Запаниковавший Хрущ стал метаться по салону. Затем на него снизошло озарение, он распахнул заднюю дверцу и метнул в джип большой арбуз. Тот угодил прямо в лобовое стекло, внес его в салон. «Чероки» вильнул, врезался правым крылом в бетонное ограждение и замер. Из-под капота повалил пар. Через секунду послышался гудок клаксона. Сигнал гудел и не выключался.
– Есть! – закричал Хрущ. – Я его сделал!
Войнич сбавил скорость.
– Кажется, отвязались, – с облегчением произнес он.
– Стой! – крикнула Маша, а когда Михаил не остановился, схватилась за руль. – Стой, я сказала!
– Ты чего? – удивился Войнич, останавливая машину.
– А если он разбился? Если ему помощь нужна? – спросила девушка, выбегая из микроавтобуса.
– Стой, дура! – бросился за ней вдогонку Хрущ. – У него ружье. Пристрелит.
– Пошел к черту!
Невысокие каблучки Маши стучали по асфальту. Войнич уже бежал за ней. Хрущ остановился.
– Ну и оставайтесь тут, идиоты!
Михаил догнал Машу, схватил за руку:
– Это опасно. Он может выстрелить.
– Мы виноваты в том, что он врезался. Ты понимаешь? Мы же не хотели его убивать. Не хотели, чтобы он пострадал. А ты предлагаешь удрать? Ненавижу! Иди к своему дружку, а я остаюсь.
– Ты не так меня поняла. Я просто хотел сказать, что первым к джипу подойду я.
Маша передернула плечами и перешла на шаг. Клаксон продолжал надрывно гудеть. Войнич заглянул в машину. Гнобин лежал грудью на руле и не шевелился. Он приподнял его, чуть сдвинул в сторону. Сигнал смолк. Лишь после этого он вытащил ружье из джипа.
– Живой? – со страхом спросила Маша.
– Не пойму еще.
Вдвоем Маша с Михаилом вытащили Бронислава Францевича из машины. Он тихо постанывал.
– Жив, – с облегчением произнес Михаил.
– Он сильно плох.
Девушка отыскала в машине аптечку, нашла ампулу с нашатырем, раздавила ее прямо в руке – нитяными перчатками. Даже на свежем воздухе резко запахло нашатырем. Войнич еле успел придержать затылок Гнобина, иначе бы он разбил голову о бетонное ограждение. Коллекционер дернулся, открыл глаза, увидел перед собой двух людей в масках, застонал громче.
– Не бойтесь, мы вам ничего плохого не сделаем, – участливо произнесла Маша. – Вам плохо?
– Вы уже сделали, – неровно выдохнул Гнобин. – Кажется, ребра сломаны, в моем-то возрасте. – Он приложил руку к груди, поморщился. – Сердце… таблетки в кармане. У меня кардиостимулятор… Черт…
– Вот, вот ваши таблетки, – Маша волновалась, выдавленная из упаковки таблетка упала на асфальт. – Я вам сейчас другую дам.
– Запить. Вода в машине есть.
Слабеющий Гнобин жадно глотал минералку из бутылки.
– Там его мобильник в машине, – шепнула Маша. – «Скорую» вызови. Помереть может, а я себе этого не прощу.
Войнич, понимая, что может «спалиться», все же вызвал «Скорую помощь», бросил мобильник обратно в салон «Чероки».
– Вы держитесь. Врачи скоро приедут. А нам уходить надо, сами понимаете. – В душе у Войнича было сейчас столько противоречивых чувств, что он даже не мог понять, правильно ли поступает.
– Будьте вы прокляты… – бросил им в спины старик и закашлялся.
Несколько позеленевший с лица Хрущ стоял возле микроавтобуса.
– Ну что, Чип и Дейл? Поспешили на помощь? Не сдох, я надеюсь? – спросил он.
– Жив, – коротко ответил Михаил. – И, кажется, будет жить.
– Тоже хорошо, – вздохнул Станислав. – А то я уже думал, если через пять минут не появитесь, уезжать.
– Ты-то сам как? – Войнич прислушался, где-то вдалеке уже завывала сирена «Скорой помощи». – Может, в больницу тебя завезти?
– Выблевал я уже эти «таблетки». Теперь все в порядке, – Хрущ прислушался. – Менты, что ли?
– Это мы ему «Скорую помощь» вызвали, – сказала Маша.
– Тимуровцы какие-то. Поехали…
Гнобин все еще сидел у разбитой машины, когда «Скорая помощь» съехала на обочину.
– ГИБДД вызывали? – спрашивала молодая врач, измеряя Брониславу Францевичу давление.
– Нет, и не надо вызывать, – тихо произнес коллекционер. – Это же не классическое ДТП. Плохо стало за рулем. В глазах потемнело. Вот и врезался. Пострадавших-то нет.
– А вы сам?
– Сам с собой я разберусь, – попытался улыбнуться Гнобин. – А машина все равно застрахована по полной программе. Даже от падения метеорита.
– Боюсь, что вы не скоро за руль сядете. Подозреваю инфаркт. И перелом двух ребер.
– Главное, что живой.
– Вам срочно в больницу надо. И не вздумайте вставать, мы вас на носилки положим.
Глава 12
Ольга проснулась внезапно. Остатки сна буквально как рукой сняло. Еще не открыв глаз, она почувствовала, что находится в квартире не одна. Но женщина не сразу отважилась подать вид, что бодрствует. Она осторожно, словно еще спала, повернулась и приоткрыла один глаз. Рядом с ней на кровати сидел Хрущ. Выглядел он уставшим. Дверь балкона была открыта, ночной ветер колыхал занавески.
– Станислав, ты так напугал меня. Я не слышала, как ты вошел, – произнесла она.
– Я умею входить бесшумно, – усмехнулся он. – Все прошло хорошо. Мы теперь богаты. Денег, правда, еще не получили, но это уже дело техники.
– Ты сказал «мы»? – Ольга забросила руки за голову.
– Кажется, тебе это понравилось. Ты же мечтала стать богатой?
– Об этом мечтают все.
Рука Хруща скользнула под одеяло.
– Ты всегда спишь голой?
– Подсматривал за мной утром, когда я только появилась в этой квартире?
– Подсматривал. Еще как подсматривал. Еле удержался, чтобы не подойти. Ты хоть знаешь, насколько ты красива?
– Все еще красивая, годы. Зря не подошел. Я была готова к этому.
Мужская рука властно касалась женского тела. Ольга не мешала Хрущу, так и не вынула руки из-под головы, прислушивалась к собственным ощущениям. Левой рукой Станислав избавлялся от одежды, вскоре он уже сжимал в своих объятиях Ольгу.
– Тебя не смущает, что я жена твоего друга? – шептала она. – Я говорю какие-то глупости. Но, когда хорошо, почему-то так приятно говорить именно глупости. Не слушай меня.
– Все, о чем я мечтал, начинает сбываться, – произнес Станислав.
Ольга вывернулась, уперлась руками в подушку у его плеч, длинные волосы легли Хрущу на грудь.
– Я тоже была частью мечты?
– Не ты конкретно, но когда я тебя увидел, то понял, что это ты.
– Почему?
– Трудно сказать, – задумался Станислав, перебирая локоны Ольги в пальцах. – Наверное, потому, что Мишка все эти годы жил вместо меня. Проживал мою жизнь. Все, что бог припасал для меня, досталось ему, и ты в том числе. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Понимаю. Но не надо сейчас о нем. Мне кажется, что мы не вдвоем, он рядом. Третьего в постели не должно быть. Забудь, забудь…
Женщина принялась целовать лицо Станислава, а потом впилась в его губы. Близость была недолгой, но страстной. Любовники лежали, глядя в потолок.
– Мы подходим друг другу, – произнесла женщина, ее дыхание все еще было прерывистым.
– Я в этом не сомневался. – Хрущ коснулся губами плеча Ольги.
– Ты вор, – усмехнулась женщина. – Прожженный вор. Ты умеешь воровать даже чувства.
И в этот момент на балконе мелькнула тень – сверху вниз. Хрущ, уже не говоря об Ольге, даже не успел выскочить из-под одеяла. В балконном дверном проеме стоял спецназовец-полицейский в полном облачении: бронежилет, маска, автомат с откидным прикладом. Не прозвучало обычных в таких случаях слов: «Мордой в пол… лежать, бля…» Спецназовец просто подсказал движением ствола, чтобы любовники неторопливо вынули руки и положили их поверх одеяла. Странно, но его желание поняли без слов. Приказ был выполнен. Спецназовец посторонился, пропуская с балкона своего напарника. Тот не стал задерживаться в спальне, сразу направился в прихожую, открыл входную дверь.
– Взяли, товарищ подполковник, – негромко доложил он.
– А то, – прозвучало в ответ.
В спальню пружинистой походкой зашел Крюков. Один рукав светлого пиджака был пуст, сломанная загипсованная рука висела на перевязи. Один из спецназовцев смахнул белье Ольги со стула и поставил тот у стены. Подполковник уселся и забросил ногу на ногу.
– Ну, прямо, классика! – радостно объявил он. – На бабе погорел! По ней мы на тебя и вышли. Матерый уголовник, а не подстраховался. Сперва черную кошку дохлую подбросил, потом на фуре нас в пропасть спихнул. Но ты, Хрущ, все равно, неудачник хренов.
– Какая кошка, какая пропасть?
Один спецназовец держал Хруща с Ольгой на прицеле, второй обыскивал квартиру. Стас лихорадочно соображал, что может быть на него у полиции. С чем связан такой брутальный визит? Неужели Гнобин все же решил заявить об ограблении? Скорее всего – нет. Но и произошедшего в кафе на набережной было достаточно, чтобы загреметь.
– Товарищ подполковник, – доложил спецназовец. – Ствол в квартире хранился и боеприпасы, – он выложил найденное на стол.
– Собственно говоря, что происходит? – ожила Ольга.
– Собственно говоря, что происходит? – ожила Ольга.
– К вам, гражданка, у меня никаких претензий не имеется. Ваше присутствие здесь в голом виде абсолютно мне понятно и простительно. Каждое живое существо любит трахаться. Одни больше, другие меньше. Можно даже сказать, женщина для этого и создана. Вот только, когда уходить будете, сумочку проверьте, этот тип спереть что-нибудь у вас мог.
– Я не поняла…
– Вам и не надо понимать. Я же сказал, у органов к вам претензий не имеется. Максимум, свидетелем пойдете. Документы с вами?
– Сгорели мои документы при пожаре.
– Ничего, мы и так личность установим. Базы данных, слава богу, существуют.
Хрущ понимал, происходит что-то не то. Обыск прошел без понятых, подполковник в штатском. С одной стороны, это настораживало, с другой – вселяло надежду.
– Гражданин начальник, – сказал он. – Раз протокола нет, понятых – тоже, наручники никто надевать не спешит… то, я понимаю, встреча у нас неофициальная?
– Вот этого я еще не знаю, – широко улыбнулся подполковник. – Понадобится, статей для тебя найдется выше крыши, потому как на курорте отдыхать культурно надо. А пока заткнись и помалкивай. И бабе своей скажи, чтобы не лезла не в свое дело. Как бы хуже не было.
Сказав это, подполковник Крюков достал мобильник, натыкал номер.
– Андрей Павлович, Крюков беспокоит… как и обещал, взяли мы его… на бабе, тепленького… стараюсь… понял, вашего человека ждать.
– Андрей Павлович? – переспросил Хрущ, когда телефонный разговор был уже окончен.
– Вспомнил-таки. Он самый! Бирюков. Он тебя и заказал. Зря ты на суде ему угрожал.
Крюков вытащил пачку сигарет. Один из спецназовцев выбил ему сигарету, щелкнул зажигалкой. Подполковник затянулся, выпустил к потолку несколько колец дыма.
Портнов приехал быстро. Крюков не успел выкурить и трех сигарет.
– Вы с ним поосторожней, – предупредил подполковник. – Ствол у него нашли.
– У меня он не дернется, – ухмыльнулся Николай, пожимая Крюкову на прощание руку. – Разговор у нас с ним короткий. Андрей Павлович в хорошем настроении. Сказал предупредить, что если к утру город не покинет, то сядет.
– Зря он так, – покрутил головой Крюков. – За фуру, проститутку и мою сломанную руку его за яйца надо на рояльной струне подвесить денька на два.
– Хозяин – барин. Не я решаю.
Полицейские покинули квартиру, как и положено нормальным людям, через дверь.
– Мне что, расписку написать, что я из Черноморска свалю? – спросил Хрущ. – Или зуб пацана дать?
– Ни того и ни другого, Хрущ. У меня к тебе предложение есть, от которого ты не можешь отказаться. Зря, что ли, я тебе грев на зону слал? Пора и отработать.
– Одеться можно? – спросила ничего не понимавшая Ольга.
– Конечно, кто вам мешает? – Портнов остался сидеть на стуле. – Будет даже лучше, если вы пока выйдете из комнаты. Только не вздумайте пытаться убежать.
Ольга завернулась в одеяло, поднялась с кровати, присела, подхватила белье и, гордо выпрямившись, вышла из комнаты.
* * *Бронислав Францевич стоял у окна в больничной палате. Одной рукой он опирался на палочку, в другой держал раскрытую книгу – прижизненное издание Николая Гоголя, «Мертвые души». Он не любил читать классику в современном издании, не любил подделок. Глаза легко скользили по строчкам, не задерживаясь на «ерах» и «ятях». Вот только дышалось тяжело, каждый вздох отдавался болью в сломанных ребрах, тугая повязка заставляла часто и понемногу набирать воздух.
Компания в палате раздражала коллекционера. С одной стороны от его кровати располагался водитель-дальнобойщик, на тумбочке у него стоял постоянно включенный портативный телевизор. С другой стороны лежал с открытым переломом ключицы баптист, который хоть и негромко, но почти без остановки напевал религиозные псалмы на мотивы популярных песен. Обнадеживало лишь то, что завотделением за взятку обещал к вечеру перевести Гнобина в отдельную палату.
– …и вижу я, как по воде ко мне идет Исус Христос… – радостно вполголоса тянул баптист на мотив «Когда б имел златые горы и реки, полные вина…».
В это время в телевизоре надрывался отрицательный герой полицейского сериала: «Всех, суки, замочу! Только подойдите!» Хотя даже дальнобойщику было понятно, что никого ему замочить не удастся, а «суки» все же подойдут и уложат уркагана мордой в землю.
Солнце падало на пожелтевшую страницу раритетного издания. Занавеска качнулась от порыва ветра. Гнобин обернулся, в палату впорхнула скромная миловидная девушка с пакетом. Как человек, склонный к аналитике, Бронислав Францевич сразу же прикинул, к кому она могла прийти – проведать больного родственника. Мозг практически мгновенно выдал результат – к баптисту. Логический ряд выстроился короткий и убедительный. Раз на лице напрочь отсутствует косметика, значит, девчушка больше занята духовной стороной своего существования, чем материальной, печется больше о душе, меньше о лице – верующая.
– Здравствуйте, – ответил он на общее приветствие девушки и вновь погрузился в чтение, только хорошая литература могла отвлечь его от мыслей о пропаже части коллекции.
– Я к вам, Бронислав Францевич, – прозвучало за спиной у коллекционера.
– Ко мне? – удивился Гнобин. – Вы не перепутали? Я с вами не знаком.
– Но я же знаю, как вас зовут, – тихо произнесла и улыбнулась Маша, выставляя на тумбочку классический больничный набор: мандарины, пакет сока, минералку, печенье. – Как здоровье? Мы сильно беспокоились.
– Подозревали инфаркт, – машинально ответил Гнобин. – Но обошлось. Вот только два ребра сломаны. Кто это «мы»? – спохватился он.
Маша одной ладонью прикрыла нижнюю половину лица, другой лоб. Остались видными только глаза. Она смотрела так на коллекционера с десяток секунд. Сперва в глазах Гнобина было выражение недоумения и напряженности, потом оно сменилось выражением узнавания.
«Глаза в прорези маски. Как тогда, на горной дороге, когда казалось, что уже подохну», – мелькнула мысль.
Бронислав Францевич беззвучно охнул, драгоценная книга со стуком выпала из рук. Коллекционер взялся за сердце и стал медленно оседать. Маша подхватила его, уложила на кровать.
– Воды дайте! Медсестру позовите!
Дальнобойщик заковылял к двери. Маша потрясла бутылку с минералкой, открутила крышку. Шипящая жидкость ударила Гнобину в лицо. Коллекционер открыл глаза. В палату забежала медсестра.
– Что случилось? – склонилась она над Гнобиным.
– Нет, ничего, ничего… – пробормотал тот, – племянницу не сразу узнал. Вот и испугался. С головой непорядок, годы.
– Вы уверены, что все в порядке? – Медсестра уже щупала пульс больного.
– Абсолютно. Извините за беспокойство, – Бронислав Францевич сел на кровати.
– Как знаете. Я пойду, доктора поищу, он, кажется, уже закончил операцию.
Маша с грустью смотрела на коллекционера.
– Мне так неловко перед вами, – сказала она с обезоруживающим сочувствием.
– Это вам-то неловко?! – не удержался и воскликнул Гнобин, но тут же спохватился: – Думаю, нам лучше выйти в коридор.
– Я вам помогу.
Маша взяла опешившего коллекционера под локоть и повела к двери. Уже оказавшись в коридоре, Гнобин вырвал руку, тяжело и часто задышал.
– Воровка, грабительница, – шипел он. – У вас еще хватает наглости спрашивать о моем здоровье? Оно вас интересует только в одном смысле. Вдруг я подохну и не смогу вам заплатить?
– Вообще-то я не воровка. Со мной такое первый раз случилось.
– И одного раза достаточно, – твердо сказал Бронислав Францевич. – Во-ров-ка, – растянул он по слогам, а затем будто интонацией и жирную точку поставил. – Мразь. Ненавижу воров.
– Вы меня не оскорбляйте. Я не для себя. Мне отца нужно на ноги поставить. Хотя вам, наверное, все равно. Да подавитесь вы вашими деньгами.
– Это мне все равно? Меня ограбили, чуть не убили, и я после этого должен спокойно с вами говорить? Вы что себе воображаете?
Маша внезапно заплакала, закрыла лицо руками, отвернулась.
– Ну, чего вы? – тронул ее за плечо Гнобин.
– Не трогайте меня. Мне стыдно. Да, я воровка, но я не мразь. Я не для себя, – больше Маша уже ничего не могла сказать, разрыдалась.
Гнобин совсем растерялся, бросил взгляд на присматривающуюся к ним медсестру, обнял Машу за плечи.
– Перестаньте плакать. Сейчас же перестаньте. Слышите?
– Не могу. – Девушка уткнулась лбом в оконное стекло, размазывая слезы ладонью.
– Стекло грязное. Не надо, – взял Гнобин Машу за запястье. – Ну почему я еще должен вас утешать? Я женских слез терпеть не могу, потому и не женат. За что мне все это? Сколько вы хотите?
– Мы все очень аккуратно упаковали, – всхлипывала Маша. – Все в целости и сохранности. Это в самом деле автограф Пушкина? Самый настоящий?
– Подделок не держу. Сколько вы хотите?
– Мне бы и тридцати тысяч хватило. Но только евро. Ну, и еще немного на дорогу надо.