Кольцо под ночной сорочкой стало вдруг тяжелым, словно мельничный жернов. Девушка сняла его, положила под подушку и уставилась на дощатый потолок кровати. Щели между досками раздвигались и смыкались, словно шепчущие губы.
Агнессс, Агнессс, Агнессс…
Лишь далеко за полночь она смогла наконец уснуть. И в этот раз увидела новый сон. Он был до того тревожным, что Агнес то и дело вздрагивала и тихонько вскрикивала…
…длинный коридор, в конце его – двери. Агнес знает, кто находится за этими дверьми. Трое мужчин прибыли сегодня утром в роскошных, отороченных мехом плащах, под которыми звенят кольчуги. Еще в рассветных сумерках они въехали во двор на благородных боевых конях, каждый из которых сто́ит как три крестьянских подворья. Агнес чувствовала на себе их взгляды, когда наместник представлял ее. И в тот же момент она поняла, что эти люди замышляют что-то недоброе.
Что-то неуловимо злое.
Агнес идет дальше по коридору; в руках у нее графин, полный вина, который она несет в зал. Но возле дверей она вдруг останавливается. Сквозь щель между створками видны трое мужчин. Они стоят перед камином и, увлеченные разговором, дожидаются наместника. Они говорят тихо, но до Агнес зловещими заклинаниями доносятся обрывки фраз. Слова эти не предвещают ничего, кроме смерти и разрушений.
Мужчины обсуждают гибель – ее и Иоганна.
В то, что они замышляют, невозможно поверить, и поначалу Агнес думает, что ослышалась. Ей трудно дышать, руки дрожат. Трифельс в опасности! Нужно как можно скорее оповестить наместника. Но главное, нужно предостеречь Иоганна и той же ночью вместе с ним…
В этот миг графин выскальзывает из пальцев, мокрых и скользких от холодного пота. Стекло со звоном разбивается об пол – звук разносится такой, словно гора разлетелась вдребезги. Вино лужей растекается по каменным плитам, и мгновение Агнес смотрит на свое размытое отражение. Но это не она! Тогда кто же? Она старше, волосы ее обрамляет украшенный цветами металлический обод, на коже обозначились первые морщины. Лицо сковано маской ужаса.
Мужчины в зале умолкают. Их взоры устремлены в сторону дверей, перед которыми по-прежнему стоит Агнес.
Она бежит прочь по коридору. За спиной поднимаются крики и быстро приближаются. Хлопает дверь, звенят кольчуги, шелестит о ножны лезвие меча.
Эти люди приехали, чтобы убить ее…
Агнес вскочила с хриплым криком и растерянно оглядела комнату. Казалось, в следующее мгновение дверь распахнется и к ней ввалятся люди с обнаженными клинками. Но все было спокойно, за окном первые птицы возвещали новый день.
Сон развеялся, словно дым по ветру, но Агнес еще долго видела перед собой искаженное ужасом лицо, отраженное в луже.
Однако с первыми лучами солнца рассеялось и это видение.
* * *Тем же утром в сырой, прохладной крипте церкви Святого Фортуната в Анвайлере вокруг каменного алтаря собралась небольшая группа людей. Взявшись за руки, они вполголоса напевали старинную церковную песню на латыни, как поступали на каждой из своих редких встреч. Никто не знал об этом собрании, даже городской священник. Раньше, когда-то очень давно, священник был важным членом их тайного общества. Но нынешний пастор, Йоханнес Лебнер, был толстым, жадным пьяницей, который прикарманивал часть приношений и вел тайные делишки с наместником Гесслером. Ученый из далекого Кельна, он по чистой случайности оказался в этих местах и не смыслил в древних обычаях и обрядах.
Особенно в этом.
Их было двенадцать, по числу апостолов. Простые жители Анвайлера, семьи которых вот уже два столетия составляли этот орден. Лишь со смертью одного из них в круг принимался новый член. Они называли себя Братством кольца и с тех смутных времен оберегали тайну, от которой зависела судьба империи. Один раз, не так давно, тайна была почти раскрыта. Но им все же удалось ее сохранить.
Теперь им снова грозила опасность. Хотя никто из них не предполагал, насколько они близки к поражению.
Когда стихли последние звуки песни, слово взял глава ордена. Ему давно перевалило за семьдесят; лицо его было морщинистым, словно старая кожа, а волосы – белее снега. В обычной жизни он был простым кожевником, честным и трудолюбивым стариком в окружении восьмерых взрослых детей и бесчисленных внуков и правнуков. Но здесь, среди украшенных гербами и символами стен, он излучал магическую силу древнего жреца. Сообразно своему положению старик носил простую мантию – когда-то она была белой, но за долгие годы стала серой и поношенной. С изнанки ее украшали три льва с поднятыми лапами.
– Дорогие браться и сестры, – разнесся под сводами голос старика. – Как вы уже знаете, наши враги снова близки к тому, чтобы докопаться до истины. Вынужден сообщить, что они уже побывали здесь и протянули к нам руки.
По собравшимся прошел встревоженный ропот, и глава Братства вскинул руку. После чего обратился к Эльзбет Рехштайнер, которая до сих пор держалась в тени.
– Мы успели предупредить Эльзбет задолго до появления врага, – сообщил старец. – Но ее все-таки обнаружили, так что ей пришлось исчезнуть на несколько недель. Многие из вас считали ее мертвой. В том, что она снова среди нас, есть повод для радости… – Он выдержал небольшую паузу. – Но я надеюсь, что и Эльзбет даст нам повод для радости, в особенности в том, что касается местонахождения кольца…
Зловещее эхо его голоса еще не стихло, а все взоры уже были обращены в сторону знахарки.
Эльзбет Рехштайнер расправила плечи. Несколько недель она провела у своей племянницы в Вальдрорбахе, в постоянном страхе, что ее обнаружат. Страх и недостаток сна оставили на ее удрученном лице глубокие морщины. Наконец знахарка собралась с духом и обратилась к Братству:
– Люди, о которых говорит наш старейшина… – начала она нерешительно. – Да, они были у меня. Они перевернули вверх дном мое жилище в поисках кольца. Но остались ни с чем.
Старик облегченно кивнул:
– Значит, ты надежно его спрятала.
– Я его не прятала. Я избавилась от него.
На несколько секунд в крипте воцарилась гробовая тишина. Затем все принялись взволнованно переговариваться, и старик со злостью хлопнул ладонями.
– Успокойтесь! Успокойтесь же! – воскликнул он. – Если вы не прекратите, вас наверняка услышат в церкви! Утренняя служба начнется с минуты на минуту.
Когда собравшиеся наконец утихомирились, старик обратил к Эльзбет налитое кровью лицо:
– Что ты сделала?
– Теперь оно в руках Божьих, ибо там оно в его власти.
Нерешительно и тщательно выбирая слова, знахарка рассказала Братству о своем поступке.
– Уверена, этих людей отправили сюда, чтобы довести когда-то начатое дело до конца, – закончила она. – Этот чернокожий мужчина хитер и пронырлив. И он проделал сюда долгий путь. Должно быть, его прислал некто могущественный. Я послушала, что говорят люди. Он побывал и у других знахарок и всех спрашивал об одном и том же. Расспрашивал по трактирам, рыскал по кладбищам, копался в церковных книгах… Ни он, ни его подельники не сдадутся, пока не найдут то, что ищут. Я не могла сидеть сложа руки.
– Ты… отдала соколу наше кольцо! – Старик растерянно покачал головой. – Нельзя было этого допустить, ни в коем случае! Разве я не говорил тебе тогда, в хижине, сколь много значит твоя миссия? Что теперь станет с кольцом, кто знает? Больше мы над ним не властны.
Эльзбет подобралась.
– Оно никогда не было нашим. Сохрани я его, и оно оказалось бы в руках врагов. Вам бы этого хотелось? Когда птица опустилась на подоконник, меня вдруг охватило странное предчувствие…
– Проклятье!
Это выругался коренастый мужчина в потертом кожаном фартуке, какие носили пфальцские извозчики. То был Дитхельм Зеебах, хозяин «Зеленого древа». Он тоже был в хижине Эльзбет пару месяцев назад.
– То есть ты избавилась от кольца, повинуясь какому-то предчувствию? – прорычал он. – Ты была хранительницей, Эльзбет! Братство доверило тебе оберегать кольцо. Что на тебя нашло?
– Птица… она была как знак, – неуверенно возразила знахарка, – словно явилась из другого времени. – Она вскинула подбородок. – И в итоге разве я не права оказалась? Не забывай, тайна, которую мы храним, способна изменить судьбу империи… судьбу всей Европы! Или ты думал, те люди самым вежливым образом расспросили бы меня о кольце и отбыли восвояси? – Она горестно рассмеялась. – Нет, они бы пытали меня, пока не вызнали все, что нужно!
– Так почему же ты просто не спрятала кольцо? – вступил в разговор еще один из членов. Канатчик Мартин Лебрехт многие годы состоял в Братстве, и его слово имело вес. – Ты могла бы закопать его в лесу или передать кому-нибудь из нас. Мы бы все поняли.
– А я, по-твоему, не думала об этом, Мартин? – Знахарка снова рассмеялась. – Но что бы от этого изменилось? Эти люди все равно разыскали бы меня и пытали бы, пока я не раскрыла им тайну.
– Это все отговорки, Эльзбет! – бушевал Зеебах. – Ты испугалась. И теперь из-за твоего страха на карту поставлена судьба всей империи!
– Ты прав, Дитхельм. Да, я испугалась. Сомневаюсь, что я выдержала бы такие страдания. Ожоги, побои, разорванные сухожилия, сломанные кости… А ты бы выдержал, Дитхельм? Разве ты не боишься?
Зеебах поколебался, а затем упрямо скрестил руки на груди.
– Остается неясным, откуда эти люди узнали, что кольцо находилось у Эльзбет, – задумчиво произнес глава Братства и по очереди взглянул на каждого из членов. – Только нам известно, что Эльзбет избрана хранительницей кольца. Значит, кто-то из нас проболтался.
Знахарка склонила голову:
– Я об этом тоже подумала. Возможно, все так и есть. А может, они явились лишь затем, чтобы расспросить меня… Как я уже говорила, они побывали и у других знахарок.
Собственное мнение на этот счет у нее давно сложилось, но высказывать его вслух она остерегалась.
Кому тут вообще можно доверять? Если среди нас завелся предатель, нужно, чтобы он знал как можно меньше.
– И все же нам следует быть начеку. – глава Братства расправил плечи. – Предатель в наших рядах нас погубит.
Наверху вдруг зазвонили колокола. Старейшина скинул белую мантию и снова стал простым стариком с морщинистым лицом.
– Нам пора наверх, пока не началась служба, – усталым голосом завершил он собрание. – Иначе пастор что-нибудь заподозрит. Нам нельзя рисковать.
Он еще раз покачал головой и пробормотал:
– Доверить кольцо соколу… Да укажет ему Господь истинный путь.
И все они, склонив головы, отправились наверх, как благочестивые мужчины и женщины направлялись на воскресную службу.
Колокола звучали для них погребальным звоном.
Глава 7
Испанское нагорье,
16 мая 1524 года от Рождества Христова
Высоко над отрогами иберийских гор порхал белый голубь. Он нес вести из далеких земель.
Маленькая птичка проделала долгий путь. Ранним утром она и два ее спутника покинули Монпелье. Но одного из голубей прямо в воздухе разорвал орел, а второй, в черных пятнышках, угодил в сеть голодного пастуха и стал для кого-то обедом. Белый голубь был последним из троицы и, преодолев более пятисот миль над укрытыми снегом горами, глубокими низинами и разрозненными крепостями, взмахивал крыльями далеко не так бодро, как в начале пути.
Когда впереди наконец завиднелись белые стены Вальядолида, голубь почувствовал прилив сил. Это был его дом. Здесь он родился и жил поныне. Расправив крылья, голубь начал снижаться к остроконечным башням, зубьям, водостокам и церквям с яркими витражами, точно бриллианты сверкающими в свете заходящего солнца. С колоколен церкви Сан-Пабло его приветствовала целая стая собратьев, но белый не стал на них отвлекаться. Он полетел дальше, минуя старый университет, пока впереди не показался королевский дворец. Словно привязанный невидимой нитью, голубь направился к одной из башен и влетел в крошечное окошко под зубьями. Его тут же окутал полумрак голубятни, пропитанной знакомым запахом навоза и птичьего помета. Вокруг ворковали десятки других голубей. Затянутая в перчатку ладонь осторожно подхватила его и заботливо погладила по голове:
– Умница.
Карл V снял свиток из шелковой бумаги, привязанный к лапе голубя, и насыпал немного пшена в серебряную миску. Птица принялась жадно клевать, а император сломал печать крошечного письма.
Карл питал большую слабость к голубям. Их воркованье успокаивало его после суетливых будней правителя, а перья были мягче пуха в герцогских подушках. Иногда император по нескольку раз на дню поднимался в башню, чтобы насладиться любимым зрелищем. Он привык лично отправлять с почтовыми голубями некоторые из приказов. Особенно если отправить их требовалось в обход даже самых доверенных лиц.
Голубки позволяли Карлу управлять империей, где гонцы тратили на дорогу недели, а то и месяцы. За последние годы эрцканцлер Гаттинара поручил выстроить голубятни во всех значимых областях немецко-испанской империи, а также во враждебной Франции. Некоторые из птиц за день преодолевали по семь сотен миль. Всего за пару дней приказы доставлялись из Севильи до далекой Вены, из Барселоны до Антверпена. Уже не первую неделю Карл дожидался определенного известия, и ему не терпелось узнать, его ли доставил голубь.
Развернув наконец записку и взглянув на шифр и инициалы отправителя, он сразу понял, что это то самое долгожданное письмо. Сердце императора забилось чаще. Шевеля губами, Карл пробежал взглядом по крохотным строкам, после чего смял листок в маленький шарик и поднес к одной из стоявших в углу свечей. Бумага вспыхнула и спустя мгновение обратилась в пепел.
– Sacrebleu![12]
Несколько голубей испуганно вспорхнули, и Карл прикусил губу, чтобы не выругаться еще раз. В моменты гнева он неизменно заговаривал на языке детства, проведенного в Бургундских Нидерландах. А сожженное только что письмо… Похоже, французы действительно прознали о хранимой столько лет тайне. Одному из гонцов удалось доставить в Париж копии украденных документов. Теперь шпионы Гаттинары докладывали, что французы направили в Васгау своего человека, чтобы докопаться до истины.
Император задумчиво растер пепел кончиками пальцев. Значит, эрцканцлер не ошибся, отправив своего агента в эти непролазные леса где-то за Вогезами. Утверждали, что это лучший агент в Германии. Прошло уже несколько недель, с тех пор как он отбыл и начал собственное расследование. Но до сегодняшнего дня этот хваленый шпион так ничего и не выяснил.
Если французы первыми достигнут цели, я ему золото в глотку залью. И не свое, чтоб ему пусто было, а из личных сундуков Гаттинары!
Карл угрюмо кивнул и насыпал голубю еще пшена. Все зависело от того, кто из агентов первым доберется до цели. И император опасался, что итоги их гонки могли определить дальнейшую судьбу Европы. За последние месяцы его заклятый враг, французский король Франциск I, потерпел ряд горьких поражений, но снова тянул руки к Италии. А на нового папу Климента VII не было никакой надежды. И это очень сердило. Ведь для того, чтобы его признали правителем по всей империи, ему непременно нужно благословение папы!
Пока кто-то другой не пришел к той же мысли…
Карл со злостью швырнул остатки корма на пол, так что птицы беспокойно захлопали крыльями. Предельно важно, чтобы их агент оказался первым, особенно теперь, при таком шатком политическом положении. Вот если бы информация никогда не просачивалась… Если бы Гаттинара получше стерег документы, противник никогда не прознал бы о тайне! Теперь же им придется действовать.
И убивать.
Юный кайзер вытер грязные руки о шелковый камзол и сел за стол из полированного орешника, совершенно неуместный в голубятне. Извлек из резного ящичка три листка тончайшей шелковой бумаги и на каждом написал по зашифрованному посланию. До сих пор он надеялся, что достаточно будет уничтожить доказательства. Но теперь, когда за дело взялся французский агент, вопрос обретал более деликатный характер.
Следовало найти и без лишнего шума устранить особу, все эти годы жившую втайне от всех. В качестве шифра Карл избрал последовательность букв, заранее согласованную с Гаттинарой и его агентом.
B. A.R. B.A. R.O. S.S. A.
Когда с письмами было покончено, кайзер осторожно свернул крошечные листки, вложил каждый в маленькую трубочку и осмотрелся в поисках подходящих голубей. Он остановил свой выбор на двух белоснежных и одном сером. Все трое взволнованно захлопали крыльями. Карл ловко привязал трубочки к их лапкам, освободил голубей от привязей и по очереди отнес к округлому отверстию, ведущему наружу.
Вглядываясь в сгущающийся мрак, Карл мысленно следил за полетом голубков. Сначала они отправятся в Монпелье, где у испанской короны в старинном монастыре Сен-Бенуа имелось тайное представительство. Другие птицы доставят письма в Париж, затем в Страсбург и далее, пока один из голубей не доберется до далекого Васгау.
– Летите, пташки мои! Летите и передавайте привет в Васгау!
На мгновение голуби застыли в окошке, так, словно не могли свыкнуться с ощущением свободы. Затем один за другим вспорхнули в небо и полетели над старым городом Вальядолида в сторону иберийских гор, заснеженной грядой видневшихся на горизонте.
Карл провожал их взглядом до тех пор, пока они не превратились в крохотные точки на небосводе. Затем вздохнул и спустился по узкой лестнице на первый этаж башни. Несколько часовых встали перед ним на колени, точно перед божеством.