Косвенная наводка все же была. Мелкая полуфирма-полубанда, тоже ходившая под Амиром и промышлявшая черной икрой, была ликвидирована московскими командированными ментами. Принадлежавшее ей суденышко — катер 544-го проекта — был куплен третьими лицами и якобы ушел вверх по Волге. Может, даже в Москву. И якобы что-то в этом катере было припрятано, то ли денежка какая-то, то ли икра. Все это было очень мутно, через третьи руки. Но это все, что имелось на данный момент из информационного обеспечения.
А узнать, что Грязному понадобилось в столице, — в прямом смысле слова жизненно важно. Не спрятаться же он решил. Хотел бы спрятаться — не нарывался бы, как на свадьбе в Волжанке или с Туровыми.
Вспомнил про погибших друзей — и защемило сердце. Ребята расплатились за свою дружбу с ним, Джамой. Именно из-за него погибли эти два замечательных чудака. Точнее, три.
Некрасиво как-то выходит: рыцарь добра, несущий смерть.
И как бы чего не случилось с отцом и братом. По нынешним меркам, они тоже оказались при делах.
Впрочем, ныть и причитать времени у капитана не оставалось.
Сначала нужно найти Грязного.
Через него можно выйти на главных.
Позавчерашнюю ошибку Джама повторять не собирался. Теперь, если удастся взять Краснова живым, сдавать его коллегам капитан не станет. Все обсудят один на один. Так надежнее.
Курмангалеев уже был в курсе, что из камеры в районном ОВД Грязного вывел один из милиционеров, позднее исчезнувший. Либо стал миллионером, либо — трупом. А может, сначала миллионером, потом трупом. Хоть что-то сделал для семьи…
Был еще мелкий тактический вопрос. Ловить Грязного, даже если он без сообщников, лучше не с голыми руками. Служебный же ПМ он сдал в оружейку, как положено при уходе в отпуск. К тому же при нынешнем раскладе капитан вовсе не собирался оставлять на поле боя пули и гильзы с индивидуальными «отпечатками» табельного оружия.
Джама достал телефон, позвонил старому знакомцу, Игорю Самохвалову.
В свое время вместе работали в убойном отделе.
Парень вышел из игры лет пять назад, удачно женившись на москвичке. Мало того, что по любви, так еще и с квартирой. Теоретически работал юрисконсультом в небольшой фирме. Но Джама знал точно: несколько лет покрутившись в собачьей жизни реального сыщика, не сможешь вырваться из нее никогда. Будешь злиться, ругать судьбу, давать зароки. И каждый раз нырять и нырять в это ненавистное ремесло, единственное, обеспечивающее организм ставшим привычным адреналином.
В милицию новоявленный москвич не вернулся. Стал частным сыщиком. А поскольку репутацию наработал отменную, клиентов хватало. С московскими бывшими коллегами тоже контактировал, исключительно неофициально, помогая друг другу с разной полезной информацией.
Встретились быстро, минут через двадцать: Игорь жил прямо рядом с гостиницей «Измайлово», где разместился Джама, на Прядильной улице. Встретились, обнялись: у них было много общих воспоминаний.
Сели в кафе у входа в метро «Партизанская».
— Чего приехал? — растолстевший Игорек радостно улыбался, разглядывая худощавого, подтянутого Джаму. — Злодеев ловить или в отпуск?
— В отпуск, злодеев ловить, — честно ответил капитан.
— Работа хреновая, а выглядишь хорошо, — одобрил экс-мент.
— Да и ты неплохо. Лицом вполне на полковника тянешь.
— Так мне соответствовать надо, — не обиделся Самохвалов. — Если буду мелким и непредставительным — много не заработаю.
— А удается частному детективу заработать?
— Нам с Ленкой хватает. То воришек на складе запчастей найду, то любовника у жены богатого человека освидетельствую на камеру. Иногда платят за информацию, иногда — за ее отсутствие или сокрытие. В общем, на «Форд Фокус» заработал, а квартира у Ленки уже была от родителей. Ну и в Турцию можем себе позволить сгонять.
— Отлично, — Джама был рад за хорошего человека.
— А ты чего примчался? Кого ищешь?
— Помнишь Грязного?
— Который на свадьбе начудил? — Это случилось уже после отъезда Самохвалова, но Игорь всегда был нормальным парнем и связи с сослуживцами не терял.
— Ага. Начудил, — согласился Джама.
— До сих пор в бегах? — подколол Игорь. — По ночам снится?
— Ага, в бегах, — неохотно подтвердил Курмангалеев. — Позавчера я его поймал. А сегодня он уже в бегах.
— Ну, дела-а, — протянул Самохвалов. — При мне вроде такого не было. Это уже беспредел какой-то.
— В общем, Грязный сейчас в Москве. И второй раз я его арестовывать не буду.
— Слушай, Джама, — посерьезнел Игорь. — Ты, конечно, большой мальчик. Но стоит ли ломать свою жизнь из-за такого ублюдка?
— Там все так завязалось, — вздохнул Джама. — В общем, мне нужен чистый ствол. И патроны. Сможешь помочь?
— Тебе — смогу, — подумав, сказал Игорь. Джама оценил эту паузу: обдуманное желание помочь рискуя — дороже спонтанного. — Слушай, хочешь, я это дельце с тобой отработаю? За мной ведь должок. Ленка мои отлучки никогда не отслеживала, а сейчас, с животом — и подавно.
— С животом? — машинально переспросил Джама.
— Ну да, седьмой месяц, — не понял интереса к жениному животу Самохвалов. — А ты чего, сомневаешься в моих способностях?
— Нет, что ты. Наоборот, рад. Кого ждете?
— Пацана. Он уже все на ультразвуке продемонстрировал, — с удовольствием похвастал бывший коллега.
— Молодцы вы с Ленкой, — искренне похвалил Джама.
— Ну так что, в долю возьмешь?
— Нет, Игорь, не возьму, — твердо ответил Курмангалеев.
— Почему? — Самохвалов, похоже, обиделся. — Я борозды не испорчу. Заодно должок отработаю. — Игорь второй раз за встречу напомнил о случае, когда мастер спорта Джама в ночном захвате наркодилеров перехватил руку с ножом. Не перехватил бы — не было бы сейчас у Самохвалова почти готовенького сыночка.
— Не обижайся. Я тебе потом объясню, — вставая, сказал капитан. — Родите ребеночка — не забудьте позвать, полюбоваться.
— Не забуду, — пообещал Игорь. Он еще дулся, но понимал, что у Джамы есть какая-то очень серьезная причина отказаться от столь необходимой квалифицированной помощи в чужом городе. — Я тебя всегда буду помнить, — сказал он, тоже поднимаясь. — Хочешь, в темную используй, я не обижусь. С информацией у меня всегда было хорошо поставлено.
— Это правда.
Когда Самохвалов работал под началом Джамы, он даже своего учителя удивлял точным и умелым подбором информаторов. Звериным нюхом находил стукачей по призванию, не только за деньги.
— Информация — это важно. Если что узнаешь про Грязного — шепни. — Он черканул на бумажке номер только что купленного с рук сотового. — И про еще одного человечка. Точнее — двух. Амир Булатов и Алексей Полеев.
— Вон ты куда замахнулся, — покачал головой Самохвалов.
— Или знаешь что, — передумал Джама. — Давай ограничимся только стволом.
— Не дергайся, старик, — принял решение бывший коллега. — Будет тебе и ствол, будет и информация.
Время шло к вечеру.
Перед сном капитан решил выйти купить сигарет. Чтоб не тратить лишнего — в гостиницах все в разы дороже, — вышел к Измайловскому парку. Купил отравы в ларьке. На полпачки чернела предупреждающая надпись о последствиях курения. Не напугала.
Надо бы бросить, но стимула пока нет. Вот был бы, как у Игорька, первенец — точно бы выкинул пачку в мусорку. Так что пока покурим.
Джама с удовольствием затянулся дымком и решил прогуляться по территории. Это был целый гостиничный городок, пять огромных многоэтажных башен. Джама жил в сдвоенном корпусе — «Гамма»-«Дельта».
Уже возвращаясь обратно, он услышал в теплой июльской ночи звуки музыки. Красивой, однако непривычной для его малонаслушанного уха.
Пошел на звук.
В открытые низко посаженные окна цокольного этажа увидел мольберты с картинами, стоявших и сидевших людей. И четырех музыкантов, игравших джаз. Конечно, даже музыкально необразованный капитан милиции мог отличить джаз от лезгинки. Но он никак не предполагал, что эта музыка может быть такой красивой и притягивающей.
Хотя, возможно, дело просто в июльской ночи.
И в Лейле, родившей ребенка не от него.
И в тридцатидвухлетнем капитане милиции Джаме Курмангалееве, который даже в отпуск поехал не отдыхать, а чтобы найти и наказать убийц.
Двое — молодой и постарше — вышли из помещения покурить и попросили у Джамы огонька.
Капитан радушно щелкнул газовой зажигалкой и вежливо поинтересовался:
— А там что, концерт?
— Типа того, — ответил тот, что постарше.
— Что значит — типа? — не понял Джама.
— Ну, музыканты есть. И зрители. А вот билеты купить нельзя.
— Почему?
— Потому что это закрытая вечеринка. Галерея Береславского устроила. Он так картины свои продвигает, да и джаз любит.
— Почему?
— Потому что это закрытая вечеринка. Галерея Береславского устроила. Он так картины свои продвигает, да и джаз любит.
— А вы хотели бы туда попасть? — спросил молодой.
— Да, — не стал притворяться Джама.
— Подойдите к Ефиму Аркадьевичу. Он мужик нормальный. А выступают студенты.
— Студенты — и так здорово играют? — удивился мент.
— Это необычный вуз, — непонятно объяснил молодой.
— Туда, как правило, приходят уже с музыкальным опытом, — гораздо понятнее объяснил тот, что постарше.
Тут дверь снова раз открылась, и на улицу вышел еще один персонаж. С животиком, лысинкой, в очках, которые умудрялись посверкивать даже в сгущавшейся темноте.
— А вот и Ефим Аркадьевич, — хохотнул молодой. — Легок на помине.
— А чего вспоминали? — поинтересовался вышедший подышать устроитель концерта.
— Вот, товарищ хочет музыки, — показал парень на Джаму.
— Вам нравится джаз? — быстро повернулся к нему Береславский. Этот человек — как уже потом узнал Джама — все делал быстро. Или не делал вообще.
— Очень, — сказал сыщик в отпуске.
— Часто слушаете?
— В первый раз, если честно.
Береславский расхохотался.
— Тогда сам бог велел. — И он жестом пригласил Джаму внутрь.
Джама вошел в небольшое, ярко освещенное помещение. Значительную часть его занимали картины. Странные, не всегда яркие, но мгновенно примагнитившие взор впервые столкнувшегося с подобным искусством мента.
Вон — девушка. Вроде бы портрет, но каждый может увидеть в ней свою. А за ней — мужчина, бережно придерживает ее за хрупкие плечи. Вроде бы портрет, но художник не изобразил лица мужчины. И вновь каждый может мысленно представить свое.
Картина называлась — «Спаситель», Джама уже позже зашел за мольберт и прочитал название на оборотной стороне холста.
А напротив, на стене, висела другая работа, гораздо большего размера.
В теплых коричневых тонах.
Женщина, беременная — опять беременная, мысленно отметил Джама. С черными длинными волосами. И несколько яблок перед ней. Название было написано на выставочном ярлыке под картиной — «Торжество яблок».
А потом ребята заиграли что-то негритянское народное, и Джаме стало не до картин. Хотя, когда гораздо позже он вернулся в номер, они потихоньку почти все проявились в сознании.
Но сейчас ему стало не до картин.
Потому что солистка взяла микрофон и неожиданно низким грудным голосом запела про Моисея, который вел свой народ прочь из рабства. Джазовый стандарт не оставлял равнодушными и тех, кто слышал его по сотому разу. По первому же он произвел на Джаму неотразимое впечатление.
Хотя сам себе он вполне отдавал отчет, что не только в музыке было дело. Певица, лет двадцати пяти — тридцати, высокая шатенка, не была ни суперкрасавицей, ни суперстройной.
Но она, несомненно, была Женщиной. По крайней мере — в глазах очарованного мента. На миг в его сознании мелькнул образ Лейлы. Мелькнул — и исчез. Силой воли он два года пытался забыть ее. А тут — выветрился чуть не мгновенно, самостоятельно и безболезненно.
Джама стоял прямо напротив певицы, и единственно, чего боялся — что стоит сейчас, как идиот, с раскрытым ртом. Даже рукой проверил. Нет, рот закрыт.
Зато все остальное было как после взрыва: мысли, сознание, эмоции.
Наверное, это и называется — любовь с первого взгляда.
Когда сумел включить мозг, ничего хорошего в нем не родилось. Мент, нелегально охотящийся на убийцу. И московская певица с не только московской будущей славой.
Черт, уж лучше было не заходить в эту чертову галерею!
После выступления, когда музыканты уже собирали инструменты, а благодарные гости начали понемногу расходиться, к временно онемевшему Джаме подошел Береславский.
— Ну как? Понравилось?
— Очень, — выдохнул Джама.
— А вы в нашей гостинице остановились?
— Да. В «Гамме».
— Откуда приехали?
— Из Астрахани, — ни с того ни с сего сказал правду капитан. Хотя в его положении не следовало говорить много правды.
— И чем там занимаетесь? — спросил Береславский.
— Милиционер, — сглотнул слюну Джама. — Ловлю убийц.
Глазки Береславского радостно заблестели. Он обожал такие совпадения: занялся корабликом из Астрахани, да еще с подпольной икрой из Астрахани. И вот вам пожалуйста — молодой человек из Астрахани. И не просто молодой человек, а мент из убойного отдела.
Нет, такие совпадения никогда не бывают случайными, за свою долгую жизнь Ефим Аркадьевич не раз в этом убеждался.
— А кто эта певица? — теперь уже совсем тихим, севшим от волнения голосом спросил Джама.
— Моя бывшая студентка, Маша Ежкова, — с гордостью сообщил Береславский. — Очень умна и талантлива. Поет — для души, а чтоб кушать — торгует шубами. Впрочем, мы сейчас с ней замутили бизнес, купили кораблик. Из ваших краев.
— Какой же? — сипло спросил Джама.
— «Москвич» прогулочный. Проект 544, — с удовольствием демонстрируя глубокие профессиональные знания, сообщил Ефим Аркадьевич.
Теперь Джаме настала очередь онеметь.
Он тоже, как и любой настоящий опер, знал цену случайностям и совпадениям.
Ну что ж.
Капитан Курмангалеев уже сделал как минимум два вывода.
Во-первых, игра состоится.
А во-вторых, она точно не будет скучной.
Третий вывод — насчет певицы с сумасшедшими голубыми глазами, он и их успел разглядеть — Джама решил оставить на утро. Может, наваждения по утрам перестанут действовать.
Впрочем, он сам в это последнее предположение не верил.
7. Москва. Краснов ищет Полеева, Джаму и миллионы
Я всегда относился к случайностям серьезно.
Ибо верю, что ни одна случайность на самом деле случайно не происходит.
Например, в тот памятный день я на танцы не собирался.
Случайно зашел к Полею, а у того, после принятого портвейна — был такой «777», «Три семерки», — случился приступ половой активности.
Но не было денег на вход в дискотеку.
Они оказались у случайно зашедшего к Полею Булата, то есть Амира Булатова — его постоянно подпитывал папуля. У Полея папуля тоже не бедствовал, но тогда еще прокуроры миллионерами бывали редко. Леха уговорил меня идти с ними. И я догадывался почему.
Если в классе я был на последних ролях, да и в спортзале тоже не на первых, то на дискотеке меня уважали многие. Практически все, кто знал. А знали — большинство.
Потому что на улице спортивные достижения учитываются в последнюю очередь. Даже в силовых дисциплинах. Я ведь на улице не спортом занимался, а спасал свою жизнь. Или честь, что в моих кругах зачастую было одно и то же.
Вот почему на ринге с Полеевым или на татами с Амиром мне не светило ничего. И поэтому же, идя на дискотеку в «Звездный», где масть держали отчаянные парни из речного порта, они очень хотели, чтобы я пошел с ними.
Ну я и пошел.
Вечер на самом деле помню плохо.
У меня с речниками никогда конфликтов не было, и неприятностей я не ждал.
А появления двух чужих парней в набитом людьми темном зале просто не заметил. И когда подскочил на шум, то один из двоих уже выбегал из зала, прижимая руку к животу. Но выбегал, понятно, своими ногами.
Второго никто не трогал, он ушел сам.
Мне сразу никто ничего не сказал. Уже когда шли домой, я узнал, что перо в чечена воткнул наш Полей. Прокурорский сын, между прочим. Он утверждал, что у того был как минимум наган и что своим геройским поступком он спас жизнь чуть ли не половине дискотеки, а то и всей Астрахани. Лехины глаза сверкали, он мечтал об уличной славе, и ему не терпелось рассказать всем о своей славной победе над горцами. Я с трудом затыкал его, когда нам встречались знакомые. Хотя на тот миг считал, что продолжения у истории не будет — вряд ли пришлые хлопцы (их никто из наших не знал) пойдут в ментовку из-за царапины. На всякий случай попросил Полея выкинуть его редкостную в те времена — швейцарскую — красную игрушку в Волгу. Он отказался — и вещь дорогая, и геройство еще бурлило в молодых жилах.
Совсем другим стал наш Лешечка на следующее утро. Папа, ни о чем не ведая, рассказал за завтраком о чуваке, попавшем в больницу с проникающим ранением брюшной полости. Почему-то царапина оказалась серьезней, чем думали сначала. И статью уже переквалифицировали в среднюю тяжесть повреждений. А это совсем другой расклад, по сравнению с мелкой «хулиганкой».
И, как выяснилось, ситуация продолжала меняться. Да так стремительно, что через два дня за турком (они оказались командированными турками, а не чеченами) уже прислали гроб из цинка для перевозки на родину.
Вот тут-то все и закрутилось.
Иностранцы в СССР просто так помирать права не имели, тут даже КГБ приплетут, если понадобится. Ясно, что очень скоро все тайное станет явным. Лешечке же сидеть было в лом. Свару мало кто видел, а если и видел, то давать показания против сына прокурора желающих не нашлось.