— Сейчас все это видишь и ты, — тихонько шепнул он мне и обнял за плечи. Так мы и лежали в темноте гостиничного номера, он тихо что-то рассказывал, а мне снились заснеженные горы, среди которых я даже, кажется, узнала одну. Эверест. Впрочем, может, я просто вспомнила во сне знакомое название.
Утром меня разбудил стук в дверь. Стучала уборщица. В наших отелях, в отличие от всего цивилизованного мира, уборщицы и горничные будут исполнять свои обязанности не тогда, когда гостей нет в номере, а тогда, когда им удобно. А табличку «не беспокоить» они воспринимают только как сигнал к тому, что надо громче стучать. Я открыла глаза и обнаружила рядом с собой Алексея. У него было по-детски заспанное, немного помятое лицо. Одна ладонь была затеряна в его прямых черных волосах, словно бы он ею во сне поправляет челку. А вторая рука… лежала у меня на груди, доверчиво и не без удовольствия прижимая меня к себе. Рука была тяжелая, а когда я попыталась выбраться из-под нее, чтобы послать стучащего на три всем известные и всенародно любимые буквы, Алексей неожиданно сжал меня так, что я охнула от боли.
— Что? Что? — он встряхнулся, дернулся и сел на кровати, с недоумением осматривая номер.
— Там стучат. Наверное, долбаная горничная. А мне пора на работу, — ласково, как только могла, пояснила я.
Тот факт, что после ночи с этим драгоценным Рубином в одной постели я все еще хранила верность своему жениху (о котором, если честно, так ни разу и не вспомнила), с одной стороны, говорил много лестного в пользу моего нового знакомого. А с другой стороны, немало меня огорчал. Настало утро, солнечные лучи заполнили светом пространство обычного гостиничного номера с безликой обстановкой. Пора было уже признаваться, что я места себе не нахожу от восторга, который охватывает меня при виде Алексея. Пожалуй, такого со мной не было со времен знакомства с Михаилом Артуровичем.
— Ты как?
— Я? Прекрасно! — улыбнулась я.
— Послушай, а тебе так уж обязательно ехать на работу? — скромно потупив очи, спросил Алексей. Я расхохоталась.
— А что? Какие-то планы?
— Ну, понимаешь… Работа от тебя никуда не убежит, а я…
— А ты, конечно же, убежишь, — с улыбкой кивнула я.
Он был просто неописуемо прекрасен в мятой футболке, в джинсах, которые были ему коротки. Он был прекрасен с головы до пят. Какая, к черту, работа!
— Я — нет, я не это имел в виду. Я тоже никуда не убегу. Но завтра утром я уеду.
— Уедешь? — переспросила я. Как же, ведь он не москвич. Он здесь проездом из Дели в Рязань. Кстати, все-таки Дели — это где? Хоть убей, не помню. Индия?
— Ну конечно. Но я тебе позвоню, — поспешил заверить меня Алексей.
Я собралась с силами. Ну и что? Пусть он уедет. Пусть не позвонит. Пусть такие прекрасные мужчины водятся в Москве только проездом, и то все заляпанные в грязи. Пусть у меня будет хотя бы сегодняшний день. А завтра — это совершенно не важно.
— И какая у нас программа? Я сейчас позвоню на работу и скажу, что у меня Очень Страшный Грипп. Я буду кашлять и стонать очень правдоподобно, так что смотри сам не поверь, — нахмурила я брови и попыталась сделать «кхе-кхе».
— Очень достоверно, — зааплодировал мне Алексей. — А потом ты покажешь мне самое свое любимое место на земле.
— Это какое?
— Ну как же? То, о котором ты мне так красиво рассказывала.
— Ты про дачу, что ли? — догадалась я. — Ой, это нереально. До нее больше ста километров.
— Сколько? — ахнул Алексей.
— Сто двадцать, если быть точной. От вокзала.
— Всего?! И ты хотела меня напугать какой-то сотней километров?!
— Ну, не то чтобы напугать, — растерялась я.
Значит, дача. Час от часу не легче. Нет, он все-таки совершенно странный парень. Провел со мной целую ночь в гостинице, не тронул и пальцем (хотя нет, пальцем-то тронул, но, кажется, непреднамеренно), и теперь нет чтобы организовать нормальное свидание, ведь видно же, что я уже не то что не против, а даже наоборот — всеми руками «за», изъявил желание поехать черт-те куда.
Мы тряслись в плохо отапливаемой электричке, держась за руки. Все-таки это дико приятно, ехать вот так, держась за руки. Михаил Артурович мог, конечно, взять меня под локоток, если тому соответствовал момент. Но держать в ладонях мои ладони — в этом было слишком много личного, слишком много слабости и доверия, которое так не выносят мужчины.
— Знаешь, я так рад, что мы познакомились, — шепнул мне на ухо Алексей.
— Я тоже. Ты даже не представляешь, как я рада.
— Я хочу узнать о тебе все-все, — сказал он, внимательно осматривая мои шестисоточные пенаты. — Что ты любишь, как ты живешь, как растишь помидоры и картошку.
— А это тебе зачем? Ты же завтра уедешь, — поддела я его. Во-первых, потому, что совершенно не была готова рассказать ему о себе все. В особенности в части моих отношений с Михаилом Артуровичем. Во-вторых, оттого, что действительно ничего не могла с собой поделать. Мысль о том, что Алексей завтра уедет и я его больше никогда не увижу, приводила меня в страшное расстройство.
— Я уеду. Но я вернусь. Если ты, конечно, этого захочешь, — серьезно глядя мне в глаза, сказал Алексей. Он обнял меня, и мы стояли в моем дворе, прижавшись друг к другу.
— Я-то, может, и захочу. Но тебе-то это зачем?
— Ты думаешь, что я — такой симпатичный парень, которому легко и просто решать все вопросы с девушками? — спросил он. И, надо же, попал в самую точку.
— Ну, что-то вроде того, — кивнула я.
— Я тебя уверяю. Живут не с лицом, а с человеком. И я — далеко не самый простой вариант. Мне нужна практически уникальная женщина. До сих пор я таких не встречал, хотя, честно признаюсь, встречался со многими.
— А я — уникальна? — фыркнула я.
— Не знаю, — спокойно ответил он. — Я вообще про тебя мало что знаю. Но мне нравится то, как ты одеваешься и как себя ведешь. Мне нравится твоя дача и то, что ты любишь смотреть на звезды. Для начала достаточно, а там посмотрим.
— На что посмотрим?
— Возможно, даже скорее всего, что из этого ничего не получится. Но разве ты не хочешь попробовать?
— Что попробовать? — злилась я. — Что ты мне предлагаешь?
— Ничего. Кроме того, чтобы подойти ко мне поближе. — Алексей хищно сверкнул глазами.
— Куда уж ближе, — буркнула я. — Надо растопить печь. А то мы через полчаса околеем.
— Это дело, — согласился Алексей.
Я несколько растерялась от той отповеди, что он мне устроил. До этого момента я как-то совершенно не рассматривала варианта, при котором Алексей еще когда-нибудь появится в моей жизни. Я думала, что этот день будет прекрасным (возможно) и единственным (бесспорно). А что теперь думать — я и не знала. Впрочем, Алексей не дал мне долго думать и перебирать варианты. Он быстро и удивительно ловко растопил печь, заварил и разлил в кружки чай, сунул мне в руки чашку и смеялся, говоря, что я забавно на нее дую. Потом он отставил чашку в сторону, ужасно крепким захватом взял меня за плечи и спросил:
— Ты уверена?
— Да, — кивнула я, глядя на него с покорностью кролика перед удавом.
— Тогда держись, — посоветовал он, с удовлетворением стягивая с меня свитер и водолазку.
Я зажмурилась от внезапного чувства чего-то неизведанного, незнакомого и уткнулась носом в его грудь. От восторга мне хотелось рыдать, кажется, слезы и вправду потекли у меня из глаз. Алексей хозяйским жестом стащил с меня всю оставшуюся одежду, за которую я инстинктивно цеплялась, как потерпевший кораблекрушение цепляется за обломок мачты.
— Ну что ты, маленькая. Ну не бойся, — шептал он, покрывая мои плечи поцелуями. А я не знала, как сказать, что совершенно не боюсь, а просто… просто я никогда, никогда и ни в чьих руках не чувствовала себя так… такой беззащитной и такой нужной. Такой желанной и правильной, как безупречно настроенная скрипка в руках гениального музыканта. У меня закружилась голова. Вот уж действительно чудо. В руках незнакомого мне властного, иногда даже резкого мужчины с простоватой деревенской улыбкой, мужчины, о котором я практически ничего не знала, кроме того, что он очень симпатичный и у него какая-то странная работа. В его руках я вдруг почувствовала себя совершенно невозможным образом. Я почувствовала себя королевой…
Часть вторая Задачка на сообразительность
Глава 1, в которой я буквально разрываюсь на части
Время — непостоянная субстанция. Что бы там ни говорили физики, оно течет неравномерно, то сжимаясь до предела, то растекаясь в необъятные лужи, из которых невозможно выбраться. Это, например, происходит в понедельник с утра. Неделя только началась, впереди целый рабочий день, за которым, словно фрукты на канапе, нанизаны еще четыре точно таких же дня. Может быть, от мыслей обо всем этом, а может, в силу каких-то еще не открытых физических законов, все начинает происходить гораздо медленнее и печальнее. Клиенты плавно открывают двери, мучительно долго заполняют квитанции, неторопливо работает компьютерная база. Все немного виснет, и я тоже. Я начинаю тормозить, зевать и поглядывать на часы, а их стрелка в понедельник утром и вовсе останавливается. Просто отказывается двигаться дальше.
— Господи, ну когда же обед?! — восклицаю я примерно в половине одиннадцатого. Предстоящие два с половиной часа видятся мне непреодолимой пропастью. В выходные же, наоборот, время летит, бежит вприпрыжку, нагоняя минуты и часы, которые я бы предпочла замедлить. Время в бане всегда кончается, когда я еще не успела помыть голову. Мне приходится напяливать одежду на еще мокрого Артемку, а минуты катастрофически утекают сквозь пальцы. Вот уже и в дверь стучат возмущенные посетители бани.
— У нас забронировано! Выметайтесь! — ну конечно, пятнадцать минут — серьезный повод, чтобы оборать несчастных матерей с тремя детьми. Колготки цепляются за влажные ноги. Кремы и шампуни разбегаются в разные стороны и никак не хотят попасть в сумку. Мы выметаемся на улицу, пулей оказываемся дома и моментально засыпаем. Остальные дни благословенной свободы проносятся так же быстро, как и божественный пятничный вечер.
Однако ничто и никогда не пролетало так быстро, как тот сумасшедший день у меня на даче. Мы практически ничего не успели, не сказали друг другу никаких нужных, важных и подходящих моменту слов, а уже пора было уезжать. Все, что я запомнила в тот день, это какое-то невероятное, бешеное количество поцелуев, от которых хотелось одновременно петь и мазать губы гигиенической помадой. И еще мы смеялись. Мы очень много смеялись. Мы хохотали над тем, как торчат наши голые ноги из-под драного ватного одеяла.
— Интересно, а бывают еще более маленькие одеяла? — с умным видом спрашивал Алексей.
Я говорила, что ему больше идет без одеяла.
— Значит, тебе нравятся голые мужчины?
— Ну, не все. Например, меня никогда не тянуло подглядывать за голыми мужчинами в бане.
— Странно. Я был уверен, что это — твое любимое занятие, — поддел меня Рубин.
— Нет. Я бы согласилась подглядывать только за тобой, экскурсовод. Кстати, в каких фитнес-клубах тренируют таких экскурсоводов?
— Слушай, я же сказал, что я не простой экскурсовод, — обиделся Алексей.
Я, честно говоря, в этом вопросе так и не достигла особой ясности. Так что предпочла уточнить:
— Волшебный?
— Я вожу туристов на горные вершины. По быстрым рекам, — со скучающим лицом перечислял Рубин, загибая пальцы.
— Как это? — удивилась я.
— По велотрекам, на лыжных маршрутах, на джипах по пустыням…
— Стоп-стоп. Это что, такая работа? Ты экскурсовод на джипе? Никогда не слышала, что такое бывает, — запротестовала я.
— Однако бывает, — посерьезнел Алексей. — И в этом вся проблема. Я, конечно, симпатичный малый. И сам знаю. Впрочем, среди наших такого добра полно. Но вот жить с нами, ну, встречаться там и тому подобное — сложно.
— Почему? — замерла я.
Если он начал мне рассказывать, что с ним ужасно трудно, это, скорее всего, хороший признак. Потому что я знаю, это такая игра. Мне Ольга рассказывала. Мужчина заранее забивает себе отмазки на случай своего плохого поведения, всяких там недостатков.
— Потому что семьдесят процентов времени ты будешь меня ждать.
— Ждать? — я не поняла. Он что, капитан дальнего плавания?
— Тур в среднем длится две недели. Есть еще туры выходного дня, но таких, как я, туда не ставят.
— А что в тебе особенного? — полюбопытствовала я.
— Я — мастер. Так что меня болтает по миру в зависимости от графика, количества клиентов и мнения руководства. И менять свою работу я не собираюсь.
— И не надо. Зачем тебе что-то менять? — на всякий случай бодренько закивала я. Пока я и в самом деле не планирую вносить никаких корректив в его жизнь. Кстати, и в свою тоже.
— Все хотят что-то менять. Первая моя девушка требовала, чтобы я переехал в город. В городе я жить не могу. Вторая девушка хотела, чтобы у меня был график. А какой у меня, к черту, график?
— Список длинный? — обозлилась я. Тоже удовольствие, выслушивать его претензии к «бывшим».
— Не очень. Были еще очень ревнивые, были подлые, которые за моей спиной пытались что-то там решить. Были с детьми.
— И что? — дернулась я. Ничего себе претензия. Кажется, мне пора собирать манатки.
— Да нет, ничего. Просто к детям, как правило, прилагаются отцы, от которых масса проблем, — коротко высказался Рубин, оставив меня обливаться холодным потом. А сам он встал, натянул джинсы и подошел к печке.
— Дрова в предбаннике, — я еле уняла дрожь. Значит, мой вариант отметается сразу. Приехали. Можно даже не напрягаться.
— Слушай, Юльчик. А пожрать тут ничего не найти? — улыбнулся Алексей.
— Могу предложить мое самое коронное блюдо, — бодро ответила я. — Оно у меня получается лучше всего. А здесь, на даче, оно просто великолепно.
— Пангасиус в белом вине? — шутливо поднял бровь взъерошенный и невероятно притягательный Рубин.
— Картошка в мундире, — отрапортовала я.
— Вот это по мне, — одобрительно кивнул Алексей.
Я смотрела, как он лопает картошку с маслом, обжигаясь и спеша, и старалась запомнить его таким. Минуты молниеносно протекали сквозь наши пальцы, наши тела и все наши поцелуи. Мне было одновременно и жутко, и радостно быть рядом с Алексеем. Я точно понимала, что никогда больше со мной не повторится ничего подобного. И от понимания этого хотелось допить до самого дна этот напиток. Пусть даже он немного горчил от скорой разлуки.
Еще на одну ночь мы остались вместе, а утром вернулись в гостиницу, где у Алексея остались его невероятно грязные вещи и красная сумка «Адидас» с документами. Мы уже не были просто случайными знакомыми. Телесная, физическая близость моментально меняет все. Ты можешь еще ничего не знать о человеке, но уже чувствуешь, что возможно или невозможно между вами. С Алексеем было возможно все. Мне было очень страшно, ведь наутро он уезжал, а мне предстояло вернуться в свой привычный серый мирок, с одним ярким пятнышком в виде Артема и с лучиком света от солнца — Ольки.
— Ты что такая грустная? — все время спрашивал меня Рубин. — Тебе плохо со мной?
— Ты уезжаешь. Вот и все, — вздыхала я. — Но ты не обращай внимания. Я сильная, я справлюсь. Лучше расскажи еще о своей работе. Это как сказка. Так правда бывает? Ты ничего не придумал?
— Я ничего не придумал. Может, где-то чуть приврал.
— И ты был в Исландии?
— Был, — улыбался Алексей.
— И в Чили?
— И в Боливии.
— Расскажи.
И он рассказывал. Объяснял, что пороги делятся на категории сложности. Три плюс, четыре плюс.
— А пять? — я как ребенок прижималась к нему, позволяя Алексею делать со мной все, что только вздумается.
— А при пяти с тобой было бы вот что, — смеялся он, переворачивая меня на спину и прижимая к кровати. — Вода прибила бы тебя к камням. Пришлось бы идти и вытаскивать тебя. Вот так, аккуратненько, понемножку. Чтобы не повредить, не поранить.
— Боже мой, как бы я хотела увидеть это все своими глазами! — в порыве восторга поделилась я.
Алексей вдруг как-то серьезно посмотрел на меня.
— Правда?
— Ага, — кивнула я.
Он, можно сказать, испепелял меня взглядом.
— Это, понимаешь, удовольствие далеко не для всех. Но ты имей в виду, я тебя как-нибудь обязательно с собой возьму. Вот только потом не плачь.
— Ой, как страшно. Это почему же я должна заплакать? — притворилась я обиженной.
— Ты хоть в какой-нибудь поход ходила? Хоть раз? — прищурился он.
— Ну-ка… дай подумать… нет. Какая жалость! — Я хлопнула в ладоши, как фокусник, вызывающий с неба дождь из серпантина. Алексей рассмеялся и притянул меня к себе.
— Тогда тебя ждет масса неожиданностей.
— Например? — Я прижалась к нему и сделала вид, что мне все это интересно. Только чтобы ему не пришло в голову меня отпустить.
— Ну, например, в походе не подают этот, как его… — он щелкнул пальцами, — капучино.
— Ах, трагедия. Я больше люблю воду.
— Потом там надо много работать руками и ногами. Иногда к вечеру падаешь от усталости.
— Ну, напугал, — засмеялась я. — Да после целого дня в банке я стабильно падаю от усталости. И, заметь, безо всякого удовольствия.
— Хорошо. Но в походе тебе придется спать в палатках. На голой земле, в спальниках. Иногда всего по нескольку часов. Выдержишь? — он с интересом смотрел на меня.
— О, если с тобой, то готова обойтись даже без спальника! — кивнула я.
— Молодец! Уважаю. — Он улыбнулся и завалился на подушку. — Слушай, ты серьезно?!
— Вполне. — Я была готова пообещать ему луну с неба, чтобы сделать ему приятно.
— Знаешь, я просто волнуюсь, что я завтра уеду, а ты выкинешь меня из головы и займешься своими банковскими делами. А я этого не прощу.
— Я что, должна уволиться с работы? — опешила я.
— Нет. Но ты не имеешь права выкидывать меня из головы. Я должен быть там постоянно. Где бы я ни был, что бы я ни делал — я буду помнить о тебе. И ты — если ты, конечно, действительно хочешь быть со мной, — ты тоже должна всегда помнить, что у тебя есть я.