Миссис Винтроп сделала паузу. Ее красивые глаза говорили все время вместе с нею. Они с ужасом заглянули в социальные бездны и теперь опять спокойно взирали на светлые вершины жизни. Сильвия была так зачарована этим взглядом, что следующие слова миссис Винтроп даже не ошеломили ее.
– Я глубоко убеждена, – продолжала «Королева Изабелла», – что представляю собою что-то необходимое в жизни, что мир не мог бы существовать без меня. Я хочу сказать, что олицетворяю собою искусство, красоту. Разве у вас никогда не было такого чувства, Сильвия?
– Я много думала об этом, миссис Винтроп. Но при этом всегда чувствовала себя только растерянной и несчастной. В мире так много страданий!
– Да, – продолжала миссис Винтроп, – сколько раз я спрашивала себя со слезами на глазах: «Как ты можешь жить и чувствовать себя счастливой, когда кругом тебя гибнет так много людей. Опусти голову, стыдись своего счастья!»
И, действительно, миссис Винтроп опустила голову, и две жемчужные слезы медленно выкатились из ее глаз.
– Но я должна отстаивать свою веру в то, что я считаю самым важным в жизни. Мы живем в эпоху, когда перед культурой встали страшной угрозой материализм, необузданная жадность масс. И мне думается, что наша задача поддерживать священный огонь на алтаре красоты, мы должны глубоко проникнуться сознанием нашей миссии и быть поддержкой друг другу.
Сильвия подумала, что теперь она уже близка к главной теме, но ничего не сказала. А миссис Винтроп продолжала:
– Меня всегда особенно интересовала университетская жизнь. Отец мой был профессором в университете, и я воспитывалась в университетском городке и университетской среде. Когда я вышла замуж, я сказала себе, что должна каким-нибудь достойным образом использовать мой досуг и свободу, и поставила себе задачу влиять на университетскую молодежь, облагораживать ее и главным образом знакомить ее с красотой жизни. В эти годы складываются характер и вкусы, а по окончании университетского курса они входят в жизнь и являют собою пример другим людям. Гарвард не только университет, это источник, из которого люди черпают культуру и идеалы. И можете мне поверить, руководить общественной жизнью в Гарварде – далеко не легкая задача.
– Я думаю! – ответила Сильвия, подавленная красноречием миссис Винтроп.
– Вы из другой среды, имеющей свою высокую культуру. Не знаю, вполне ли вы согласны со мной, но я убеждена, что эти самые мысли часто внушались вам вашими близкими.
– Да, я часто слышала от матери то же, что вы говорите, – ответила Сильвия.
– Когда я увидела вас, Сильвия, тотчас же почувствовала – это союзница! Мне нужна поддержка, мне необходима поддержка со стороны молодых девушек для того, чтобы успешно влиять на мужчин.
Наступила торжественная пауза.
– Надеюсь, вы не совсем разочаровались во мне! – сказала Сильвия.
Миссис Винтроп остановила на ней долгий выразительный взгляд.
– Я была так поражена! – медленно начала она. – Вы понимаете, я не могу не знать того, что происходит. Ко мне приходят за советами, и я должна всех выслушивать. И после того, что я слышала, я решила, что должна поговорить с вами. Надеюсь, вы не сочтете меня назойливой?
– Дорогая миссис Винтроп, не извиняйтесь, пожалуйста! Я очень рада буду узнать ваше мнение.
– Я буду с вами совершенно откровенна. Насколько я поняла, вы очень неодобрительно отнеслись к порядкам, существующим в Гарварде. Это правда?
– Да… да… – нерешительно ответила Сильвия. – Кое-что мне, действительно, не понравилось.
– Вы можете мне сказать, что именно?
– Не знаю, сумею ли это объяснить. Это надо чувствовать. На меня условия жизни в Гарварде произвели тягостное впечатление.
– Даже тягостное? Но что же именно? Разве в ваших краях нет сословных различий?
– Да, но они не подчеркиваются так резко.
– Ах, я часто говорила об этом с южанами, – сказала миссис Винтроп. – Дело в том, что на Юге есть люди, отличающиеся от вас уже расовыми особенностями, уже цветом кожи, и эти люди никогда не переходят известной межи, отделяющей их от вас. Но у нас, на Севере, дорогая моя, слуги такие же люди, как мы, и держать их на должном расстоянии от нас вовсе нелегко.
– Но я говорю не о слугах, миссис Винтроп, а об отчужденности между студентами одного и того же курса. Ведь ваши слуги не учатся в университетах?
– Некоторые учатся. Плата за слушание лекций в Гарварде всего сто пятьдесят долларов в год. Всякий, кто в состоянии внести эту сумму, может учиться в Гарварде. Иные учатся и в то же время тяжким трудом зарабатывают себе на ежедневное пропитание. На одном курсе с Дугласом ван Тьювером учится и сын лакея.
– Неужели?! – воскликнула Сильвия.
– Как же! Некий Фирмин!
– Том Фирмин? – удивленно повторила Сильвия.
– Да. Вы уже слышали о нем?
– Да, – робко ответила Сильвия и замолчала.
– Вы понимаете теперь, дорогая, – мягко сказала миссис Винтроп, – почему мы так горячо отстаиваем у нас сословные различия. Должна вам сказать, у меня был большой разговор с ван Тьювером. Вы, конечно, знаете, что он очарован вами. И вы знаете, вероятно, что женщина, внушающая мужчине чувство такого восторга, может иметь на него большое влияние и может использовать это влияние во вред или на пользу этому человеку?
– Пожалуй! – сказала Сильвия.
– Но, я полагаю, что вы… не вполне отвечаете на его чувства?
– Не совсем!
– Он пришел ко мне в ужасно удрученном состоянии. Вы раскритиковали его, и это его глубоко огорчило. Я не стану повторять того, что он говорил, – все это вы уже слышали, вероятно, от него самого. Но вы совершенно сбили его с толку. Он желает добиться вашего расположения и не знает, как это сделать. Вы такие странные мысли заронили в его голову. Право, Сильвия, вы можете совершенно погубить этого человека. Мне кажется… я чувствую, что вы не отдаете отчета в значительности ваших слов и всех этих требований, которые предъявили ему.
– Но, миссис Винтроп, я никаких требований не предъявляла ему, – возразила Сильвия.
– Формально – нет, быть может. Но вы поймите, человек потерял голову, и все, что вы говорили ему, понял как требования, как условия.
Наступило неловкое молчание.
– Я старалась избегать мистера ван Тьювера, – сказала наконец Сильвия, – и предпочла бы вовсе не встречаться с ним больше.
– Почему? Я в этом никакой необходимости не вижу. Вы не сможете не встречаться с ним, он решил всячески добиваться встреч с вами. Но, по-моему, ваши отношения могут принять совершенно иной характер. Вы должны понять, какую огромную ответственность возлагает на него богатство. Если бы вы по-дружески…
– Не сочтите это за упрямство с моей стороны, – сказала Сильвия, – но я знаю, я никогда не смогу считать мистера ван Тьювера моим другом, если он совершенно не изменит своего образа жизни.
– Но, Сильвия, дорогая, – мягко возразила миссис Винтроп, – однако он был моим другом!
И загорелся спор. Миссис Винтроп ссылалась на труды знаменитых ученых, писавших о божественных правах монарха, на трактаты о воспитании государственных людей и правителей, на Маккиавелли, Кастильоне и многих других. Но все эти имена были совершенно незнакомы Сильвии, она была плохим оппонентом для такой ученой особы, как миссис Винтроп. Она знала только одно и повторяла это с непоколебимым упрямством: ван Тьювер такой, какой он есть, ей не нравился. Миссис Винтроп доказывала, убеждала, оправдывала, философствовала, красноречиво отстаивала преимущества и права обладателя пятидесяти миллионов долларов. Но Сильвия стояла на своем: ван Тьювер ей не нравился, он ей не симпатичен!
Наконец пыл миссис Винтроп несколько остыл. Она замолчала и пристально взглянула на Сильвию.
– Могу я вас спросить кое о чем?
– О чем?
– Дуглас сделал вам предложение?
– Нет.
– Но вы думаете, что он будет просить вашей руки?
– Не знаю, право. Могу вас только уверить, что, если это только от меня будет зависеть, он об этом и не заикнется.
Миссис Винтроп долго взвешивала этот ответ.
– Сильвия, – начала она опять, – он страшно богат. Вы представляете себе его состояние?
– Да, я слышала, – огромное, говорят! – равнодушно ответила Сильвия.
Опять наступила долгая пауза. Сильвия видела, что миссис Винтроп отчаянно борется с собою. Но в конце концов она все-таки не выдержала и спросила:
– Верно ли я вас поняла, Сильвия? Иначе говоря, если он будет просить вашей руки, вы ответите отказом?
– Да, конечно! – искренно ответила она.
У миссис Винтроп вырвался вздох облегчения. Эта борьба с собою утомила ее.
– Дитя мое, я вполне ценю ваше благородство. Но, скажите мне… Если… если вы не имеете видов на Дугласа, зачем же вы внушаете ему, чтобы он скомпрометировал себя и вас?
– Я вас не понимаю, миссис Винтроп.
– Если Дуглас сделает то, чего вы требуете от него, он станет всеобщим посмешищем. И в конце концов вы довершите его унижение отказом выйти за него?
– Дитя мое, я вполне ценю ваше благородство. Но, скажите мне… Если… если вы не имеете видов на Дугласа, зачем же вы внушаете ему, чтобы он скомпрометировал себя и вас?
– Я вас не понимаю, миссис Винтроп.
– Если Дуглас сделает то, чего вы требуете от него, он станет всеобщим посмешищем. И в конце концов вы довершите его унижение отказом выйти за него?
Сильвия все время держала себя с большим достоинством и соответствующей случаю серьезностью. Но после этих слов миссис Винтроп она не смогла совладать с собой – на лице ее заиграла лукавая улыбка.
– Миссис Винтроп, – сказала она, – вы должны помешать намерению ван Тьювера сделать мне предложение. Другого выхода я не вижу.
Миссис Винтроп надменно вздернула голову и укоризненно взглянула на гостью. Но Сильвия не смутилась.
– Подумайте, каково мое положение! – воскликнула она. – Если я отвечу ему отказом, я оскорблю его и даже скомпрометирую. А если выйду за него, то что тогда будет с моим благородством? Нет, вы непременно должны удержать его от решительного шага. Запретите мне видеться с ним. Ваше вмешательство должно быть очень энергично, а я во всем буду беспрекословно повиноваться вам!
«Королева Изабелла» растерялась. Она с недоумением смотрела на свою гостью и не знала, как отнестись к ее словам. Но Сильвия с совершенно серьезным видом обосновывала свое предложение и дьявольски наслаждалась замешательством миссис Винтроп. Наконец она сказала, что не желает, не может, не смеет вмешиваться в сердечные дела мистера ван Тьювера и никогда не решится брать на себя ответственность в таком вопросе. Она и представления не имела о той бездне тонкого лукавства, которая таилась за корсажем скромного пуританского костюма ее гостьи.
5
В тот же день к Сильвии пришел Франк Ширли. С первых его слов она убедилась, что слухи о ее похождениях уже дошли до него.
– Сильвия, волшебница моя! – воскликнул он. – Что ты сделала с Дугласом ван Тьювером?
Она взяла обеими руками его руку.
– Что случилось, Франк?
– Чудо, дорогая моя, прямо чудо! Ван Тьювер был с визитом у Тома Фирмина!
– О, это интересно! Как он его принял? Расскажи, расскажи, я сгораю от нетерпения.
– Он приехал к нему такой расстроенный, подавленный. Начал с раскола среди студенчества, сказал, что это очень печально и что он хотел бы каким-нибудь образом посодействовать улучшению товарищеских отношений между студентами. Фирмин спросил его, почему он начал с него. И ван Тьювер ответил: «Я слышал, что вы меня недолюбливаете, и подумал, что для того, чтобы сблизиться с товарищами, следует, пожалуй, прежде всего столковаться с недругами. Я бы очень желал быть в дружбе с вами». Том – ты видела, какой он, – ответил, что дружба не обретается по желанию одной только стороны. Прежде всего надо понять друг друга, и он, Фирмин, менее всего стерпел бы покровительственный тон и при малейшей попытке с чьей бы то ни было стороны подойти к нему свысока сумел бы отстоять свое достоинство! Франк рассмеялся.
– О, Том бы прямо выгнал человека, который чем-нибудь уязвил бы его самолюбие. Но несчастный ван Тьювер, – воображаю, чего ему стоил этот визит к Тому Фирмину! Это ужасно забавная история. Скажи, ведь правда это ты устроила?
– Ты рассердишься, если я скажу «да»?
– Нет, отчего же, – ответил он, – но ты знаешь, вероятно, что стала здесь притчей во языцех?
– Мне кажется, это была ошибка с моей стороны, – сказала она, подумав немного. – Меня обстоятельства втянули в эту историю. Я, право, не думала, что до этого дойдет. Мистер ван Тьювер все приставал, чтобы я объяснила ему причину моего нерасположения к нему. И я все откровенно высказала. Вероятно, и мистер Фирмин так бы поступил.
– Конечно!
– Кстати! – воскликнула Сильвия. – Скажи, правда, что отец Фирмина служит лакеем?
– И ты знал это, когда знакомил его со мной?
– Ты рассердишься, если я скажу «да»?
– Нет, Франк, не рассержусь. Но, согласись, это для меня что-то новое!
– Разве он произвел на тебя впечатление дурно воспитанного человека?
– Нет, нет, но…
– Я подумал, что тебе интересно будет видеть представителей разных социальных групп. Людей твоего круга ты встречала уже достаточно. А теперь ты, быть может, еще лучше будешь относиться к Фирмину. Он, очевидно, проведет меня в председатели студенческого совета.
– Но ты ничего не говорил мне об этом! – воскликнула Сильвия.
– Я сам вчера только узнал об этом. Они выставили мою кандидатуру без моего ведома и ломали копья за меня. Наши аристократы выставили кандидатом Риджли Шеклфорда, приятеля ван Тьювера. Если меня выберут, я отказываться не стану, но друзья Шеклфорда, конечно, сделают все возможное, чтобы дискредитировать меня и провести своего кандидата. Мое положение далеко не легкое.
– Но почему?
– Да потому, что они наверняка докопаются до истории моего отца.
– Франк! – испуганно воскликнула Сильвия. – Неужели они это сделают?
– Несомненно. Если дойдет до борьбы, то они будут беспощадны. Поэтому я хотел было отказаться от этой чести. Но в то же время я подумал: тебе ведь так хочется, чтобы я выдвинулся. Позор этот всегда будет тяготеть надо мною, буду ли я держаться в тени или заявлю о своем существовании. А ведь я думаю, ты не хотела бы, чтобы я всегда оставался в тени.
– Но, Франк, как они могут знать о твоем отце?
– О, Господи, они здесь все одержимы карьеризмом, и ты полагаешь, они могут упустить такой козырь? Тут есть и студенты с Юга, хотя бы вот твой кузен. Меня не трогают, пока я… никто. Но лишь только я выступлю против золотой молодежи – о, тогда!..
– Я должна тебя поддержать! – воскликнула Сильвия, блеснув глазами.
– Не волнуйся, Сильвия. Ты не должна вовсе вмешиваться в эту историю.
– Но подумай, Франк, какое это будет торжество для тебя, если ты одержишь победу. И какой удар по этим порядкам, которые ты ненавидишь. И я могу помочь тебе, не смейся! Уверяю тебя, я могу – здесь есть несколько человек, которые сделают все, что я захочу!
Но Франк опять расхохотался.
– Дорогая, ты уже довольно сделала… даже слишком! А чем ты отплатишь ван Тьюверу за то, что он сделал?
– Чем я отплачу ему?!
– Ну, да! Ты полагаешь, что такой человек, как ван Тьювер, делает что-нибудь даром? Он поставит тебе в счет все свои услуги и потребует высокой платы за них. Что ты тогда сделаешь?
Сильвия задумалась.
– Франк, – сказала она после долгой паузы, – ты славный. Но не сердись на меня, не волнуйся из-за этой истории с ван Тьювером! Франк улыбнулся.
– Разве я не знаю, что ты достаточно горда для того, чтобы…
– При чем тут гордость?
– Дорогая, а если бы я волновался из-за ван Тьювера, ты думаешь, я бы тебе это показал?
– О, как ты хорошо сказал это! – воскликнула Сильвия. – Ты чудеснейший человек в мире. Я должна тебе сказать правду, – продолжала она искренне и серьезно. – Я рада, что уезжаю подальше от этого человека и его денег. Дело не в соблазне, но не знаю, как это сказать, я чувствую все эти дни какую-то тяжесть на душе. Это какой-то кошмар! Я говорю себе: «О, как много добра я бы сделала с такими деньгами!» Или думаю: «У этого человека столько власти, и он не знает даже, как пользоваться ею». Это чудовищно – такое состояние в руках одного человека, не знающего, как распорядиться им. Можно вовсе не считаться с этим, говорить себе, что об этом и думать не стоит, но ведь это богатство действует, как машина, день и ночь, и производит зло.
Франк слушал ее с понимающей улыбкой.
– Ты рассуждаешь, как Том Фирмин, – сказал он. – Недаром тебя дома зовут анархисткой.
Сильвия хотела знать точное значение слова анархист, и Франк начал было читать ей лекцию по политической экономии, когда в дверь постучали и вошел лакей с визитной карточкой. Она быстро скользнула по ней глазами и молча протянула ее Франку. Они переглянулись.
– Ну, что же! Ты примешь его?
– Не знаю… Что ты скажешь?
– Я ровно ничего против этого не имею.
Сильвия сказала лакею, чтобы он попросил ван Тьювера наверх.
Гость остановился в дверях. Присутствие третьего лица, очевидно, удивило его. Но он тотчас овладел собою. Это был безукоризненно светский человек, одетый с большим вкусом и простотой.
– Мистер ван Тьювер, – мистер Ширли, – познакомила их Сильвия. – Вы, кажется, не знакомы?
– Я знаю мистера Ширли по виду, – вежливо ответил ван Тьювер.
Сильвия взглянула на одного и на другого и бросила:
– Забавная иллюстрация к гарвардским нравам. Два человека учатся три года в одном университете и даже не знакомы!
Она знала, что это замечание не совсем тактично, но сказала это умышленно, с целью втянуть их в разговор. Но уловка эта у ван Тьювера большого сочувствия не встретила.
– Да… да… – ответил он и замолк.
– Вы не вполне ясно представляете себе условия общения в университете, Сильвия, – заметил Франк.