– Здесь действительно тихо.
– Ну а что ты хочешь, это же старые дачи, еще довоенные. Большие участки, люди спокойные. Ты соскучился по тишине, да?
– Понимаешь… – Тим сел на кровати и, обхватив себя руками за плечи, уставился на закат. – Здесь во всех отношениях тихо. И очень чистое место по энергетике. Никаких отвлекающих факторов, никакого мусора. Отношение сигнала к шуму почти нулевое. А мне очень нужно один интересный сигнальчик как следует «обнюхать»…
– Ты что-то чувствуешь?
– Помнишь, как-то однажды… Ну, когда меня по голове трахнули. Я тогда сказал тебе, что мечтаю – прилетела бы тарелка и забрала меня отсюда к едрене-матери…
– Да, – прошептала Ольга, вглядываясь в его лицо.
– Ты не передумала? Насчет того, чтобы я взял тебя с собой?
– В чем дело, Тим?
– Понимаешь… А, ч-черт! – Тим откинулся назад и твердо посмотрел ей в глаза. – В общем, мне нужно здесь отсидеться вовсе не потому, что я боюсь Проекта. Я за эти дни, спасибо тебе, набрался сил. Я в отличной форме. Вот, смотри. – Он протянул вперед ладонь, слегка напрягся, и через несколько секунд в его руке проступили очертания белого с голубым бублика.
Ольга чуть отстранилась. Она все еще не могла привыкнуть к тому, что ее возлюбленный немножко не в себе.
– Что это? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Как сказал бы один мой знакомый биоэнергетик, это тороидальный микролептонный кластер. Но поскольку я не доктор физматнаук, то называю эту штуку бубликом. Вполне безобидная форма материи. Даже полезная. Заряжает батарейки. Я их за эти два дня штук сто, наверное, слопал. Потрогай.
– Спасибо, я потом как-нибудь, ладно?
– Глупышка. Привыкай.
– Там, куда ты собрался, мне придется все время с ними иметь дело? – осторожно спросила Ольга.
– Главное, мы будем вместе и в полной безопасности.
– Где это?
– Далеко. Но у меня нет выбора. Проект от меня не отступится. Он уже прибрал к рукам всех активных московских сенсов. Более того, начинается инициация совсем молодых, почти детей. Затевается что-то невообразимое, и мне в одиночку эту лавину не остановить. Лет через пять-шесть, а может, и раньше, в Советском Союзе наступит Золотой Век. Будет построено абсолютно счастливое, идеально управляемое общество. Полное единомыслие, безусловное одобрение и даже обожание властей. А к середине двадцать первого века КГБ будет править миром.
Девушка откинула одеяло, спустила ноги с кровати и потянулась за одеждой. Тим улегся на живот и завороженно глядел, как исчезают под тканью обожаемые им ноги, золотистый островок между ними, гладкий молодой живот, упругие чуть тяжеловатые груди…
– Ты прекрасна… – прошептал он.
– Пойдем вниз чай пить, – сказала она.
– …хотя не исключено, что сбудется пророчество Нострадамуса, – размышлял Тим вслух, спускаясь по лестнице на первый этаж. – Если старик Мишель не ошибся и если ученые правильно расшифровывают его записи, то Генриху Счастливому уже десять лет.
– Это кто? – спросила Ольга безразлично, накрывая на стол.
– Будущий гениальный воитель и президент Объединенной Европы. Понимаешь, по Нострадамусу, в двадцатые годы следующего века начнется страшное мочилово по всей планете. Белые против черных, желтые против всех, мусульмане тоже… против всех. Самое интересное, что, если верить Нострадамусу, все эти армии будут транзитом идти через нашу территорию. Мало не покажется. Но Генрих победит, и те, кто останется жив, об этом не пожалеют. Во всяком случае, если воспринимать Нострадамуса всерьез.
– А если нет? – по-прежнему безразличным тоном произнесла Ольга.
– А если нет, – вдруг разозлился Тим, – тогда командовать будут наши. И разведут «совок» на всю планету. Ты Оруэлла читала? Это что, лучше, по-твоему? Когда весь земной шар трясется над тем, как бы половчее талоны отоварить?!
– Да уж! – впервые улыбнулась Ольга с момента, когда Тим продемонстрировал ей бублик. – Это будет весело… Давай садись… декабрист!
– В Сибирь за мной поедешь? – мгновенно спросил Тим, подходя к ней ближе.
– Ты это серьезно? – выпрямилась Ольга с чайником в руке.
– Отдай посуду, уронишь. – Тим отобрал у нее чайник, сунул его, не глядя, на стол и попытался обнять девушку. Она увернулась, переставила чайник на подставку и, закусив губу, принялась рассматривать Тима, будто увидела его впервые.
– Надвигается беда, – сказал Тим серьезно.
– Перестань меня запугивать, – попросила Ольга.
– Надвигается беда, – повторил Тим. – Так или иначе, а ее не избежать. Не психотронная война будет, так ядерная. Но я подозреваю, что нам есть где спрятаться. И, может быть, из этого убежища получится не только наблюдать, но и влиять на происходящее. Затормозить этот процесс, а то и обратить во благо.
– Все-таки у тебя мания величия, – произнесла Ольга задумчиво.
– Я просто в курсе, что творится, – покачал головой Тим. – Я сенс. Я это нюхом чую.
– Да что ты там унюхал?! – взорвалась Ольга. – Ну что?!
Тим присел за стол и аккуратно разгладил скатерть перед собой.
– Вот уже вторую неделю меня кто-то зовет, – произнес он тихонько. – Источник сигнала далеко на востоке. Где-то в предгорьях Урала, как я понимаю. И сигнал подает друг. Оттуда исходит такое… Понимаешь, солнышко, на этом языке нельзя врать. У биоэнергетики природа другая, она для обмана не приспособлена. А я чувствую, что там, откуда идет сигнал, нас ждет убежище. Надежное, комфортабельное и на всю жизнь. Раз я это чувствую, значит, так оно и есть. Конечно, это не летающая тарелка какая-нибудь, не чужой корабль. Их, наверное, вообще на свете нет.
– И на том спасибо, – пробормотала Ольга.
– Но там друг, – твердо произнося слова, уверенно сказал Тим. – Друг, который обеспечит нас всем необходимым. Он такой… Гуманный в лучшем смысле этого слова. Теплый, сильный, очень умный. И… – Тим запнулся и весело блеснул глазами. – И мохнатый, – заключил он.
– Сам ты мохнатый, – вздохнула Ольга, садясь напротив и принимаясь разливать чай.
Тим забарабанил пальцами по столу. Ольга придвинула ему чашку. Он благодарно кивнул, но к чаю не притронулся.
– В общем, или я уеду, или я останусь здесь, – сказал он после минутного раздумья.
– Уезжай, – посоветовала Ольга не без вызова в голосе.
– С тобой.
– Тимка, ты не понимаешь, о чем меня просишь.
– Да, наверное, не понимаю, – сказал Тим с неприкрытой горечью.
Ольга отставила чашку, протянула через стол руку и накрыла ладонью нервно подрагивающие пальцы Тима.
– Ты необыкновенный человек, Тимка, – сказала она. – Я не хочу тебя потерять. Но ты своей просьбой… Понимаешь, есть ведь еще и мои интересы. Верно?
– Если ты останешься здесь, у тебя уже не будет собственных интересов.
– Погоди, не перебивай. Мне двадцать три. И сейчас, пока есть возможность, я хочу позаботиться о своем будущем. Раньше все было просто, все было рассчитано на сто лет вперед. Я бы делала свой промдизайн в какой-нибудь конторе, рисовала для души картинки… Замуж вышла бы… Теперь все не так, все сложнее, но зато и возможности совсем другие. Понимаешь, Тим, если дальше все пойдет, как идет, то реклама в Союзе будет развиваться с огромной скоростью. И если я не буду дурой…
– Вот уж кем ты не будешь.
– Точно. Я скорее буду стервой. В общем, Тим, все идет к тому, что через год у нас с одной девчонкой будет на пару свой бизнес. Дизайн-студия. И полиграфия. Календари, плакаты, макетная реклама. Понимаешь, Тимка, мне слишком дорого обошлось то место, которое я сейчас занимаю. Мне слишком здорово пришлось себя переломить. Я-то мечтала совсем о другом, ты же знаешь… Но зато если я не поведу себя глупо, то рожать буду в хорошей клинике и у моего ребенка будет все.
– Это что-то позитивное, – улыбнулся Тим. – Я-то думал, что ты вообще рожать не хочешь.
– А сегодня, милый, рожать никто и не собирается. Кого хочешь спроси. Ты пойми меня…
– Я понял.
– Тимка, я правда тебя люблю. – Ольга встала, подошла к Тиму сзади и снова запустила руки в его волосы. – Пожалуйста, Тим… – прошептала она. – Давай больше не будем об этом, ладно?
– Ладно, – вздохнул Тим. – Только ты все-таки подумай, хорошо?
– Хорошо. А может, все уладится как-нибудь, а?
– Уладится, – кивнул Тим покорно. – Как-нибудь да уладится. Непременно. В ту или иную сторону. Тем или иным образом.
– Заткнись, – сказала она, наклонилась и поцеловала его так нежно, что Тим чуть не зарычал от предчувствия расставания, которое ждет впереди.
***Кончался вторник, и Тим сидел у открытого окна, любуясь закатом и стараясь не обращать внимания на зов, настойчиво стучащийся в затылок. Этот новый фактор ощутимо сбивал его с толку. Он принес в его жизнь смутную надежду на спасение, на компромиссный вариант, когда и Проект будет сыт, и Тим останется цел. Но все равно хотелось сбежать в город, где выше уровень энергетического шума и зов не так явственно слышен.
Характер сигнала по-прежнему не вызывал у Тима сомнений. Передачу вел друг, возможный покровитель, располагающий запасом времени и колоссальным терпением. Он будет ждать, пока Тим не придет или не ответит решительным отказом. И он еще не знает, что его «унюхали», поэтому наращивает потихоньку мощность сигнала.
Несколько раз Тим пытался ответить, посылая на той же волне устойчивые конкретные мыслеобразы. Но его ответ то ли не слышали, то ли не смогли дешифровать. Это вызывало у Тима множество вопросов, на которые он пока что даже не пытался искать ответы. Так или иначе, зов имел место. А значит, кому-то в этом мире Тим Костенко нужен. И кто бы там ни засел в тайге – именно в тайге, кругом деревья, – он хороший. И с ним не пропадешь.
Единственное, чего Тим не понимал, это зачем он кому-то понадобился. Сигнал посылала некая родственная душа. Теплая и… мохнатая на ощупь. Такой энергетический рисунок Тиму доводилось видеть очень редко, им обладали, как правило, редкие по силе и добродушию люди. Как, например, сенс и тяжелоатлет Васнецов. Правда, только пока его не «покусал» оператор Проекта. Тут-то Васнецов быстренько стал гладкий и холодный, да еще и весь в мелкую дырочку…
Тим с хрустом потянулся, задумался, не пора ли ужинать, и вдруг почувствовал, что от станции к дому идет Ольга.
Сначала Тим обрадовался. Он не ждал Ольгу раньше завтрашнего дня и успел по ней соскучиться. Потом он насторожился. Ольга была сильно не в духе, ее кто-то серьезно расстроил. И этот «кто-то» был он сам. Тим вышел из дома, пересек участок, присел на скамейку у калитки и почти сразу увидел свою любимую. Ольга, глядя под ноги, медленно шла по тропинке. Устало и расстроенно шла.
«Это я все угробил, – подумал Тим, глядя, как понуро опущены плечи девушки. – Растрепался о конце света, урод… А что делать? Пусть я лучше останусь в ее памяти очаровательным шизофреником. Умным, добрым, нежным. С которым пришлось расстаться из-за того, что обострилась его болезнь. Ведь если я уйду из ее жизни в ореоле мученика… Не скоро она тогда полюбит другого. А я все-таки обязан заботиться о ней, думать о ее будущем. Мне ведь, собственно, не о ком больше думать… Никого у меня нет». Тим почувствовал, что сейчас от этой вселенской жалости разревется, и приказал внутреннему голосу замолчать. С тех пор как на Тима навалился Проект, он стал не в меру слезлив, и это его беспокоило. Плакать он терпеть не мог и ненавидел, когда плачут другие.
– Здравствуй, – сказал он, вставая навстречу Ольге.
– Тимка… – Она подняла глаза и остановилась.
Тим взял ее руки в свои, поднес к лицу и поцеловал сначала одну, потом другую. Ольга устало потрепала его по голове, и тогда он ее крепко-крепко обнял, ткнулся носом ей куда-то в шею и затих.
– Тимка… – повторила Ольга.
В доме она сначала натыкалась на мебель, бесцельно переходя в молчании из комнаты в комнату, пока Тим не усадил ее и не спросил:
– Ну?
Ольга посмотрела на него, и Тим увидел, что ее глаза блестят от слез. Не зная, что делать, он просто рухнул перед ней на колени и замер.
– Скажи, – начала она негромко, – ты ведь не давал моего телефона никому, правда?
– Разумеется. Моя личная жизнь никого не касается. Ни при каких обстоятельствах. Если бы я собирался дать кому-то твой телефон…
– У вас с отцом похожие голоса? – перебила она его.
– Так! – Тим поднялся с колен и заходил по комнате. – Куда он тебе звонил? Домой?
– На работу. Похожие, да?
– Да не похожие они, солнышко. Одинаковые. По телефону вообще не отличишь.
– Понимаешь… Я сначала решила, что это ты звонишь, чтобы меня разыграть. А он сказал, что он твой отец…
Тим, заложив руки за спину, глядел в окно. Солнце ушло за горизонт, но Тим и сквозь толщу земли прекрасно видел его белый плоский диск.
– Значит, папочка… – вздохнул Тим. – И что он сказал? Чтобы я шел сдаваться? Да?
– Тима… – прошептала Ольга. – Иди ко мне, пожалуйста. Обними меня. Мне страшно, Тим.
Тим сел рядом и прижал девушку к себе, чувствуя, как сильно бьется у нее сердце.
– А я ведь тебе не верила… – услышал он. – Да… Тебя ждут завтра. Он не сказал так прямо «сдаваться». Он только сказал, что если ты не хочешь за решетку, то должен прийти… Знаешь, Тим, он был ужасно злой. Я думала, он меня просто съест. Из трубки выскочит и загрызет. Но он только прорычал – Битцевский лесопарк, верхняя аллея, тринадцать часов. Ты должен войти в лес и идти по аллее прямо, а тебя встретят. И будет серьезный разговор. Вот так он сказал. Тим… Я не понимаю, извини, а при чем тут «за решетку»? За что?
– Ой, придумают, за что, – скривился Тим. – Вспомни, пожалуйста, он ничего больше не говорил?
– Да ничего, какие-то общие слова. Что это твой последний шанс. Еще какая-то ерунда…
– Ну-ка, милая, вспоминай все до буковки. Это может быть важно.
– Но я уже все сказала. Понимаешь, мне так страшно было… Ну, он сказал – передай Тиму, что если не хочет за решетку, должен прийти тогда-то и туда-то. С ним будет серьезный разговор. Это его последний шанс. Я хотела переспросить насчет места, ну, чтобы не перепутать, а он сказал – не бойся, Тимка место знает лучше всех, не застрянет…
– Есть! – воскликнул Тим.
– Что? – обескураженно пробормотала Ольга.
– Путь отхода! Не-ет, папуля мой, конечно, сука кагэбэшная, но что-то человеческое в нем еще осталось. Хотя бы за доброе намерение спасибо тебе, папочка! – Тим возбужденно потер ладони.
– Он тебе как-то может помочь?
– Думаю, попытается. Ты понимаешь, какая штука… У меня в этом лесу все детство прошло. Я там до сих пор каждое дерево помню. А из одной траншеи меня отец когда-то за уши вытаскивал, я там за какую-то хреновину зацепился и вылезти не мог. Теперь-то не застряну, конечно.
– Траншеи? – Ольга по-прежнему ничего не понимала.
– Извини, ты просто выросла в центре… Там ведь проходила юго-западная линия обороны в войну. И многое сохранилось до наших дней. Траншеи, ходы сообщения, огневые точки. Они просто оплыли, потеряли форму, но ямы и канавы такие, что хоть сейчас воевать. Ладно, ничего больше не скажу. Меньше знаешь – крепче спишь.
– Я не засну сегодня вообще, наверное. Тимка…
– Заснешь как миленькая. Что?
– Ты что, пойдешь?
– Обязательно!
– Тим!!! – крикнула Ольга, судорожно прижимая руки к груди.
– Цыц! – рявкнул Тим, хватая ее за плечи и встряхивая.
– Тимка… – Рот у Ольги страдальчески искривился.
– Ничего они мне не сделают, – твердо сказал Тим. – Ну перестань, милая. Оленька, счастье мое, перестань… Не надо. Я тебе говорю, ничего не будет. Клянусь. Им со мной так просто не справиться.
– Да… они… тебя… там… застрелят… – выдавила Ольга. – Они нарочно… чтобы лес… без свидетелей…
– Ничего подобного. Как раз в городе я более уязвим. Много посторонних сигналов, тяжело «унюхать» нужного человека на большом расстоянии. А в лесу они все у меня будут как на ладони. И время идеальное – пенсионеры и мамаши с детенышами обедать уйдут. Все правильно. Они блокируют аллею, по кустам залягут, а на границе леса, рядом с электроподстанцией, где фон большой, спрячут пушку… Ну перестань, Оленька! Хватит! – Он протянул ей носовой платок.
– Какая же я была идиотка… – прошептала Ольга.
– Я вернусь оттуда живой и невредимый, – сказал Тим. – К тебе. И буду тебя очень-очень любить. Хорошо?
Ольга кивнула, высморкалась и отвернулась.
– Не смотри на меня, – попросила она.
– Нет, буду. – Тим придвинулся к ней и, как она ни загораживала лицо руками, ухитрился дважды поцеловать мокрые от слез глаза. – Ты мне веришь или нет?
– Верю, – прошептала она.
– Ну и отлично. – Тим принялся искать сигареты. Вспомнил, что они на веранде, и вышел. Когда он вернулся и встал в дверях, опираясь плечом о косяк и выпуская колечками дым, Ольга уже ушла наверх, приводить себя в порядок.
– Но каков отец! – восхищенно сказал Тим.
– Почему? – глухо раздалось сверху.
– Да понимаешь… – Тим глубоко затянулся. – В принципе, как отца, я его люто ненавижу. Все мои беды от него. То, что я сенс, – наследственное. То, что в «Программу Детей» меня включили, – тоже папина заслуга, на все сто. Если бы папуля остался рядовым чиновником, на меня бы никто внимания не обратил. А так его жизнь была вся на просвет исследована. И выяснилось, что сын у него с паранормальными способностями. Ну, меня и окучили вместе с остальными. Хотя, с другой стороны, если бы не наследственность, я бы вообще сдох…
– Перестань, Тим, – попросила Ольга.
– А что поделаешь? Вот, и помимо всего прочего, он мне еще и жизни не давал в последние годы. Наезжал постоянно – учись, в партию вступай, и все такое… Я же из дома фактически сбежал. От него сбежал. Но понимаешь, если бы я не был его сын… Я бы, наверное, его обожал. Он хороший человек, вот в чем загвоздка. Просто когда он обо мне думает, он теряет рассудок и делает мне больно. Хотя желает мне только добра.