– Я плохо знаком с обычаями здесь, на Барсуме, Дея Торис, но знаю, что люблю тебя, и если ты не шутила в тот день, когда на нас ринулись орды Вархуна, если твои слова прозвучали всерьез, то никакой другой мужчина не имеет права назвать тебя своей невестой. Ты говорила тогда правду, моя принцесса, ты была уверена в своих словах! Скажи, что это так.
– Да, я говорила от всего сердца, Джон Картер, – прошептала Дея Торис. – Но не могу теперь повторить этого, потому что уже обещала себя другому. Ах, если бы ты только знал наши правила, друг мой! – продолжила она, будто размышляя вслух. – Стоило дать тебе слово много месяцев назад… и ты мог бы претендовать на мою руку первым. И пускай Гелиум пал бы, я все равно отдала бы империю моему таркианскому вождю! – Помолчав, она продолжила громче: – Помнишь ту ночь, когда я оскорбилась? Ты назвал меня своей принцессой, даже не попросив моей руки, а потом еще хвастал, что сражался за меня. Конечно, ты просто не знал, как у нас принято поступать, а мне не следовало обижаться; теперь я это понимаю. Никто не объяснил тебе – а я тем более не могла, – что в городах красного народа Барсума есть два типа женщин. За одних мужчины сражаются, а потом просят их руки, другие тоже могут стать военным трофеем, однако в жены их не берут. Когда мужчина завоевывает женщину, он может называть ее своей принцессой, что, по сути, говорит об обладании. Ты бился за меня, но не предлагал выйти за тебя замуж, тем не менее сказал «моя принцесса», поэтому… – Она слегка запнулась. – В общем, я была задета, но даже тогда, Джон Картер, не отвергла тебя, как следовало бы, пока ты не сделал вдвойне хуже: в насмешку начал утверждать, будто выиграл меня в битве…
– Мне даже незачем просить у тебя прощения, Дея Торис! – воскликнул я. – Ты ведь должна понимать, что все это было лишь от неведения, от незнания обычаев Барсума. Но чего я не сделал тогда из-за внутреннего убеждения, что мои слова были самонадеянными и нежеланными, я делаю сейчас, Дея Торис: я прошу тебя стать моей женой и клянусь отчаянной виргинской кровью, что течет в моих венах, ты ею будешь.
– Нет, Джон Картер, все это бесполезно, – с отчаянием в голосе ответила она. – Я никогда не смогу стать твоей, пока жив Саб Тан.
– Ты подписала ему смертный приговор, моя принцесса… Саб Тан уже мертв.
– Нет, так не годится, – поспешила объяснить Дея Торис. – Я не могу выйти замуж за мужчину, убившего моего мужа, даже если он просто защищался. Мы живем по обычаям Барсума. Так что, друг мой, разделим печаль на двоих. По крайней мере это будет у нас общим. Это да еще воспоминания о тех кратких днях среди таркиан. А теперь ты должен уйти и больше не искать встреч со мной. Прощай, мой бывший вождь.
Удрученный и подавленный, я покинул ее комнату, но надежда еще теплилась во мне; не верилось, что Дея Торис потеряна для меня окончательно, пока не произошла церемония бракосочетания.
Блуждая по коридорам, я запутался вконец и никак не мог найти того поворота, откуда вышел к апартаментам Деи Торис.
Мне было ясно, что спасти меня может лишь побег из Зоданги, поскольку гибель четырех стражей потребует немедленного расследования. Я же не в силах добраться до назначенного мне поста без чужой помощи и неизбежно навлеку на себя подозрения, если попадусь кому-то на глаза.
Тут я наткнулся на винтовую лестницу, ведущую вниз, и прошел несколько поворотов, пока не уперся в дверь. За нею находилось большое помещение, где мирно беседовали несколько охранников. Стены этой комнаты также были занавешены гобеленами, за которыми я и спрятался, никем не замеченный.
Стражи говорили о разных пустяках, не пробуждая во мне никакого интереса. Вдруг вошел офицер и приказал четверым отправиться на смену тем, кто охранял комнаты принцессы Гелиума. Теперь мне несдобровать, подумалось мне, очень скоро меня начнут искать – и это случилось даже раньше, чем я предполагал. Едва сменный караул вышел за дверь, как в комнату, задыхаясь, ворвался другой страж и закричал, что все четверо их товарищей убиты в прихожей принцессы.
Дворец сразу же наполнился людьми. Стражи, офицеры, придворные, слуги и рабы носились по коридорам и залам, передавая сообщения и приказы и пытаясь обнаружить убийцу.
Это был мой шанс, и, хотя он выглядел ненадежным, я ухватился за него. Мимо моего укрытия то и дело пробегали группы солдат, я присоединился к ним и помчался по коридорам дворца, потом через огромный зал, пока наконец не увидел благословенный дневной свет, проникавший через ряд больших окон.
Тут я оставил своих вожатых и, проскользнув к простенку, стал искать дорогу к спасению. Окна выходили на громадный балкон, который нависал над одной из широких улиц Зоданги. Земля находилась примерно в тридцати футах внизу, и примерно на таком же расстоянии от здания высилась двадцатифутовая стена, построенная из отполированного стекла толщиной в фут или около того. Красному марсианину такой путь показался бы невозможным, но для меня, с моей земной силой и проворством, задача была вполне выполнимой. Я боялся лишь того, что меня обнаружат прежде, чем опустится тьма, – сейчас было слишком светло для того, чтобы прыгнуть, поскольку и во дворе, и на улице толклись зоданганцы.
Поэтому я стал искать, где спрятаться, и наконец нашел такое место, хотя и случайно, – внутри огромного потолочного украшения, висевшего примерно в десяти футах над полом. Это было нечто вроде большой вазы, я без труда запрыгнул в нее – и едва съежился внутри, как в комнату вбежали несколько человек. Группа остановилась прямо под моим убежищем, и я отчетливо слышал каждое произнесенное слово.
– Это точно провернули люди из Гелиума, – сказал кто-то.
– Да, о джеддак, но как они проникли во дворец? Я мог бы еще поверить, что даже при всем усердии твоей охраны один человек мог добраться до внутренних покоев, но как группа из шести или восьми военных сумела пройти незамеченной, остается выше моего понимания. Но мы это скоро выясним, потому что сюда идет главный медиум.
К группе присоединился еще один мужчина и после официальных приветствий правителю доложил:
– О могучий джеддак, я прочел в умах твоих погибших солдат странную историю. Они пали не в сражении со множеством врагов, а в схватке с единственным противником.
Он немного помолчал, давая возможность слушателям полностью осознать его слова, но ему едва ли поверили, о чем свидетельствовало нетерпеливое восклицание Тана Козиса.
– Что за басни ты рассказываешь, Нотан? – резко спросил он.
– Я говорю чистую правду, мой джеддак, – ответил медиум. – На самом деле, это впечатление очень ярко обрисовалось в мозгу каждого из четырех убитых. Их противником был очень высокий мужчина, носивший знаки твоей стражи. Этот воин не знает себе равных в бою – он честно сражался со всеми четырьмя и победил их благодаря исключительной ловкости и нечеловеческой силе и выносливости. Хотя на нем были знаки Зоданги, мой джеддак, такого бойца никогда прежде не видывали ни в этой, ни в какой-либо другой стране Барсума. А вот ум принцессы Гелиума, которую я подробно расспросил, оказался непроницаем для меня, она безупречно владеет собой, и я не смог прочесть ни единой ее мысли. Принцесса сказала, что у нее на глазах прошла лишь часть боя. Когда она выглянула из апартаментов, с телохранителями сражался только один человек, и он никогда прежде ей не встречался.
– А где мой недавний спаситель? – спросил еще кто-то, и я узнал голос кузена Тана Козиса. – Клянусь знаками моего первого предка, – продолжил он, – твое описание идеально подходит к этому человеку, в особенности в части военного мастерства.
– Где он? – воскликнул Тан Козис. – Немедленно привести его ко мне! Что ты о нем знаешь, кузен? Мне теперь кажется странным, что в Зоданге мог быть такой воин, а мы до сегодняшнего дня ничего о нем не слышали. И его имя – Джон Картер – тоже странное… На Барсуме таких имен не бывает!
Вскоре правителю доложили, что меня нигде не нашли, ни во дворце, ни в моем прежнем жилище в солдатских казармах воздушного эскадрона. Кантос Кан, которого отыскали и расспросили, ничего не знал о моем местонахождении, как и о моем прошлом; он объяснил, что совсем недавно со мной познакомился, будучи в плену в Вархуне.
– Присматривайте и за этим тоже, – приказал Тан Козис. – Он тоже чужак, и похоже на то, что оба они свалились к нам из Гелиума, а где второй, мы рано или поздно выясним. Увеличьте в четыре раза численность воздушных патрулей, и пусть каждого, кто покидает город по земле или по воздуху, проверяют самым тщательным образом.
При этих его словах в комнату вошел еще один посыльный с сообщением, что я должен все еще находиться во дворце.
– Личность каждого, кто сегодня переступал порог дворца, очень внимательно проверялась, – завершил свой доклад посыльный, – и никто не был похож на этого нового падвара стражи. Он отметился, когда пришел, и наружу не выходил.
– Личность каждого, кто сегодня переступал порог дворца, очень внимательно проверялась, – завершил свой доклад посыльный, – и никто не был похож на этого нового падвара стражи. Он отметился, когда пришел, и наружу не выходил.
– Значит, мы его скоро отыщем, – довольным тоном произнес Тан Козис, – а пока приведем в порядок покои принцессы Гелиума и расспросим ее еще раз. Она может знать больше, чем соизволила поделиться с тобой, Нотан. Идемте.
Они вышли в коридор. Как только наступила темнота, я легко выбрался из своего тайника и бросился на балкон. Вокруг было почти безлюдно, и, улучив момент, когда рядом и вовсе никого не оказалось, я быстро перепрыгнул на верх стеклянной стены, а с нее – на улицу за территорией дворца.
XXIII Затерянный в небе
Не прячась, я поспешил в сторону дома, где, без сомнений, сейчас находился Кантос Кан. Приблизившись к цели, я стал более осторожен, вполне правильно рассудив, что это место охраняется. Действительно, несколько человек с гражданскими знаками слонялись перед парадным входом и несколько – перед задним. Для меня единственным способом попасть на верхний этаж, где была наша квартира, оставался проход через соседнее здание, и после довольно долгих маневров я сумел добраться до крыши какого-то магазина, расположенного в стороне.
Прыгая с крыши на крышу, я скоро увидел открытое окно дома, в котором надеялся найти своего приятеля из Гелиума, и еще через секунду оказался в его комнате. Он был один и ничуть не удивился моему появлению, заметив, что, вообще-то, ждал меня долго, поскольку мое дежурство давно уже закончилось.
Я понял, что Кантос Кан ничего не знает о дневных событиях во дворце, а когда я его просветил, он пришел в большое волнение. Новость о том, что Дея Торис пообещала свою руку Сабу Тану, наполнила его тревогой.
– Не может быть! – воскликнул он. – Это невозможно! Да любой в Гелиуме пойдет на смерть, лишь бы нашу любимую принцессу не отдали правящему дому Зоданги! Должно быть, она сошла с ума, раз согласилась на такую чудовищную сделку! Ты ведь не знаешь, как в Гелиуме любят семью джеддака, и тебе трудно представить, какой ужас охватывает меня при мысли о столь порочном союзе! Что же делать, Джон Картер? – спросил он. – Ты человек изобретательный. Неужели не можешь придумать способ спасти Гелиум от бесчестья?
– Если бы я смог очутиться на расстоянии меча от Саба Тана, – ответил я, – то сразу разрешил бы все трудности, Гелиума, но по личным причинам я бы предпочел, чтобы кто-то другой нанес удар, который освободит Дею Торис.
Прежде чем заговорить, Кантос Кан пристально посмотрел на меня.
– Ты ее любишь! – заявил он. – А она это знает?
– Она это знает, Кантос Кан, и отвергает меня лишь потому, что дала слово Сабу Тану.
Этот замечательный парень подскочил ко мне и, схватив меня за плечо, выдернул из ножен клинок со словами:
– А если бы мне предоставили выбор, я бы предпочел сразиться за первую принцессу Барсума. Вот моя рука, Джон Картер, и вот тебе мое слово: Саб Тан ощутит, как его пронзает острие моего меча. Я сделаю это ради моей любви к Гелиуму, Дее Торис и тебе. Этой же ночью я попытаюсь добраться до его покоев во дворце.
– Но как? – спросил я. – Везде множество стражников, да и численность воздушных патрулей увеличилась вчетверо.
Он склонил голову, немного подумал, потом посмотрел на меня с отчаянной уверенностью.
– Мне только и нужно, что проскочить мимо охраны, и я смогу это сделать, – сказал он наконец. – Я знаю тайный вход во дворец через самую высокую из башен. Я однажды случайно его обнаружил, когда пролетал над дворцом во время патрулирования. В задании пилота патрульной службы есть пункт, предписывающий исследовать необычные явления, так вот, в полете я заметил, что кто-то наблюдает за мной из окна на вершине башни, и это показалось мне любопытным. С близкого расстояния я узнал того человека в лицо. Передо мной был Саб Тан. Он слегка смутился оттого, что его увидели, и позднее приказал мне никому об этом не говорить, поскольку ход из башни ведет прямо в его личные покои и известен только ему одному. Если я смогу добраться до крыши казарм и до моей машины, то в покоях Саба Тана буду через пять минут, но как мне удрать из этого здания, так хорошо охраняемого по твоим словам?
– А насколько хорошо охраняется ангар для машин? – спросил я.
– Обычно ночью на крыше не бывает больше одного человека.
– Тогда поднимайся на крышу этого дома, Кантос Кан, и жди меня там.
Не тратя времени на объяснение своих планов, я вернулся на улицу и поспешил к казармам. Я не осмелился войти в здание, битком набитое военными из эскадрона воздушной разведки, которые вместе со всеми жителями Зоданги желали меня отыскать.
Здание это было огромным, оно возносилось на тысячу футов к небесам. Но в Зоданге нашлись бы и более грандиозные постройки. Дома высотой в несколько сотен футов вообще не считались редкостью, доки больших военных кораблей возвышались примерно на пятнадцать сотен футов над землей, причалы пассажирских и торговых судов зачастую достигали той же высотной отметки.
Карабкаться по фасаду такой махины было нелегко, это грозило немалыми опасностями, но другого пути не оставалось, и потому я взялся за столь трудную задачу. Тот факт, что архитектура Барсума весьма затейлива, сделал подъем намного проще, чем я ожидал, поскольку мне постоянно попадались декоративные карнизы и выступы: они превращались в ступени идеальной лестницы на протяжении всего маршрута. А вот у самой крыши я столкнулся с первым реальным препятствием. Верхний карниз выступал почти на двадцать футов от стены, по которой я полз, и мне пришлось двинуться вокруг огромного дома, чтобы поискать место, где можно его миновать.
Верхний этаж был освещен и полон солдат, занятых своими обычными делами; поэтому я не мог выбраться на крышу через комнаты.
У меня оставался единственный слабый шанс, и я решился его использовать – я ведь делал это для Деи Торис, а среди живущих в мире мужчин не нашлось бы того, кто не согласился бы тысячу раз умереть ради такой, как она.
Цепляясь за стену ногами и руками, я высвободил один из длинных кожаных ремней моего снаряжения. На конце ремня крепился большой крюк (с помощью таких крюков повисали на бортах своих судов воздухоплаватели, когда нужно было что-то отремонтировать, а с военных кораблей спускались на землю штурмовые отряды).
Я несколько раз осторожно забрасывал крюк на крышу, пока тот наконец не зацепился за что-то; я мягко натянул ремень, но не знал, выдержит ли он мой вес. Острие могло соскользнуть к самому краю выступа, и, когда тяжелый груз повиснет на конце ремня, крюк вполне может сорваться, и я полечу на тротуар с тысячефутовой высоты.
Какое-то время я колебался и все же выпустил из рук завиток лепнины. Теперь мое тело болталось в воздухе на ремне. Далеко внизу были ярко освещенные улицы, твердые мостовые и… смерть. Наверху, на карнизе, что-то дернулось, послышался отвратительный скрип, заставивший меня похолодеть, но потом крюк застыл на месте, и я был спасен.
Быстро вскарабкавшись наверх, я вцепился в край карниза, подтянулся и вылез на крышу. Поднявшись на ноги, я очутился лицом к лицу с караульным и понял, что смотрю прямо в дуло его револьвера.
– Ты кто такой и зачем сюда забрался? – воскликнул страж.
– Я из воздушной разведки, едва не погиб, чудом не свалился вниз на улицу, – ответил я.
– Но как ты залез на крышу, парень? Никто тут не приземлялся, и никто не взлетал с этого здания за последний час. Быстро объясняй, или я позову остальных!
– Сам посмотри, страж, и увидишь, откуда я взялся и как был близок к тому, чтобы вообще сюда не попасть, – сказал я, поворачиваясь к краю крыши, где в двадцати футах внизу, на конце ремня, покачивалось мое снаряжение.
Караульный, движимый простым любопытством, шагнул ко мне, и это было его ошибкой. Когда он наклонился над карнизом, я схватил его за горло и за руку, державшую револьвер, и швырнул охранника на крышу. Тот выронил оружие, а мои пальцы стиснули его горло, не давая возможности позвать на помощь. Я связал его и заткнул ему рот кляпом, а потом подвесил над пропастью, как сам висел всего несколько мгновений назад. Я знал, что до утра его никто не обнаружит, а мне нужно было как можно больше времени.
Надев на себя снаряжение и оружие, я поспешил к навесам и вскоре нашел и свой летательный аппарат, и машину Кантоса Кана. Привязав его аппарат к своему, я завел мотор и ринулся с края крыши, спустившись гораздо ниже, чем обычно летали воздушные патрули. Меньше чем через минуту мой челнок сел на крышу нашего дома, прямо рядом с ошеломленным Кантосом Каном.
Я не стал тратить время на объяснения и заговорил о наших планах на ближайшее будущее. Было решено, что я отправлюсь в Гелиум, а Кантос Кан попытается пробраться во дворец и расправиться с Сабом Таном. Если это ему удастся, он последует за мной. Кантос Кан установил для меня компас – умнейшее изобретение, которое всегда указывало на обозначенную точку на поверхности Барсума, – и, распрощавшись друг с другом, мы одновременно взмыли в воздух и помчались к дворцу, находящемуся как раз по пути в Гелиум.