Возможно, он ждал от меня какого-то поощрения, какого-то сигнала и мгновенно расслышал, как захлопнулись створки моей привычной раковины. Возможно, и сам сообразил, что не стоит строить глазки случайной незнакомке, когда дома ждут жена и дети. Да мало ли что!.. Во всяком случае, мы разом выдали друг другу дружеские прощальные улыбки, пробормотали:
– Оревуар! Бон шанс! [9] – и разошлись, как в море корабли. Мой визави перебежал на другую сторону и поспешил вперед. Я мгновение смотрю ему вслед – он идет, сунув руки в карманы, а мне почему-то безумно нравится, когда мужчины ходят руки в карманы, может, это дурной тон, зато выглядит потрясающе! – потом направляюсь наверх, к бульвару Осман, где находится метро, однако путь мой лежит мимо бесхозных мусорных контейнеров. Я вижу скомканную газету, торчащую из-под крышки, и взгляд мой невольно задерживается на броском заголовке: «…ое убийство антиквара в квартале…»
Начало отъедено моим галантным знакомцем, конец фразы тонет в складках скрученной бумаги. Но я догадываюсь, что там могло быть написано: «Новое убийство антиквара в квартале Друо». Или «второе». Или «очередное»! Неужели это опять случилось?..
Понятно, почему помрачнел прочитавший этот заголовок француз. Удовольствие маленькое… А Морис слышал о новой трагедии? Знал ли он погибшего? Последнее время он молчалив и задумчив, но я думала, это воспоминания о Мигеле не дают ему покоя. А если и еще кто-то из друзей погиб…
Интересно, что за отморозок принялся за антикваров? И вот что удивительно: почему не просто грабежи, но убийства? И неужели этим отморозкам так просто справиться с крепчайшими решетками на окнах и дверях, которыми защищены все лавки, и системой сигнализации, которой здесь все напичкано, с полицейскими патрулями, которые мелькают в этом непростом районе днем и ночью (даже Лизоньку иногда будят, взревывая перед светофором, который находится как раз напротив нашего дома!)?
И тут меня словно что-то толкает в бок. Поворачиваюсь – и вижу вдали своего галантного знакомца, вернее, незнакомца. Он стоит примерно в полуквартале от меня, придерживаясь рукой за полуоткрытую дверь какого-то подъезда, и смотрит очень внимательно.
Мне вдруг становится стыдно торчать перед мусоркой и читать скомканную газету. Хотя, казалось бы, что тут особенного? Но если бы он не заинтересовался этим заголовком тоже…
Отскакиваю от мусорки, поспешно сворачиваю за угол и бегу к метро.
Глупое смущение, конечно. Глупое бегство. Но сколько таких глупостей я проделала в жизни, кто бы знал! Поэтому одной больше или меньше – роли уже не играет.
Лариса Каретникова, 6 октября 200… года, Нижний Новгород
– Какой Русланчик, ты что, не знаем мы никакого Русланчика! – заблажила малость опьяневшая от вкусной еды и пива Алка. А может, она и впрямь уже все забыла, у нее, у счастливицы, была короткая память профессионалки…
Лариска же отнекиваться не стала. Во-первых, не удалось справиться с собой – так и отпрянула испуганно от толстяка, выдав себя этим движением с головой, ручками и ножками. А главное – Лариска сразу поняла, что всякое притворство бесполезно. Вот какой друг расхваливал этому мужику Лариску и Алку, с которыми он якобы имел дело и остался в восторге! Русланчик, тот самый Русланчик… И о Танюшке, конечно, упомянул. Ну конечно, они ублажали «работодателя» со всем старанием, просто-таки из кожи вон лезли, чтобы наилучшим образом себя зарекомендовать перед «зарубежными гастролями». Значит, толстяк – подельник того самого хрена моржового, который вовлек девочек во все эти неприятности, который испортил им на фиг всю жизнь! Из-за него разогнали весь «салон», из-за него не только трое «экспортных шлюх», как ядовито обозвала их тетя Варя, но и все остальные девчонки вынуждены таскаться по дорогам, трахаться под кустами и в подъездах. Уютная явка провалена, весь налаженный, почти семейный бизнес пошел прахом! А этот толстяк, похоже, не чует никакого раскаяния за проделки своего приятеля. Ишь, смотрит волком, как будто намерен устроить Лариске и Алке допрос с пристрастием! Думаешь, напоил-накормил, так теперь можешь в душу лезть?
Лариске очень захотелось выплеснуть ему в морду всю обиду, которая накопилась на этого поганого Русланчика, отшлифовать поток матерщины кусманом жирного сыра, залепленного ему в рот, а потом заорать: «Алка, делай ноги!» – и выскочить из машины. Посмотрим, как он погонится тут за ними, между частоколом деревьев, на своем «жигуле». А без машины он небось и с места не двинется, такой тяжеленький да коротконогий!
Да, искушение дать деру было велико. Но деньги-то за работу они, сплоховав, не взяли вперед. То есть что – просто за жратву столько времени сгубили? Может, если повести себя по-умному, то с него удастся слупить какие-никакие деньжата? И сыр все-таки такой вкусный, а его еще до фига осталось…
– Я тоже хотела бы знать, где твой Русланчик! – бросила Лариска вызывающе. – У меня к нему парочка вопросиков еще осталась!
Толстяк, похоже, не ждал, что она вот так сразу признается, что знала его приятеля. На какой-то миг он даже опешил.
– Да что ты говоришь?! – наконец процедил с издевкой. – Неужели не знаешь, где он?
– Думаю, что в ментовке, – откровенно признала Лариска. – А где ему еще быть? Нас когда брали у паспортного контроля, одновременно и его заломали, я сама видела.
– Это и я видел! – хмыкнул толстяк. – Я тоже в аэропорту был.
– Был?! В аэропорту?! – ахнула Алка. – Значит, ты нас еще там приметил?! Чего же кобенился, как неизвестно кто? «Ищу Лариску, ищу Алку!» – зло передразнила она. – Ты ж нас небось сразу узнал, так зачем спрашивал, как зовут?
– Спрашивал, потому что не больно-то я на вас пялился, у меня там другие дела были, – буркнул толстяк. – И вот что я вам скажу, девульки. Странно все это выглядело, вот что! Очень странно!
– В каком смысле?
– А в таком. Вы уже зарегистрировали билеты, прошли через таможню, в очереди на паспортный контроль стояли, так? А Руслан оставался в том зале ожидания, где провожающие толкутся. И вдруг ни с того ни с сего выскакивают три охранника, хватают его, заламывают руки и на пинках гонят в свою СБ. После этого к вам вежливенько подходит аэропортовский начальник СБ, выводит из очереди и просит пройти к администратору. Так дело было?
– Погоди, – вздернула брови простодушная Алка, – а как ты все это умудрился увидеть? Сам говоришь, что стоял в зале для пассажиров, а там же стенки пластиковые, непрозрачные, так как ты мог видеть, что в другом зале происходит?
– А я щелку нашел, подумаешь, большое дело! – с торжествующим видом повернулся к ней толстяк. – Там плакат какой-то висел, а за ним обыкновенный прозрачный кусок пластика вставлен. Вот я к нему и пристроился. И все видел, все… А теперь объясните мне, в чем было дело? Руслана замели, на полусогнутых вытащили из зала, вас тоже вроде задержали. И вот он сгинул, не появляется, ничего о нем не известно, я только чудом, за большие бабки узнал, что его держат в предвариловке. А вы разгуливаете как ни в чем не бывало, снова работаете…
– Как ни в чем не бывало?! Снова работаете?! – возмущенно выкрикнула Алка. – Ах ты суслик кастрированный! Ах ты…
– Заткнись, Алик! – рявкнула Лариска на темпераментную подружку. – Дай я скажу. – И, зло сузив глаза, повернулась к толстяку: – Да мы из-за твоего Русланчика как раз и вылетели с работы. Знаешь, как нас там шерстили? Не передать никакими словами! Все из-за того, что он нам такие хреновые документы подсунул.
– Нормальные были документы! – окрысился толстяк. – Я сам ими занимался. И не в первый раз! Сколько баб мы сбагрили за рубеж – и все было шито-крыто, а с вами…
– Ты-ы?! – пренебрежительно фыркнула Лариска. – Тоже мне, фальшивобумажник нашелся. Этот парень из паспортного контроля только поглядел на них – и сразу на кнопочку нажал, охранника вызвал. С первого взгляда просек подделку. Тут нас и взяли!
– Взяли вас, взяли… – ехидно кивая, повторил толстяк. – Взяли за руки, за ноги, в койку отнесли, – вдруг пропел он тоненьким противным голоском, но через минуту заговорил нормально – только очень яростно: – Если вас взяли, так почему вы сейчас здесь сидите, а? Почему не в предвариловке? Что вы меня за дурака держите? Я же понимаю: вас могли отпустить только потому, что вы сдали им Русланчика! Вся эта хреновина была устроена для того, чтобы его подловить! Вы заранее с ментовней спелись, подставу в аэропорту устроили, лягавки, твари продажные, вы…
Он задохнулся от злости, весь покраснел, Лариска даже решила: вот сейчас, не дай бог, лопнет! – однако толстяк справился с дыханием и выпалил:
– А ну, отдавайте деньги!
Лариска мельком поймала в зеркальце заднего вида ошарашенный взгляд Алки. И они хором воскликнули:
– Какие деньги?!
– Как это – какие? Те, которые вам Русланчик на дорогу выдал. По сто баксов на каждую, итого триста. Давайте быстро, ну!
Он задохнулся от злости, весь покраснел, Лариска даже решила: вот сейчас, не дай бог, лопнет! – однако толстяк справился с дыханием и выпалил:
– А ну, отдавайте деньги!
Лариска мельком поймала в зеркальце заднего вида ошарашенный взгляд Алки. И они хором воскликнули:
– Какие деньги?!
– Как это – какие? Те, которые вам Русланчик на дорогу выдал. По сто баксов на каждую, итого триста. Давайте быстро, ну!
– Ни хрена мы тебе не отдадим! – завопила скандальная Алка. – Чо пристал? Думаешь, напоил-накормил – так все тебе можно? Тут жратвы-то всего на сотню деревяшек, а тебе баксы отдай? Не получишь! И вообще, пора прощаться. А ну, сблюй с пейзажа! Пошли отсюда, Ларка!
Лариска утихомирила ее, погрозив кулаком. Она нутром чуяла, что сейчас не время заводиться, что этот безобидный с первого взгляда толстяк дошел до последней степени ярости, а мужики в таком состоянии непредсказуемы. Если он подельник опасного мальчонки Русланчика, то и сам может быть очень опасен. Вот как выхватит сейчас пистолет, как начнет палить направо и налево! Ох и влипли же они с Алкой! Ох и влипли!
Но надо как-то выбираться из этой каши, в которой они тонут, как две глупые мухи.
– Ты в уме? – спросила Лариска как можно миролюбивей. – У нас же все забрали: деньги, документы – все, все. Эти баксы с ментов надо спрашивать, а не с нас. А отпустили нас только под подписку о невыезде. Но каждый день надо таскаться в ментовку отмечаться. Так что мы все равно что в отсидке сидим, нам тоже несладко, ты не думай…
– Да мне бы вовек про вас не думать! – прошипел толстяк. – Ох, бедные девочки, ох, несладко им! Жалеть вас, да? Что, скажете, не сдавали вы Руслана? Не заложили его?
– Да пошел ты! – вызверилась Лариска. – Сколько раз тебе говорить!…
И она осеклась, потому что толстяк вдруг молниеносно сунул руку в карман своей курточки, а когда выхватил ее, на Лариску уставилось маленькое черное дуло.
«Так и знала!» – вяло, как снулая рыба, проплыла в голове мысль, но тут же позади раздался дикий вопль, от которого у Лариски очень сильно зазвенело в ушах.
Правда, через несколько мгновений она поняла, что это не у нее в ушах звенит. Прозвенела, рассыпавшись на осколки, бутылка, которую нервная Алка обрушила на голову толстяка.
Он посидел с вытаращенными глазами, потом тихо охнул, опустил веки и медленно повалился лицом вперед. Лариска, взвизгнув, отпрянула, испугавшись, что он так и рухнет ей на колени, однако рулевое колесо придержало обмякшее тело, и толстяк неуклюже завис над сиденьем. Лариске было видно его плешеватую макушку, на которой медленно набухала довольно большая ссадина. Постепенно кровавое пятно становилось все больше; вот и красная струйка потекла вниз.
«Запачкает чехол, – уныло подумала Лариска. – Не отстираешь потом».
В это мгновение дверца возле водительского сиденья распахнулась, мелькнуло Алкино бледное лицо, потом протянулись ее руки и, вцепившись в поникшие плечи толстяка, потащили его наружу.
Лариска тупо смотрела, недоумевая, почему не заметила, как Алка выбралась из машины.
– Ты что? – она наконец-то нашла в себе силы спросить, но Алка не слышала. Толстяк уже вывалился на землю, подружка стояла над ним. Теперь лицо ее было не бледным, а красным от натуги. Она мельком глянула на Лариску, пробормотала:
– Чего сидишь? Помогай! – И принялась выворачивать его карманы.
Лариска с трудом выбралась наружу. Воздух показался необычайно свежим и прохладным, он бодрил и прояснял мысли.
– Да плюнь, – брезгливо сказала она Алке. – Пошли отсюда, ну его.
– Тебе что, жить надоело? – подняла та разгоревшееся лицо. – Думаешь, пистолетик у него – газовик какой-нибудь? Или пукалка игрушечная? Нет, не надейся! Посмотри, – она кивнула на пистолет, лежавший чуть поодаль.
Лариска оглянулась, но смотреть на пистолет не пошла – просто постаралась стать так, чтобы дуло было направлено не в ее сторону. Мало ли! Оружие для того и существует, чтобы стрелять. Причем именно тогда, когда не надо.
– Настоящая «беретта», – со знанием дела сообщила Алка. – И заряжена. Еще минута – и он бы всадил пульку тебе в лоб, этот хрен. Так что я тебе жизнь спасла, поэтому ты меня слушайся.
Лариска только моргнула, изумляясь. Она никогда не видела добродушную Алку такой! Подружка всегда была как бы при Лариске, как бы на полшага позади. Ловила каждое ее слово, охотно смеялась ее шуткам, подражала ей во всем – в разговоре, в манере одеваться, краситься, даже курила бордовый «Давидофф», как Лариска, и пиво хлестала почем зря, хотя раньше вроде бы не любила, предпочитала ему сладкие напитки, но даже не спрайт или кока-колу, а всякие детские «Буратино», «Колокольчик», крем-соду… Сейчас перед ней стояла совершенно другая Алка: собранная, быстрая, с колючими глазами – злая!
– И если мы его вот так оставим, он нас всяко найдет, – продолжала Алка. – Как только он начал выфакиваться, я сразу поняла: опасный козел! Если он за паршивые триста баксов тебе в лоб целил, то этот щелбан по затылку он нам никогда не простит. Ты собираешься от него прятаться всю жизнь? Или хочешь умотать отсюда? В какой-нибудь Жердинск? В Заволжье? Да ты что, с ума сошла? Там своих телок пасется – не счесть.
– Не собираюсь я ни в какой Жердинск, ты сама сдурела, – пробормотала Лариска. – Но как нам теперь быть? Ведь дело не только в том, что ты его стукнула, не только в тех баксах, которые у нас менты отобрали. Дело в Руслане! Этот придурок уверен, что мы его друга подставили, а ведь все наоборот – он нас подставил. Только этот нас слушать не хотел, у него глаза от ненависти были прямо-таки белые, я видела. И когда он очухается, то не отстанет от нас.
– А зачем ему очухиваться? – каким-то незнакомым, легким, лихим голосом спросила Алка. Она наклонилась к пистолетику, взяла его привычным, свойским движением, ловко, со щелчком, передернула затвор, а потом вдруг повернулась, направила ствол на лежащего на земле толстяка и, чуть сморщив нос, нажала на курок.
Брызнула кровь, какие-то ошметки полетели на листву, осыпавшуюся на землю… Тело дернулось раз, другой…
Лариска схватилась за горло руками и так стояла, глядя, как Алка небрежно, подолом, обтирает пистолет, потом отшвыривает его за кусты. Оттуда вдруг опять грохнуло. Алка на миг испуганно пригнулась, но тут же распрямилась и с хрипловатым смешком пояснила:
– Сам выстрелил, вот здорово! Это я с предохранителя его сняла, а обратно поставить забыла.
– Ты здорово стреляешь, – пролепетала Лариска, силясь не смотреть на лежавшего неподалеку толстяка. – Кто научил?
– Да папаня, кто еще? – хихикнула Алка. – Он же у меня мужик важнецкий, сама знаешь.
Да уж… Алкин отец и впрямь был какой-то большой начальник. Благодаря ему у Алки иногда бывали свободные деньги, она жила, не слишком напрягая заветное местечко, но вскоре эти деньги утекали, и она сидела без копейки гораздо чаще своих подруг, порой даже на еду не оставалось. Ее папашка, видимо, махнул рукой на забавы единственной дочки по большим дорогам, а может, и на ней самой практически поставил крест, однако, если бы не он, фиги с две выпустили бы девок из милиции после той поганой истории с паспортами! Алка ему позвонила, видать, он и нажал на все педали. Лариска подозревала, что заодно он нажал и на другие педали, благодаря которым прикрыли «салон». Может, надеялся, что это остановит доченьку в ее проказах. Ничего подобного!
– Ладно, хрен с ними со всеми! – беззаботно махнула рукой Алка. – Садись в машину, поехали.
– Куда? – прошептала Лариска.
– А покатаемся, пока бензинчик есть, – беззаботно ответила подруга. – Потом кинем где-нибудь эту колымагу. Еще надо посмотреть, что у него в бардачке заховано. По карманам-то я не больно много нашарила, тысяч пять, да и те деревянные. На, держи половину.
Она проворно помусолила пятисотки, которые все это время сжимала в левой руке, и сунула Лариске пять бумажек. Та машинально сунула их в карман своей тесной «косухи» и, подталкиваемая подругой, залезла в машину.
Алка забралась за руль и принялась шуровать в бардачке. С радостью вытащила бутылку «Белого аиста», а еще там оказались документы на машину – на имя Салтанова Павла Константиновича. Очевидно, так звался толстяк.
– Царство тебе небесное, Павел Константинович, – пробормотала Алка, ловко свинчивая металлическую пробочку на коньячной бутылке. – Ну, что? Выпьем, Лорка, удалую на помин его души?
Она несколько раз глотнула из горлышка, словно пила свою любимую крем-соду, зажевала сыром, который так смирненько и лежал на бумажке, погрызла яблоко.
– А ты чего сидишь как в гостях? – протянула бутылку Лариске. – Пей, он ничего.
Ничего себе – ничего! Лариску забрало с первого же глотка, а после второго ужас, оцепенявший ее тело, постепенно начал распускать свои тугие кольца. После третьего приятно зашумело в голове, стало тепло, ну а потом все вообще потеряло и смысл, и значение.