— Разрешите представить! — все трое щелкнули каблуками, — Народный самоучка, изобретатель безвоздушной кареты, главный механик и мой первый заместитель господин Кулибин!
Тоже русский. Меня аж гордость за нашу российскую область взяла. Куда не плюнь, то есть не прилети, везде наши.
Господин, названный Кулибиным, подал мне руку, и я ее пожал со всем подобающим уважением. Все ж народный самоучка.
— А это, сударь, — тот, что с золотыми веревками на груди, сделал шаг вперед и дернул головой вниз, — Это поручик Ржевский. Он никто. Сослан с нами по повелению государыни нашей за словоблудие и язык длинный.
— Ясно, — сказал я и сделал головой так же, как и поручик. Чуть язык не прикусил, — Как же вас угораздило? В плен?
Пока я задавал вопрос, штабс-капитан передал бутылку остальным членам команды. Они заставлять себя не стали. Из горла и без закуски. Только шляпой Кулибинской занюхали.
— В плен? — переспросил штабс-капитан Орлов и поскреб под заросшим подбородком, — А как обычно в плен берут? Абордажем. Врасплох нас взяли. За полвека мы всякое чувство опасности потеряли. Чернота ж одна кругом. Летим, значит, летим. Солонину жрем и водой тухлой из перерабатывающего агрегата жажду утоляем. Тут эти. Узкоглазые. Ворвались, руки скрутили и сюда.
— Что ж они, вас и за людей не посчитали? — смахнул я слезу с щеки штабс-капитана.
— Объясняли мы им. По царскому указу, по велению Ее Превосходительства совершаем испытательную поездку. Заплутали слегка. А они только смеются, да пальцами тыкают. Басурмане. И сколько нам здесь сидеть, уже того не ведаем.
— Сволочи, — стиснул я зубы до здорового скрипа.
— Да нет, — замахал бородой штабс-капитан Орлов, — Кормят нас регулярно. Воды вдоволь. Водки, правда, не дают. Да и с некоторыми аспектами проблема. Поручик мой из-за этого совсем с ума сошел. Молчит целыми днями, из угла в угол мечется.
Поручик Ржевский, перестал метаться из угла в угол и вплотную приблизился к прутьям. Он смерил меня внимательно подозрительным взглядом, от которого стало слегка тошно.
— А бутылочку заберите, — сказал штабс-капитан, протягивая мне пустую бутыль, — Нам чужого, сударь, не надо.
— А куда ж я ее дену, — на кой черт мне пустая тара?
Поручик внимательно слушавший наш, с Орловым разговор, открыл, было рот, но его заткнул штабс-капитан.
— Молчите поручик, я вас умоляю. Иначе непременно дуэль заработаете.
Поручик вздохнул, но ничего не сказал.
— Послушайте, любезный! — штабс-капитан прильнул лицом к решетке и поманил меня пальцем. Мол, поближе подвинься, не съем, — Выручите нас. Христом богом просим.
— Денег, что ль, под проценты занять? — это Кузьмич, — Все одно не отдадите. Да и на что они вам?
— Помилуйте, какие деньги, сударь? — штабс-капитан Орлов изобразил на лице полнейшее недоумение, — Нам бы из плена этого рабского выбраться. Совсем невмоготу здесь. Пространство зовет. А то узкоглазые что придумали?! Слышите, сударь?! Единственное окно, сквозь которые мы можем на свет божий взглянуть, на вокзал местный выходит. Прямиком на нашу безвоздушную повозку. Господин Кулибин каждый день плачет, на нее, горемычную, глядючи. Ржавеет, родимая. Некому присмотреть за ней, горемычной.
— Издеваются, — подытожил я, — Так чем помочь могу? Каким образом?
Штабс-капитан повертел головой, проверяя, не подслушивает ли кто. А кому надо нас подслушивать?
— Вы, сударь, или выкупите нас у басурман узкоглазых. Или силой возьмите. Да пытались мы бежать, пытались. Вот вам крест нательный поцелую.
Штабс-капитан вытащил из-за пазухи крест и троекратно поцеловал.
— Года четыре назад мы решетку эту спилили, — я уважительно посмотрел на прутья, которые, по моим представлениям, пилить, не перепилить, — Пустились в бега. Да только поймали нас на вокзале. Били долго, потом в кандалы заковали. Так что, сударь? Не пособите в беде нашей? Аль не русские мы, братья.
Пособить-то можно. Да только идти на прямую конфронтацию с якудзянами не хотелось. Только ведь дружественные мосты наладил. Но оставлять русских людей в позорном рабстве совсем уж не по-человечески. Не говоря уже, что не по-русски совсем. У нас же как повелось? Хоть в лепешку, но своих выручай. Так меня паПА учил, так и совесть моя подсказывала.
— В ноженьках у вас, сударь, валяться станем, — запричитал штабс-капитан, заметив на моем лице бурную работу мысли, — А ну, падайте перед батюшкой нашим, спасителем родимым на колени! — господин Кулибин и поручик, недолго думая, брякнулись на колени и воздели руки ко мне.
— Да прекратите вы фигней страдать, — вот же чего придумали, на коленках ползать, — Помогу.
Команда экспериментальной повозки вскочила на ноги и стала энергично жать мне руки.
— Значит так, ребята, — вырвался я из крепких объятий, — Сегодня ночью будьте готовы. Приду с инструментами и прочим необходимым. Вырвемся, не сомневайтесь. Вас куда доставить то? На Землю? Так там сейчас совсем другое время. Другие обычаи. Да и нравы совсем уж гадские.
— Зачем нам Земля, — господин Кулибин отжал от слез бороду, — Мы, сударь, рождены, чтобы сказку сделать былью. У нас же не как у нормальных государевых людей. Все совсем наоборот. Вместо рук как бы крылья, а вместо сердца моторы гудят пламенные. Нам бы до нашей повозки добраться. А там я….
Господин Кулибин затряс кулаками, весьма красочно показывая, что он сделает, если доберется до своего аппарата.
— Не сомневайтесь, сударь, — успокоил меня штабс-капитан, — У господина Кулибина весьма не дюжий ум, и с его помощью мы выкрутимся из какого угодно места. Молчите поручик, я же просил не встревать. У нас на повозке и оружие имеется, надежно спрятанное. Два револьвера и пулемет с запасными лентами. Любому басурманину покажем, на что русский человек способен. Так что только вызволите нас отсюда сударь, а мы уж добро помним. Может когда надо и пригодится вам штабс-капитан Орлов и его команда. Не смею вас больше задерживать, сударь. Будем вас с нетерпением ждать ночь. Выход знаете где? Поручик, я же приказал молчать! Стреляемся сегодня ночью. Вы подлец, поручик. Подлец и негодяй…
Я быстренько ретировался от ругающегося на поручика штабс-капитана, не понимая, за что на бедного парня взъелись. Ведь не говорит ничего, а только рот пытается открыть.
Выход я нашел быстро. Кузьмич помог мне разгрести паутину и растащить завал из костей и грязных кастрюль. Дверь подалась тяжело, но это и неудивительно. Пользовались ею, наверно, последний раз когда поставили на это место.
За дверями нас ждала молчаливая толпа якудзян, вперемешку с охранниками. Последние были при полном вооружении и держали двери под прицелом. Только счастливая случайность, да то, что Кузьмич предусмотрительно высунул в дверь не голову, а белый носовой платок, спасли наши жизни.
Дружный залп охранников разнес платок в клочья, и только после этого прозвучала команда, чтоб не стреляли. Мол, свои выходят.
Едва двери за нами захлопнулись, как охранники возвели перед ними завал из мешков с песком и камней. Потом все это дело залили пластиком и воткнули табличку с надписью «Саркофаг не вскрывать, кабель».
А на нас навалилась восторженная толпа и журналисты. Все хотели знать, что представляют из себя «гады», и как нам удалось ускользнуть из их лап.
Рассказал все честно. Что, обитатели секции «гады» весьма кровожадные твари, ужасные монстры и жуткие кровопийцы. Что ходить к ним не стоит. Что уровень развития у них слабый. И так далее. В общем, сделал все возможное, чтобы хотя бы в ближайшие сутки ребят не беспокоили.
После интервью мы поспешили на Корабль. Предстоящая ночь должна была стать испытанием не только для нас, но и для команды штабс-капитана Орлова.
К операции спасения требовалось основательно подготовиться, поэтому, как только мы завалились на Корабль, я отправился в комнату отдыха и улегся спать. Кузьмича я попросил разбудить меня в самое темное время суток, и заодно, подготовить план предстоящей операции.
— И только тогда о нас, Кузьмич, может быть сложат частушку. Хорошую. Забористую. Полюбила я двоих…
И я заснул.
— Это что? — спросил я первым делом, как только Кузьмич растолкал меня по моему же приказу в темное время местных суток.
Перед кроватью грудами высились толстые папки, перевязанные для прочности проколкой, валялись туго свернутые плакаты, а в самом центре красовался макет столицы из пенопласта в масштабе один к миллиону.
— Командир просил обдумать план действий? Я выполнил, — скромно заявил Кузьмич, потупив глаза. Ждет, что я похвалю.
— Ждешь, что я похвалю?
Кузьмич улыбнулся. Скромно.
— Пока вы дрыхли, командир, я проделал весьма большую работу. Вот взгляните…, — бабочек допорхал до макета и завис над самой высокой его частью, представляющей четырехсот этажный местный концертный зал, — Перед вами открывается прекрасная панорама столицы. Древняя часть города, покрашенная красной краской, служит местом паломничества местных жителей. А вот здесь, в синих районах, сосредоточена общественная жизнь. Магазины, офисы, сауны с девочками. А теперь обратите внимание на это здание. Выполненное неизвестными мастерами в начале переселения, оно до сих пор сохранило в первозданной красоте исполнения систему канализации и водопровода. Множество музеев, парков, садов и пивных делает столицу прекрасным местом для отдыха и работы.
— Ждешь, что я похвалю?
Кузьмич улыбнулся. Скромно.
— Пока вы дрыхли, командир, я проделал весьма большую работу. Вот взгляните…, — бабочек допорхал до макета и завис над самой высокой его частью, представляющей четырехсот этажный местный концертный зал, — Перед вами открывается прекрасная панорама столицы. Древняя часть города, покрашенная красной краской, служит местом паломничества местных жителей. А вот здесь, в синих районах, сосредоточена общественная жизнь. Магазины, офисы, сауны с девочками. А теперь обратите внимание на это здание. Выполненное неизвестными мастерами в начале переселения, оно до сих пор сохранило в первозданной красоте исполнения систему канализации и водопровода. Множество музеев, парков, садов и пивных делает столицу прекрасным местом для отдыха и работы.
— Все это здорово, Кузьмич, — не лень же было лепить? — Но я не вижу и не слышу плана по вызволению из плена космических проходимцев?
— Вы хотели сказать первопроходцев?
Промашечка вышла. Со сна, наверно.
— План здесь, — бабочек кивнул на папки и рулоны, — Я взял на себя нелегкий труд по организации самого громкого, на мой взгляд, преступления в этом городе. Опросил сорок тысяч триста якудзян на предмет общественного мнения. Завербовал сорок тысяч триста якудзян агентурными работниками. В данный момент сорок тысяч триста местных жителей проводят сидячую забастовку у местной мэрии в поддержку защиты животного мира. И наконец! Я приготовил две лопаты, которыми мы выроем подземных ход до темницы и спасем наших братьев.
Вот этот пункт особенно мне интересен. Делать подкоп? В этом есть смысл. Не хотел говорить, но и у меня поначалу возникла точно такая же мысль. Дешево и сердито. Одно смущает. Капать придется долго и, по всему, одному мне.
— Я уже составил план подземных коммуникаций столицы и прокопал половину пути, — Кузьмич с чувством выполненного долга приземлился на пенопластовый мост и вопросительно посмотрел на меня. Что еще, мол, от него требуется?
— Командир! — голос Волка был слегка смущен, — Тут к вам народ просится.
— Что за народ? — нащупывая тапочки, спросил я.
— Не знаю, командир. С лопатами все. С ломами и компрессорными установками. Экскаваторы с ними. Штук десять.
Кузьмич засвистел и стал поправлять упавшую с основания местную птицефабрику. Но я все же дождался, пока он взглянет в мои глаза.
— А я причем? — возмутился бабочек, — Мне сказано, я делаю. На субботник люди пришли. Поработать хотят. За правое дело еще никому от этого плохо не стало.
— Он с них за это еще и плату взял. Валяется рядом со мной. Я запретил эту гадость на борт поднимать.
Распоясался Кузьмич. Меры не знает. Привлекать местное население для общественных работ конечно хорошо. Но только не тогда, когда эти работы направлены против самого местного населения. Сейчас уже и правительство о наших планах знает. Скоро и полиция местная приедет по души наши.
— Полиция не приедет, — мрачно пробурчал Кузьмич, словно прочитал мысли мои, — Я их за то, что возле корабля лежит и купил. Они даже обрадовались. Сказали, что за такие бабки они даже носа не высунут.
Я с силой стукнул кулаком по кровати. Удар пришелся по подушке и должного эффекта не получилось. Все равно, Кузьмич вздрогнул, потому как знал, что в гневе я бываю страшен.
— Ну хватит! — я поискал глазами на чем сорвать справедливое негодование и не найдя ничего лучшего, пнул ногой промышленный кусок города, окрашенный коричневой краской. Кузьмич только глазами захлопал, но ничего не сказал. Не посмел.
— Хватит, — повторил я, — Через полчаса встречаемся у черного выхода. Волк, у тебя есть черный выход? Молодец. Одну звезду на борт по моему личному распоряжению за предусмотрительность. Ты, Кузьмич, свертываешь всю развернутую деятельность. Этот хлам пенопластовый в мусор. Всех агентурных сотрудников распустить. У полиции валюту местную забрать и раздать нищему населению столицы. Форма одежды — разведывательно-подрывная. Выполнять немедленно.
Кузьмича словно ветром сдуло. За что он мне нравиться, скажешь ему конкретно что-то, умрет, а сделает.
Даже к назначенному времени к черному выходу Кузьмич не опоздал, что говорило о его высокой гражданской совести.
— С полицией, с народом, с агентами разобрался. Обиделись и обещали завтра утром придти и набить нам, прошу прощения, морды. Вам, командир, в первую очередь.
— Утром нас здесь уже не будет, — я оглядел внешний вид Кузьмича и остался доволен. Все по уставу, чтобы завоевать честь и прочие земные блага, включая славу.
Камуфляжная форма без рукавов. Черная полоска, обвязанная вокруг головы. За спиной лопата саперная, на поясе пилка для ногтей. Лицо и оставшиеся части тела, включая крылья, разрисованы черной масляной краской.
— Так держать, — похлопал я Кузьмича по крыльям. Краска высохнуть не успела и руки мои стали черными. Ерунда. Потому, как и меня вид был соответственный.
Желто белые камуфляжные шорты на подтяжках, волосатые, от природы, грудь, спина и ноги, старые кроссовки со встроенным компасом, радио дозиметром, гидроакустикой и ароматизатором воздуха. Волосы коротко подстрижены и спрятаны под сеточку. На лице черная маска. И подручные материалы в виде лазерного резака, динамита и «зайки». Напомню, что «зайка» — это марка бластера. Плохо, что не знаете! В любой поверхности дырки с кулак.
(Более подробные тактико-технические характеристики бластера «зайки» представлены в отчете С. Костина «Счастливчик», под научным патронажем фирмы АСТ).
Я попрыгал на месте, проверяя удобность, носимость и устойчивость. Вроде все в порядке.
Я даже скажу, почему я не вырядился в обычный разведывательный костюм. Все просто. Тогда бы любой встречный, тупо направив на меня палец, сказал бы, что я шпион. А так… Головой работать надо, а не….
— Двери открывать, или так и будете на месте топтаться? — Волк волновался больше всех. Если мы в нашей экспедиции потерпим крах, то меня могут запросто упрятать лет на двадцать особо строгого. А Волка на пристань под спец надзор. Тоже хорошего мало.
— Открывай.
Черный люк плавно отъехал в сторону, и я мягко спрыгнул вниз. То, что куча местной валюты, не до конца розданная нищим лежит именно под черным выходом, меня никто не предупреждал.
Кузьмич опустился на мою макушку, единственно доступное место, огляделся в прибор ночного видения, и доложил:
— Вокруг все спокойно, командир. Можно приступать ко второй части операции. Вы не сильно испачкались?
Причмокивая, причмакивая и причмукивая, я выкарабкался из местной валюты и без сил свалился на чистое пространство. Сейчас… Немного отлежусь. Потом с Кузьмичем. Урод!
— Направление зюйд-зюйд-вест, — Кузьмич стоял на одном колене, внимательно разглядывал голо карту и уверенно показывал правой рукой направление, — Перебежками и по одному? Так, командир?
До края посадочного поля мы добрались ползком. Редкие патрули проходили от нас далеко, а свет прожекторов ни разу ни достигал нас. Меня даже несколько удивила беспечность местного руководства. Подходи и выбирай любой космический корабль по вкусу. Хотя, может быть у якудзян отсутствует само понятие воровство. Такое вот общество. Да какое там общество без воровства? Захудалое и не развитое.
Колючая проволока, ограничивающая посадочное поле космодрома оказалась, как я и думал, не под напряжением. Перекусить проволоку лазерными кусачками — пара пустяков. А вот за первым рядом проволоки начинались неприятности. Не слишком большие, сказать по правде.
Трехметровая полоса жидкого пластика, а за ней, искрящаяся от высокого напряжения паутина.
Я ткнул пальцем в пластик и он жадно причмокивая присосался к коже, затягивая к основной массе. Пришлось выругаться и с силой дернуть палец назад. Пластик издал разочарованный звук и с чавканьем вернулся обратно.
— Живая, падла, — прошептал я, отодвигая любознательного Кузьмича от жадной до живого массы. Кузьмичу, видать, тоже захотелось пальцем попробовать. Глупый он, Кузьмич то.
Полоса пластика уходила далеко по сторонам, так что обойти эту мерзость вряд ли удастся. Тем более, что патрули шляются. Не спится им. И вперед не пройти. А надо. Прямо за паутиной то самое окошко из зоопарка. Орлов заждался, наверно.
Я пригнул голову к земле, пропуская луч прожектора.
Вот незадача. В десяти шагах от цели, а сделать ничего не могу. В данной ситуации даже навыки по профессии не помогут. Было бы время, можно навести понтонные переправы. Или взорвать все, к космической матери. Или протянуть провода и заморозить пластик к той же самой матери. Да мало ли можно сделать. Но не сделать, потому, что времени нет.
— Ты чего губами шлепаешь? — Кузьмич прекратил швырять камешки в взбесившуюся от издевательства массу пластика. Больше трех кругов от камней у него не получалось. Слабак. Я бы больше выбил. Да вставать нельзя.