И тут я получше рассмотрел то, что пряталось в полумраке у стены. То, что я принял за мешок, было когда-то человеком, одетым в тулуп и валенки. За века тело высохло, кожа истончилась до толщины бумаги, потрескалась, обнажая засыпанные пылью кости. Пустые глазницы мертвеца вопрошающе — гневно взглянули на меня, словно негодуя из-за нарушения его покоя. Труп был одновременно неживым, словно никогда и не жившим, но при этом имеющим отвратительное, тошнотворное сходство с человеком. В его высохших глазах, засыпанных пылью, стояло тоскливое злобное ожидание, а видимые сквозь растрескавшуюся кожу зубы, казалось, таили насмешку и угрозу.
— Ну, здравствуй, — произнес мертвец. — Долго же я ждал смены.
— А что, боец, уже дембелей — сержантов на пост ставят? — поинтересовался я, сплюнув сквозь зубы.
На мне почему-то была надета парадка, обшитая немыслимыми шевронами и аксельбантами. На погонах красовались блатные железные лычки и буквы «СА». На груди россыпью горели разнокалиберные значки: «гвардия», "ГТО", "1-ый разряд" и тому подобное. Я на мгновение задержал на них свой взгляд, пытаясь найти единственную стоящую вещь, которую привез из южной страны, но не нашел среди металлолома скромной красной пятиконечной звезды ордена. Но удивляться было некогда, мертвец продолжил разговор.
— А что тут эти, слепошарые делают? — спросил он, извлекая из пыли карабин. — Щас пальну, мигом караул прибежит.
В его словах была явная убежденность в своих силах.
— Хрен этих поймешь, — ответил я. — Все лазят, все им надо покой тревожить. А что ж тебя за все время ни разу не сменили?
— Некому было, сержант. Ребята дембельнулись, заходили, с собой звали. А куда я денусь, тут в подвале оружие и патроны. Что пропадет, — под трибунал пойду.
— И много? — поинтересовался я.
— На целый батальон! — ответил часовой. И тут же подозрительно спросил: — А ты, с какой целью интересуешься? И чего на тебе такая форма странная?
— Ты это, не волнуйся, нормальная, советского образца. Лет за 20 до тебя такие шкуры носили, — сказал я. — Столько лет прошло, что никакой разницы. Пока ты тут один сидел, и комбат дембельнулся и начальник академии. Никто уже за эти автоматы с тебя не спросит… Вообще, весь город дембельнулся, — устало добавил я. — Да и мир тоже, судя по всему.
— А что же эти ханурики тут делают? — удивился солдат.
— Какие?
— Не знаешь. Они говоря, что снаружи все по — старому. Жизнь идет, машины ездят и солнце светит, — удовлетворенно сказал караульный. — Я сейчас стрельну, прибегут, прямо через стену пройдут. Слепошарым плохо придется, помаются немного, — и на дембель.
— Я по городу километров тридцать проехал. Машины ржавые в землю вросли, люди валяются кой-где высохшие, мертвые, прямо на улицах, солнце не светит, дымка кругом плотная, ядовитая. Да и как же ты стрельнешь? — спросил я. — Карабин весь грязью зарос и заржавел. Да и сам ты, мягко говоря, не слишком хорошо выглядишь.
Постовой с ужасом посмотрел на свое оружие, потом на руки, и, наконец, провел ими по лицу. У меня в голове взорвался неслышный крик до смерти перепуганного ребенка.
Резкий запах нашатыря ударил мне в нос. Я инстинктивно отодвинул руку со склянкой.
— Выпей, Данилушка, — попросил отец, протягивая мне флягу с водой.
Я стал через силу заталкивать в себя воду. Зубы отбивали дробь по металлическому горлышку. Папа снова натянул мне на лицо респиратор.
Меня вывели на свежий воздух и усадили в телегу, на попечение дяди Федора. Отец попросил посидеть, и снова убежал в подвал, там, наконец, перепилили решетку.
Из дверей вышел постовой. Он преобразился. На нем обделанная по лучшим образцам «выпускной» солдатской моды начесанная шинель с аксельбантами. Я с удивлением отметил, что парень совсем не такое страшилище.
— А я думал, что ты дембель, — с удивлением сказал он.
— Был дембель…
— Ну дай огонька, что-ли, парень.
— На, — сказал я, доставая коробок и зажигаю спичку.
— Что это ты делаешь? — поинтересовался возница. — Ты паря, осторожнее с огнем, в сено попадет, — пиши, пропало. Маруська испугается, понесет, телега сгорит, сами покалечимся…
— Я аккуратненько… Не видишь, человеку закурить даю?
— Кому энто? — с подозрением поинтересовался мужик.
— Да так, дембелю одному, — ответил я, задувая спичку.
— Ты паря, часом не тронулся? — спросил дядя Федор. — Тута легше легкого.
— Сам ты тронулся, — всем видом показывая, что не намерен продолжать дискуссию, ответил я, укладываясь на дно телеги.
Солдат присел рядом.
— Как оно там? — спросил он, поднимая руку кверху.
— Узнаешь, — ответил я. — У каждого там по-своему.
— А куда меня?
— В смысле?
— Вниз или вверх?
— То, что ты, как дурак, седьмой век склад караулишь, это как для тебя? Плюс или минус?
— Так ведь оружие, патроны… — начал оправдываться мой собеседник. — И никто сменить не шел…
— А что ж сейчас пост бросил? — с некоторой ехидцей поинтересовался я.
— Пришла смена, — отвечает солдат. — Деревня, где право, где лево не знает толком, да ладно… Сменил ведь.
Появился отец. Он подошел ко мне, протянул руку, чтобы поправить тулупчик, которым я был накрыт. Я вскочил.
Дядя Федор все также сидел, глядя, как суетится народ перед развороченной дверью. Он повернулся ко мне
— Оклемался, паря?
— А чего было то, — осторожно поинтересовался я.
— Ты, Данилка, в погребе мертвяка увидел, — и завалился. Тебя сюда принесли, уложить хотели — ты говоришь: "Нет, посижу". Потом серник зажег, руку вытянул, смотрел, как горит. Бубнил чего-то, потом улегся. Я тебя тулупчиком накрыл. Помнишь?
— Не-а, — ответил я. — Отец выходил?
— Нет, не до тебя ему. Там в подземелье гас, кажись, обморочный какой-то. Как стали робяты падать… Тимка Рябой насмерть задохнулся, пока выволокли. Вишь, до сих пор воздуху туда качают.
Возница кивнул на людей у двери, которые изо всех сил растягивали и сжимали меха, подсоединенные к старинным брезентовым шлангам, уходящим в черноту подвала.
Хотя все увиденное мною в странном полусне-полуяви начало стираться из памяти, как забываются обычные сновидения, все внутри меня екнуло от ужаса: — реальность сна была правдива, более того, она перекрывалась с обычным миром, где махала хвостом, запряженная в телегу лошадь, пахло сыростью, дубленой кожей тулупа, дегтем и сеном. "Кто я?" — металось в голове. — "Почему я вижу то, что происходило с другими? Почему я вижу мертвых? Почему я говорю с ними?".
Двор наполнился топотом копыт, — это прискакал князь. Иван Васильевич, как всегда был во главе своих придворных, советников, амазонок и отборных гвардейцев — телохранителей.
Сразу все забегали, засуетились. Молодой дружинник лихо соскочил с коня, и с криком: — "Архивариуса к светлейшему князю, спешно", нырнул в подвал. Через мгновение оттуда донесся мат и звук зуботычин, щедро раздаваемых князевым посланцем. Как я понял, ему не сильно хотелось спускаться в подземелье, где уже погиб один человек, было грязно, жутко, душно. Поэтому он требовал, чтобы мужики срочно привели требуемого господином ученого смерда.
Из двери вышел отец. Он, чтобы показать товар лицом, захватил зеленую металлическую коробку с патронами и покрытый остатками засохшей смазки автомат.
Раздаются восторженные крики, которые вскоре сменяются возгласами разочарования.
— Калибр не тот, — загундосили дружинники. — Пусть мужики из этих сковородок палят. Особенно громко разорялся молодой боярин Роман.
— Да ладно вам, — перекрывая гвалт, громыхнул голос его отца, Гаврилы Никитича Дуболомова, княжеского воеводы.
— Ну как же, — возразил ему сын. — Автомат тяжелый, старого образца. Приклад не складной, отдача сильная. Очередью никуда не попадешь. И пули не убойные.
— А ты вообще куда-нибудь попадал?! — оборвал его старший Дуболомов. — А все туда же, умник.
— Да, Андрей Сергеевич, — сказал князь. — Немного не то нашел… Для охотников хорошо, зверя бить, да мужикам в ополчение. Ах, если бы калибр поменьше. Да пули, которые в ногу попадают, а из головы выходят. Ну да ладно, все равно молодец… Много там этого добра?
— Да, господин князь, — ответил несколько приунывший папа. Роты 3–4 вооружить хватит. И патронов много, десятки тысяч.
— Была у меня одна мысль, недорослей к военному делу приобщить, чтобы добрые воины и командиры ко взрослым годам из них получались, — изрек князь. И продолжил — Быть посему… Будет корпус кадетский, а эти пукалки им на вооружение пойдут. Молодец Андрей Сергеевич. Жалую я тебя, — тут князь замялся, шаря глазами по сторонам. — Жалую я тебя оружием именным за все твои заслуги.
С этими словами князь взял из рук дружинников злосчастный АКМ, и протянул его архивариусу.
С этими словами князь взял из рук дружинников злосчастный АКМ, и протянул его архивариусу.
— Премного благодарен, — ответил отец, принимая найденный им же автомат.
— То-то, — довольно усмехнулся князь. — Пусть все видят, милость моя велика. Носи свободно, и пусть никто, слышите, никто, — Иван Васильевич обернулся по сторонам, — отнять не смеет.
— Слава, слава великому князю Владимирскому, — как-то кисло крикнули дружинники.
— Грузите всё на подводы, переночуем и домой, — распорядился князь. — А ты, Андрей Сергеевич, за зиму, как хочешь, но найди, где нормальное оружие спрятано. Как хочешь: хоть в хранилище книжном ройся, хоть так ищи.
— Постараюсь, — ответил отец.
— Не стараться надо, а найти. Понял ли?
— Так точно, найду.
Я не видел его лица, но заметил, что плечи заметно поникли. Князь лихо развернул своего жеребца и унесся в яростном цокоте подков. За ним устремилась вся его свита.
Мне горько и обидно было видеть, как обращается этот напыщенный и никчемный человек с моим отцом. Я подошел к нему. Отец продолжал держать АКМ на вытянутых руках, словно боясь испачкаться.
Я принял оружие из его рук, и отец почти с благодарностью посмотрел на меня. Как мне показалось, он не умеет с ним обращаться, и просто боится этой стреляющей железки.
— Где я ему найду, — уныло сказал он, — особенно патроны.
— Да найдем, папа, — приободрил его я. — Их ведь миллионами клепали.
— А что осталось? — уныло произнес отец. — Ничто не вечно. Или совсем не стреляют, или пули падают в 2 метрах. Вот он тоже: "Корпус, корпус"… А не спросил, годные ли боеприпасы и стволы.
— А мы проверим, — предложил я. — Дай мне масло, спирт, протирку. А еще плоскогубцы.
Я отковырял крышку патронного цинка, с удовлетворением отметив, что закрыт он был герметично, разорвал пачку, взял патрон и вытащил пулю из дульца гильзы. Отошел на пару шагов, высыпал, делая дорожку из шелковисто-блестящих, тонких частиц пороха. Поджег. Огонек быстро пробежал по всей ее длине. Поднялся дым, один запах которого вызывает в памяти смутные образы.
— Порох нормальный, — сказал я. — А капсюли мы сейчас проверим.
Посмотрев на отца, повернул гильзу донышком кверху и установил ее в трещине. Достал из кармана гвоздик, приставил к чашечке капсюля и ударил молотком. Раздался хлопок. Пронзительно заржала и шарахнулась Маруська, а дядя Федор разразился бранью по поводу того, что "пугают лошадь всякие, а потом на ней сто верст ехать, да еще с грузом".
— Что скажешь, эксперт? — поинтересовался папа.
Он уже немного оправился после общения с князем.
— Патроны хорошие, — отвечаю я. — Стрелять будут.
— А автоматы?
— Этот вроде бы не ржавый, — в раздумье произнес я. — Его нужно от старой смазки очистить, тогда видно будет.
— Сможешь?
— Да.
— А где научился? — поинтересовался отец.
— Амазонки показали, — сказал я правдоподобную ложь.
— Ну ладно, занимайся, Данилка. А я пока распоряжусь, чтобы грузили… Федор Иванович, — обратился он к вознице. — Возьми у мальчика патроны и смотри, чтобы без меня он оружие не заряжал.
Отец отправился на склад, а показал вслед ему язык. "Нашел ребенка" — пронеслось у меня в голове, "как железку чистить — взрослый, а как патроны дать — так маленький".
Я устроился на телеге и под жадными взглядами мужиков, адресованных бутылке крепчайшего самогона, стал отмывать оружие от старой смазки. Тяжелое и непонятное пропало как забытый сон, растворилось в волнительном удовольствии знакомства с самыми потаенными местами настоящего автомата.
До сумерек все было погружено на подводы. Экспедиция выбрала открытое место и встала лагерем. Народ собрался как можно ближе друг к другу. Лошадей привязали к телегам и стреножили, напоили и навесили на морды торбы с овсом. По периметру зажгли огни и поставили часовых.
Улов был знатным: автоматы, патроны, запчасти для машин, инструменты и даже несколько новеньких компьютеров. Князь на радости пожаловал подданным по чарке крепкого первача и снова напоил заряженной водой.
Скоро совсем стемнело. Темень была особой. Казалось, что некая плотная субстанция заполняет пространство, вытесняя воздух.
У едва тлеющих, дымных костерков — сухие дрова просто отказывались гореть нормально, пьяные не сколько от алкоголя, сколько от облученной генератором воды, возницы и солдаты рассказывали жуткие, душераздирающие истории о призраках и оживающих мумиях. В эти байки мало кто верил, травили их скорей от нечего делать и страха перед реальным врагом. Народ до дрожи боялся вампиров, проклятых тварей, которых невозможно убить пулей, а только заостренным деревянным колом.
Отец, слушая эти бредни, в сотый раз раздраженно объяснял, что это никакая не нечистая сила, а всего лишь простые смертные, которые под действием излучения мутировали до неузнаваемости, получив уродливые клыки, пергаментную, ветхую кожу, холодную, протухшую плоть и неодолимую потребность в жизненной энергии людей.
Подьем энергетики, тревожное ожидание и дурацкие, страшные рассказы сделали свое дело. Я решил не спать, чтобы не дать утащить себя немертвым. О том, как я буду чувствовать себя завтра, я разумеется, не подумал. Я убеждал себя, что хотел бы увидеть чудовищ из подземки, выдержать их гипнотические давление, противостоять и победить. Я выпросил у отца маленькую дымовую шашку и положил ее рядом с пузырьком с чесночным настоем и битой.
Отец увидел мои приготовления и напомнил, чтобы я не кидал емкость в вампира, а раздавил об себя. Я не стал повторять наши с ним старые споры и кивнул в знак согласия. Папа, вполне довольный этим, поправил свой намордник, накрылся рогожей и уснул. Я пытался не спать изо всех сил. Но темнота и усталость брали свое. Не знаю, снилось мне или я видел это наяву, но во мраке блуждали какие-то серые фигуры. Они подходили и всматривались в лица спящих, аккуратно прикасались к их лицам и телам. Свечение вокруг людей не давало им этого сделать, но после прикосновений защитный слой немного терял свою яркость.
"Вампиры!!! Двоих убили!!!" — пронесся над лагерем испуганный крик. Он вырвал меня из царства дремы, прозвучав словно удар колокола. Причем колоколом была моя голова. Какое-то время звук вибрировал под сводами черепа, вызывая мучительное и неприятное состояние раздвоения между миром сна и явью. Вдруг ночь прорезала сухая строчка автоматной очереди. Я пихнул отца, чтобы тот проснулся и свалился под телегу, не забыв прихватить свой арсенал. Кто-то кричал и ругался, кто-то умолял о пощаде. Лошади ржали и беспокойно переминались с ноги на ногу. В лагере царила паника. Народ с криками: "Держи! Лови!", бестолку носился с мечами наголо и деревянными кольями. В воздухе стоял ядреный смрад чесночно-луковой настойки на самогоне. Люди у костров безуспешно пытались раздуть огонь.
Кто-то влез рядом со мной. Я, будучи в полной уверенности, что это или отец или дядька Федор не сразу отреагировал на вторжение.
— Неправда-ли забавно? — обратился ко мне незнакомый голос. — Меня ловят там, а я тут, рядом с вами, молодой человек.
Я повернул голову и замер с открытым ртом, не в силах ни бежать, ни кричать. Рядом со мной была какая-то гнойная рожа, похожая на осклизлый кусок протухшего мяса. Я сразу понял кто это.
Ужасное создание смотрело не отрываясь на меня, и мысли о сопротивлении и бегстве потихоньку растворялись в диком, неописуемом страхе.
— Пойдем со мной, мальчик, — предложило оно.
Голос был приятный, бархатистый. Он гладил и завораживал.
— Я не причиню тебе вреда.
— Не пойду, — ответил я.
— Ну и не ходи, раз тебе тут лучше, — согласился мой собеседник. — Проводи только до границы лагеря. Если боишься, возьми свое оружие.
— Это мысль, — согласился я.
— Гранату только не бери. Под землей сам отравишься, прежде чем нас отравишь.
— Хорошо, согласился я, — но всеже прихватил остальной свой арсенал.
Мы встали и пошли мимо суетящихся обозников.
— Они нас не видят? — вдруг спросил я.
— Отчего же, видят. Но немного не то. Я ненадолго позаимствовал лицо твоего папы.
— С папой все будут нормально? — обеспокоенно спросил я.
— Конечно, — ответил мой новый друг.
— Какой интересный фокус, — удивился я.
— Конечно. Если не хочешь уходить насовсем, давай сходим ко мне в гости. У нас вволю еды. Ты многое не пробовал, — продолжил уговоры вампир. — Сахар…Мороженное… Торты со взбитыми сливками…
— Наверное это вкусно, — завороженно согласился я.
— У нас есть красивые девочки, которым будет интересно дружить с тобой. Они лучше Ники. То, что они смогут тебе рассказать и показать, превосходит то, что знает и умеет дочь князя.
Я не ответил.
— У нас нет князя, — продолжил собеседник. — Если захочешь, ты станешь нашим князем.