Этот луч, как и девятый луч, неизвестен на Земле, но марсиане обнаружили, что он присущ любому свету, независимо от его источника. Они узнали, что именно восьмой солнечный луч доставляет свет желтой звезды к разным планетам, а индивидуальный восьмой луч каждой из планет «отражает», то есть уносит свет снова в пространство. Восьмой луч Солнца мог бы поглощаться марсианской поверхностью, но мощный восьмой луч самого Барсума постоянно истекает из планетарного ядра, создавая силу отталкивания, и, если эту силу обуздать, взять в определенные рамки, она способна поднимать гигантский вес над поверхностью планеты.
Именно этот луч и дал марсианам возможность построить великолепный парк авиации: их боевые корабли превосходят все летательные аппараты землян и они легко и грациозно плывут в разреженной атмосфере Барсума, как детский воздушный шарик в плотном воздухе Земли.
В первые годы после этого открытия происходило много странных несчастных случаев, пока наконец марсиане не научились измерять и контролировать чудесную силу света. Например, около девятисот лет назад первый большой военный корабль, оборудованный накопителями восьмого луча, набрал слишком большое его количество и улетел из Гелиума с пятью сотнями офицеров и солдат на борту, чтобы никогда не вернуться.
Сила отталкивания корабля от планеты оказалась настолько велика, что унесла его в пространство, где его видно и по сей день через мощные телескопы, – он кружит в небесах в десяти тысячах миль над Марсом; флагман превратился в крошечный спутник, которому предстоит вращаться там до конца времен.
На четвертый день после моего прихода в Зодангу я совершил свой первый полет и в результате заработал повышение, причем в число наград входило размещение во дворце Тана Козиса.
Поднявшись над городом, я сделал несколько кругов – так обычно начинал полет Кантос Кан, – а потом пустил мотор на полную скорость и понесся на юг над одним из больших водных путей, что подходили к Зоданге с той стороны.
Я пролетел, наверное, около двухсот миль – с момента взлета прошло около часа. И вдруг далеко внизу появились трое зеленых всадников, они бешено неслись к маленькой фигурке пешего, который, похоже, пытался добраться до укрытия на огороженном стенами поле.
Поспешно направив свою машину в ту сторону и сделав круг над воинами, я вскоре понял, что объект их погони – краснокожий марсианин, носивший знаки того разведывательного отряда, к которому был приписан и я сам. Неподалеку лежал крохотный летательный аппарат, а вокруг валялись инструменты, – очевидно, разведчик занимался починкой какой-то неисправности, когда враги застали его врасплох.
Они уже почти настигли его; их стремительные скакуны догоняли маленького по сравнению с ними человека с пугающей быстротой, и воины уже склонялись вправо, нацеливая на него огромные копья с металлическими наконечниками. Должно быть, каждому из них хотелось первым поразить несчастного, и при иных обстоятельствах его судьба была бы печальной, но тут очень вовремя появился я.
Я помчался за зелеными воинами и вскоре нагнал их; мой челнок на полной скорости протаранил носом спину ближайшего всадника. Такого удара хватило бы на то, чтобы пробить несколько дюймов стальной плиты. Обезглавленное тело взлетело в воздух над фоатом и тут же растянулось на мху. Скакуны двух других воинов заскулили от страха и рванулись в противоположном направлении.
Сбросив скорость, я сделал круг и опустился на землю рядом с ошарашенным зоданганцем. Он жарко благодарил меня за своевременную помощь и обещал, что мой поступок будет должным образом вознагражден, – спасенным оказался не кто иной, как двоюродный брат джеддака Зоданги.
Мы не стали тратить время на разговоры, понимая, что зеленые воины наверняка вернутся сразу, как только обуздают фоатов, и поспешили взяться за ремонт машины, прилагая все усилия, чтобы закончить работу побыстрее. Мы уже почти справились с делом, когда увидели двух зеленых монстров, приближавшихся к нам на полном скаку. Но в двухстах ярдах от нас фоаты снова взбунтовались, не желая идти дальше, так как воздушное судно их пугало.
Воины наконец спешились, бросили животных и направились к нам, обнажив длинные мечи.
Я двинулся навстречу тому, кто был крупнее, велев зоданганцу уложить другого. Покончив со своим противником почти без усилий, поскольку теперь уже достаточно напрактиковался, я кинулся на выручку к своему новому знакомому, который попал в отчаянное положение.
Он был ранен и упал на землю, недруг наступил ему на горло своей огромной ногой и поднял длинный меч, чтобы нанести последний удар. Я одним прыжком преодолел пятьдесят футов, разделявших нас, и вонзил клинок в тело зеленого врага. Он выронил оружие и бессильно повалился рядом с зоданганцем.
Быстрый осмотр показал, что смертельных ранений красный марсианин не получил, и после недолгого отдыха мой товарищ почувствовал себя в силах пуститься в обратный путь. Но он должен был лететь на собственном челноке, потому что эти хрупкие конструкции могли поднять лишь одного человека.
Быстро закончив ремонт, мы взмыли в спокойное, безоблачное небо Марса и на большой скорости вернулись в Зодангу без дальнейших происшествий.
Приблизившись к столице, мы увидели огромную толпу горожан и военных на равнине перед городской стеной. Небо почернело от военных судов, частных летательных аппаратов и общественных воздушных лодок – а над ними развевались длинные полосы яркого шелка, знамена и флаги самых необычных расцветок.
Мы вместе пробились дальше сквозь вереницу низко летевших воздушных судов и наконец зависли прямо над джеддаком и его свитой.
Мой спутник подал мне знак спуститься и, когда мы полетели рядом, сказал, что внизу проходит церемония чествования офицеров и рядовых, проявивших храбрость в бою и совершивших иные подвиги. Потом он развернул небольшой флаг, который означал, что у руля член королевской семьи Зоданги. Мы вместе пробились дальше сквозь вереницу низко летевших воздушных судов и наконец зависли прямо над джеддаком и его свитой. Все они ехали верхом на маленьких домашних фоатах. Упряжь и украшения отличались невероятной яркостью и в числе прочего блистали пестрыми перьями, так что я был поражен странным сходством процессии с отрядом краснокожих индейцев на моей родине.
Один из свиты крикнул, привлекая внимание Тана Козиса к появлению моего спутника над их головами, и правитель махнул рукой, предлагая нам приземлиться. Пока войска занимали свои позиции перед джеддаком, мой товарищ о чем-то энергично беседовал с правителем, при этом он и его сопровождающие то и дело поглядывали на меня. Я не слышал их разговора, а они вскоре умолкли и спешились, как только последний отряд замер на месте. Кто-то из свиты шагнул к строю и выкрикнул имя солдата, приказывая ему выйти вперед. Затем офицер нараспев изложил суть совершенного героического поступка, вызвавшего одобрение джеддака, а потом он сам подошел к герою и надел металлический браслет на левую руку счастливчика.
И таким образом были награждены по очереди десять человек, которых вызывал помощник.
– Джон Картер, воздушная разведка!
Никогда в жизни я не был так удивлен, но привычка к воинской дисциплине во мне чрезвычайно сильна, поэтому я легко опустил свою маленькую машину на землю и вышел вперед, как это делали все другие. Когда я встал навытяжку перед офицером, он громко, чтобы слышали все собравшиеся, обратился ко мне:
– Джон Картер! За беспримерную храбрость и доблесть, проявленные при защите кузена джеддака Тана Козиса, а также за то, что ты в одиночку совладал с тремя зелеными воинами, наш правитель с удовольствием дарует тебе знак своего уважения.
Тан Козис подошел ко мне и надел на меня браслет со словами:
– Мой двоюродный брат во всех подробностях описал твой блестящий подвиг, который можно сравнить с настоящим чудом, и если тебе удалось спасти от верной гибели кузена джеддака, то можно представить, как отлично ты будешь защищать своего государя. С этого момента ты назначаешься падваром стражи и будешь находиться в моем дворце.
Я поблагодарил правителя и по его указанию присоединился к свите. После церемонии я на летательной машине отправился на площадку на крыше казармы воздушной разведки и, когда из дворца за мной явился ординарец, доложил своему офицеру, что перехожу на службу в резиденцию джеддака.
XXII Я нахожу Дею
Сенешалю, который встретил меня по прибытии, были даны указания разместить нового телохранителя рядом с покоями самого джеддака. В военное время тот всегда опасался нападения, поскольку в неспокойные периоды на Марсе считалось, что все средства хороши.
Поэтому распорядитель сразу же проводил меня к Тану Козису. Правитель погрузился в беседу со своим сыном Сабом Таном и несколькими приближенными, так что даже не заметил моего появления. Стены этих апартаментов были сплошь увешаны изумительными гобеленами, скрывавшими все окна и двери. Комнату освещали лучи солнечного света, хитроумно сфокусированные между настоящим потолком и фальшивым, изготовленным из материала вроде матового стекла и подвешенным на несколько дюймов ниже.
Поэтому распорядитель сразу же проводил меня к Тану Козису. Правитель погрузился в беседу со своим сыном Сабом Таном и несколькими приближенными, так что даже не заметил моего появления. Стены этих апартаментов были сплошь увешаны изумительными гобеленами, скрывавшими все окна и двери. Комнату освещали лучи солнечного света, хитроумно сфокусированные между настоящим потолком и фальшивым, изготовленным из материала вроде матового стекла и подвешенным на несколько дюймов ниже.
Мой провожатый отодвинул один из гобеленов, открыв проход, окружавший всю комнату, – он скрывался между стеной и коврами. Внутри этого прохода, сказал сенешаль, мне и следовало находиться, пока Тан Козис остается в этой комнате. Когда он выйдет, я должен следовать за ним. Моей единственной обязанностью было охранять правителя – по возможности незаметно. Через четыре часа меня сменят. С этим сенешаль меня покинул.
Гобелены были вытканы весьма необычным образом: снаружи они выглядели тяжелыми и плотными, но из моего укрытия я мог видеть сквозь них всю комнату так отчетливо, как будто никакой завесы передо мной и не было.
Едва я успел занять свой пост, как раздвинулись занавеси на противоположном конце комнаты и вошли четыре стражника, которые привели какую-то женщину. Приблизившись к Тану Козису, конвоиры расступились, и перед джеддаком, не более чем в десяти футах от меня, возникло прекрасное лицо Деи Торис, озаренное улыбкой.
Саб Тан, принц Зоданги, бросился к ней навстречу, чтобы приветствовать ее, и они рука об руку подошли к джеддаку. Тан Козис явно удивился и, встав, отсалютовал девушке:
– Какой странной причуде я обязан этим визитом, разве принцесса Гелиума всего два дня назад не заявила, выразив исключительное почтение к моей персоне и нисколько не задев моей гордости, что скорее выберет Тала Хаджуса, зеленого таркианина, чем моего сына?
Дея Торис снова улыбнулась, отчего в уголках ее рта заиграли ямочки, и ответила:
– Испокон веку на Барсуме женщины имели право передумать, если не желали больше скрывать свои сердечные пристрастия. Ты ведь простишь мне это, Тан Козис, как простил твой сын? Два дня назад я не была уверена в его любви, но теперь это не так, и я молю тебя забыть мои поспешные слова и принять заверения принцессы Гелиума в том, что в свое время она станет женой Саба Тана, принца Зоданги.
– Я рад, что ты оказалась столь решительной, – сказал Тан Козис. – У меня нет ни малейшего желания продолжать войну с народом Гелиума, так что твое обещание будет немедленно записано, и мой народ сразу же узнает о нем.
– Было бы лучше, – перебила его Дея Торис, – если бы с таким заявлением подождали до окончания войны. И моему народу, и твоему может показаться весьма странным, что принцесса Гелиума отдает свою руку врагу прямо в разгар противостояния.
– Разве с войной нельзя покончить сразу? – заговорил Саб Тан. – Для этого достаточно указа Тана Козиса о мире. Выскажи свою волю, отец мой, произнеси слово, которое ускорит наступление моего счастья, и пусть завершится эта ненужная народам распря!
– Посмотрим, – возразил Тан Козис, – как Гелиум воспримет это. Но я, по крайней мере, предложу противникам мир.
Дея Торис, бросив пару фраз, повернулась и вышла из комнаты, все так же в сопровождении своих охранников.
А все мои недолгие мечты о счастье рухнули и разбились, ударившись о почву реальности. Женщина, которой я был готов отдать свою жизнь и с чьих губ так недавно слетели слова любви ко мне, совершенно забыла о моем существовании и с улыбкой предложила себя врагу своего народа, самому ненавистному из всех прочих.
Но хотя я слышал все собственными ушами, невозможно было в это поверить. Необходимо разыскать апартаменты принцессы и заставить ее повторить жестокую правду мне в глаза, чтобы окончательно в ней убедиться. Я покинул свой пост и по проходам за гобеленами поспешил к двери, через которую Дея Торис вышла из комнаты. Тихо проскользнув наружу, я увидел перед собой безумную путаницу коридоров, разбегавшихся во всех направлениях.
Помчавшись сначала по одному, потом по другому, я вскоре безнадежно заблудился и, задыхаясь, прислонился к стене… Вдруг неподалеку раздались голоса. Видимо, кто-то шел мимо с той стороны перегородки, и вскоре я различил интонации Деи Торис. Слов разобрать я не мог, но знал, что не ошибся и не спутал ее с кем-то другим.
Сделав несколько шагов, я нашел другой проход, в конце которого была дверь. Дерзко шагнув к ней, я ворвался внутрь – и очутился в маленькой прихожей, где находились четверо стражей, сопровождавших Дею Торис. Один из них тут же вскочил и обратился ко мне, спрашивая о причине моего посещения.
– Я от Тана Козиса, – соврал я, – и желаю поговорить наедине с Деей Торис, принцессой Гелиума.
– А твой пропуск? – спросил парень.
Я понятия не имел, о чем он говорил, но пробормотал, что состою в дворцовой страже, и, не ожидая ответа, быстро пошел к внутренней двери, за которой и слышался голос Деи Торис.
Но просто так войти туда мне не удалось. Страж шагнул мне наперерез со словами:
– Никто не приходит от Тана Козиса без специального пропуска или пароля. Ты должен предоставить то или другое, прежде чем войдешь.
– Единственный пропуск, который мне требуется, чтобы я мог войти куда хочу, приятель, висит у меня на боку, – сказал я, похлопывая по своему длинному мечу. – Ты пропустишь меня с миром или нет?
Вместо ответа он выхватил собственный клинок, призывая на помощь товарищей, и все четверо встали передо мной с обнаженным оружием, плотно загородив мне дорогу.
– Ты здесь не по приказу Тана Козиса! – воскликнул тот, который заговорил со мной первым. – И тебя не только не пустят в покои принцессы Гелиума, но еще и отправят обратно к джеддаку под охраной, там и будешь объяснять свою недозволенную дерзость. Убери свой меч, куда тебе против нас четырех, – добавил он с мрачной улыбкой.
Моим ответом стал стремительный удар, в результате которого противников у меня осталось трое, и могу вас уверить, что они были весьма достойными. Стражники моментально заставили меня отступить к стене и драться за собственную жизнь. Я попятился в угол, где они могли нападать на меня только поодиночке, и таким образом мы сражались более двадцати минут; звон стали о сталь в маленьком помещении был просто оглушительным.
На шум из апартаментов выглянула Дея Торис. Она наблюдала за стычкой, а из-за ее плеча вытягивала шею Сола. Лицо принцессы ничего не выражало, и я понял, что они с Солой просто не узнали меня.
Наконец удачный удар избавил меня от второго стража, и, когда противников осталось всего двое, я изменил тактику и ринулся на них, применяя те приемы, которые уже не раз помогали мне побеждать. Третий воин пал через десять секунд после второго, последний спустя несколько мгновений тоже распростерся на полу в луже крови. Они были храбрыми солдатами и доблестными бойцами, и мне стало горько оттого, что пришлось их убить, но я не остановился бы ни перед чем, лишь бы очутиться рядом с моей Деей Торис.
Вложив в ножны окровавленный меч, я подошел к марсианской принцессе, которая все так же молча смотрела на меня и явно не узнавала.
– Кто ты таков, зоданганец? – шепотом спросила она. – Еще один враг, пришедший потревожить меня в моем несчастье?
– Я твой друг, – ответил я. – И когда-то был весьма близким другом.
– Никто из друзей принцессы Гелиума не носит таких знаков, – возразила она, – но этот голос… Я уже слышала его прежде… но ведь не может быть… нет, он ведь мертв…
– Тем не менее, моя принцесса, перед тобой не кто иной, как Джон Картер, – сказал я. – Разве ты не узнаешь, несмотря на эту краску и чужие знаки, сердце твоего вождя?
Я подошел ближе, и она качнулась в мою сторону, протянув ко мне руки. Но мне не посчастливилось сжать ее в объятиях: принцесса вдруг отпрянула, содрогнувшись и испустив короткий горестный стон.
– Слишком поздно, слишком поздно! – воскликнула она. – О мой вождь, я ведь думала, тебя нет в живых, почему же ты не пришел всего часом раньше… теперь все кончено!
– Что ты имеешь в виду, Дея Торис? – закричал я. – Если бы ты знала, что я жив, то не стала бы давать обещание принцу Зоданги?
– По твоим представлениям, Джон Картер, вчера я отдала свое сердце тебе, а сегодня – другому? Я думала, ты лежишь в яме в Вархуне, и сегодня обещала свое тело врагу, чтобы спасти мой народ от проклятой победоносной армии Зоданги!
– Но я не мертв, принцесса. Я пришел за тобой, и вся Зоданга не может этому помешать!
– Слишком поздно, Джон Картер: я уже дала слово, а на Барсуме это равносильно окончательному решению. Те церемонии, что последуют потом, всего лишь несущественные формальности. Они ничего не прибавят к факту брака, как и похоронный кортеж какого-нибудь джеддака не наложит еще раз печать смерти на его лицо. Я уже все равно что замужем, Джон Картер. И ты не можешь больше называть меня своей принцессой. А я не могу больше звать тебя своим вождем.