ТОЛЬКО ОДИН НЕДОСТАТОК
Германский император Вильгельм II считал себя специалистом во многих вопросах, порой весьма далеких от дел государственного управления. Как-то раз он обратился к итальянскому морскому министру, известному кораблестроителю адмиралу Брину с просьбой дать заключение о проекте корабля, который разработал лично он, кайзер.
— Этот проект, — сказал Вильгельм, — плод моих многолетних исследований, долгих размышлений и тщательного, упорного труда…
Через несколько недель Брин прислал свой отзыв.
«Корабль, который Ваше величество собирается построить, будет самым могущественным, грозным и красивым кораблем, какой когда-либо существовал на земле. Он разовьет небывалую скорость, его вооружение будет самым сильным в мире, его мачты будут самыми высокими, а орудия самыми дальнобойными. Прекрасная внутренняя отделка будет доставлять настоящее удовольствие всей команде, от командира до юнги. У этого великолепного корабля только один недостаток: как только его спустят на воду, он пойдет ко дну, как свинцовая утка».
ЭТО БУДЕТ ОЧЕНЬ УДОБНО…
В 1944 году, когда на разработку атомной бомбы были истрачены сотни миллионов долларов, некоторых чиновников Белого дома стало разбирать беспокойство. Но их волновали отнюдь не последствия использования чудовищного оружия, а соображения совсем иного порядка. Ведь если бы проект не увенчался успехом, конгресс назначил бы расследование — куда, мол, девались деньги? В связи с этим один из советников президента, генерал Сомервелл, как-то сказал непосредственному руководителю проекта генералу Л. Гровсу:
— Я собираюсь купить дом неподалеку от Капитолия. Рядом с этим домом продается еще один. Так вот, советую вам приобрести его.
— Зачем? — удивился Гровс.
— Это будет очень удобно: ведь все равно весь остаток жизни нам с вами придется провести, давая показания в различных комиссиях конгресса…
РАЗВЕ ЛИНКОР НИСКОЛЬКО НЕ ПРИПОДНЯЛСЯ?
Как-то раз на спасательное судно, работавшее в Пирл-Харборе над подъемом полузатопленного японцами американского линкора «Вест Вирджиния», прибыла комиссия, состоявшая из высокопоставленных лиц.
— Почему водолазы не приступают к работе! — спросили они руководителя работ Карнеке.
— Мы ждем, чтобы вы объяснили, что должны сделать водолазы.
— Это и так ясно! Нужно поднять линкор!
Поняв, что спорить и объясняться бесполезно, Карнеке вызвал водолаза Ратледжа и сказал ему:
— Корабль сидит на грунте. Мы должны поднять его. Начинай работать.
Ратледж ушел под воду, и вскоре по всему судну стали разноситься его усиленные трансляцией стоны, кряхтенье и сопение.
— Что ты там делаешь? — с деланной тревогой крикнул Карнеке в телефонную трубку.
— Как что я делаю? — задыхаясь, ответил Ратледж. — Я забрался под днище этого проклятого линкора и поднимаю его. Неужели он нисколько не приподнялся?
«В ОСТАЛЬНОМ ВСЕ ВЕРНО…»
Как-то раз знаменитый французский естествоиспытатель Ж. Кювье (1769–1832) зашел в зал, где заседала комиссия Парижской академии наук, работавшая над составлением энциклопедического словаря. Увидев выдающегося систематизатора животных, один из членов комиссии на всякий случай спросил Кювье:
— Скажите, месье, правильное ли определение мы дали слову «рак»?
— Как же вы определили это существо? — поинтересовался Кювье.
— Рак — это небольшая красная рыба, которая ходит задом вперед.
— Великолепно, господа! — воскликнул Кювье. — Есть только небольшие поправки к вашему определению. Рак не рыба, он не красный и не ходит задом вперед. В остальном все верно…
ЛИШНИЙ КАМЕНЬ…
После того как английский астроном Дж. Хокинс раскрыл тайну древней обсерватории Стоунхендж, он решил произвести подробную аэрофотосъемку участка. Каково же было изумление Хокинса, когда на первом фотограмметрическом плане, составленном ЭВМ, среди камней, которые были выложены в виде подковы, он обнаружил лишний.
Озадаченный астроном обратился к руководителю съемок Ч. Гершелю — потомку знаменитого первооткрывателя планеты Уран — за объяснениями. Тот запросил ЭВМ насчет таинственного «незнакомца», и машина уточнила: «Объект вертикальный, высота 178 см…»
Недоразумение выяснилось позднее. Оказалось, что в тот момент, когда самолет производил аэрофотосъемку, между камнями стоял ничего не подозревающий лысый турист. Его тень напоминала тень камня, а лысина отсвечивала как отшлифованный долерит.
НЕНАДОЛГО — НА ВСЮ ЖИЗНЬ!
— Мне было 83 года, — рассказывал как-то известный композитор И. Стравинский. — Я заболел какой-то болезнью. Мой домашний врач осмотрел меня, выписал рецепт и собрался уходить. Я остановил его вопросом:
— Надолго ли я заболел?
— Ненадолго, — ответил врач. — На всю жизнь…
Но он ошибся: Стравинский дожил до 90 лет и большую часть оставшейся жизни был здоров.
«В ЭТОМ И ВСЯ РАЗНИЦА»
После лекции «Пространство и время» школьники засыпали академика Л. Арцимовича вопросами. Один из слушателей, в частности, спросил:
— Вы говорили, что время можно рассматривать как четвертую координату некоторого пространства. Тогда какова же разница между пространством и временем?
— Вот если вы захотите вернуться в некоторую точку пространства, где уже были раньше, чтобы исправить допущенную ошибку, то в принципе это всегда можно сделать. Но вернуться в то время, которое уже прошло, даже с той же благородной целью, невозможно! В этом и вся разница.
КТО ОСТАЕТСЯ ПОСЛЕДНИМ
Как-то раз председатель проблемной лаборатории «Инверсор» А. М. Добротворский («ТМ» № 4 за 1977 г. и № 9 за 1979 г.) повстречал на Тверском бульваре знакомого, который вел на поводке холеного эрдельтерьера.
— А знаете ли, Алексей Михайлович, что эрдельтерьеры были в свое время выведены исключительно для охоты на львов? — похвалился тот.
Добротворский погрустнел и задумчиво сказал:
— Бывает же такое: львы исчезают, их уже нет, а выведенные специально для их травли собаки остаются, да еще процветают…
ХОЧЕШЬ СТОЯТЬ — КРУТИСЬ!
Однажды на заседании лаборатории «Инверсор» один из докладчиков напомнил собравшимся знаменитую притчу о колумбовом яйце. Согласно ей некоторые завистники будто бы стали говорить Колумбу, что открыть Америку было не так уж и трудно. Раздраженный мореплаватель взял со стола яйцо и спросил:
— Может кто-нибудь из вас поставить его вертикально?
Сколько ни старались завистники, никто сделать этого не смог. Тогда Колумб взял яйцо и, резко закрутив его, поставил вращающимся вертикально.
— Вот так же «легко» было открыть Америку, — назидательно сказал он завистникам.
— Мораль сей притчи проста, — заключил А. Добротворский. — Хочешь удержаться на месте и гордо стоять — крутись!
«ПЛАТОНОВСКИЙ ЧЕЛОВЕК»
Как-то знаменитый греческий философ Платон сформулировал определение, приведшее в восторг его учеников. «Человек, — сказал он, — есть животное о двух ногах, лишенное перьев». Его постоянный оппонент Диоген — тот самый, что жил в бочке, — ощипал петуха и, принеся его в рощу Академа, объявил:
— Вот платоновский человек!
После этого Платон вынужден был к своей формулировке добавить уточнение: «И с широкими ногтями»…
НЕУМЕСТНЫЕ ВОПРОСЫ
Сохранение военной тайны с древнейших времен заботило военное руководство. Когда кто-то спросил римского полководца Метелла, что он намерен делать завтра, тот ответил:
— Если бы об этом знала моя рубашка, я бы тут же ее сжег!
Другого римского военачальника, Марка Красса, один из его воинов спросил, когда он прикажет войскам выступать.
— Боишься, что не услышишь трубы? — гласил ответ Красса.
ПОПРАВКА К РОБЕРТУ МАЙЕРУ
Как-то на заседании лаборатории «Инверсор» один из докладчиков сослался на принцип, которым часто пользовался в своих построениях Роберт Майер (1814–1878), знаменитый первооткрыватель закона сохранения энергии. Принцип этот гласит:
— Причина равна действию.
— Не всегда это так! — быстро возразил докладчику председатель лаборатории А. Добротворский. — Простужаешься сразу, а кашляешь потом долго!
«ОТРИЦАНИЕ ОТРИЦАНИЯ»
Многие американцы считали президента Тафта весьма недалеким человеком. И действительно, его простота доходила до того, что, когда ему предлагали на выбор дайм — десятицентовую монету — и никель — пятицентовик, — он брал более крупный по размерам никель. Друзья Тафта очень переживали насмешки над ним. Как-то раз они стали допытываться, неужели он не понимает, что дайм ценнее, чем никель.
— Да, я прекрасно понимаю, что ценнее, — ответил им Тафт. — Но если я начну брать дайм, то кто станет мне предлагать выбирать?
КАКАЯ РАЗНИЦА?
После того как в 1911 году австро-венгерский, а впоследствии американский аэродинамик Т. Карман (1881–1963) рассчитал условия, при которых система вихрей, возникающих в потоке жидкости за круглым цилиндром, становится устойчивой, это явление стали называть «вихревой дорожкой Кармана». Такое название вызвало возражения французского ученого Анри Бенара (1874–1939), который за три года до Кармана опубликовал статью о своих наблюдениях над подобными вихрями. На нескольких международных конгрессах Бенар настаивал на своем первенстве. Наконец, Карман не выдержал и в ответном выступлении сказал:
— Я согласен, если то, что в Берлине и Лондоне называют «дорожкой Кармана», в Париже будет именоваться «Авеню де Анри Бенар».
Услыхав это, Бенар расхохотался, и мир между коллегами был восстановлен.
«ЧЕЛОВЕК С ЗАЛИЗАМИ»
В 1930-х годах выяснилось, что прямоугольный стык самолетного крыла с фюзеляжем может порождать отрыв воздушных вихрей, сопровождающийся сильными колебаниями всей конструкции самолета. Группа исследователей, в которую входил и Т. Карман, предложила предотвращать отрыв вихрей с помощью зализа стыка крыла и фюзеляжа. В 1932 году Карман сделал в Париже доклад об этой работе, и новый метод дал во Франции такие же прекрасные результаты, как и в США. После этого французские самолетостроители стали называть зализы «карманами». Термин привился, и когда через несколько лет Т. Карману довелось посетить Францию, он как-то раз услышал при упоминании своего имени недоуменный возглас:
— Карман? Человек с зализами?
СУРОВЫЙ ЯЗЫК ВОЕННЫХ ДОКУМЕНТОВ
«Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг!» — этот флажный сигнал адмирала Нельсона перед началом Трафальгарского сражения считается образцом мужественного лаконизма военных приказов и наставлений. Немало примеров подобного лаконизма можно найти и у русских военачальников. Приведем хотя бы несколько строк из приказа генерал-лейтенанта Скобелева от 21 декабря 1877 года:
«Предваряю всех, что в случае боя поддержка будет, но смены — никогда… Отбоя и отступления никогда не подавать и предупредить людей, что это обман со стороны неприятеля… Всякий солдат должен знать, куда и зачем он идет; тогда, если начальники будут убиты, смысл дела не потеряется».
Или другой пример. Когда в 1805 году австрийские власти в Триесте задержали 20 русских торговых судов, адмирал Сенявин с тремя кораблями и фрегатом немедленно вошел в гавань и расположил свою эскадру под батареями города. Комендант Триеста попросил адмирала отодвинуть корабли на пушечный выстрел от крепости. На это Сенявин ответил ему:
— Стреляйте! Тогда я увижу, где лягут ваши ядра и где мне должно будет стать!
«ЛЕВЕРЬЕ НЕВОЗМОЖЕН В ОБСЕРВАТОРИИ…»
Знаменитый французский астроном У. Леверье (1811–1877), одновременно с англичанином Дж. Адамсом открывший путем вычисления планету Нептун, отличался твердым, энергичным и властным характером. Возглавив в 1854 году Парижскую обсерваторию, он непрестанно увольнял неугодных ему сотрудников, которые нескончаемой чередой шли жаловаться военному министру маршалу Вальяну. Встречая очередного жалобщика, Вальян тяжело вздыхал и ворчал:
— Обсерватория невозможна без Леверье, а Леверье еще более невозможен в обсерватории.
«ЭТО ЖЕ МАТЕМАТИКИ!»
Как-то раз знаменитый основатель британской геологии Вильям Смит (1769–1839) — выдающийся самоучка, открытия которого сильно продвинули вперед науку, — обедал в одном из колледжей Кембриджа. Будучи по натуре человеком общительным, Смит попробовал затеять непринужденную беседу со своими соседями — двумя хмурыми людьми, сидевшими за столом напротив, — но на все его попытки они отвечали лишь невнятным мычанием. Наконец, когда Смит взахлеб заговорил о самых интересных и животрепещущих, по его мнению, предметах, один из его соседей не выдержал и обратился к другому:
— Вы случайно не знаете, о чем он все тут толкует?
— Не имею ни малейшего представления, — ответствовал тот.
Смит окаменел от изумления и негодования, но сидевший рядом с ним ректор колледжа поспешил успокоить его:
— О, не обращайте внимания! Ведь это же математики! Мы с ними никогда не разговариваем…
ЕСЛИ ДЕНЬ ЛИШНИЙ — ВЫКИНУТЬ!
Каких только проектов по реформе гражданского календаря не придумывали для того, чтобы устранить неудобные месяцы с 28 и 31 днями. Пожалуй, самым рациональным среди этих предложений был вариант французского астронома Гастона Армелино, выдвинутый еще в 80-х годах XIX века, — День Нового Года числится отдельно от всех дней и в их общий счет не входит. Поэтому у него нет привычного «адреса» — месячного и недельного названия, он просто скромно именуется День Нового Года… Такое исключение выгодно потому, что остающиеся в 12 месяцах 364 дня свободно делятся на четыре времени года — триместры, кварталы по 91 дню. Первый месяц каждого триместра содержит 31 день, а остальные два — 30. День, который прибавляется к счету в високосном году, так же, как и День Нового Года, существует сам по себе и в общее исчисление времени календаря не входит.
Введение такой реформы, по мнению Парижской академии наук, которая рассматривала этот вопрос по представлению самого Фламмариона, значительно упростило бы традиционный календарь, ибо одни и те же месяцы разных лет отныне походили бы друг на друга как близнецы. Скажем, второй понедельник октября до «конца света» всегда приходился бы на 9-е число… Самое же любопытное состоит в том, что задолго до Армелино итальянский ученый Мастрозинни уже выступал с этим предложением, но тогда оно осталось незамеченным.
НЕ ПРОВОДНИК, А ТОРМОЗ!
Однажды на приеме у известного немецкого профессора медицины Л. Шлейха (1859–1922) один высокопоставленный чиновник вздумал пошутить.
— А скажите-ка, профессор, — спросил он, — не напоминает ли вам ваша профессия роль железнодорожного проводника, заботливо сопровождающего пассажиров в их путешествии на тот свет?
— Нет, что вы, — тотчас же ответил Шлейх. — Свою скромную роль в той поездке, о которой вы говорите, я скорее склонен сравнивать с тормозом…
САМОЕ ДЕЙСТВЕННОЕ СРЕДСТВО
Как-то раз на экзаменах известный немецкий медик Р. Вирхов (1821–1902) задал студенту такой вопрос:
— Перечислите, какие потогонные средства вы назначили бы больному?
Студент начал припоминать эти самые средства одно за другим, но экзаменатор не был удовлетворен ответом.
— А если бы все это не помогло, что бы вы предприняли?
— Тогда мне осталось бы только одно, — выпалил экзаменуемый. — Прислать пациента к вам на экзамен!
РЕАКЦИЯ И «РЕАКЦИЯ»
На одном из авиационных конгрессов к выдающемуся аэродинамику Теодору Карману (1881–1963), родом из Венгрии обратилась начинающая журналистка.
— Читатели нашей газеты, — сказала она, — хотели бы знать, что, по вашему мнению, знаменовало прогресс в авиации за последнее десятилетие?
— Применение сил реакции для движения самолетов, — ответил ученый.
Интервьюерша заметно смутилась.
— Профессор, — наконец промямлила она, — изложите, пожалуйста, вашу мысль как-нибудь иначе. Наша газета не может писать, что прогресс обусловлен силами реакции…
ШТОПОР И ЛЮБОВЬ
Опять же на конгрессе известная американская летчица Эми Джонсон спросила Т. Кармана:
— Не можете ли вы в двух словах объяснить мне, что заставляет самолет входить в штопор и каков механизм этого явления?
— Если в двух словах, — рассмеялся Карман, — то со штопором дело обстоит примерно так же, как с любовью: попадаешь в это положение незаметно, а выходишь с огромным трудом…
ВОЛЬТЕР И ПОЛ-ВОЛЬТЕРА
Знаменитый итальянский физик Александр Вольта (1745–1827) был не чужд острословия. Когда Вольтер поздравил его с успешным изобретением «вольтова столба», он вдруг рассмеялся и сказал:
— Недаром мое имя Вольта. Это значит: пол-Вольтера!
«ЭТО — ОТЦЫ, А ЭТО — ДЯДИ…»
Однажды, когда известный французский натуралист Ж. Бюффон (1707–1788) прогуливался, его остановила некая юная особа и наивно попросила:
— Разъясните, пожалуйста, в чем, собственно, разница между быком и волом?
— Гм… Как бы вам поделикатнее сказать… — погрузился в раздумье ученый. — Впрочем, видите вон тех телят, мадемуазель? Так вот: быки — их отцы, а волы — дяди…