– О-ох… непришпошоблены мы, кролики, для лажанья…
– Что?
– Это так… цитата. Любимая была пластинка… Хм. Как всё не похоже…
Алексей не стал расспрашивать: что не похоже и на что не похоже. Вывернул дорожную суму. Среди припасов, которыми их снабдили, была и бутылочка с целебным маслом. Старостиха так и сказала: ежели чего сотрёте или опалите…
– Держи. Я пойду посмотрю, что тут есть, а ты пока намажься.
Саня с сомнением, не распрямляясь, посмотрела на бутылочку.
– Думаешь, этого хватит? У меня такое чувство…
Она не стала договаривать, какое. С трудом распрямилась и бутылочку приняла.
Алексей отправился на разведку.
От храма уцелел только фасад. Боковые стены зияли провалами, крыши не существовало вообще. Зато позади храма в глубокой яме темнела вода. Алексей бросил в неё камешек. Просто лёгкий всплеск. Круги. Напоим вначале осликов…
Он сел над ямой. Стояла тишина. То есть нет: мир вокруг был наполнен многообразными шорохами, но среди этих шорохов не слышно было шорохов жизни. Только он сам, да Саня, да тройка изголодавшихся осликов, дорвавшихся до чёрной колючки. Не было даже бабочек…
И уже не в первый раз Алексей подумал, что интуиция его, которой он привык доверять, которой его учили доверять – начинает подводить его. Вот и сейчас: он ждал от этого места чего-то важного. Именно от этого места. Основания? Ни малейших оснований. И все-таки ждал. Только сейчас, когда понял, что не получил и, скорее всего, не получит того, на что рассчитывал, – почувствовал, как сильно ждал.
Тупик, подумал он. Приманка и тупик. Куда же дальше?
Тогда, в том видении – были пещеры.
К подземникам?
Он ощутил настоящий страх. Потому что, может быть, так и придётся: к подземникам…
Когда через полчаса он вернулся, Саня лежала лицом вниз на попонке, укрывшись сверху другой. Он отвёл ослов к воде, напоил. Ничего не произошло. Белый фасад разрушенного храма всё так же слабо светился на фоне совершенно чернильной завесы тьмы.
Заметно похолодало. Это тоже был какой-то выверт против природы, не объяснимый ничем разумным – как и многое здесь другое. С похолоданием просто следовало считаться, и всё. Алексей расстелил свою куртку, на неё бросил одеяло, хотел перенести Саню – оказалось, что она не спит. Только не смотри… – и, придерживая попонку, которой прикрывалась, она сама переползла на новое место. Смешно, да? Алексей покачал головой. Сменил попонку на другое одеяло. Саня, лёжа на животе, тянула куртку вниз, прикрывая голые ноги. Знаешь, как жжётся это масло? Оно будто на крапиве настояно… Ты отдыхай, сказал Алексей. Смотри сны. Старайся запомнить.
Сам он наломал побольше сухой колючки, разложил костерок, зажёг. Колючка горела практически без пламени – скорее тлела, издавая слабое шипение. Дым пах смолой.
Ослы топтались сзади.
Белая тень приблизилась справа и остановилась в отдалении. Это был Железан.
– Подходи, – сказал Алексей, почти не разжимая губ. – Я всё равно не верю, что ты предатель.
И Железан подошёл почти вплотную. Сел. Призракам не нужно сидеть, они не устают. Но им нужно быть похожими на людей. На тех, кем они сами были недавно.
– Мы выберемся? – спросил Алексей.
Железан кивнул.
– Отсюда? Это то место?
Он опять кивнул.
– Нужно ждать?
Третий кивок.
– Другая дорога отсюда – через страну подземников?
Железан повернулся к нему испуганно. Замахал рукой.
– Ага. Дорога есть, но по ней лучше не идти?
Железан нахмурился, но кивнул. После долгой паузы. Ему очень не хотелось кивать.
– Ты боишься этих подземников?
Теперь он кивнул легко. Слав, запросто признающийся в том, что боится чего-то. Тем более – мёртвый слав.
Алексей задумался. Те пещеры из видения… они должны соотноситься с пещерами подземников примерно так же, как замок с серыми людьми соотносится со здешним замком, в котором поселился Привратник – и, должно быть, кто-то ещё, кто страшнее Привратника. Или этот "кто-то" и есть… был… здешний мёртвый бог? Остатки "механического дива"? Он попытался представить себе, что здесь произошло много лет (девять поколений?) назад – и как-то сравнить это со своим видением. Конечно, фигуры, увиденные им в полёте, отчасти аллегоричны… сознание не способно воспринимать верхние образы такими, какие они есть, и подставляет взамен то земное, что ближе по смыслу… но воспитанием его сознания занимался всё-таки не кто-то, а сам Домнин, так что увиденному можно доверять – если не абсолютно, то, скажем, на девять десятых.
Видел ли он в полёте аллегорию именно этого замкнутого мирка? Если да, то в замке на горе гнездится… кто? Главный враг – или просто некая полуразумная тварь, способная подчинять готовых подчиниться людей – того несчастного безобразного очкарика, кого-нибудь ещё, – и с помощью их мозгов отковывать в Кузне такие же несчастные и безобразные уголки ненастоящей жизни… Или же в полёте он достиг совершенно другого, действующего сейчас "механического дива", а это, древнее, мумифицированное, в котором они кружатся, как мотыльки вокруг лампы, – просто похоже на него, потому что… сделано теми же руками?
Мысль обожгла. Астерий Полибий.
Многоживущий.
Может быть, не в пожелание многих лет дано это прозвание?..
Алексей огляделся – будто надеялся из окружающих вещей составить подсказку самому себе. Но никаких вещей вокруг не было.
Всё произошло так быстро и неслышно, что он не заметил ничего. Просто теперь он находился где-то в другом месте.
Костерок тлел у его ног, справа топорщился ворох сухих колючек… Алексей не просто не видел ничего больше. Ничего больше и не было. Он даже ощущал размеры отведённого ему пространства: шагов по пять назад и в стороны, а вперёд, за костерок – сто или почти сто. За пределами этого пространства зияла какая-то непонятная пустота. Если бы он сидел на вершине километровой колонны, стоящей посреди пустыни, пустота была бы менее зияющей…
С той стороны костра, пока невидимый, к нему кто-то медленно приближался. Земля подрагивала, как настил лёгкого моста.
Алексей, сосредоточившись, щёлкнул пальцами.
Отраженный звук создал картину. Двое. Высокий и низкий. В них обоих что-то было неправильно, но эта неправильность не определялась на слух.
Алексей достал пистолет, подержал его в руке, засунул обратно за пояс. Погладил сверху: лежи спокойно… Что-то ясно подсказало ему, что не оружие сейчас будет решать исход дела… во всяком случае, не такое оружие.
Он стал смотреть вперёд, стараясь не ожидать ничего.
Саня проснулась от того странного ощущения, которое иногда возникает в движущемся лифте: подъёма и падения одновременно. Она приподнялась на локте. Кромешная тьма окружала её. В первый момент она не испугалась даже: просто Алексей отошёл, забрал фонарь… Потом она вспомнила, что фонарей у них два. Второй должен стоять вот здесь, в головах… погас? Он не мог погаснуть. Она протянула руку – рука наткнулась на шершавый холодный камень.
Её будто ударило током от этого прикосновения.
– Алё… – она поперхнулась. – Алёша!..
Тишина. Полная, до звона, тишина. Потом раздалось: "Шух. Шух. Шух, шух, шух-шух-шух…" – всё быстрее и быстрее. Страх на миг охватил её, захлестнул с головой, но каким-то не слишком знакомым ей усилием она придержала его, загнала назад, сказала себе: это же сердце. Моё собственное. Кровь пульсирует в ушах…
Так. Она стала ощупывать руками пол вокруг себя. Одеяло, одеяло… ага. Камень. Кожа. Куртка! Куртка Алексея. Он её постелил на землю. Так, дальше…
Дура. Она вытащила куртку, засунула руку в карман. Спички. Зажигалка. Патроны россыпью.
Начнём со спичек.
Огонь показался ослепительным, и с первой спички Саня не рассмотрела ничего. Потом она приспособилась заслонять глаза от огня и смотреть по сторонам.
Она стояла на дне каменного колодца метров трёх в диаметре. Стены поднимались вверх на ту высоту, до которой долетал свет, и наверняка продолжались дальше. Возможно, подумала она, это и есть дно бездонного колодца… В стене примерно на уровне её колен была дыра размером с форточку. Из дыры слегка тянуло тёплым воздухом с чуть уловимым запахом прелых листьев. Другая дыра, совсем маленькая, разве что кулак просунуть, была в полу…
Страх то ли ушёл от неё, то ли во что-то превратился. Перестав переводить спички, она на ощупь нашла джинсы и свою куртку, свёрнутые аккуратно и подложенные ей под голову. Потом нащупала тючок с вещами, подаренными ей деревенскими женщинами. Там было и чистое белье. Она потратила немного бензина из зажигалки, разбираясь, где перёд и зад у мягких трусов, сшитых из тонкой фланели или байки – швами наружу. Стала их натягивать и вдруг поняла, что у неё ничего не болит. Где вчера были жуткие мокрые потёртости, сейчас нащупывалась тонкая живая кожица. Ай да масло!..
Потом она надела джинсы, ботинки – и села под стеной на свёрнутое одеяло, подсунув под спину свою и Алексееву куртки, из карманов которых предварительно выгребла содержимое. Теперь можно и посмотреть – пощупать, – чем мы располагаем…
Потом она надела джинсы, ботинки – и села под стеной на свёрнутое одеяло, подсунув под спину свою и Алексееву куртки, из карманов которых предварительно выгребла содержимое. Теперь можно и посмотреть – пощупать, – чем мы располагаем…
Три коробки спичек, зажигалка, пузырёк с бензином. Складной нож с множеством лезвий. Бутылочка с остатками масла. Два десятка мелкокалиберных патронов. Револьвер – с одним родным патроном, мелкокалиберные к нему не подойдут. Ещё две смены белья. Фляжка спирта. Покетбук "Мёртвые не спят". И – бумажник с волшебными картами и ключами… которые здесь почему-то не действуют…
Где это – здесь?
Она высекла огонёк из зажигалки, поставила её гореть рядом с собой. Бумажник расстегнулся не сразу: пальцы не слушались. Карты скользнули в руки сами собой…
Потом, когда погас огонёк и фитиль дотлевал, распространяя вокруг себя гнусный запах палёной ваты, Саня не заметила этого. Она сидела, погружённая в себя, пытаясь разобраться в себе и в том, что она узнала сейчас. Всё было так невыносимо тяжело и сложно… и так невыносимо просто в исполнении…
Алексей смог рассмотреть подходивших, только когда до них осталось шага три.
Высокая девушка с длинными белыми прямыми волосами. Сухие веки, закрывающие пустые глазницы. Тонкий нос. Тёмные брови и тёмные губы…
Собака с длинной мордой и кривой спиной, ступающая как-то боком, была продолжением её правой руки. В левой девушка держала пяльцы с незаконченной вышивкой. Длинная игла, воткнутая в ткань, как-то по-особому отразила скудный свет костерка.
Алексей не мог не узнать её, никогда не подвязывавшую волосы, прежде чёрные, как крыло ворона…
– Ларисса… – прошептал он, вставая.
– Ты знал, что мы встретимся, – сказала она без улыбки. – Ты знал это и боялся этого. Не вздрагивай. Скоро ты пойдёшь дальше, а я останусь – здесь или где-то ещё… Но ты ведь пришёл спросить? Так спрашивай.
– Сейчас… сейчас… – Алексей тряхнул головой. – Все мысли мои вылетели… Лара… Как ты здесь оказалась?
– Это и есть то главное, что ты хочешь узнать?
И Алексей понял, что только что чуть не сорвался в бездну и что Лара удержала его. По старой любви…
И тогда, сделав над собой усилие, он забыл, кого он видит перед лицом своим, и сказал слова, которые должен был сказать:
– Я обещал привести кесаревну в дом её отца. Покажи мне этот путь. И помоги мне пройти его.
Ларисса ответила не сразу.
– В доме отца её ожидает неминуемая смерть. Намерен ли ты выполнять обещание?
– Кто угрожает ей?
– Её собственное проклятие. Оно может избрать любого для исполнения предначертания. Хотя бы и тебя.
– Это должно случиться… именно в доме?
Ларисса опять помолчала, будто прислушиваясь к голосам сверху.
– Там, где она найдёт дом.
– Кто произнёс проклятие?
Алексей ждал ответа сразу, но Ларисса вдруг задумалась надолго.
– Не знаю, – сказала она наконец. – Никто из живущих. Не пойму…
– Лара, – Алексей встал на колени. – Ты ведь… не просто видимость, да? Ты – это ещё и ты… Что мне делать?
– Мелиору уже не спасти, – сказала Лара, глядя незрячими глазами куда-то над его головой. – Конкордийцы и степняки начали высадку… Забирай девочку и увози куда-нибудь. Ты ведь любишь её… Кузня большая, вас никогда не найдут. Не задерживайтесь долго на одном месте. Вы проведёте в путешествиях всю жизнь… Ты любишь её?
Собака приподняла морду и заворчала.
– Да, – сказал Алексей. – Но иначе, чем тебя.
– Конечно, – усмехнулась Лара, – тебе ведь ещё не случалось её предавать…
– Тебя я тоже не предавал, – хрипло сказал Алексей.
– Я знаю, да. Тебя обманули, а ты сумел позволить себя обмануть. Это даже на страшном суде не зачтётся как грех… но ты – знаешь, и я – знаю.
– Ты знаешь то, чего не знаю я, – сказал Алексей.
– Вернёмся туда? – предложила Ларисса.
– Зачем? Пережить ещё раз всё то? Я все эти годы… – он замолчал. Собака смотрела на него в упор.
– Ты позволил себя обмануть, – повторила Ларисса, и он понял, что повторила она это неспроста.
И тогда он сказал:
– Мне нужно попасть в Мелиору.
– Одному?
– Нет. С нею. Или хотя бы – выбраться из этой гробницы…
Ларисса протянула ему пяльцы.
– Ты видишь это?
– Да… – он сглотнул, подумал, что не был услышан, и повторил: – Да. Вижу.
Это был он сам. Привязанный к четырём коням…
– Последний стежок, – сказала Ларисса. – Сделай его.
Он непослушной рукой взял иглу. Ткнул наугад. Продел, протянул нитку…
Что-то изменилось в рисунке, но он так и не понял, что, – потому что пяльцы куда-то исчезли. Ларисса подала ему руку:
– Идём.
Он встал. Перешагнул костёр. Принял тонкую тёплую кисть, трепетно пожал.
Собака повела холкой, отцепилась от Лариссы и пошла первой.
Что-то угадывалось впереди, в тихом сумраке.
– Как жаль… – Ларисса на миг прижалась щекой к его плечу, отстранилась. – Жизнь – такое странное место. Всё можно пережить по много раз, а вот изменить ничего не удаётся…
Саня задремала – и внезапно ощутила чужое присутствие. Не было ни звука, ни движения, но она ясно и бестрепетно поняла, что уже не одна.
Рука потянулась к зажигалке.
– Чишш… ше… – проговорил кто-то с трудом – может быть, с непривычки, может быть, от боли; что-то болезненное слышалось в этом шипении. – Не шшашшихайте швехт…
– Кто это? – прошептала Саня.
– Мхеня пошшлал Диветхохх Крхуххорух…
– Кто?
– Диветхохх Круххорух. Вхы ехе, мохет быхть, не шшнаете… а онх вашш долхнихх. Дхавний долхнихх.
– Должник? Мой?
– Дха. Он скхажахх, шшто вы не помнихте… мохете не помнихть… но он вше помнихт. И велехх помошшь.
– Ничего не понимаю.
– Нехего понимахть. Сахитешшь на пъеххи – и поеххаи ввехх.
– Сейчас…
Саня зашарила вокруг, собирая разложенные вещи. Надела в рукава свою куртку. Проверила бумажник с волшебными картами. Закинула за плечо тючок с бельём; в него же она воткнула и бутылочку с целебным маслом. Протянула руку…
Чья-то мохнатая лапа бережно поймала её под локоток, направила. О, Боже… Огромная шерстистая спина, бугры мускулов…
– Сахитешшь.
Она, испытывая странную неловкость, забралась существу на плечи. Голова его была небольшой, удлинённой, с прилежащими к черепу ушами.
– Дерхитешшь – вох тах…
Существо осторожно положило её ладони на свой лоб. Потом выпрямилось – у Сани коротко ёкнуло в груди – и полезло по стене вверх. По той гладкой, без заметных щербин и выступов каменной стене. Но, наверное, существо лучше знало, за что нужно цепляться…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Кузня
Она открыла и тут же закрыла глаза: свет буквально сокрушил её, заставил отпрянуть, отвернуться, отгородиться руками. Нет, нет, нет… Это было как судорога – от тебя не зависит, и можно только переждать. Даже если убрать ладони, веки начинали сочиться розовым…
Потом она всё-таки сумела посмотреть вокруг – из-под ладони.
Ей показалось, что она попала на свалку. Пёстрая бумага, обрывки газет, картонки, банки из-под пива и воды, бутылки, тряпьё – всё это устилало землю относительно ровным слоем. Из мусора торчали вверх многочисленные тонкие прутики. На прутиках проклёвывались листочки. Чуть дальше в ряд стояли варварски обрезанные тополя.
Пахло пылью и бензиновым перегаром.
Когда потрясение от света будто бы сошло на нет, прорезались звуки: множественный негромкий говор и знакомое механическое журчание. Саня оглянулась.
Два зелёных прямоугольника за редкой решёткой древесных стволиков. На одном кривовато написано мелом: "Кира иксгумировал труп Мухи". На другом – нарисована кошачья морда. Из-за него – дальше – видна ребристая серая стена, не доходящая до земли. Под этой стеной переминаются несколько пар ног. Ещё дальше…
Узнавание пронзило Саню насквозь. Это была троллейбусная остановка. Запущенный сквер. Если пересечь его по диагонали, то можно выйти к дому Машки Шершовой. Они никогда не ходили в подругах, но сейчас не до таких тонкостей…
Но почему так тепло? Саня встала – и тут же опустилась обратно. Тупой застарелой болью пронзило колено. Она вытянула ногу…
Н-да. Джинсы у колена обширно разорваны и после зашиты грубо и вкось. И вообще у них был вид ещё тот. Половая тряпка… Ботинки тоже превратились в какие-то белесоватые распластанные чудовища. Рукава и полы куртки хоть и не имели явных дыр, но истёрты и перепачканы были до состояния самого крайнего. Потом уже со страхом она посмотрела на руки. Обломанные ногти, жуткая грязь во всех порах…
Что со мной? Вокруг что – май? Тепло и листья…
Ничего не помню…
В какой-то оторопи она смотрела под ноги. Окурки… горелые спички… пачки, пачки… пробки от бутылок…
Приближающиеся шаги застали её врасплох.