Президент повернулся к руководителю администрации.
– А ваши радары что-нибудь улавливают, Роджер?
– Нам поступило двадцать тысяч сообщений, девяносто шесть процентов из них – враждебные.
– Двадцать тысяч?
– Да, сэр.
Локвуд посмотрел на Гэлдона. На его физиономии ничего не отражалось. Он всегда выжидал до последнего и говорил решающее слово. Локвуд ненавидел таких людей.
– Следует заметить, – сказал он, – что пятьдесят два процента американцев не верят в эволюцию. В том числе ее не признают шестьдесят восемь процентов тех, кто считает себя сторонниками республиканцев. Нападки на «Изабеллу» вполне объяснимы. Война может разрастись до небывалых размеров. И повлечь за собой весьма печальные последствия.
– Откуда вы взяли эти данные?
– От специалистов из Гэллапа. Они провели специальный опрос общественного мнения.
Президент покачал головой.
– Увы, мы не можем что-либо изменить. Проект «Изабелла» играет крайне важную роль в развитии американской науки и технологий. Мы много лет подряд не могли похвастать никакими особыми достижениями и вот наконец обошли и Европу, и Японию. «Изабелла» повысит уровень экономики, оздоровит бизнес, послужит значительным шагом вперед во многих областях. Кроме того, станет прекрасным решением энергетических вопросов, позволив нам значительно снизить поставки нефти из стран Ближнего Востока. Стэн, ваша задача – составить убедительное сообщение для печати, организовать пресс-конференцию. Поднимите шумиху. И докажите, что мы делаем это ради народа.
– Хорошо, мистер президент.
Настал черед Гэлдона. Он приосанился.
– Наша позиция значительно укрепилась бы, если б об «Изабелле» поступили хорошие вести. Вам известно, доктор Локвуд, когда закончится вереница проблем?
– Через неделю или даже раньше, – ответил Локвуд. – Мы почти нашли выход.
– Неделя – срок немалый, – произнес Гэлдон. – Особенно когда противник, вроде Спейтса, так рьяно бьет в тамтамы и запасается оружием.
Локвуд моргнул.
– Мистер Гэлдон, уверяю вас, мы делаем все, что от нас зависит.
Круглое лицо Гэлдона искривилось в неодобрительной гримасе.
– Неделя! Вы только подумайте – целая неделя!
Со стороны входа послышался чей-то голос. У Локвуда чуть не остановилось сердце, когда он повернул голову и увидел, что внутрь вводят его личную помощницу. Прервать его беседу с самим президентом могли лишь в случае крайней необходимости. Секретарша подошла к боссу, почти с комичным благоговением склоняя голову, быстро вручила ему записку и удалилась. Локвуд, не помня себя от страха, развернул листок.
Он попытался сглотнуть, но не смог. Задумался, стоит ли сообщать новость президенту, и решил: лучше сразу, чем потом.
– Мистер президент, мне только что сообщили, что одного из ученых, который входил в команду «Изабеллы», нашли в овраге мертвым. ФБР уже в курсе. Их поставили об этом в известность около получаса назад. Агенты направляются на место происшествия.
– Мертвым? От чего он умер?
– От выстрела в голову.
Президент без слов уставился на него. Локвуд в жизни не видел его с таким красным лицом. Его выражение повергало в ужас.
Глава 16
Когда приехали представители племенной полиции навахо, Форд наблюдал за солнцем, исчезавшим за облаками цвета виски. На асфальте, мигая огнями, с визгом затормозили фургон и четыре патрульные машины.
Из первой вышел длинный местный детектив лет шестидесяти с крупным торсом и кривыми ногами в пыльных ковбойских сапогах. За ним следом выскочила команда полицейских Страны Навахо. Вся компания прошла по следам на асфальте, приблизилась к оврагу и принялась отмечать место происшествия полицейской лентой.
Хазелиус и Уордлоу приехали на другом джипе, остановились сбоку дороги, вышли, взглянули на работающих полицейских и повернулись к Форду.
– Говоришь, он умер от выстрела?
– В висок. В упор.
– Откуда ты это знаешь?
– В его кожу внедрились частицы пороха, – ответил Форд. – Характерный след огнестрельного ранения.
Уордлоу внимательно посмотрел на него, с подозрением прищуривая глаза.
– Вы, что, слишком часто смотрите по телевизору передачи об убийствах, мистер Форд? Или ваше хобби – обследовать места преступления?
Детектив, обозначив участок, направился к ученым, держа в руке диктофон. Шел он медленно и осторожно, будто каждое движение причиняло ему боль. На нагрудном знаке чернело его имя и звание: лейтенант Биа. Он был в больших зеркальных солнцезащитных очках, поэтому казался несколько заторможенным. Однако Форд сразу почувствовал, что ума ему не занимать.
– Кто обнаружил покойного? – спросил Биа.
– Я.
Очки повернулись к нему.
– Ваше имя? – В голосе детектива звучали нотки подозрения.
– Уайман Форд.
– Как вы его обнаружили?
Форд описал обстоятельства.
– Значит, вы заметили канюков, увидели следы, тут же решили остановиться, пройти четверть мили по жаре в сотню градусов[14] и выяснить, в чем дело. Я правильно понимаю?
Форд кивнул.
– Хмм. – Биа, поджав губы, сделал несколько пометок и повернулся к Хазелиусу. – А вы?..
– Грегори Норт Хазелиус, руководитель проекта «Изабелла». А это старший офицер разведывательной службы Уордлоу. Вы будете возглавлять расследование?
– Частично. Но основную ответственность возьмет на себя ФБР.
– ФБР? А когда они появятся?
Биа кивнул на небо.
– Сейчас.
На юго-западе, будто материализовавшись из воздуха, возник вертолет. Послышался нарастающий грохот. Вертолет подлетел ближе, завис в огромном облаке пыли на удалении нескольких сотен ярдов и приземлился на дорогу. Изнутри выпрыгнули два человека. На обоих были солнцезащитные очки, рубашки с короткими рукавами и бейсболки с надписью «ФБР». Они выглядели, как братья-близнецы, несмотря на совершенно разный рост и цвет кожи.
Высокий, приблизившись, достал жетон ФБР.
– Специальный агент Дэн Грир, – сказал он. – Отделение Флагстаффа. А это специальный агент Франклин Альварес. – Убрав жетон в карман, он кивнул детективу. – Лейтенант.
Биа ответил кивком.
Хазелиус сделал шаг вперед.
– Меня зовут Грегори Норт Хазелиус, я руководитель проекта «Изабелла». – Он пожал Гриру руку. – Убитый – ученый из моей группы. Я желаю знать, что здесь произошло и при каких обстоятельствах. Как можно быстрее.
– И узнаете. Как только мы проведем расследование. – Грир повернулся к Биа. – Место происшествия огорожено?
– Да.
– Хорошо. Доктор Хазелиус и остальные участники проекта «Изабелла», вас я попрошу вернуться на свою базу и собраться всей группой в каком-нибудь одном месте, скажем… – Грир взглянул на небо, потом на часы. – В семь часов. Я приеду и побеседую с каждым.
– Мне очень жаль, но это исключено, – ответил Хазелиус. – Мы не можем отвлечься от работы все вместе. Придется вам брать показания в два захода.
Грир снял очки и посмотрел на Хазелиуса в упор.
– В семь часов вся команда должна находиться в одном месте. Поняли? – Он говорил жестко, четко произнося каждое слово.
Хазелиус выдержал его взгляд, ничуть не пугаясь.
– Мистер Грир, я в ответе за машину, что расположена внутри этой горы. Ее стоимость сорок миллиардов долларов. Мы проводим крайне важный научный эксперимент. Сорвать его не в ваших интересах. Ведь в таком случае я буду вынужден доложить разведывательной службе при Министерстве энергетики, что это вы приказали нам оставить оборудование без присмотра. Сегодня вечером три члена нашей команды будут работать в центре управления. Поговорить с ними вы сможете завтра утром.
Последовало продолжительное молчание. Наконец Грир кивнул и кратко сказал:
– Ладно.
– К семи мы соберемся в бывшей фактории, – произнес Хазелиус. – Это длинное старое здание, вы его сразу увидите.
Форд и Кейт вернулись в джип и выехали с обочины на дорогу.
– Поверить не могу, – пробормотала Мерсер дрожащим голосом. Бледная, как полотно, она достала из кармана носовой платок и вытерла глаза. – Это ужасно. Я просто… не могу поверить.
Когда они тронулись с места, Форд снова увидел двух койотов, которые, подкрепившись мясом, ошивались поблизости в надежде, что им повторно улыбнется удача.
Ред Меса прекрасное, подумал он, но очень уж страшное место.
* * *Ровно в семь часов в бывшую факторию Накай-Рок вошли Грир, Альварес и лейтенант Джозеф Биа. Индейцу тотчас вспомнилось детство. В ту пору здесь обитал старик-торговец по фамилии Вайндорфер. Детектива охватила тоска по прошлому. Он до сих пор мог ясно представить себе старый магазин: мешок с мукой, железные трубы, недоуздки, лассо и коробки с конфетами. У дальней стены раньше лежали свернутые ковры, которые старик Вайндорфер обменивал на некоторые товары. Засуха 1954–1955 годов унесла у местных жителей половину овец. Потом явились добытчики угля. «Пибоди коул» извлекала из этой горы по двадцать тысяч коротких тонн в день. А Совет Племени, получив от них денежки, заплатил всем, кто жил на этой горе, и переселил их в дома, возведенные Министерством жилищного строительства и городского развития, в Блю-Гэп и Раф-Рок. Переехали отсюда и родители Биа. За пятьдесят лет он не поднимался на эту гору ни разу. Фактория очень изменилась; тем не менее, ему казалось, что он и сейчас чувствует запах горящих дров, многолетней пыли и овечьей шерсти.
Девять ученых, настороженные и печальные, молча ждали. Выглядели они ужасно. Взглянув на их лица, Биа сразу определил, что тревожит их не только смерть Волконского. Тут творилось нечто странное, причем продолжительное время. Биа досадовал, что расследование поручили Гриру. Когда-то он был отличным агентом, но в один прекрасный момент его постигла участь, уготованная всем достойным специалистам Бюро: его повысили, и он утратил былые способности, ибо теперь бо́льшую часть времени перекладывал с места на место разного рода бумажки.
– Добрый вечер, – сказал Грир, снимая очки и многозначительным взглядом веля детективу сделать то же самое.
Биа остался в очках. Он не любил, когда ему указывали, как себя вести. То была их семейная черта. Даже странную фамилию он получил из-за дедова упрямства. Когда пришло время отправлять внука в школу, старик заявил, что желает придумать ему другое имя. В школьных документах парень стал значиться «Биа». Это слово возникло от сокращенного «Бюро по делам индейцев»[15]. Многие другие навахо последовали их примеру, и фамилия Биа стала в резервации одной из самых распространенных. Детектив гордился своим именем. Все Биа, хоть и не были кровными родственниками, отличались этой особенностью: не любили, когда ими помыкали.
– Надеюсь, мы не отнимем у вас много времени, – сказал Грир. – Будем вызывать к себе по одному в алфавитном порядке.
– Что-нибудь удалось выяснить? – спросил Хазелиус.
– Кое-что, – ответил Грир.
– Доктора Волконского убили?
Биа напряг внимание, гадая, что скажет Грир. Тот, как и следовало ожидать, не удостоил ученого ответом. Они начали расследование с нуля, однако прежде чем что-либо заявлять, следовало провести анализы и получить соответствующие результаты. Биа не сомневался, что ему позволят ознакомиться лишь с кратким финальным отчетом. Его подключили к этому делу лишь потому, что какому-то бюрократу в ФБР требовалось вписать на одном из бланков чью-нибудь фамилию, чтобы впоследствии небезосновательно утверждать, будто расследование проводилось с участием племенной полиции.
Биа сказал себе, что его это дело все равно не особенно интересует. Ведь касалось оно не индейцев, а посторонних людей.
– Мелисса Коркоран? – объявил Грир.
Поднялась высокая крепкая блондинка, похожая больше на профессиональную теннисистку, нежели на ученую.
Биа проследовал за ней и Гриром в библиотеку, где Альварес переставил стол и несколько стульев, а также установил диктофон. Вопросы задавали Грир и Альварес; Биа лишь слушал и кое-что записывал. Дело продвигалось быстро: один ученый уходил, и являлся следующий. Очень скоро выяснилось, что работали они по очень напряженному графику и столкнулись с рядом проблем; что Волконский был человеком неуравновешенным, тяжело переносил здешние трудности, пил, возможно, принимал наркотики. Коркоран сказала, что однажды ночью он стучал в ее дверь, желая с нею переспать. Иннс, психолог, подчеркнул, что Волконскому было особенно сложно терпеть удаление от привычного ему мира, поэтому он и пребывал в состоянии постоянной депрессии. Уордлоу, разведчик, поведал, что программист был с причудами и не заботился о безопасности.
Осмотр его жилища свидетельствовал о том же. Небольшой дом кишел пустыми бутылками из-под водки, следами от амфетамина, переполненными пепельницами и дисками с порнографией.
Показания совпадали, звучали весьма правдоподобно и отличались одно от другого лишь незначительными подробностями. Проработав в резервации много лет, Биа знал, что самоубийства здесь не редкость, а нынешнее было почти закономерно. Смущало в нем лишь несколько обстоятельств. Крайне непросто выстрелить себе в висок и одновременно броситься в автомобиле на дно оврага. С другой же стороны, если Волконского убили, тогда почему не подожгли машину? Быть может, убийца отличался редким умом. Большинству преступников мозгов не хватало…
Биа покачал головой. Он размышлял, а должен был слушать. Дурацкая привычка!
К восьми тридцати показания взяли у всех. Хазелиус проводил агентов и детектива до парадного входа, где Биа, все это время помалкивавший, вдруг остановился, наконец снял очки, постучал стеклом о ноготь большого пальца и произнес:
– Доктор Хазелиус?
– Да?
– Вы сказали, что Волконский и все остальные пребывали в сильном напряжении. А с чем это связано?
– Мы построили машину стоимостью в сорок миллиардов долларов, – спокойно ответил физик, – а она отказывается работать должным образом. – Он улыбнулся. – Я ответил на ваш вопрос, лейтенант?
– Спасибо. Да, и еще кое-что. Если вы, конечно, не возражаете…
– Лейтенант, – вмешался Грир. – По-вашему, мы спросили не обо всем, что важно для расследования?
Биа даже не взглянул на него, будто не услышал его слов.
– Кто будет выполнять обязанности мистера Волконского? Вы наймете нового человека?
Хазелиус мгновение колебался.
– Нет. Его делами займемся мы с Чен.
Биа снова надел очки и пошел прочь. Было в этом деле что-то очень странное. Но ему не стоило ломать над ним голову.
Глава 17
В три часа ночи Форд, с рюкзаком на спине, осторожно открыл заднюю дверь и выскользнул в темноту. Небо сияло морем звезд. Где-то вдали завыли и стихли койоты. Луна была почти полная, а воздух – столь прозрачным, что все вокруг серебрил лунный свет. Прекрасная ночь, подумалось Форду. Как жаль, что нет времени полюбоваться ею.
Он осмотрелся по сторонам. Обитатели других домов, очевидно, спали; лишь расположенный с самого краю дом Хазелиуса смотрел в ночную тьму желтым квадратом занавешенного окна в спальне.
Жилище Волконского располагалось по другую сторону петли.
Форд быстро пересек освещенный луной двор, нырнул в тень тополей, тихо и медленно обходя лужицы света, дошел до дома Волконского и вновь огляделся, но никого не увидел и не услышал ни звука.
Обойдя дом, он прижался к окутанной тенью задней стене. Дверь была опечатана полицейской лентой. Форд достал из рюкзака перчатки и нож, взялся за дверную ручку и потянул ее на себя. Дверь, естественно, была заперта на замок. Уайман быстро взвесил все «за» и «против» – и решил пойти на риск.
Разрезав ленту, он достал из рюкзака полотенце, обмотал камень и прижал его к стеклу. Несколько минут спустя оно не выдержало и треснуло. Форд аккуратно убрал осколки, засунул руку внутрь, открыл дверь и скользнул в дом.
Ему в нос ударила вонь предельного отчаяния – затхлый запах табака, марихуаны, дешевой выпивки, вареного лука и прогорклого масла. Он достал фонарик, опустил руку и посветил вокруг. На кухне царил жуткий бардак. На картонной тарелке с капустой и перцами, очевидно, поджаренными много-много дней назад, выросла серо-зеленая плесень. Мусорное ведро было битком набито бутылками из-под пива и водки. На покрытом старой мексиканской плиткой полу поблескивали разогнанные по углам осколки.
Форд перешел в гостиную-столовую и увидел грязный ковер и обляпанный диван. На стенах не висело ни картин, ни фотографий, лишь на двери красовались два детских рисунка. На одном был изображен космический корабль, на другом – грибообразное облако от взрыва атомной бомбы. Других напоминаний о семье Форд не обнаружил.
«Почему Волконский не снял рисунки?» – задумался он. Может, потому, что не питал к ребенку особенно теплых чувств? Представить его отцом вообще было сложно.
Дверь в спальню стояла наполовину открытой, воздух внутри был тошнотворно спертый. Кровать выглядела так, будто ее не заправляли ни разу в жизни, а простыни – будто их никогда не меняли. Корзина для грязного белья была переполнена. Открыв наполовину пустой шкаф, Форд увидел костюм, пощупал материю – весьма добротная шерсть – и осмотрел остальные вешалки. Волконский привез в эту глушь немало одежды, в том числе и вполне приличной, во всяком случае, для него. По-видимому, не давал себе отчета в том, на какую жизнь себя обрекает. Почему же тогда не забрал эти вещи, отправившись домой?
Форд прошел по коридору ко второй спальне, превращенной в подобие кабинета. Компьютера не было, но USB– и FireWire-кабели остались на месте, вместе с принтером, высокоскоростным модемом и базовой станцией Wi-Fi. Повсюду валялись диски. Казалось, их просматривали второпях, забирая нужные и откидывая все остальные.
Форд выдвинул верхний ящик и увидел дикую коллекцию потекших ручек, обгрызенных карандашей и распечаток с замысловатыми входными кодами программ, на изучение которых могло уйти несколько лет. Во втором ящике хранилась пачка грязных папок с разного рода бумагами. Уайман бегло просмотрел их – снова коды, записи на русском, блок-схемы, – перевернул стопку и увидел конверт в прозрачной тонкой папке. Запечатанный и проштампованный, он был без адреса и разорван на две половины.
Форд извлек обе части и достал изнутри листок, однако то было не письмо, а записанный рукой шестнадцатеричный код. Вверху стояла дата. В этот день Волконский исчез.