Оба провели печальное лето. Сильвия без всякого увлечения и интереса бывала на вечерах, участвовала в пикниках, на которые ее звали. Она скучала, томилась, худела и бледнела, несмотря на горный воздух.
Наступил сентябрь. Свадьба Гарриет была назначена на октябрь. Франк уехал опять в Кембридж. Когда он вернулся, Сильвия пригласила его приехать к ним погостить несколько дней. Но, к ее изумлению, он ответил вежливым отказом: много дел по хозяйству, и, кроме того, ему необходимо подготовиться к зимнему семестру. Три дня Сильвия боролась с собой, и в конце концов ее тоска по Франку взяла верх над гордостью. Она послала ему телеграмму: «Приезжайте немедленно!»
Через час она уже раскаялась, но телеграмма была отослана. Он ответил, что приедет на следующий день. Она провела бессонную ночь, представляла себе их встречу, как она будет держать себя с ним. Она упадет к его ногам и будет умолять его, чтобы он не мучил ее больше. Или еще лучше: она наденет новое прелестное платье, ослепит, очарует его, воссядет опять на подобающий ей трон и заставит его склонить перед ней голову.
Утром она поехала встретить его. С этим же поездом приехала и одна из ее кузин. Это возвращение домой втроем и семейный обед были для нее пыткой. Но наконец они остались одни и несколько долгих минут взволнованно смотрели друг другу в глаза.
– Сильвия, – сказал Франк, – у вас невеселый вид.
– Почему же у меня должен быть веселый вид? – отозвалась она.
Они опять замолчали.
– Послушайте, – продолжал он, – неужели мы не можем быть совершенно искренни и откровенны друг с другом? Я думаю, это было бы самое лучшее, хотя и причинило бы нам немного боли.
– Да, конечно, самое лучшее – быть искренними… – пролепетала она.
– Вы моих чувств щадить ни в коем случае не должны, Сильвия. Я знаю, какую тяжелую борьбу вам приходится вести, и, верьте мне, я никогда не поставлю вам в вину вашу слабость. Единственное, что для меня нестерпимо, это неуверенность, неизвестность, муки сомнений.
Она растерянно смотрела на него.
– Да о чем вы говорите, Франк? – воскликнула она.
– Как же мне этого не говорить? – ответил он.
Они опять молча смотрели друг на друга.
– Франк! Франк! – внезапно крикнула Сильвия. – Я хочу знать только одно: вы любите меня?
– А вы любите меня? – повторил он, как эхо.
– Да, да, и я хочу, я прошу вас – будьте со мной совершенно искренни!
– Быть искренним с вами? – сказал он дрожащим голосом. – Для меня вопрос в том, могу ли я, должен ли я любить вас. Это ужасно! Я не могу этого вынести.
– Но ведь вы любите меня! – вскрикнула она опять.
Она смотрела на его взволнованное бледное лицо и, внезапно зарыдав, бросилась ему на грудь.
– О Франк! Франк! Зачем мы мучаем друг друга?
Туман недоразумения растаял в один миг.
– Дорогая, – воскликнул он, – что же ты думала обо мне?
– Я думала, что ты перестал меня любить за то, что я была слишком смела, не по-женски смела…
– Сильвия, да в своем ли ты уме? Ведь я так жаждал твоей любви!
– Говори, говори мне, что я могу любить тебя. Скажи мне еще, еще раз, что тебе никогда не надоест моя любовь.
Он заключил ее в свои объятия и зажал ей уста поцелуем. Он ласкал ее, как обиженного ребенка. Она рада была выплакать свою тоску, рассказать ему сквозь слезы, как она мучилась, как томилась о нем.
– Отчего ты раньше не приехал? – упрекнула она.
– Но, Сильвия, как же я мог приехать? Я видел подле тебя другого влюбленного. Не мог же я знать, что все это была игра…
– И ты мог подумать хоть на одно мгновение, что я могу предпочесть тебе Борегарда Дебнея!
– Это легко сказать, – ответил он. – Я наблюдал твоих родных, я знал, кого бы они предпочли, и я видел, как они стараются отдалить нас друг от друга. Ты уделяла ему столько внимания. Мне оставалось только думать, что ты хочешь дать мне понять…
– Ах, не говори, не говори этого! – вскрикнула она. – Это ужас! Это просто ужасно!
– Мы должны откровенно объясниться, Сильвия. Ты никоим образом не должна допускать вмешательства своей родни в наши отношения. Ты должна избавить меня от мучительного страха, что они раньше или позже отнимут тебя у меня.
Сильвия вспыхнула, засияла. Она внезапно поняла, что во всем этом недоразумении виноваты были ее родные и ее нерешительность сознаться себе в этом и сказать об этом Франку.
– Мне теперь все стало ясно! – воскликнула она. – Франк, я не могу заставить их смотреть на вещи моими глазами. И у них всегда будет эта ужасная власть надо мною, потому что я люблю их.
– Что же ты сделаешь, если?..
– Я буду выдавать их тебе.
Он изумленно взглянул на нее. Она продолжала:
– Я расскажу тебе все, что они делали и говорили, буду тебе передавать каждое их слово, все, что они будут затевать против нас…
– Милая! Милое мое дитя! – тихо сказал растроганный Франк.
КНИГА ВТОРАЯ
1
В один майский день на Бостонском вокзале вышли из поезда Сильвия и миссис Тьюис. Они приехали из Нью-Йорка. Сильвия вся сияла от радостного возбуждения. В первый раз за восемь месяцев она увидала наконец Франка. Их встретил Гарри Чайльтон, учившийся, так же как и Франк, в Гарвардском университете. Тетя Варина поехала с вещами в отель, а Сильвию Гарри повез на автомобиле, которым сам правил, осматривать Кембридж. Франк сел рядом с Сильвией. Они могли говорить в присутствии Гарри лишь о самых обыденных вещах, но каждый из них ощущал волны, шедшие от другого, как электрический ток. Они выехали на мост. Он бережно укрыл ее пледом, задрожав от прикосновения к ней.
– О! Как я счастлива! Как я счастлива! – воскликнула она, глядя своими блестящими глазами в его глаза. В письмах он называл ее «Леди Солнышко» – и теперь тоже шепнул ей на ухо:
– Леди Солнышко! Леди Солнышко!
Они въехали в аллею огромных густых вязов, скрывавших темные каменные строения.
– Это университетский парк! – сказал Франк и стал ей объяснять назначение каждого корпуса:
– Гарри, поезжай тише! – крикнула Сильвия. – Я хочу хорошенько осмотреть все!
Гарри исполнил ее желание, поехал тише. Но вдруг автомобиль сделал крутой поворот к тротуару и остановился. Гарри подался вперед и сказал:
– Кажется, руль сломался!
Франк был не очень опытен в обращении с автомобилем, но, насколько он мог судить, руль был в порядке.
Франк Ширли был бесхитростный, простой человек, и ему, конечно, в голову не могло прийти, что это незначительное осложнение – начало нового триумфа Сильвии в Кембридже и будет чревато последствиями. Но Сильвия знала толк в автомобилях и еще больше в людях. Она хотела выйти из автомобиля и посмотреть, в чем дело, но, увидев двух приближавшихся к ним молодых людей, осталась на своем месте. Они оба были в белых фланелевых брюках, в синих куртках, широкополых шляпах и галстуках, завязанных с изысканной небрежностью, явно говорившей о том, что на эту небрежность потрачено немало времени и труда. И костюм, и осанка их обличали принадлежность к высшему кругу.
Сильвия, конечно, смотрела на них, потому что у них были интересные лица. И они, конечно, смотрели на Сильвию, потому что у нее было красивое лицо. Они обменялись несколькими словами. Сильвия не расслышала их, но смысл нетрудно было угадать. Они замедлили шаг и, отойдя немного, обернулись и остановились. Гарри поднял от руля нахмуренное лицо и крикнул:
– Здравствуй, Гармон!
– Здравствуй, Чайльтон! Машина испортилась?
– Да, – ответил Гарри, – не могу понять, в чем дело. Они, сняв шляпы, подошли ближе.
– Не могу ли я помочь? – услужливо предложил один.
– Чей автомобиль? – спросил тот, которого звали Гармоном.
– Берта Вильсона, – ответил Гарри. – Какие-то у него особенности, не понимаю!
Глаза Гармона скользнули по автомобилю и остановились на Сильвии.
Создалось неловкое положение, чего он, видимо, и добивался.
– Мистер Гармон, – сказал тогда Гарри, – позволь представить тебя моей кузине, Сильвии Кассельмен.
Молодой человек мгновенно просиял и поклонился.
– Я очень счастлив познакомиться с вами, мисс Сильвия, – сказал он и представил ей своего товарища. – Вы только что приехали?
– Да.
– Но вы бывали уже здесь раньше?
– Нет, никогда.
Завязался оживленный разговор. Гарри и испорченный руль были совершенно забыты.
Франк молча наблюдал и слушал. Он знал этих молодых людей только в лицо, знал, что они принадлежат к кругу золотой молодежи, в котором он не бывал, и в эти минуты чувствовал себя таким чуждым им, как если бы и сам лишь впервые попал в этот университетский городок.
Между тем подошли еще два студента, товарищи Гарри по курсу. Гарри был весь поглощен своей работой.
– Что случилось? – бросили они ему.
Он ответил:
– Не знаю!
И они сочли своим долгом остановиться и ждать, пока он справится со своей задачей. Но внимание их, конечно, тотчас заполнило очаровательное видение у автомобиля. Затем подошел еще пожилой господин и остановился, приятно улыбаясь, будто перед витриной цветочного магазина.
– Нет, никогда.
Завязался оживленный разговор. Гарри и испорченный руль были совершенно забыты.
Франк молча наблюдал и слушал. Он знал этих молодых людей только в лицо, знал, что они принадлежат к кругу золотой молодежи, в котором он не бывал, и в эти минуты чувствовал себя таким чуждым им, как если бы и сам лишь впервые попал в этот университетский городок.
Между тем подошли еще два студента, товарищи Гарри по курсу. Гарри был весь поглощен своей работой.
– Что случилось? – бросили они ему.
Он ответил:
– Не знаю!
И они сочли своим долгом остановиться и ждать, пока он справится со своей задачей. Но внимание их, конечно, тотчас заполнило очаровательное видение у автомобиля. Затем подошел еще пожилой господин и остановился, приятно улыбаясь, будто перед витриной цветочного магазина.
Сильвия совершенно неожиданно на тротуаре принимала двух изысканных молодых людей, членов аристократического клуба, наперерыв расточавших ей любезности…
– Мой кузен – первокурсник, – говорила она, – так что я смогу приезжать сюда в продолжение трех лет.
– А мы, – единодушно воскликнули джентльмены в широкополых шляпах, – мы уезжаем отсюда через месяц.
– Но ведь вы можете провалиться на экзаменах, – лукаво сказала Сильвия. – Или в Гарварде нельзя добровольно проваливаться?
Она взглянула на одного, потом на другого и рассмеялась так, что вслед за нею рассмеялись и пожилой господин, и уличные мальчишки, столпившиеся вокруг автомобиля.
Тем временем собралась большая толпа. Уже похоже было на скандал.
– Что случилось, Франк Ширли? – спросил чей-то голос. – Кто-нибудь ранен?
– Да, – ответила Сильвия. – И даже не один.
Она посмотрела Гармону прямо в глаза и получила от него безмолвный ответ, сказавший ей, что она не ошиблась.
Спектакль на потеху толпе наконец-то кончился. Гарри, видя, что интерес к постигшей их маленькой неприятности принял неожиданные размеры, напряг усилия, и автомобиль скоро загудел, придя в движение.
– Где вы остановились? – спросил Гармон.
Гарри назвал отель, но пригласить товарища не счел нужным.
– До свидания, мисс Сильвия, – задумчиво сказал Гармон.
Толпа рассеялась, автомобиль отъехал. Сильвия откинулась на кожаном сиденье и со смехом взглянула на Франка.
– Это удивительно, – воскликнула она, – чего только женщина не может сделать своими глазами!
Они поехали в отель, где Сильвию уже ждала целая толпа гостей. Но она решительно заявила, что ни с кем разговаривать не станет, если не поговорит с Франком час наедине. Когда тетя Варина уступила ее желанию, она первым делом бросилась Франку на грудь, расцеловала его, потом чинно уселась в кресло и стала рассказывать ему, как она попала сюда.
Она поехала в Нью-Йорк за разными покупками. Франк просил ее навестить его в Кембридже, но этого ей не позволили. То Селеста пригласила гостей, то маленький брат был нездоров… Словом, много всяких причин требовали ее немедленного возвращения домой. Франк хотел уже поехать в Нью-Йорк, чтобы повидаться с нею, как вдруг получил от нее телеграмму, которой она извещала о своем приезде.
– Мне нелегко было выполнить этот план, ты можешь гордиться мною. Но если ты будешь бранить меня, Франк… – сказала она со своей обезоруживающей улыбкой.
Франк не мог, конечно, и вообразить, как бы он стал упрекать ее за какую бы то ни было хитрость, приведшую ее сюда.
– Рассказывай, дорогая.
– Тут замешан Гарри, – начала она. – Мама прислала мне в Нью-Йорк его письмо, в котором он жаловался на свое положение. У него нет хороших знакомств, и его тяготит, что он не занимает в здешнем обществе подобающего ему места. Наши приняли его сетования близко к сердцу, и полетели рекомендательные письма. Тут меня осенила мысль, что эта история – прямо счастье для меня. Ты уже догадываешься?
– Нет, – с недоумением ответил Франк и покачал головой.
– Иногда я с ужасом думаю о том, какой ты бесхитростный и хороший, – сказала Сильвия. – Если бы ты знал, какая я скверная! Ну, слушай: я написала Гарри, что он дурак, и если бы он догадался позвать меня в Кембридж, то он уже давно был бы в том обществе, в котором ему, хочется бывать. Я посоветовала ему сейчас же написать тете Ненни. Он послушался меня, и я получила из дома телеграмму, что я могу, если хочу, съездить в Бостон.
Франк не мог не рассмеяться, глядя на ликующую Сильвию.
– Так, значит, ты приехала с тем, чтоб вывозить Гарри…
– Ну, Франк… Я рассчитала так: если я это сделаю, я смогу видеть Франка ежедневно в течение двух недель, если – нет, я увижу его лишь один день в Нью-Йорке. Одно только неприятно, и ты должен мне обещать…
– Что именно?
– Не говорить никому, что мы помолвлены. Если это узнают, я ничего здесь для Гарри сделать не смогу…
– Но я уже говорил кое-кому!
– Кому?
– Моему товарищу по квартире.
– Это не беда. Он, наверно, не член клуба. Не будем говорить здесь о наших отношениях. Обещай мне, Франк, что ничего дурного не будешь думать, не будешь удивляться моим сумасбродным выходкам и будешь только смотреть, слушать и улыбаться.
Франк ответил, что будет сидеть смирно, слушать и улыбаться. Сильвия завела разговор о том, что он напрасно живет так замкнуто и что она очень хотела бы расшевелить его и сблизить с людьми.
– Но, Леди Солнышко, – возразил он, – я ведь здесь для того живу, чтобы работать.
– Когда ты заживешь самостоятельной жизнью, – сказала Сильвия, – ты убедишься, что в жизни знание людей гораздо важнее научных знаний.
Франк рассмеялся.
– Однако недурной девиз для нашей Alma Mater: важны не науки, а знание людей! Прямо откровение для студентов, приезжающих в Кембридж с целью завязать здесь интересные знакомства.
Сильвия опустила голову.
– Франк, – сказала она, – ты всю свою жизнь будешь так всех и все критиковать?
– Не знаю, – ответил он, – знаю лишь, что я всегда буду бороться против пошлости и зла.
– Я должна была приехать сюда раньше, – задумчиво сказала она. – Я могла бы облегчить тебе твои отношения с товарищами. Я на тебя сержусь, Франк. Ты не всегда представляешь вещи в их настоящем виде. Ты писал мне, что принцип братства упразднен в здешних студенческих кружках, о существовании клубов я не знала и потому позволила тебе держаться бирюком.
– По-здешнему, это не бирюк, а чурбан!
– Ну, пусть чурбан! И так как у тебя нет светской ловкости, то…
Франк стал рассказывать ей о студенческой жизни в Гарварде. В клубах царит небольшая группа светских молодых людей из Бостона и Нью-Йорка, которые уже с самого рождения составляли единую общину. Няньки и бонны катали их вместе в колясочках, они вместе ходили в детский сад, вместе обучались танцам. Это крепко спаянный круг, куда посторонним доступ почти невозможен. Они богаты, большинство миллионеры, себялюбивы, завидуют тем, у кого больше миллионов, и подозрительно относятся к тем, у кого их меньше. Всякие человеческие чувства им не свойственны.
– Взять хотя бы такого человека, как Дуглас ван Тьювер, – добавил Франк, – ты слыхала о нем?
– Да, конечно.
– Ну, вот, Дуглас здесь звезда первой величины. Он получил в наследство три огромных состояния, несметные миллионы. У него особняк в Кембридже, другой особняк в Бостоне. Он поддерживает отношения с очень ограниченной группой лиц, лишь с теми, с кем встречался в Бостоне и в Нью-Йорке. Он важен, как высший судия, самоуверен, холодно любезен…
– Ты с ним знаком? – спросила Сильвия.
Франк рассмеялся.
– Видишь, дорогая, как ты себе представляешь общественную жизнь в Гарварде! Дуглас путешествовал с английскими пэрами. Предки его были шотландские графы, он и говорит с нарочитым шотландским акцентом.
– Он член клуба? – спросила Сильвия.
– Еще бы, первая особа в клубе. Что-то в роде arbiter elegantiarum. Говорят, что он приехал сюда, потому что у американских студентов нет шика, – приехал явить собой пример элегантности.
– Ах, господи! – воскликнула Сильвия и, подумав немного, спросила: – А для Гарри полезно было бы такое знакомство?
– Чего же лучше! – ответил Франк, иронически улыбаясь.
– Тогда надо познакомить их! Франк рассмеялся.
– Хорошо. Но предупреждаю тебя: заинтересовать Дугласа чем-нибудь нелегко. Его жизненный путь уже давно намечен. Он женится на Доротее Кортланд, которая принесет ему в приданое около двадцати миллионов.
Сильвия прикусила нижнюю губу.
– Пускай женится на Доротее Кортланд, но не раньше, чем я добьюсь того, что мне нужно.
В тот же вечер в «Веселом клубе» состоялся вечер, Гарри прибежал к Сильвии перед самым обедом и, сияя от радости, сообщил, что Гармон был у него и просил его привезти в клуб свою кузину и принять их угощение.
Сильвия надела бледно-голубое шелковое платье с золотым шитьем и появилась на вечере в клубе, будто новая блестящая планета перед изумленными астрономами. Несколько товарищей Гарри пришли только затем, чтобы взглянуть на феномен. Сильвия была все время в окружении поклонников. Гарри тоже не был один, к великой его радости. Видные, надменные аристократы клали ему руки на плечо, гордые члены клуба брали его под руку. Со всех сторон слышалось: