Идти было недалеко; охранник распахнул перед Святой двери, и она вышла в длинный и широкий коридор, украшенный лепниной и золотыми панелями. Мягко ступая по зеленой, с красными узорными бордюрами ковровой дорожке, храмовница направилась к одной из многих, ничем не выделяющейся среди других узорных панелей. Святая надавила на ее край, и панель, подобно двери, отворилась. Предводительница храмовников зашла в небольшую прихожую и постучалась в одну из трех имеющихся там дверей.
– Это я, – добавила она. – Откройте.
– Входи, не заперто, – послышался в ответ мужской голос.
– Очень плохо, что не заперто, – сказала, заходя в маленькую, но весьма уютную комнату Святая. – От охраны вы отказались, дверь не запираете – приключений на свои… головы ищете?
Храмовница обвела недовольным взглядом сидящую за столом с чашками в руках парочку, проигнорировавшую ее вопрос. Казалось бы, она должна была уже привыкнуть, но всякий раз, видя сына и его жену вместе, внутренне содрогалась от разительного контраста. Худенькая, коротко стриженная, светловолосая Сашенька с ее чистым взглядом больших серых глаз казалась наивным, доверчивым ребенком, тогда как Глеб… Нет, ее сын не казался чудовищем – именно чудовищем он и был. Во всяком случае, на человека он походил не более, чем муха на комара. Его грудь и плечи вдвое превышали по ширине обычные мужские. Бугрящиеся комками мышц, покрытые бурой шерстью руки доходили длиной до колен, заканчиваясь черными, похожими на когти ногтями на кончиках толстых и грубых пальцев. А на лицо Глеба было и вовсе страшно смотреть. Всё оно поросло грубой черной щетиной, а свободные от нее верхние части щек, широкий мясистый нос и лоб покрывала темно-серая, будто у слона, кожа. Большие надбровные дуги, глубокие, как у первобытного человека, глазницы, а вот лоб настолько высокий, что думать о «первобытности» заключенного в такой череп мозга никому бы не пришло в голову. Остальная поверхность головы пряталась под такой же, что и на лице, черной щетиной. Отдельно притягивали к себе взгляд необычные глаза Глеба. Их радужки были настолько темными, что казались продолжением зрачков, а из самих глаз, казалось, лился черный свет, если бы, конечно, такой мог существовать в природе.
«Красавица и чудовище» – как ни банально это звучало, именно такое сравнение первым приходило в голову при взгляде на эту пару. И не так уж много людей знало, что чудовищем этот мутант выглядел только снаружи, и если уж смогла его полюбить такая девушка, как Сашенька, то явно не за «красивые глазки».
– Вы чай будете? – подхватилась Саша.
Стульев в комнате было только два, поэтому девушка вскочила, жестом пригласив гостью садиться, а сама порхнула к двустворчатому шкафу, где за дверкой со стеклянными вставками виднелась посуда. Саша открыла ее и обернулась к свекрови:
– Чашек больше нет… Стаканы и кружки.
– Всё равно.
Девушка достала кружку с полустертым изображением мужчины с двумя кувшинами[6], поставила ее на стол и налила чаю.
Святая кивком поблагодарила невестку и, сев за стол, поднесла кружку к губам. Саша устроилась на диване напротив. Глеб собрался пересесть к жене, но мать подняла ладонь:
– Не уходи, посиди с мамой.
– А мама в самом деле пришла просто посидеть и попить чаю? – спросил Глеб.
– Неужели я не могу – вот так, просто? – сделала удивленные глаза Святая.
– Наверное, можешь. Только никогда не делала этого раньше. И почему-то мне кажется, что «просто так» ты не делаешь вообще ничего.
– Глеб, не надо! – встрепенулась Саша.
– Ничего, – улыбнулась ей свекровь, – пусть говорит. Мне даже нравится, что он со мной откровенен и ничего не скрывает. Хотя мне, конечно, обидно, что он так думает обо мне. – Святая вдруг подмигнула девушке: – Но я сейчас попытаюсь его в этом разубедить.
Мутант допил чай, поставил чашку на стол и все-таки пересел на диван.
– Интересно будет послушать.
– Насколько я знаю, – пристально глядя на сына, сказала мать, – вы намереваетесь навестить Денисова.
Глеб оторопел.
– Кто такой Денисов? – шепнула Саша.
– Лик… Пистолетец… – рассеянно ответил мутант и хмуро уставился на Святую: – Откуда ты это знаешь?
– Ну, мой дорогой, – ответила ему с улыбкой мать, – в своих владениях я должна знать обо всем, иначе плохая бы из меня вышла хозяйка.
– Как ты узнала? – настойчиво переспросил Глеб, продолжая буравить ее черным взглядом.
– У меня везде имеются глаза и уши.
– Здесь тоже? – повел головой мутант. – Именно поэтому ты настояла, чтобы мы жили именно тут?
– И поэтому тоже. Но главным образом – чтобы вы были рядом.
– Чтобы удобнее было шпионить за нами?
– Чтобы удобнее было вас защищать.
Глеб явно собрался выдать нечто язвительное, но Святая остановила его, подняв ладонь:
– Не стоит упражняться в красноречии. И не столь важно, откуда я узнала о ваших намерениях. Куда важнее то, что я собираюсь вам предложить.
Теперь, не отрываясь, глядела на нее и Саша.
– Вижу, что я вас наконец-то заинтересовала. Так вот, я решила удовлетворить ваше желание. Можете отправляться в гости к своему Пистолетцу хоть завтра.
Молодожены недоуменно переглянулись.
– Зачем тебе это нужно? – выдавил наконец Глеб.
– Мне? – подняла бровь Святая. – По-моему, этого как раз вы хотели, но уж никак не я.
– Ты ничего не делаешь прос… – начал мутант, но мать его жестко прервала.
– Хватит! – рубанула она и поднялась из-за стола. – Я не собираюсь уговаривать вас делать то, что хочется вам же самим. Спасибо за чай.
– Постойте! – крикнула Саша в спину направившейся к двери свекрови. Затем она умоляюще посмотрела на мужа: – Глеб! Ну зачем ты так? Мы ведь и правда хотели сбеж… попасть к Пистолетцу! Если нам это предлагают – глупо же отказываться!
– Она ничего не делает просто так, – уставившись в пол, упрямо повторил Глеб. На сей раз Святая его не оборвала – наоборот, даже усмехнулась. И уходить, похоже, передумала.
– Даже если… – стрельнула на нее взглядом Саша, – даже если ты прав, какая нам разница? Мы попадем, куда собирались, только без лишних трудностей.
– Вот именно, без трудностей, – вернулась к столу и села на стул Глеба Святая. – Я предоставлю вам катер и провожатого. Катер не самый быстрый – скорее, просто лодка с мотором, – но все-таки не пешком идти.
– И что ты хочешь за это? – исподлобья посмотрел на мать Глеб.
– Ничего, – пожала та плечами. – В том-то и суть, что я делаю это просто так, – последние два слова она выделила голосом.
– Я тебе не верю.
– Дело твое. Мне уйти?
– Нет-нет, погодите! – воскликнула Саша и, повернувшись к мужу, умоляюще сложила ладони: – Глеб! Глебушка! Ну пожалуйста! Мы же так хотели! Я тебя очень-очень прошу.
– Почему ты это делаешь? – вновь обратился к матери мутант.
Та устало развела руками и помотала головой:
– Я не знаю, что тебе сказать Предлагаю закрыть тему.
Она уже собиралась вставать, когда Глеб вдруг сказал:
– Хорошо, я согласен. Но с одним условием.
– Вот как? За исполнение своего желания ты еще ставишь условия мне?
– За исполнение твоего желания, – поправил мутант, и в его голосе было столько твердости, что даже Саша не стала ему возражать.
– Ладно, я уже устала с тобой спорить, – вздохнула Святая. – Говори, чего ты хочешь?
– Мы вернемся вместе с Ликом.
Мать недоуменно посмотрела на сына, но промолчала. И молчала она довольно долго. Потом тяжело поднялась со стула и направилась к двери. Возле порога остановилась и, обернувшись, сказала:
– Завтра в шесть утра будьте на причале. С собой ничего брать не надо, всё нужное я передам с провожатым.
Она толкнула за ручку дверь, и Глеб поспешил уточнить:
– Так ты согласна на мое условие?
– Да, – бросила мать и скрылась за дверью.
Проходя по коридору к своим апартаментам, Святая приказала одному из охранников:
– Полетаева. Быстро!
Тимофея и впрямь доставили быстро. Оставшись с мужчиной наедине, храмовница подошла к нему вплотную, коснувшись грудью его тела, и провела тыльной стороной ладони по щеке:
– Тим, помнишь, ты говорил, что сделаешь для меня всё что угодно?
– Помню, – выдохнул тот.
– А убить ты для меня сможешь?..
Глава 9 Сердце Деда Мороза
В спальне горел лишь тусклый настенный светильник, оставляя во тьме бо́льшую часть помещения. Находилась в тени и широченная кровать, на которой, разметав по груди белую бороду, лежал Дед Мороз. Он собирался умирать, а свет для этого был вовсе не нужен. Скоро будет другой – тот, который в конце туннеля. Да и то вряд ли. Несмотря на фамилию, Вячеслав Михайлович Раев в загробную жизнь не верил. Он любил эту, земную, которая так неожиданно быстро закончилась. Шестьдесят три года – разве это возраст для мужчины? Конечно же тогда, двадцать лет назад, возглавляя правление самого крупного после «Сбера» банка в Устюге, он и думать не думал, что когда-то будет старым, – энергия мужской зрелости била через край, а жизнь казалась прекрасной и вечной. Но Катастрофа и ее последствия внесли свои правки не только в окружающий мир, но и в организм бывшего банкира. Радиация безжалостно скорректировала отведенное ему при рождении время, переведя стрелки часов даже не на годы, а на пару десятилетий вперед. Кроме того, она поставила на его голову метку – лишив волос, покрыла ставшую болезненно красной лысину мерзкими волдырями и шишками: багровыми, острыми, словно множество рожек. Но хрен с ними, с рожками, – под шапкой не видно, а вот сердце… Оно пошаливало и раньше, первый звоночек случился лет пять-шесть назад, но тогда обошлось, был еще жив «придворный» врач, Сергей Валентинович Вороненко, да и нитроглицерин сумели найти. После этого серьезных приступов стенокардии не наблюдалось – так, несколько раз ныло где-то там, в груди, но терпимо. А сейчас… Кроме сильной рези слева за грудиной, боль отдавала под язык, под ключицы, в правую часть тела, в руки… Самая незначительная физическая активность тут же вызывала одышку, выступал крупный холодный пот. Теперь он и вовсе не мог шевельнуться – пекло́ и резало, кажется, во всем теле, особенно в верхней части живота и в левом подреберье. То, что это стремительно приближающийся инфаркт, Вячеслав Михайлович прекрасно понимал даже не будучи медиком. Только что из этого толку? Нитроглицерина больше нет, как и других мало-мальски пригодных дня снятия жуткой боли лекарств. Настоящих врачей тоже нет больше, остались одни шарлатаны, а заговорами и молитвами не только инфаркт, даже насморк не вылечишь. Будь он и впрямь Дедом Морозом, стукнул бы сейчас о́б пол волшебным посохом – и все дела. Да и не болеет, поди, никогда тот, сказочный, Дед Мороз. Только вот сам-то он вовсе не добрый волшебник, а простой самозванец. Так что ему оставалось одно: ждать прихода смерти. В том, что она не сильно припозднится, не верящий в рай Раев был стопроцентно уверен.
Глава 9
Сердце Деда Мороза
В спальне горел лишь тусклый настенный светильник, оставляя во тьме бо́льшую часть помещения. Находилась в тени и широченная кровать, на которой, разметав по груди белую бороду, лежал Дед Мороз. Он собирался умирать, а свет для этого был вовсе не нужен. Скоро будет другой – тот, который в конце туннеля. Да и то вряд ли. Несмотря на фамилию, Вячеслав Михайлович Раев в загробную жизнь не верил. Он любил эту, земную, которая так неожиданно быстро закончилась. Шестьдесят три года – разве это возраст для мужчины? Конечно же тогда, двадцать лет назад, возглавляя правление самого крупного после «Сбера» банка в Устюге, он и думать не думал, что когда-то будет старым, – энергия мужской зрелости била через край, а жизнь казалась прекрасной и вечной. Но Катастрофа и ее последствия внесли свои правки не только в окружающий мир, но и в организм бывшего банкира. Радиация безжалостно скорректировала отведенное ему при рождении время, переведя стрелки часов даже не на годы, а на пару десятилетий вперед. Кроме того, она поставила на его голову метку – лишив волос, покрыла ставшую болезненно красной лысину мерзкими волдырями и шишками: багровыми, острыми, словно множество рожек. Но хрен с ними, с рожками, – под шапкой не видно, а вот сердце… Оно пошаливало и раньше, первый звоночек случился лет пять-шесть назад, но тогда обошлось, был еще жив «придворный» врач, Сергей Валентинович Вороненко, да и нитроглицерин сумели найти. После этого серьезных приступов стенокардии не наблюдалось – так, несколько раз ныло где-то там, в груди, но терпимо. А сейчас… Кроме сильной рези слева за грудиной, боль отдавала под язык, под ключицы, в правую часть тела, в руки… Самая незначительная физическая активность тут же вызывала одышку, выступал крупный холодный пот. Теперь он и вовсе не мог шевельнуться – пекло́ и резало, кажется, во всем теле, особенно в верхней части живота и в левом подреберье. То, что это стремительно приближающийся инфаркт, Вячеслав Михайлович прекрасно понимал даже не будучи медиком. Только что из этого толку? Нитроглицерина больше нет, как и других мало-мальски пригодных дня снятия жуткой боли лекарств. Настоящих врачей тоже нет больше, остались одни шарлатаны, а заговорами и молитвами не только инфаркт, даже насморк не вылечишь. Будь он и впрямь Дедом Морозом, стукнул бы сейчас о́б пол волшебным посохом – и все дела. Да и не болеет, поди, никогда тот, сказочный, Дед Мороз. Только вот сам-то он вовсе не добрый волшебник, а простой самозванец. Так что ему оставалось одно: ждать прихода смерти. В том, что она не сильно припозднится, не верящий в рай Раев был стопроцентно уверен.
Робкий стук в дверь заставил Вячеслава Михайловича вздрогнуть, отчего сердце пронзило новым импульсом боли. А когда вслед за этим приоткрылась и сама дверь, проникший через узкую полоску луч света заставил зажмуриться от рези в привыкших к полумраку глазах.
В открывшийся проем сунулась уродливая лысая голова охранника с мертвенно-серым, безносым и безгубым лицом и заостренными, словно у кошки, ушами. Налитые кровью глаза под опухшими красными веками виновато забегали, опасаясь встречи с взглядом Деда Мороза.
– Там… это… пришли, – глухо забубнил урод. – Трое. К вам хотят.
– Гони… – с трудом найдя для этого силы, выдавил Раев. Ему больше никого не хотелось видеть, кто бы и зачем сейчас ни пришел. Все дела остались где-то очень далеко, там, куда ему не суждено было вернуться. Единственное, что его удивило – да и то мимолетно, тоже будто издалека, – почему охрана вообще кого-то впустила в Резиденцию? Ведь приказ был отдан предельно четкий: гнать любых посетителей в шею. Однако выяснять причину непослушания у Вячеслава Михайловича не было сил. К тому же охранник сам это принялся объяснять:
– Они не мутанты. И не храмовники. Странные люди… Один из них крутой. Так глянул – будто нож воткнул. Сказал, что он доктор и может вас вылечить.
– Шарлатан… – просипел Дед Мороз. – Гони…
– Ну зачем же так сразу? – раздался из-за двери негромкий, но такой уверенный голос, что больное сердце Раева словно замерло, на какие-то несколько мгновений даже перестав болеть. Впрочем, боль тут же вернулась, а обладатель странного голоса, отодвинув, будто мешающую занавеску, шкафоподобного громилу, распахнул дверь и, словно к себе домой, вошел в спальню. – Зачем называть людей шарлатанами, не имея чести быть с ними знакомыми?
Вошедший и впрямь не был знаком Вячеславу Михайловичу. Это казалось тем более удивительным, что обладателя такого голоса и внешности, раз увидев, он бы не забыл никогда.
Одетый в темно-серый, изрядно поношенный костюм, мужчина выглядел лет на пятьдесят пять. Узкое лицо, плотно сжатые губы, длинные, лишь едва тронутые сединой черные волосы. Глубоко посаженные глаза тоже казались черными; впрочем, при скудном освещении их истинный цвет было не разобрать. Но взгляд – прав был охранник – и впрямь словно вонзался острым ножом.
– Кто вы?.. – едва слышно вымолвил Раев.
– Вам уже доложили. Я врач. Настоящий, с высшим медицинским образованием и немалым опытом. Мои люди зовут меня Подземный Доктор. Впрочем, это имя вам вряд ли о чем говорит, а вот словосочетание «архангельский демон» наверняка известно.
Дед Мороз снова вздрогнул и зажмурился от боли.
– Не стоит пугаться, – по-своему понял его мимику гость. – Демонов не бывает, я самый обычный человек. От других отличаюсь лишь тем, что и на самом деле умею лечить. И делаю это весьма хорошо, поверьте.
– Меня уже не вылечить, – будто получив порцию силы от внезапно вспыхнувшей надежды, сказал Дед Мороз.
– Откуда вам знать? Вы-то уж точно не медик. – Странный доктор уверенно подошел к его постели и положил к ногам пластиковый оранжевый чемоданчик. – Вы позволите вас осмотреть?
Раев кивнул. Надежда продолжала трепыхаться в груди, словно второе сердце, только в отличие от основного не доставляла боли – напротив, казалось, снижала ее. В конце концов, даже если незнакомец пробрался к нему с дурными намерениями и сейчас прикончит его, то и это будет к лучшему, меньше придется страдать. На полчаса, час, сутки – а всё равно меньше.
Но Подземный Доктор, похоже, не собирался его убивать. Достав из чемоданчика стетоскоп, он послушал сердце, задал несколько уточняющих вопросов и вынес вердикт:
– Инфаркт. Нужна срочная операция.
Дед Мороз надрывно закашлялся, содрогаясь от боли. Операция!.. Она невозможна – стало быть, спасения нет. Надежда, эта подзаборная шлюха, исчезла, не попрощавшись.
Незваный гость будто услышал его мысли.
– Я могу вас прооперировать. Но при одном условии. Точнее, условий будет несколько, но одно – особенное. Назовем его платой за мою работу. Впрочем, прошу прощения, вам же трудно разговаривать. Сейчас я сниму боль.
Доктор перетянул руку Деда Мороза жгутом, достал из чемоданчика уже заполненный шприц и ввел иглу в вену. Вскоре боль стала отступать, но закружилась голова, о чем Вячеслав Михайлович не замедлил сообщить.
– Это нормально, – кивнул Подземный Доктор, – снизилось артериальное давление. Но улучшение продлится недолго, и от инфаркта укол не вылечит. Вы хотите, чтобы я сделал операцию?
– Разве это возможно? – медленно и тихо, ожидая возвращения боли, спросил Раев. Боль не возвращалась. Надежда, несмотря на это, тоже.
Доктор убрал инструменты в чемоданчик, придвинул к кровати один из стоявших возле стены стульев, сел и пронзил Деда Мороза холодным и черным, как зимняя ночь, взглядом.
– Возможно, – наконец ответил он. – Причем на успех операции я даю девяносто процентов. Но лишь в том случае, если сделать ее в течение полутора-двух часов. С каждым часом промедления благоприятный прогноз уменьшается в геометрической прогрессии. Если же не оперировать совсем, вы умрете самое позднее завтра.
– Что у вас за условия? – выдохнул Раев. Потаскуха надежда, затравленно озираясь, вернулась, готовая в любое мгновение снова удрать.
– Условия предельно жесткие и не подлежащие обсуждению. Если не согласитесь хотя бы на одно из них, я тут же уйду и больше вы меня не увидите.
– Говорите же, черт вас дери!
– Первое: операцию я провожу в своей операционной. Впрочем, по-другому попросту не получится. Второе: моя лечебная методика останется для вас в тайне. И, наконец, третье: вы не будете знать, где именно я вас буду оперировать.
– Но моя охрана…
– Ваша охрана останется здесь. Можете считать это четвертым условием. Вас с завязанными глазами транспортируют ко мне и обратно мои люди. Со мною сейчас два человека с носилками.
– Мне-то уже всё равно терять нечего, – задумчиво проговорил Дед Мороз. – Но я не знаю, как на это условие отреагирует моя охрана.
– А это уже ваши проблемы, – пожал плечами Подземный Доктор. – Прикажите, заставьте, убейте – вам решать. В противном случае сделка не состоится. Если же ваша охрана вздумает применить ко мне силу… Не хочу выставлять себя героем, но поверьте, что насильно меня никто не заставит оперировать. А если меня вздумают убить… Что ж, вы сами знаете, что переживете меня ненадолго.