Через несколько дней Петр снова заметил пробиравшиеся фигуры. Ого! Посиделки у княгини стали постоянными?
Немного погодя, неожиданно бросив свою развеселую компанию, Петр направился к супруге с твердым намерением позвать в свою комнату всех собравшихся у княгини. Надо же положить конец этой таинственности!
Что заставило Нарышкина подслушивать у двери, неизвестно, но он понял, что кто-то идет по коридору от великого князя. Заглянув в замочную скважину, увидел, что нетвердым шагом к покоям Екатерины приближается… ее муж. Лев на цыпочках бросился к остальным и просто затолкал всех в спальню, прикладывая палец к губам.
Екатерина сразу поняла, в чем дело, схватила книгу и уселась в кресло, придвинув свечу ближе. Великий князь вошел в приемную жены хозяйским шагом, уверенный, что застанет там несколько человек, но Екатерина сидела с книгой одна, в канделябре одна-единственная свеча, и вокруг тихо. Петр прислушался, нет, никто в окна не выскакивал, холодом не тянуло. Подошел к двери в спальню, толкнул, ожидая увидеть кого-то там или хотя бы обнаружить открытое окошко, но было тихо и темно.
Екатерина чуть насмешливо поинтересовалась:
— Что вы ищете, Ваше Высочество?
— Кого!
И тут увидел, что книга, которую она держит в руках, перевернута вверх ногами. Усмехнулся, сел напротив в кресло, как всегда вытянув не гнущиеся из-за высоких ботфортов ноги. Если ее компания где-то прячется, то надолго их не хватит, а сидеть, наблюдая, как Екатерина читает книгу вверх тормашками, можно долго.
Но она уже заметила, словно невзначай отложила книгу в сторону, потом взяла снова, уже правильно, почти с вызовом ждала, что скажет.
— Ваших гостей… — Он еще надеялся на примирение, на общую вечеринку, но княгиня чуть приподняла красивую бровь:
— Ваши гости ко мне не заходят…
Неизвестно, чем закончился бы разговор, но дверь вдруг рывком распахнулась, и на пороге появилась Воронцова:
— А… вот он где! А мы его ждем, ждем…
Первой отреагировала Екатерина, она поднялась, гневно и презрительно глядя на фрейлину, и зашипела:
— Кто позволил вам входить в мои покои без вызова и тем более без стука?!
Гнев княгини был неподдельным, уж кого ей меньше всего хотелось видеть, так это Лизку. Та чуть качнулась, схватилась за дверь и растерянно кивнула головой на князя:
— Я за ним.
— Великий князь в покоях своей супруги! Пошла вон!
Екатерина почти вытолкала Воронцову и закрыла дверь. И тут же мысленно пожалела об этом: куда теперь девать Петра, вдруг решит остаться здесь на ночь.
— Ваше высочество, извините, что я грубо обхожусь со своей фрейлиной в вашем присутствии, но она слишком провоняла табачным дымом, который я не могу терпеть, и… много чем еще… — Екатерина даже приложила к носику надушенный платочек.
Это был откровенный намек на то, что и сам Петр тоже пахнет не лучшим образом. Он усмехнулся и направился прочь. Глядя вслед вышагивающему, словно цапля на болоте, мужу, Екатерина в очередной раз подумала: зачем носить столь неудобные ботфорты вне плаца, если они мешают сгибать колени?
Вечер был безнадежно испорчен, хотя прятавшаяся за ширмами в спальне компания выбралась оттуда в весьма радостном настроении. Екатерина чувствовала себя неуютно, несомненно, муж понял, что у нее кто-то прячется, что, если ему придет в голову вообще перебраться к ней и остаться на ночь? Дело не только в том, что спать с нетрезвым, давно опротивевшим мужем не хотелось, как теперь вывести друзей?
Придумал все тот же Нарышкин:
— Я думаю, вам следует нанести кратковременный визит супругу с его приятелями.
Объяснять не надо, понятно, что, занятый появлением княгини, Петр не будет следить за движением по коридору мимо своих комнат.
Так и сделали; увидев в двери Екатерину, Петр усмехнулся, поднял за нее бокал и позвал ближе к себе:
— Только двери не закрывайте…
— Нет, Ваше высочество, я не хочу, чтобы Владиславова уловила запах табака и пожаловалась государыне.
Под этим же предлогом она поспешила покинуть развеселую компанию мужа. Раскашлялась, словно не перенося табачный дым, который и впрямь стоял коромыслом.
— Ваше Высочество, я устала, позвольте мне уйти к себе.
Петр кивнул и, подойдя к ней вплотную, вдруг тихо сказал на ухо:
— Можете идти, ваши друзья уже успели удалиться…
Сказал и, круто развернувшись, провозгласил новый тост, и снова за верных женщин!
Вот тебе и глупый муж! Екатерина поняла, что с Петром надо быть осторожней.
Они просто не понимали друг друга. Петр вовсе не против наличия у супруги любовника, ведь у него самого была Воронцова. Но он всегда был с Екатериной честен: если влюблялся, то сразу рассказывал супруге, даже советовался с ней. Однажды, приготовив свою спальню для свидания с Тепловой, позвал туда жену:
— Посмотрите. Понравится ли ей, как вы думаете?
Екатерина несколько мгновений оторопело смотрела на спальню, превращенную в настоящий арсенал оружия, потом быстро кивнула:
— О да, конечно!
Только бы не оставил здесь ее и не стал хвастать дальше. Обошлось.
А она никогда не откровенничала, о Салтыкове узнал от других, теперь вот снова скрывает. Рассказала бы, посмеялись, вместе повеселились… Лизка тоже не была бы против. Они уже разговаривали с фавориткой на эту тему… Петр даже был согласен признавать детей, рожденных Екатериной от любовников, но она не доверяла.
Конечно, Екатерине и в голову не приходило делиться своими переживаниями с мужем. Даже с Вильямсом пожалуйста, но только не с Петром. Постепенно все успокоилось, они осмелели и даже устраивали ужины в ее комнатах.
Получилось это нечаянно, Анна Нарышкина потянулась:
— А есть хочется…
Ее поддержал деверь:
— Правда, я схожу утащу что-нибудь со стола у князя?
— Левушка, у вас голова на плечах есть? Скройтесь в спальне.
Вызванный слуга принес из кухни немалое количество снеди и позже, убирая, был весьма удивлен аппетитом великой княгини: съела за шестерых! Владиславовой, которую, конечно, поставили в известность, пришлось объяснить: жор напал. Та внимательно вгляделась в лицо:
— Так бывает в случае беременности…
Екатерина живо от такого предположения открестилась, но сама перепугалась, что, если права? Нет, все оказалось спокойно. Пока спокойно.
И все же зимой они дважды чуть не попались.
Однажды к Понятовскому, поджидавшему Екатерину с большой шубой в руках — ведь это-то она взять с собой не могла, — проявил нешуточный интерес один из часовых. Хорошо, что отвязаться от него удалось до выхода самой княгини…
А в другой раз в трудной ситуации оказалась она сама.
Петр стоял у окна, чего-то дожидаясь. Вот он чуть отшатнулся к стене, спрятался за большой портьерой и принялся наблюдать в щелку. Вот от крыльца, на которое выходила дверь из малой передней, отделилась мужская фигура, подбежала к другой, ее тут же закутали в армейский плащ, и обе фигуры двинулись в сторону стоявшей неподалеку кареты. И вдруг тот, кто выбежал из дворца, остановился, оглянувшись… Петр спрятался подальше, чтобы не увидели…
Он никому не сказал, что увидел и вообще что следил, напротив, был в тот вечер особенно весел и говорлив, правда, те, кто поумней, заметили, что князь пил меньше обычного и несколько раз куда-то исчезал. Но Петр не мешал веселиться остальным, потому и ему не мешали…
Понятовский, посадивший Екатерину в карету, тревожно поинтересовался:
— Что, Ваше Высочество?
В другое время она попросила бы называть ее Катей, но сейчас даже не заметила:
— Показалось, что из комнат князя за нами смотрят.
Ее тревога передалась Станиславу, рассеять ее удалось только всеобщим весельем. Но когда пришло время возвращаться, а на сей раз Екатерина поспешила это сделать раньше обычного, провожали ее уже Понятовский и Нарышкин. На сей раз Екатерина вдруг потребовала остановить карету подальше от дворца:
— Я дойду сама…
— Но… мало ли что…
— Не стоит подходить туда, одна я вызову куда меньше подозрений…
Глядя, как ее легкая фигурка заскользила, стараясь не выходить из тени, Понятовский тревожно проронил:
— Только бы дверь не перепутала…
Они не уехали, оставаясь ждать, пока княгиня не войдет во дворец.
Великий князь исчезал уже третий раз за вечер, Воронцовой это надоело, и она ушла к себе. А Петр вдруг махнул рукой собутыльникам: «Веселитесь без меня!» и снова пропал. Брокдорф посмеялся:
— Завел себе новую любовницу или бегает к жене?
— Какой жене, великая княгиня давно почивает, она ложится спать с петухами, с ними же и встает.
Почему-то это показалось очень смешным, решили выпить за такое несуразное поведение великой княгини. Выпили. Потом добавили за князя, потом еще, еще и еще… Вино, водка, пиво, все текло рекой, и отсутствие Петра и его любовницы никому не мешало.
Екатерина легко нашла крыльцо и дверь, но… та не поддавалась! Толкнув чуть сильнее, княгиня поняла, что та попросту закрыта изнутри. Ее охватило отчаяние! Оказаться посреди ночи на улице перед закрытой дверью… Конечно, карета еще не уехала, но и вернуться к Нарышкиным Екатерина тоже не могла. Как утром объяснить свое исчезновение из дворца?
Лев утверждал, что эта дверь не запирается вообще никогда, так и было несколько месяцев, и она сама, и их веселая компания беспрепятственно проникали туда и обратно. Вдруг Екатерина вспомнила, что ей почудился чей-то взгляд из комнат князя, когда уходила. Внутри все похолодело, неужели… неужели дверь заперли по его распоряжению?!
Можно, конечно, войти и через парадный вход, но посреди ночи в мужском платье… притом что сегодня не было никакого маскарада, императрица снова болела… Екатерина даже застонала. Она попыталась вспомнить, где окно Владиславовой, в конце концов, как-то попадать внутрь надо. Спустилась с крыльца, остановилась, оглядывая темные окна. Нет, даже если найти, то не докинуть, можно разбить окно, или сама перепуганная Прасковья Никитична поднимет крик раньше, чем сообразит выглянуть в окошко. А если и выглянет? Молодой мужчина (она ведь в мужской одежде) вызовет только дополнительный испуг.
Отчаяние было настоящим, без позора на сей раз не обойтись!
И вдруг ей показалось, что в двери что-то щелкнуло. Осторожно взбежав по ступенькам, Екатерина тихонько толкнула дверь. Та подалась, открывшись бесшумно (не зря Нарышкин старательно смазывал петли), но за дверью никого не было… Тихо, темно… Екатерина изучила каждый шаг в этой темной прихожей и дальше в коридоре, ходила много раз и туда и обратно, потому двигаться могла свободно по памяти, но казалось — стоит пересечь порог, и ее схватят чьи-то страшные руки, вцепятся и начнут душить.
Было невыносимо страшно, но стоять на крыльце перед открытой дверью тоже нельзя, вдруг заметит кто-то из охраны? Она шагнула внутрь… Никто не схватил, и вообще ничего не было слышно. Тогда кто открыл дверь? Екатерина пробиралась темным коридором, стараясь как можно скорее его миновать, чтобы оказаться на свету своей спальни и броситься в постель. Именно ее торопливость помешала прислушаться…
Когда жена проскользнула мимо из прихожей в коридор, Петр осторожно отлепился от стены и перевел дух. Стоять, задержав дыхание, и так, чтобы не было слышно бешеного биения сердца, когда впускаешь в дом собственную супругу, тайно вернувшуюся с ночного свидания, трудно.
Чуть повертел в руках ключ и вдруг решительно сунул его себе за пазуху, чтобы никому больше, как ему сегодня, не пришло в голову закрыть потайную дверь. Пусть она остается всегда открытой.
А Екатерина пыталась понять, действительно ли была закрыта дверь или ее кто-то открыл. Несомненно, в первый раз дверь не поддалась, а потом кто-то повернул ключ… Кто этот тайный доброжелатель?
Но она знала одно: больше на ночное свидание не пойдет. Глянула в окно, кареты уже не было на месте, а из коридора со стороны комнат князя неслись звуки пиршества…
Утром Петр сочувственно заглянул в лицо жене:
— Вы не выспались? Плохо выглядите. Не стоит столько читать по вечерам при свечах.
У Екатерины мелькнула страшная мысль, что Петр все знает, но великий князь занялся другим, словно и не было того вопроса. Стало по-настоящему страшно…
Ночные свидания действительно прекратились еще и потому, что в Петербурге весной становится совсем светло, не спрячешься. А потом великокняжеская семья перебралась в Ораниенбаум.
Понятовскому удалось пять раз приезжать в Ораниенбаум, будучи незамеченным. Но и это продлилось недолго, хотя не по их вине. Вмешалась политика.
В Ораниенбауме гости: Лев Нарышкин с невесткой Анной Нарышкиной, а также отбывающие на родину дипломаты Станислав Понятовский и швед граф Горн.
Услышав о поводе, по которому приехал Станислав Август, Екатерина потеряла всякий интерес к жизни. Ее любимый Стась уезжает, и неизвестно, вернется ли! Великий князь встретил гостей радушно, потащил показывать новые постройки в Петерштадте. Конечно, меньше всего Понятовскому хотелось разглядывать цейхгауз или бастионы, но что поделать. Но Петр быстро понял, что Станислав далек от военной науки, презрительно махнул рукой:
— Идите уж к Нарышкину, вон он дам развлекает!
Надо ли говорить, что для Понятовского это бальзам на душу. Екатерина почти кинулась к любовнику:
— Что случилось, почему вы уезжаете?!
Станислав Август и сам просто в отчаянии:
— Меня отзывают дела. Скоро заседание сейма, и моя семья требует, чтобы я на нем выступил. Но я постараюсь вернуться как можно скорее.
Гости намеревались задержаться на два дня, конечно, это ради княгини и Понятовского. Самому хозяину Ораниенбаума быстро надоело просвещать мало интересовавшихся функционированием Петерштадта гостей.
— У Бастиана свадьба, займите гостей сама, я буду там.
— Передайте мои поздравления жениху и невесте и вот этот подарок.
Великая княгиня готова была подарить егерю мужа что угодно, только бы погулял на свадьбе подольше.
Два дня короткого счастья перед разлукой… Сколь долгой она будет, не станут ли эти дни последними?
Вечером произошел интересный случай, превратившийся позже в настоящий анекдот. В кабинете великой княгини на гостей с лаем набросилась ее любимая болонка, но облаяла она только графа Горна, к Понятовскому принялась ласкаться. Граф поспешил спрятать улыбку, а потом, улучив момент, рассказал Станиславу Августу, что обязательно дарит своим любовницам маленьких собачек:
— Нет ничего более предательского, чем маленькие собачки. Именно с их помощью всегда можно узнать, кто пользуется особым расположением. Посмотрите, как это существо набросилось на меня и приветствовало вас — ее доброго знакомого.
Понятовский покраснел, но принялся убеждать, что это просто случайность.
— Вы можете не опасаться, поскольку имеете дело с очень скромным человеком.
Когда предстоит разлука, время летит просто стрелой, два дня промелькнули очень быстро.
Когда Станислав Август уехал, Екатерина долго размышляла, как же получилось, что она так сильно привязалась к поляку. Понятовский не похож на Сергея Салтыкова, он много мягче, стеснителен, скромен. Обладая прекрасной внешностью, Станислав Август не стал сердцеедом, его натура не позволяла волочиться за каждой юбкой, к тому же он действительно влюбился.
Для самой Екатерины все было внове. В этой любви она оказалась более опытной, как когда-то Салтыков обучал неопытную Екатерину премудростям любви, так теперь она учила Стася. Он был красив, молод и неумел, влюбился по-настоящему, а не просто завоевывал внимание великой княгини и возможной императрицы России. И было ему море по колено, а Сибирь перестала существовать, потому что была Екатерина.
Станислав уехал, обещав поскорее вернуться. Екатерина мало верила таким обещаниям, хотя его поведение на поведение Салтыкова вовсе не было похоже…
Тем радостней оказалось получить через Вильямса письмо. Глядя на немыслимо довольную жену, Петр гадал, что же такое могло произойти, что она так радуется.
Началась активная переписка, и не только с Понятовским, но и с Вильямсом. Во-первых, он хорошо знал Станислава, а следовательно, у них был предмет разговора, во-вторых, он был весьма заинтересован в связях с великой княгиней. Дело в том, что Вильямс смотрел куда дальше, чем сама Екатерина. И во много раз глубже.
А еще Вильямс был тесно связан с Бестужевым, которого тоже интересовало не только ближайшее, но и отдаленное будущее. Ничто и никто не вечны под луной, государыня давно и серьезна больна, кому перейдет престол после ее смерти? Наследник пока Петр Федорович, но великий князь столь непредсказуем, что, пожалуй, не было ни единого дипломата, который предпочел бы его кому-то другому. Этим другим мог быть малолетний Павел Петрович, а значит, Регентский совет, который непременно начнут раздирать внутренние склоки.
Но был еще один вариант, который втайне, но активно обсуждали в самых разных посольствах и королевских кабинетах независимо от того, к какому союзу принадлежало государство. Этим вариантом была… Екатерина. Слишком разительный контраст со своим полурусским мужем представляла его жена-немка. Все разумные люди в России и Европе предпочитали разумную же Екатерину непредсказуемому Петру. Только один правитель мог бы радоваться такому императору России — Фридрих Прусский. Но даже он советовал Петру слушать советы своей разумной супруги (притом что считал женщин вообще существами никчемными и открыто смеялся над австрийской императрицей Марией-Терезией, французской маркизой Помпадур и русской Елизаветой Петровной).
Вильямс при помощи Бестужева подсуетился быстрее остальных, он узнал, что великая княгиня в долгах, кроме того, для привлечения на свою сторону двора ей требовались дополнительные деньги, и посланник их предложил. Нет, своих денег у Вильямса не было, но он нашел банкиров, готовых открыть кредит с видами на будущее.