– Сильный сценарий. Интересный вы человек, Ксения Арсеньевна Галецкая.
– Что?
Глава 7
Василия Никитина, мужа Лины-«Василины», задержали, когда он закрывал дверь небольшой студии, арендованной в центре, на тихой улочке. Он не произнес ни звука, мгновенно осунулся, бледное лицо позеленело, нос заострился.
– Пожалуйста, откройте дверь, – сказал Земцов. – Давайте войдем.
В большой прихожей, заваленной какими-то вещами, сумками, коробками, Слава показал удостоверение и объяснил:
– Никитин, вы оператор съемки и, стало быть, участник группового изнасилования несовершеннолетней девочки Кати Смирновой.
– А при чем тут отдел по расследованию убийств? – спросил Никитин.
– Есть преступления, вокруг которых все сигналит: ищите рядом. Групповые изнасилования из этого разряда. По показаниям вдовы убитого Владимира Ларионова вы подозреваетесь в его убийстве. Конфликт, сильно угрожающий вашей репутации. А еще больше бизнесу вашей жены. Да и вашему. Этой любопытной студии. Мы не исключаем, что найдем здесь много интересного. Я это уже вижу.
Слава раздвинул кучу барахла на полу и поднял детский ботинок.
– Я не убивал этого козла, – зло сказал Никитин.
– Охотно верю. Но в той квартире, где вы снимали изнасилование и, возможно, до этого принимали участие, были ваши соучастники. Как минимум четыре человека. И несовершеннолетняя наводчица. Личности всех мы установили, молодые люди все совершеннолетние, сейчас все в розыске. Так что давайте приступим. Со мной – программисты, ознакомимся с вашим творчеством в компьютере. Если желаете – можете помочь, нет – они справятся.
– Не желаю.
Он плюхнулся в кресло. Когда все занялись делом, обратился к заместителю Земцова – Кириллу:
– Можно, я воды попью?
– Конечно. Сейчас принесу. Все для клиента.
Он вошел в немытую и тоже заваленную бог знает чем кухню, нашел относительно чистый стакан, набрал воды из-под крана, принес. Встретил вовсе не благодарный взгляд, сочувственно смотрел, как трясутся руки у Васи, как капли воды стекают по его подбородку.
– Доза нужна? Отвыкай, старик. Мы будем просить суд – оставить тебя под арестом. Социально опасный ты типчик. А по улицам люди ходят, дети.
* * *У ворот клиники доктора Масленникова остановилось такси. Из него вышли Вера и Андрей. Он расплатился, достал с заднего сиденья две сумки, взял их в одну руку, другой крепко сжал локоть Веры.
– Ты меня держишь или за меня держишься? – улыбнулась она.
– За тебя, конечно, – серьезно ответил он.
Вера позвонила в ворота, им открыли, провели в небольшой, пустой и стерильный холл. Какое-то время они были вдвоем. Каждый справлялся со своим волнением. Вера, что бывало с ней крайне редко, ходила по периметру. Она понимала, что сделала еще один шаг в другую сторону, другую жизнь, с другими обязательствами и новым уровнем решения задач. Она носила в себе столько запретов, которые сама, видимо, и создала. Это – не для нее. Сюда нельзя. Туда – не пустит короткий поводок, поэтому не стоит и пытаться. А теперь вдруг ноги ведут только вперед. Назад не идут. И сердце колотится то ли от волнения, то ли от узнавания того, чего вроде и не было никогда… Она сделала еще шаг. Не просто так. Ее потянула любовь. Не просто жалость к одному, чужому ребенку. А любовь к мужчине, любовь, что сделала ее сильнее… Вот она и сказала себе это слово.
Андрей смотрел на облака. Молча разговаривал с мамой: «Вот видишь, мамочка. Мы все время думали, как я останусь без тебя. Точнее, так думала ты. У меня всегда было другое решение. Я ждал только какого-то сигнала, чтобы освободить тебя. Я понимал, что ты будешь страдать, но вынесешь и в конце концов поживешь нормальной жизнью. А получилось так. И сигнал я получил совсем другой. От тебя, мама? Только ты можешь дать мне такой неожиданный знак и подарок. Вера… Любовь». Вот он и сказал себе это слово.
– Добрый день, Вера, Андрей, – по лестнице к ним спускался очень высокий, чуть сутулый человек в коротком голубом халате. – Масленников Александр Васильевич вас приветствует. Будем знакомы. Пойдемте. Мы вас ждем. В смысле, мы с Костей.
Костик сидел на стульчике в маленькой ярко обставленной комнате. Там были игрушки, детские рисунки на стенах, пианино.
– Вера, – радостно взвизгнул он и вскочил навстречу, подбежал слегка прихрамывая. – Вера моя дорогая. Я даже не поверил, что ты меня найдешь… А этот дядя – твой?
Через час они, уже одетые, спустились в холл. Их провожал Александр Васильевич. У Веры горело лицо, губы, ладони.
– Он не будет плакать без меня?
– Нет, не будет. Сейчас у него занятия: гимнастика, массаж, потом водные процедуры, потом обед, сон. Все, как положено.
– А уколы? Костик боится уколов.
– Только то, что необходимо. И он уже не боится. Храбрый мальчик.
– У меня от волнения в глазах было темно. Мне показалось, что он уже может ходить?
– Нет, конечно, не показалось. Перелом на самом деле был щадящий, косточки у детей быстро срастаются, особенно ноги. Дети подвижные, руку могут беречь, ножки в постоянной бессознательной тренировке. Хотя у нас есть и очень хорошая гимнастика. Да прошло уже, Вера, больше трех недель после операции. Уверен, вы очень помогали ребенку, такое внимание дороже любой нашей профессиональной помощи.
– Ой, я не знаю, как сказать. В общем, мне стыдно, конечно, что так мало. Но что было на карте… Вы возьмете? На лекарства или что…
– Вера, спрячь, пожалуйста. Что ты в ладошке держишь деньги, как школьница, – мягко вмешался Андрей. – Александр Васильевич, можно мне получить счет вашей клиники? У меня есть деньги, я – частный предприниматель по статусу, происхождение законное. Примите, пожалуйста, мой взнос. Костику и кому понадобится. Да, забыл самое главное. Я – друг Веры.
– Конечно, очень вам благодарен, – внимательно посмотрел на Андрея Масленников. – Все будет хорошо, Андрей. Отлично держитесь. Кстати, как мне только что сообщили, человек, сбивший Костика с мамой, – написал явку с повинной.
– Ой, – почему-то испугалась Вера. – И кто это?
– Потом вам все расскажут. Может быть, я. Вы узнаете много интересного.
Глава 8
Ночью Вячеславу Земцову позвонила на мобильный Инна Ларионова. Она старалась говорить спокойно, но голос срывался:
– Вячеслав Михайлович, звоню сразу вам, а не в полицию. К нам минут двадцать назад ломились в дверь. Стучали, вышибали. Мы с детьми не открывали, забаррикадировались, как могли. Потом вдруг началась стрельба, мы вообще спрятались. Сейчас все тихо, но я вижу в глазок: кто-то лежит в тамбуре под нашей дверью… По-моему, не живой. На полу вроде кровь. Дверь в секцию открыта. Ее взломать легко.
– Едем.
Слава позвонил в отдел дежурным, вызвал на место «Скорую» и эксперта, быстро оделся, вышел и поехал к дому, где живут Ларионовы. По дороге к нему пристроились два оперативника. К воротам они все приехали, когда из своей машины выходил Кирилл. У подъезда дома Ларионовых стояли несколько человек. Полная женщина, задыхаясь и хватаясь за сердце, рассказывала дворнику и первому собачнику с овчаркой, как бандиты стали стучать и угрожать ей в окно, показывали пистолет, заставили открыть дверь. Судя по всему, это была консьержка.
– Ты в полицию звонила, Зин? – спросил дворник.
– Там сказали: вызов принят.
– А где они? Убили кого?
– Не знаю я. Один вроде убежал. О, вот вроде приехали.
– Да, – Слава раскрыл удостоверение, – свидетели, останьтесь, пожалуйста, с вами поговорят. Сколько было нападавших? – спросил он у консьержки.
– Двое… Я видела двоих.
– Один ушел. Понятно. Ребята, посмотрите следы от подъезда, колеса, данные с камер и объявляйте перехват. Мы с Кириллом поднимаемся.
Дверь в секцию действительно была взломана. И под дверью квартиры действительно лежал труп с простреленной грудью. Пока Земцов его осматривал со всех сторон, Кирилл изумленно присвистнул.
– Интересное кино. Орудие преступления во всей своей красе просто выложено напоказ.
– Да, – подошел Слава. – Очередная кровавая выходка.
По лестнице уже поднимались врачи «Скорой» и эксперт.
* * *Каждую ночь, когда Тоня и Катя, пожелав друг другу спокойной ночи, расходились по своим комнатам, в их темноту заползали страх, ожидание неизвестного, обреченность. Временами это было невыносимо, и каждая терпела из последних сил, боясь громко вздохнуть, не то что застонать. Так они щадили друг друга, заранее погибая от жалости и любви. И взрослая женщина, опыт которой ничем ей не помог, и девочка, на которую вероломно напала жизнь, в чем-то обвиняли каждая себя. Вспоминали какие-то плохие и хорошие минуты и терзались, терзались, терзались. Днем ситуация иногда казалась не совсем уж безнадежной: они все же вместе. Им звонят, к ним приходит Настя. Она говорит, что преступников ищут, что Тоню с Катей не выпускают из виду, что скоро все наладится. Тоня и Катя даже особенно не вникают. Такими бессильными они себе кажутся. Да еще и Вера почти пропала. Звонила пару раз за все время, сказала не очень понятно, что у нее бюллетень, проблемы, как сможет – приедет. Но Тоня чувствует какой-то обрыв связи. Она ни в коем случае не осуждает, не обижается. Она понимает: другой человек – это другой человек, каким бы доброжелательным и сочувствующим ни был. Однажды его позовет что-то очень важное, свое, оно главнее, чем чужое.
Дверь в секцию действительно была взломана. И под дверью квартиры действительно лежал труп с простреленной грудью. Пока Земцов его осматривал со всех сторон, Кирилл изумленно присвистнул.
– Интересное кино. Орудие преступления во всей своей красе просто выложено напоказ.
– Да, – подошел Слава. – Очередная кровавая выходка.
По лестнице уже поднимались врачи «Скорой» и эксперт.
* * *Каждую ночь, когда Тоня и Катя, пожелав друг другу спокойной ночи, расходились по своим комнатам, в их темноту заползали страх, ожидание неизвестного, обреченность. Временами это было невыносимо, и каждая терпела из последних сил, боясь громко вздохнуть, не то что застонать. Так они щадили друг друга, заранее погибая от жалости и любви. И взрослая женщина, опыт которой ничем ей не помог, и девочка, на которую вероломно напала жизнь, в чем-то обвиняли каждая себя. Вспоминали какие-то плохие и хорошие минуты и терзались, терзались, терзались. Днем ситуация иногда казалась не совсем уж безнадежной: они все же вместе. Им звонят, к ним приходит Настя. Она говорит, что преступников ищут, что Тоню с Катей не выпускают из виду, что скоро все наладится. Тоня и Катя даже особенно не вникают. Такими бессильными они себе кажутся. Да еще и Вера почти пропала. Звонила пару раз за все время, сказала не очень понятно, что у нее бюллетень, проблемы, как сможет – приедет. Но Тоня чувствует какой-то обрыв связи. Она ни в коем случае не осуждает, не обижается. Она понимает: другой человек – это другой человек, каким бы доброжелательным и сочувствующим ни был. Однажды его позовет что-то очень важное, свое, оно главнее, чем чужое.
Тоня вдруг вспомнила эпизод, который как-то прошел мимо сознания сначала. Она вышла в магазин и встретила Наташу, подругу-недруга Веры. Обычно Тоня пыталась просто кивнуть и пройти побыстрее, чтобы не выслушивать очередную гадость о Вере. Как-то удается человеку от нечего делать придумывать совершенно дурацкие истории. Но сейчас быстро отделаться не очень получается. Тоня выходит с палочкой, кругом лед да сугробы. Короче, пришлось какой-то отрезок до магазина преодолевать вместе с Наташей. Та о чем-то длинно и нудно рассказывала, ее в принципе интересовал только поток собственного сознания. И вдруг прозвучала совсем нелепая фраза:
– А ты знаешь, что Верка от мужа ушла? К другому! Прикинь?
– Ой, Наташа, как тебе не надоест, – отмахнулась Тоня, свернула в другую сторону, удлиняя свой путь, чтобы не вступать в обсуждение.
И вдруг сейчас, ночью, подумала: а ведь очень похоже на правду. Не только Вера странная, но и Виктор ее изменился. Он всегда приветливо улыбался, а тут встретил у подъезда и посмотрел как-то зло. Ну что ж. Если так, может, это и неплохая новость. Тоне нравился Виктор, простой такой человек с достоинствами и умеренными недостатками, с таким, конечно, можно спокойно прожить до глубокой старости… но никогда не взлететь к любви. А Вера за него вышла совсем девочкой. И, разумеется, попала в не очень-то золотую клетку. Сын? Да вымахал он уже ростом с папу, кажется, вторая по счету девушка ухаживает за ним, как Вера за Виктором. У Игоря уже своя жизнь. А Вера попала в такой переплет из-за этого своего желания помочь всем несчастным, что можно только пожелать ей чего-то для себя. Надежда Мандельштам писала о том, как в горе меняются представления. Она читала жалобы женщин на то, что бросил муж, возлюбленный, – и думала: бывает же такое счастье. А Вера сама ушла. Значит, что-то совсем серьезное, хотя она мучается наверняка виной. И с Тоней не делится, чтобы не ранить. Как будто обугленную душу можно ранить…
– Мама, – раздался шепот совсем рядом. – Ты не спишь?
– Нет, Катенька. Конечно, нет. Тебе что-то нужно? У тебя что-то болит?
– Мне просто плохо там одной. Можно я с тобой полежу?
– Господи, спрашиваешь…
Тоня прижала к себе девочку, вдохнула ее запах и почувствовала, как оживает сердце. Пока есть такая возможность, она все вынесет, что надо.
– Знаешь, мне Настя рассказывала, что есть один мальчик, который остался без мамы, их сбила машина. Мама погибла, а он остался жить. Совсем маленький, пять лет. Настя говорит, он борется, как взрослый человек. А у него никого больше нет. Только наша Вера ходит его кормить.
– Мы с тобой точно думаем всегда в унисон, – задумчиво проговорила Тоня. – Я только что думала о Вере. О том, что у нее всегда получается что-то хорошее, как бы к этому ни относились другие.
– Настя сказала, что, когда все кончится… – все плохое, – она нас с тобой с ним познакомит.
У Тони перехватило дыхание. Как будто ей сказали, что казнь отменяется. Катя сказала: «Когда кончится все плохое…» Катя собирается жить. Она что-то в себе победила. Спасибо, Настя, спасибо, бедный, осиротевший малыш! Тоня, конечно, помнит, о ком речь. Боже, если все… Как-то обойдется, ну, как-то… Она бы попробовала побороться за этого ребенка. На любых условиях. Может, им помогут. Они с Катей слишком одиноки вдвоем. И потому так сразу пошли ко дну в своей беде.
Глава 9
В салоне «Шоколад» все было, как обычно. Тихо, красиво, негромкая музыка, в холле работает огромный плазменный телевизор, который никто не смотрит. Посетителей мало. На белом кожаном диване за столиком ожидания – все тот же непременный компонент: Валентина Васильевна Кечмарева, которая пьет очередную чашку кофе с шоколадками и внимательно разглядывает новые глянцевые журналы.
Земцов с группой вошли очень тихо. Два человека остались у двери, Слава подошел к ресепшен.
– Здравствуйте, Анна. Нужно на время выключить музыку, телевизор, позвоните всем работникам, чтобы собрались здесь. Тем, кто в служебных помещениях, на складе, – тоже. Можете предупредить, что служебный вход нами охраняется.
– Ужас, – уже привычно отреагировала Аня и, к своему изумлению, занялась этим сбором не без интереса. Все тут уже решили, что они так и не узнают, что у них происходило. Что придется каждому в одиночку пугаться и вздрагивать от хлопка или тени.
– А с клиентами что делать? – уточнила она.
– Обойдите, пожалуйста, объясните положение. Как-то нужно на часок-другой не просто прерваться, но и покинуть салон.
Аня всем позвонила, потом пошла по кабинетам и залам. В принципе посетителей было всего четыре человека. Мастера быстро завершали. Лариса стерла лак с ногтей на руках удивленной девушки.
– Извините. Это полиция. Тут у нас кое-что произошло. Ножки у вас высохли, руки доделаю, когда будет удобно. Потом и расплатитесь. Аня уже, наверное, не может деньги принимать. Вы спокойно одевайтесь. Время есть.
Светлана сняла маску с лица невозмутимой дамы, быстро нанесла легкий крем, промокнула теплой салфеткой.
– У нас такой получается технический перерыв, Клавдия Георгиевна. Но для вас это даже хорошо. Кожа после процедур отдохнет, потом приступим к эпиляции. Выберем время с запасом. Тогда и расплатитесь. Я сама вам могу позвонить, спросить, когда вам удобно.
Невозмутимая дама невозмутимо кивнула, поднялась и стала одеваться. В холл выскочила странная, сильно накрашенная девица с головой, наполовину побритой.
– Вы что тут себе позволяете? Что значит, приходите завтра? Куда это я пойду с такой головой?
Аня негромко заметила:
– Кристина, вы с такой головой и пришли.
– Вот именно! Как ты думаешь, зачем? Зачем за такие деньги я уйду такая же, как пришла?
– Ох, – вздохнул за ее спиной молодой парень-мастер. – Какие деньги? Не надо сейчас никаких денег. Придете в следующий раз… Только не уверен я, что возьмусь за это выщипывание, когда мне через каждую минуту указывают, что делать. И все не так, и Владимир делал лучше.
– Нет! Вы посмотрите… – Кристина радостно собиралась затеять скандал.
– Девушка, надо освободить это помещение и дать возможность нам работать, – сказал Земцов. – Здесь проводятся следственные действия.
– Чего только не придумают, чтобы не работать. А потом ноют, что у них денег мало. – Кристина гордо сдернула с себя пеньюар, бросила его на пол и пошла одеваться.
Валентина Васильевна досмотрела журнал, который держала в руках, выпила последний глоток кофе, положила в сумочку оставшиеся две шоколадки и двинулась к выходу.
– Валентина Васильевна, а вас я прошу остаться, – придержал ее за локоть Земцов.
Кечмарева застыла, как монумент. В холле собирались сотрудники, сначала мастера, потом технические работники, уборщицы. Земцов спокойно ждал, стоя рядом с Валентиной. Когда его сотрудник дал сигнал: «Все», – он обратился к ней:
– Валентина Васильевна, вы уже отвечали на этот вопрос, сейчас давайте опять к нему вернемся. После убийства в салоне администратора Ирины ваш мастер Владимир Ларионов сообщил нам под запись в протоколе о том, что вы однажды ему сказали: «У вас тут работает убийца. Я видела, как он убивал». Когда он просил вас подтвердить и прояснить ваши слова, вы отрицали сам факт того, что это говорили. Отрицали вы это и в разговоре с нами. Хотя, конечно, это странная шутка для столь почтенной дамы. Но ситуация продолжает усугубляться. Убит Владимир Ларионов. Нам пришлось немного поработать, проверяя вашу, скажем так, шутку. Как сказал бы мой товарищ Сергей Кольцов, когда снаряды падают рядом с каким-то местом, ниточку нужно искать там, а не в других местах. Вы со мной согласны?