значит? - Бенджамин с неудовольствием пожевал губами, принялся разглядывать свою руку, обтянутую тонкой лайковой перчаткой песочного цвета. - И что скажешь? - он бережно стянул перчатку и я увидел тщательно ухоженные ногти и белые руки, отмытые от въевшейся в них грязи. - Что молчишь? Язык проглотил, не иначе, - он удовлетворенно покосился на меня. - Желание загадал?
Я кивнул, потом спохватился, замотал головой.
- Не загадал, - Бенджамин покивал с удрученным видом. - Я так и думал.
- Он вдруг повернулся ко мне всем телом, взял меня за воротник, приблизил лицо и зашептал угрожающе: - Загадай! Загадай, я тебе говорю, философ несчастный, иначе век будешь сидеть в своем вонючем подвале среди шизофреников! Загадай! - при этом он крутил в пальцах мой воротник.
Я скосил глаза на его руку и выдавил из себя:
- Испачкаешься же!
Он отпустил меня, брезгливо посмотрел на пальцы, достал из кармана белоснежный платочек, вытер руку и швырнул платок в чугунную урну, стоящую рядом со скамьей.
- Ну так что? - он посмотрел на меня изподлобья, хмуро и неприязненно.
Я вздохнул, пожал плечами и пролепетал:
- Загадаю.
- Ни хрена ты не загадаешь! - раздражился Бенджамин. - Знаю я тебя! Будешь сидеть и философствовать, вместо того, чтобы ухватиться за протянутую руку и выбраться из ямы.
- А ты что загадал? - спросил я.
- Я? Да какая разница? Я тебе не скажу. У меня ведь совсем другие обстоятельства. Совсем! - он зыркнул на меня черными глазищами, презрительно скривился. - Ты на меня не смотри. Я богатый как... У меня столько денег, что ты даже не знаешь, что такие числа существуют.
- Так ты пожелал богатства? - ахнул я.
Бенджамин крякнул с досады, шлепнул себя по коленке и насупился:
- Проснись, парень! Ни у какого ангела на свете нет такой силы, чтобы за одну ночь сделать меня богатым, отмыть, отпарить, отчистить и придать тот внешний вид, который тебя так поразил. Я богат уже сто лет. Мой дедушка был богат, мой прадедушка был богат. Я генетически богат, понимаешь? А это,
- он махнул рукой в мою сторону, - блажь. Это я с жиру бесился. Я даже не в этой стране живу. Я в одной стране был бродягой, в другой стране был бродягой, в третьей стране тоже был.
- Так какого ж рожна, - возмутился я, - ты все время твердишь про ангела?!
- А потому, что это шанс! Шанс! И не вороти физиономию от брызг, летящих из моего рта! Чистоплюй!
- Хорошо, - устало сказал я. - Я загадаю желание. Обязательно. Поверь мне. Только не надо нравоучений. Избавь меня от нравоучений, это единственное, что я искренне ненавижу. Если ты продолжишь меня поучать, мы с тобой подеремся. Я совершенно не умею драться, и ты тяжелее меня раза в два, поэтому ты меня, конечно же, побьешь. Но тебе это не сделает чести!
Я встал и пошел, слыша, как Бенджамин раздраженно засопел. Учитель, тоже мне! Я от таких учителей сбежал, так они меня и тут достали...
- Постой! - резко сказал Бенджамин. Я обернулся. - На-ка вот, возьми. - Он протянул мне горсть смятых купюр. Я подошел, взял деньги, не считая, положил в карман.
- Спасибо, Бенджамин.
- Не благодари! - одернул он. - Для меня это капля. Это вся наличность, которая есть у меня в кармане. Не давать же тебе мою кредитную карточку! Ступай!
От денег отказываются только дураки. Вот и я не отказался. К черту бутылки! Я заметил в Бенджаминовой горсти, наряду с червонцами несколько сотенных бумажек. Я шел, не оглядываясь, прикидывая про себя, на сколько дней Бенджамин обеспечил меня едой и выпивкой. За этими мыслями я забыл о чудесном превращении Бенджамина, о том шоке, который я испытал при виде этого импозантного мужчины, так мало похожего на прежнего Бенджамина. Тоже мне, Гарун аль Рашид! Дойдя до "Чипа", я пристроился в закутке у крыльца и пересчитал деньги. Четыреста двадцать рублей! Целое состояние! Я купил свой неизменный стаканчик, полбуханки хлеба и чебурек. Это же настоящая гастрономическая оргия! Ах, как хорошо! Желание. Какое, к лешему, желание! Нет у меня никаких желаний, особенно сейчас, когда я закусываю сочным чебуреком, а в кармане у меня целая прорва денег. Ну выберусь я наверх, и что? Опять работать, мучиться, вставать по утрам, нести какую-то ответственность... Экономить, рассчитывать, чтобы денег хватило до зарплаты, а если не хватит, идти к кому-то, клянчить, унижаться, занимать... Выносить начальника, который глуп как пробка, а начальником стал только потому, что у него влиятельные родители. Одеваться прилично, следить за собой, каждый день бриться, раз в месяц постригаться, мыться не тогда, когда хочешь, а тогда, когда надо. Да, я лентяй. Я предпочитаю жить в подвале потому, что там я свободен от всех условностей, от всего перечисленного. Может быть это смешно, может быть это непонятно, но мне нет до этого никакого дела. И желание у меня одно - чтобы меня оставили в покое. Во всяком случае - сейчас.
Сегодня прохладно, и долго на улице не засидишься. Да я и не хочу сидеть. Я хочу вернуться домой и лечь на свой топчан. Что я и делаю. Вот так. Захотел - лег спать. Захотел - не лег. Что хочу, то и делаю. И мне нравится! И я никому не позволю влезать в мою жизнь со своими советами, даже Бенджамину. Тем более Бенджамину. И я вернулся в подвал, улегся на топчан и с чувством глубокого удовлетворения заснул.
Проснулся я от шума. Палка с Зинкой, как всегда, ругались. Но мне показалось, что сегодня они более трезвые, чем всегда, поэтому их ругань была более злой. Мальчишки и девчонки сидели на топчанах молча, насупившись. Это было удивительно, по-моему они сегодня совсем не нюхали клей, исключая, впрочем, скептиков Милю и Патрона, которые традиционно глупо хихикали. Но более всего меня поразил Тюк. Он не валялся в бесчувственном состоянии, а сидел и таращил бессмысленные глаза на огонь свечи. Он был почти трезвым, и можно было считать, что мир перевернулся. Здесь же присутствовал и Нарик, напоминающий скелет, обтянутый кожей. Он находился в предпоследней стадии ломки, его трясло крупной дрожью, на лбу выступили капли пота, руки беспрерывно шарили вокруг и жили совершенно отдельно от хозяина, в глазах застыла мольба.
Я понял, в чем дело. Население подвала ожидало появления ангела.
- Философ, - сказал Миля, - вставай, а то проспишь царствие небесное. - И они с Патроном захихикали.
Я сел, помял лицо руками, оглядел присутствующих, спросил:
- Ждете?
Мне никто не ответил, только Тюк пробормотал что-то невразумительное. Ко мне подсела Палка, толкнула в бок локтем.
- Ты загадал желание, Философ?
- Загадал, загадал, - успокоительно сказал я. - А ты?
- И я загадала, - Палка мелко закивала, поднесла к глазам тонкую руку.
- Скажи, философ, почему я такая?
- Какая - такая?
- Вот такая, - она обвела себя рукой. - Вечно пьяная.
- Я тоже такой, - ответил я. - Вечно пьяный. Только я пью меньше, чем ты, вот и вся разница между нами.
- Нет, ты не увиливай, - Палка помахала пальцем перед моим лицом. - Ты мне на вопрос ответь. Или не можешь? Не можешь, - она вздохнула, кивнула в сторону Зинки. - Вон та стерва. Как она мне надоела, ты бы знал! Вот прямо взяла бы ее и задушила.
- Ты уже пробовала, будет тебе.
- Да, - грустно согласилась Палка. - Пробовала. Руки у меня слабые, не получилось. Вообще я вся - слабая. Может быть поэтому я такая?
- Может быть.
- Может быть мне попросить ангела, чтобы я стала сильной?
- Не знаю, - я покачал головой. - Попросишь сделать тебя сильной, он и сделает тебя сильной, сможешь двести килограммов поднять. Ну и что?
- Философ, ты дурачком-то не прикидывайся! - Палка посмотрела на меня насмешливо. - Думаешь, я не отличаю, да? То физическая сила, а то духовная. Или ты МЕНЯ дурочкой считаешь? Эх, Философ, Философ!
- Философ, ты дурачком-то не прикидывайся! - Палка посмотрела на меня насмешливо. - Думаешь, я не отличаю, да? То физическая сила, а то духовная. Или ты МЕНЯ дурочкой считаешь? Эх, Философ, Философ!
- А ты дура и есть! - неожиданно раздался голос Зинки. Она незаметно подобралась к нам, ведомая любопытством: о чем это Палка разговаривает с Философом?
- Зина, ты бы не лезла в чужие разговоры, - задушевно сказала Палка, на что у Зинки глаза полезли на лоб - такого она от Палки не ожидала. С минуту Зинка смотрела на нее, потом вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась. Настала очередь Палки удивляться. Она подскочила к Зинке, обняла ее и увела в угол, утешая и говоря ей ласковые слова. На это нереальное зрелище все взирали с бесконечным удивлением. Несколько минут в подвале стояла тишина.
- Философ, скажи, он придет? - громко спросил Лавр. - А то Миля с Патроном говорят, что не придет.
- Ребята, я не знаю, - я пожал плечами, оглядел всех по очереди. - Самый лучший способ - подождать.
И мы ждем. Пацаны, как всегда, коротают время за картами, девчонки подглядывают за ними, а вот остальные... Палка и Зинка сидят, обнявшись, и плачут. Тюк смотрит на всех с нескрываемым удивлением - похоже, он не понимает, как он здесь оказался. Нарика ломает, он тихо стонет и трясется, то ляжет, то примется ходить из угла в угол, пытается заглянуть каждому в глаза - а вдруг у кого-нибудь окажется в заначке спасительная для него доза.
Ангел появился незаметно. Он не вошел через дверь, он просто возник в центре подвала, без всяких спецэффектов.
- Здравствуйте, добрые люди.
- Ну вот! - Лавр толкнул в бок Патрона. - А ты говорил - не придет.
- Здравствуйте, добрый человек, - сказал я. Дети тоже поздоровались, нестройно и тихо.
- Я пришел, как обещал, - сказал ангел, присаживаясь на край топчана Тюка. Тюк боязливо отодвинулся. - Вы загадали желания? - Никто не ответил, дети потупились и старались не смотреть на ангела. - Ну что же, с кого начнем? С самого маленького? Иди сюда, малыш. - Лавр осторожно приблизился, опустив голову. - Ну, каково же твое желание? Ну, смелее, малыш! Что же ты? Не стесняйся. Ну хорошо. Можешь сказать свое желание мне на ухо. Никто не услышит.
Лавр что-то прошептал ангелу на ухо, тот улыбнулся, тоже прошептал что-то в ответ. Лавр просветлел, поднял голову, победно оглядел присутствующих. Он отошел к мальчишкам, те набросились на него с вопросами, задавая их шепотом, на что Лавр только отрицательно качал головой.
- Кто следующий? - ласково спросил Ангел.
- Я! - вперед вышел Патрон. - У меня желание простое, я не буду его прятать. Я хочу немедленно, сию минуту, вот прямо сейчас... Я хочу бутылку ацетона!
Все ахнули, уставились на Ангела. А тот протянул руку к Патрону и в этой руке появилась бутылка с прозрачной жидкостью и бледно-зеленой этикеткой. Все снова ахнули. Я почувствовал, как по мне забегали мурашки. Патрон глупо ухмыльнулся и, почему-то, спрятал руки за спину.
- Бери, - сказал Ангел. - Это твое желание, твой шанс.
С лица Патрона сползла улыбка, он смотрел на бутылку широко открытыми глазами. Потом взял бутылку, посмотрел на этикетку, попытался ухмыльнуться, но вместо этого у него вышла ужасная гримаса. Он, нетвердо ступая, отошел к мальчишкам, Миля выхватил у него бутылку, принялся сдирать пробку.
- Ацетон! - послышался его шепот. - Настоящий!
Патрон сел, свесив руки между колен и тупо уставился в стену.
И тут к Ангелу подскочил Нарик. Он бухнулся перед ним на колени, молитвенно сложил руки и простонал:
- Помоги, господи!
- Я слушаю тебя.
- Дозу! - прохрипел Нарик. - Дозу! Не откажи в милости своей! Умоляю! Не дай умереть.
- Погодите! - я вскочил, протянул руку к Ангелу. - Вы что же, хотите исполнить ЭТО желание?
- Да, - ответил Ангел.
- Но ведь это - не желание! Поймите, человек не отдает отчета в своих желаниях, он привязан к наркотику, у него в голове только одна мысль - унять боль, которая мучит его. Разве ЭТО - желание? Прошу вас, не исполняйте его! Сделайте его независимым от наркотика.
- Я пришел исполнять желания, а не вести с вами дискуссию, - сказал Ангел.
С этими словами он вложил в руку Нарика шприц. Нарик, не сходя с места, закатал рукав истертой рубашки, несколько раз сжал и разжал кулак, чтобы обозначить вены и ввел иглу под кожу. Через несколько секунд на лице его появилось блаженное выражение.
- Спасибо тебе, господи, - произнес он и на четвереньках пополз к своему месту.
- Я знал, что ты жесток и бездушен, - сказал я разочарованно. - А теперь я убедился в этом. Для тебя мы - всего лишь игрушки. Кто поставил тебе такое правило - исполнять любые, самые абсурдные желания? Оно настолько сурово, это правило, что от него нельзя отступить ни на йоту?
- Да, именно так, - сказал Ангел. - Вам дается шанс, а как вы его используете - ваше дело. Свобода воли...
- Свобода воли! - перебил я. - Человек болен, болен психически, он находится в наркотической зависимости, может ли он отвечать за свои желания? В вашей власти было избавить его и от боли, и от зависимости, но вы этого не сделали. Как же, это уже не одно желание, а два, да и тем более не высказанные, и не его собственные. Знаете, что я вам скажу? Вы не бог, вы дьявол. Так и передайте тому, кто вас сюда послал.
- Успокойтесь, - мягко сказал Ангел. - Раз уж вы втягиваете меня в дискуссию, я вам отвечу. Да, это может показаться жестоким. Более того - это жестоко и есть. Но таковы условия, и вы о них были предупреждены. Вы берете на себя ответственность за чужие желания? А имеете ли право? Откуда вы знаете, ЧТО этому человеку нужно? Вы не знаете, что станет с ним, избавься он от наркотической зависимости, а я знаю. Можете ли вы, не обладая информацией, принимать какие-то решения? Не можете. В противном случае это будет совершенно безответственное решение, за которое вам не придется даже отвечать. Узнав о судьбе этого человека после излечения от наркомании, вы просто погорюете немного, покачаете головой, и скажете: "Да, вот это судьба". Прошу вас, отвечайте только за себя, не берите на себя функцию Бога. Не вы ли совсем недавно говорили Бенджамину, что не можете сказать, как поступите в тех или иных обстоятельствах до тех пор, пока эти обстоятельства не встанут перед вами? Видите, вы даже за себя ответить не можете. Как же вы можете отвечать за других?
- Простите, - пробормотал я, совершенно уничтоженный. - Я был глуп.
- Хорошо, - Ангел улыбнулся. - Итак, продолжим. Кто следующий?
- Можно я? - Киска подняла руку, как на уроке. Ангел ободряюще улыбнулся ей, она робко подошла, тряхнула головой. - Мне нужно три тысячи рублей. Вы говорили, чтобы мы не просили денег, но другого желания у меня нет.
- Эти деньги могут круто изменить твою жизнь? - спросил Ангел.
- Не знаю, - Киска пожала плечами. - Я должна одному хмырю... простите, одному человеку три тысячи рублей. Из-за этих денег я у него почти в рабстве, а если бы я отдала ему...
- Это у кого ты в рабстве, Киска? - спросил Хватай. - У Мавра, что ли?
- Не твое дело! - огрызнулась девочка, не поворачивая головы.
- Я не дам тебе денег, - задумчиво сказал Ангел и на лице Киски появилось кислое выражение, - но я сделаю так, что тот... человек будет считать, что ты рассчиталась с ним сполна. Тебя это устроит?
- Да! - Киска просияла и попыталась исполнить что-то вроде реверанса.
- Теперь я, теперь я! - закричала Лапка, подбегая к Ангелу. - Сделай меня красивой!
- Девочка моя, - сказал Ангел с улыбкой. - Ты и так красива, только тебя нужно отмыть и причесать.
- Нет! - Лапка упрямо топнула ногой. - Ты же сказал, что исполнишь любое желание. Ну так исполни!
Ангел сокрушенно покачал головой и тут же мы услышали дружный возглас восхищения, вырвавшийся у Палки и Зинки, которые все это время сидели обнявшись за спиной у Ангела. Женщины, как завороженные, встали и подошли к Лапке, которая выглядела как драгоценная жемчужина в обрамлении грязных тряпок. Девочка удивительно похорошела, ячмень на глазу исчез, ее лицо было чисто вымыто, ресницы слегка подкрашены, она оказалась очень хорошо пострижена, как в самой дорогой парикмахерской, и мы увидели, что она и впрямь очень красива.
- А теперь я, ладно? - раздался незнакомый голос и все повернулись в сторону Ангела. Рядом с ним стоял Тюк, который и произнес эти слова. Получалось, что мы совсем не знали его голоса, потому что никогда его не слышали! - Ангел! - сказал Тюк. - Если ты и правда Ангел - сделай так, чтобы я не пил.
- Сделано! - сказал Ангел.
- А вот мы сейчас проверим! - Тюк выхватил из-за пазухи наполовину опорожненный водочный шкалик. Он сел на топчан, вытащил из бутылки бумажную пробку и опрокинул шкалик в рот. Однако его тут же согнуло пополам и вырвало. - Ага! - прохрипел он через минуту, глядя на нас красными глазами. - Работает!
- Теперь я, теперь я! - закричали Палка и Зинка одновременно.
- Не торопитесь, - со смехом остановил их Ангел, загораживаясь от них ладонями. - Уверяю вас, я исполню желание каждого.