Матвей раскаялся. Кажется, он переборщил с критикой.
— Не расстраивайся. Они, может, в другую сторону поехали…
— Какая разница, кто куда поехал? Всё! Возвращаемся домой.
Матвей не скрывал радости. Вместо того чтобы попусту тратить время, он нормально поужинает и выспится.
Несмотря на работу снегоочистительных машин, дорога была ужасная, к тому же повалил снег. Ездить в таких условиях — сомнительное удовольствие.
— Кстати, мы собираемся праздновать Новый год в Костроме. Ты не забыл? — повернулась к нему Астра.
— В Костроме?
— Ну, почти. Друг Вишнякова купил бывшую дворянскую усадьбу где-то в Сатине, кажется. Это Костромская область. Тебе не интересно?
— Почему же? — неубедительно произнес он. — Я в Костроме не бывал. Говорят, красивый город, на Волге стоит. Там эти… торговые ряды, Ипатьевский монастырь. И музей деревянного зодчества под открытым небом.
— Сходим обязательно!
— Как скажешь.
Он решил не возражать. Кострома так Кострома. Главное — они проведут вместе несколько дней, сменят обстановку, развлекутся.
— Двадцать девятого утром Вишняков за нами заедет. Погуляем по городу, заглянем в монастырь. Тридцать первого нас будут ждать в Сатине. Дорогу до деревни часто заметает, поэтому он возьмет нас в свой внедорожник.
Матвей смирился, даже нашел в этом плюс — за рулем сидеть придется не ему, а Вишнякову.
— Останови! — вдруг потребовала Астра. — Возле того магазина. Мне нужны свечи! Я поняла, чего не хватает для подсказки. Огня! Купи целую коробку.
Он молча отправился в магазин.
Всю дорогу до дома Астра как воды в рот набрала. На повороте их остановил постовой ДПС — из-за аварии образовалась пробка, пришлось делать крюк в объезд.
В квартире она первым делом распаковала свечи, расставила напротив зеркала и с торжествующим возгласом принялась их зажигать. Ее одержимость огнем заметил даже художник Домнин, который писал ее портрет. Он изобразил Астру в старинном платье из черного атласа и кружев, сидящую спиной к зрителю. Ее лицо отражалось в зеркале в окружении мерцающих язычков пламени…
— Домнин был великим провидцем, — бормотала она, усаживаясь. — Мне давно следовало понять, что он не зря создал на портрете этот фон из сплошных горящих свечей. Когда на них смотришь…
Матвей махнул рукой и отправился в кухню. На языке вертелись колкости. Если уставиться на отраженное пламя, померещится либо пожар, либо…
Ее торжествующий возглас вызвал у него улыбку. Понятно! Сеанс ясновидения закончен. Пора тушить свечи.
— Огненный всадник! — донеслось до него. — Он проскакал и…
Она вихрем ворвалась в кухню, спеша поделиться открытием.
— Я бы удивился, покажись тебе что-нибудь другое.
Она просто отмахивалась от любых здравых рассуждений.
— Там был огненный всадник! Я его видела! За ним тянулся шлейф черного дыма…
— Еще бы! Парафин отвратительного качества, свечки-то небось китайского производства. Чадят! Иди, туши, не то всю комнату закоптишь.
— Ах, так, да? Темный ты человек, Карелин, приземленный и скучный.
— Хорошо, — согласился он. — Допустим, в зеркале проскакал огненный всадник. И что?
— Пока не знаю. Жизнь покажет. В нужный момент я пойму, что это значит.
— Хотелось бы верить.
— Не устраивай перепалку, — улыбнулась Астра. — Лучше угадай, какой наряд взял для меня напрокат Вишняков? У него родная тетка — художник по костюмам.
— Бабы Яги.
— Не угадал. Зато Домнин попал в точку. Говорю же, он был гением не только в живописи. Иди сюда — платье такое огромное, что не помещается в шкаф. Юбка на каркасе, корсет… Фантастика!
Она показала ему театральный костюм дамы восемнадцатого века, — из черного атласа и кружев, с корсажем, расшитым золотом и украшенным стразами. Матвей непроизвольно бросил взгляд на портрет. Ай да Домнин!
— Это я, — показала пальцем туда же Астра. — И здесь тоже я! — она ткнула себя пальцем в грудь. — И там! — она повернула пальчик в сторону зеркала.
— Ба! Да вас трое?
— Нас больше… Так что не сопротивляйся. Защекочем!
— Сдаюсь, сдаюсь. А для меня Вишняков не прихватил костюмчика?
— Ты оденешься Брюсом.
* * *Калганов понимал, что следует остаться дома и провести праздник с женой и сыном, иначе не миновать скандала. И отпускать «Русалок» одних душа не лежала. Кто знает, как они поведут себя в незнакомой обстановке — в чужом доме, среди хмельной и развязной публики?
Господин Борецкий клятвенно заверил, что все будет держать под контролем и никаких эксцессов не допустит, но продюсера терзали опасения. Хватит с него вопиющего происшествия в «Спичке»! До сих пор расхлебывает.
Это все Лея! Как она могла, после всего, что он для нее сделал? Для всех них? Девчонки водят его за нос. И так упорно все отрицают, такие оправдания находят, так притворяются! Хитрые бестии. Ну, ничего, ничего, он до них доберется. Выведет на чистую воду!
Девушки расположились в студийной комнате отдыха, пили кофе, вяло переговаривались. Напряжение предпраздничных дней сказывалось на всех.
Калганов с натянутой улыбкой на лице подсел к ним за столик.
— Перекур?
— Ты же запретил нам курить, Рома… — проворчала Мио. — Хотя нашим голосам пара сигарет в сутки не повредит. Что за инквизиторские порядки?
— Ты зверствуешь, — поддержала подругу Чара.
Юна и Лея молча цедили маленькими глотками кофе. Солистка расположилась чуть поодаль, за соседним столиком. Она вообще держалась особняком.
— Распустил я вас, — вздохнул Калганов, и улыбка исчезла с его губ. — Оказал вам доверие. А вы его не оправдали. Подвели меня, можно сказать, опозорили.
— Мы ни при чем! — возмутилась Юна. — Это все она, Лейка!
— Лейка — садовый инвентарь. Сколько раз повторять? — рассвирепел продюсер. — Как были телки неотесанные, так и остались. Учу вас, учу, бьюсь с вами круглые сутки — скоро жена из дому выгонит. И никакой благодарности! Брошу я вас, катитесь к чертовой матери!
Бэла потянулась за минералкой, плеснула в стакан.
— Ты чего разошелся, Рома? Мы в порядке, пашем по-черному, без нормального отдыха, питаемся всухомятку. А за Лею мы не в ответе. Ты с ней разбирайся.
— Я вас вообще на голодный паек посажу! — взвился он. — Жиром обросли, как рождественские гусыни. Без слез не взглянешь. В спортзале когда последний раз были?
— Когда нам по залам-то ездить?
— Всё! — Калганов хлопнул ладонью по столу, так что подпрыгнули чашки и жалобно звякнула мельхиоровая сахарница. — Хватит! Я вам покажу настоящую дисциплину и ежовые рукавицы. Взяли моду огрызаться!
Он раздул ноздри и запыхтел, как самовар. Мио вытерла салфеткой пролившийся кофе. Нервы у Ромы никуда не годятся. Того и гляди, с кулаками набросится.
Солистка наблюдала за этой сценой со стороны, без всякой реакции. Могла бы тоже высказаться, между прочим. Делает вид, что ее слова продюсера не касаются.
Калганов не мог избавиться от мысли, что девушки ему лгут, что в их длиннокудрых головках зреют враждебные замыслы, с одной стороны, покрывают Лею, с другой — как будто не чувствуют за собой никакой вины. Наверняка, она с кем-то из них поделилась планами, но никто не принял никаких мер.
— Почему мне не позвонили? Не предупредили? — заорал вдруг он. — Как это так…
От возмущения у него перехватило горло, он замер, со свистом втянул в себя воздух, позеленел и сбавил тон. Если так психовать, сердце не выдержит. И без того приходится носить валидол в кармане.
— Да не парься, Рома… — пробубнила Мио. — О чем предупреждать-то? Мы сами ничего не знали. Вот те крест!
Она небрежно перекрестилась, остальные захихикали, и эти приглушенные смешки окончательно вывели продюсера из себя. Его распирало от желания выругаться, показать нахальным девчонкам, кто здесь хозяин. Но он сдержался, усмиряя бушующий в груди вулкан. Потом, все потом. Они еще пожалеют, что вели себя подобным образом. Он сумеет прищемить им хвосты.
— Все ведь уладилось, — сказала Юна. — Ну правда! Не бери в голову. Больше такого не повторится, обещаем.
Она посмотрела в сторону Леи, остальные повернулись туда же.
— Да, — закивала девушки. — Мы с нее глаз не спустим.
— Не только с нее, но и друг с друга! — рявкнул Калганов. — Может, еще у кого-то мозги набекрень? Черт вас разберет! Вы же коллектив, группа. Где ваше чувство ответственности? Я не могу пасти вас, как стадо безмозглых овец…
Он выдохся. Эти девицы сведут его с ума. Жена права, он слишком их опекает, тратит на них время и силы, деньги, наконец. Но перспективы… Она не видит перспектив, которые вырисовываются.
— В Сатино вас повезет Лёшик, водитель, он поможет выгрузиться, отнесет вещи и вернется в Москву. Вы останетесь на неделю, до Рождества, как условились. Девятого января Лёшик за вами приедет.
— В Сатино вас повезет Лёшик, водитель, он поможет выгрузиться, отнесет вещи и вернется в Москву. Вы останетесь на неделю, до Рождества, как условились. Девятого января Лёшик за вами приедет.
— Девятого-о? — эхом откликнулись девушки.
— Ничего себе!
— Рождество же седьмого…
— Вопрос не обсуждается, — отрезал продюсер. — До девятого, значит, до девятого. Будете развлекать публику, падкую на ветхозаветную старину. Половину гонорара я уже получил, вторую половину получите вы, на месте, от господина Борецкого. По двойному тарифу, естественно, — праздник, все-таки. Аппаратуру брать не надо. Заказчик просил исключительно живой звук и только фольклорную часть программы, под ваш собственный аккомпанемент, — имеются в виду дудки, бубны. Я обо всем договорился. Вам отведут отдельную комнату, будут кормить, обеспечат максимальный комфорт.
— А Сатино где? Далеко? — спросила Бэла.
Калганов только сейчас обратил внимание, какие у нее раскосые татарские глаза, черные, жуликоватые.
— Под Костромой. Не дай бог, выкинете какой-нибудь фортель! — угрожающе произнес он. — Очередной фокус станет для вас последним. Расформирую к… — Он грязно выругался. — Или совсем разгоню на фиг! Езжайте в свои медвежьи углы частушки лесорубам петь, если ни на что другое не годитесь.
— Фьюу-у-ууу… — присвистнула Чара. — Так это Сатино — деревня, что ли?
— Вот именно, деревня. Чего рты раскрыли? Вам не привыкать!
— Какие же там условия?
— Отличные. Как в люксовском номере. Господин Борецкий приобрел бывший помещичий дом, отремонтировал, наверное, по евростандарту, так что все удобства будут вам обеспечены. Есть еще вопросы? Человек деньги платит, и немалые. Готовьтесь, как следует, чтобы никакой халтуры. Только высокопрофессиональное исполнение. Опозоритесь — пеняйте на себя!
Глава 15
Кострома — СатиноЧерный «Хаммер» неторопливо катил по шоссе, мимо высоченных елей в снегу. Кромка леса была размыта в молочной мгле неба. По обочинам курилась поземка.
— Я нарочно взял другую машину, — сказал Вишняков. — Не ту, на которой приезжал в «Спичку». Чтобы сбить Калганова с толку — он моего «Хаммера» не видел.
«Неужели это он следил за «Русалками»? — ломала голову Астра. — Почему скрыл от меня? Стыдится своего поведения? Жаль, тогда номера не удалось разглядеть. Сейчас бы сравнить и припереть его к стенке!»
Егор Николаевич оказался хорошим водителем и приятным собеседником. Он умел и непринужденно вести беседу, и помолчать, когда того требовали обстоятельства.
— Давайте все перейдем на «ты», — предложила Астра. — И без отчеств.
— Пожалуй, да, — согласился Егор Николаевич. — Я ведь заочно представил вас Борецкому как своих друзей.
До Костромы добрались за пять часов — ехали не торопясь, без неоправданного риска. Дул ветер, мело, видимость оставляла желать лучшего. Останавливались передохнуть и поесть. В кафе и в маленьком магазинчике на заправке стояли украшенные к Новому году елки, висели гирлянды лампочек, блестящая мишура.
— Я плохо знаю город, — предупредил Вишняков. — Бывал здесь всего раза два, гостил у Борецкого. У него был дом в Костроме, на берегу Волги. Потом он его продал, чтобы купить и обустроить сатинское «имение». Небольшой участок земли перестал его устраивать. Ему вотчину подавай, чуть ли не феодальное владение! Не понимаю я этого стремления покупать земли с бывшими усадьбами. Какая-то нездоровая ностальгия по утраченному. Но в одну реку дважды не войдешь. Того, что было до революции, уже не будет. Скоро начнут ратовать за возобновление крепостного права!
— Судя по его тяге к помещичьему быту, он явно имеет представление о том, что это такое, — заметила Астра.
Матвей незаметно взял ее руку в свою и легонько сжал. Не говори-де лишнего, человек может не разделять твоих теорий о «прошлых воплощениях». Астра, впрочем, не смутилась, продолжала разглагольствовать, как ни в чем не бывало. И Вишняков, к удивлению, охотно ей поддакивал.
— Мы рождаемся уже с определенными наклонностями и навыками. Генетика не дает вразумительного ответа, оттуда они берутся. Вот Борецкий, тот просто помешан на славянском прошлом, на всякой патриархальности, всяких заветах предков. Возомнил, что ведет род от Марфы Посадницы. И ведь не собьешь его с этого конька! Упирается, спорит до хрипоты.
— Ты давно его знаешь? — поинтересовалась Астра.
— Он пытался освоить рынок ценных бумаг, на этой почве мы и сошлись, — объяснил Вишняков. — Нас познакомил правительственный чиновник, который связан с экспортом древесины. Трудно вести серьезные дела без поддержки государственных лиц, особенно в последние годы.
— Борецкий… Борецкий… — пробормотала она. — Нет, не припоминаю.
— Илья не так давно в Москве, он волжанин, родился и вырос в Костроме, там и стал предпринимателем.
— Пора обедать, господа! — вмешался в их разговор Матвей. — Вы не скоро закончите, а я голоден. Кстати, где мы остановимся? В Сатине, как я понял, нас ждут послезавтра.
— Можем и завтра явиться, Илья будет рад. Он очень гостеприимен, хлебосолен.
— Я хочу посмотреть город, — заявила Астра. — Когда еще доведется здесь побывать? Кострома входит в «Золотое кольцо»?
— Да.
— Мы остаемся, Матвей. Ты мне обещал.
— Конечно, раз приехали, грех не воспользоваться случаем, — улыбнулся Вишняков. — Я забронировал два номера в бизнес-отеле. Люблю маленькие уютные гостиницы.
Он припарковал свой «Хаммер» у белой от снега площади. Все вышли, вдыхая холодный воздух. Егор Николаевич указал на высокую узкую башню.
— Пожарная каланча, символ Костромы. А площадь называется Сусанинской. Говорят, именно в костромских лесах Иван Сусанин завлек поляков в чащу, где они или замерзли, или стали добычей волков.
— В самом деле? — хмыкнул Матвей. — Надеюсь, нам это не грозит?
— Что вы… ты? — поправился бизнесмен. — Я знаю дорогу в Сатино. Мы не заблудимся.
От площади вниз вела улица, которая у реки упиралась в бывшие ворота от въездной заставы. Астра захотела прогуляться по набережной. Снег бил в лицо, пейзаж в серо-белых тонах выглядел уныло. Продрогнув до костей, они отправились обедать. Наскоро перекусили в гостиничном ресторане, и Вишняков повез их в Ипатьевский монастырь. Он оказался отличным гидом.
— Костромичи оставили яркий след в истории России, — говорил он по дороге. — Они утверждают, что подобрали на Куликовом поле раненого Дмитрия Донского и спасли его. Наверное, по старой памяти тот же Дмитрий прятался в Костроме от войска хана Тохтамыша, а его сын Василий — от Едигея. У московских владык стало традицией искать убежища в добротной крепости, защищенной Волгой.
— Откуда ты все знаешь?
— Борецкий мне уши прожужжал костромскими байками, а я на память не жалуюсь. Теперь могу водить туристов по историческим местам.
Монастырь, тяжеловесно-величественный, снисходительно взирал на суетливый торг у ворот, — матрешки, изделия из можжевельника и бересты. За стенами возвышались маковки соборов. По каменному коридору Вишняков провел гостей внутрь, на расчищенную, утоптанную посетителями площадь, заговорил о Годуновых.
— Эти богатые бояре — исконные костромичи. В шестнадцатом веке они реально здесь хозяйничали и заботились о монастыре. Новые каменные стены выстроены на их деньги. Когда Борис Годунов стал царем, обитель процветала, несмотря на Смутное время. После его смерти ипатьевские монахи почему-то поддержали Тушинского Вора, второго Самозванца.
— Их было два? — удивился Матвей.
Вишняков кивнул.
— Лжедмитрий I и Лжедмитрий II. Двойники, «клоны».
Астра бросила на Карелина многозначительный взгляд. Тема двойников была ее пунктиком.
— Ирония судьбы! В этом монастыре укрывался Самозванец, и в нем же потом прятался будущий царь Михаил Романов с матерью. По-моему, оплот Лжедмитрия и вотчина злейших врагов Годуновых — неподходящее место для убежища. Однако именно тут внезапно объявились Романовы, сюда приходили народ и бояре звать Михаила на царство. Уговаривали несколько часов, пока толпа на площади не пришла в неистовство. Только тогда Михаил Федорович дал согласие занять престол. Так или иначе, времена Смуты закончились именно в этих стенах. — Он помолчал, глядя на монастырские башни. — Русская история кишит белыми пятнами. Как любая история.
— Выходит, Кострома — колыбель династии Романовых?
— Истинно так… если верить историкам, — улыбнулся Вишняков. — Родня Михаила по линии матери — Шестовы имеют костромские корни. Они издавна проживали здесь и даже имели в кремле «осадный» двор. А Ипатьевский монастырь официально считается местом рождения новой династии… Каждому монарху следовало хотя бы один раз посетить сию обитель.