Александр Маркьянов Адепты стужи
Часть 1
Пролог. 18 августа 1992 года. Военный госпиталь под Санкт Петербургом
Закрытый военный госпиталь для командного состава Министерства обороны представлял собой старинную виллу-дворец, выкупленную государственной казной и превращенную в нечто среднее между госпиталем и санаторием. Здесь не столько лечили, сколько долечивались на природе, набирались сил, чтобы снова встать в строй. К сожалению, к старому, причудливой итальянской архитектуры зданию пристроили новое — обычную, пусть и закрытую со всех сторон стеклянными панелями примитивную семиэтажку — здоровенный и уродливый корпус, ставший архитектурной доминантой на местности и портящий весь ландшафт. Хорошо, что остался огромный смешанный, в основном сосновый бор, с посыпанными песком дорожками и удобными скамейками на каждом шагу. Сидеть в таком вот бору, вдыхать свежий лесной воздух было даже не столько удовольствием, сколько одним из лечебных мероприятий, довольно эффективным, кстати…
Сейчас, по одной из дорожек, вглубь леса довольно быстро шагал среднего роста, крепкий на вид человек, на вид лет пятидесяти, с проседью в волосах и бороде, в форме казачьей конвойной стражи без знаков различия. В руках у человека был большой серый пакет. Видимой охраны у него не было — возможно, она скрывалась где-то неподалеку, а возможно и вовсе — осталась у ворот, ибо в государстве, которым правил этот человек, после недавних бурь вновь воцарилось спокойствие, и бояться ему было нечего. Тем более, нечего ему было бояться среди офицеров его собственной армии, в которой когда то служил и он сам. Встречные врачи и долечивающиеся офицеры уже привыкли к его визитам сюда и при встрече отдавали честь, как это было предписано придворным этикетом и армейскими уставами. Человек кивал в ответ и шел дальше.
Тот, к кому он пришел, сидел в беседке, на самом краю соснового бора, в одиночестве. Его желание побыть в одиночестве уважали — и вовсе не за то, кем он был, а исключительно за то, что он сделал. Цесаревич на удивление быстро поправлялся с тех пор как пришел в себя и светила медицины, совсем недавно боявшиеся давать прогнозы, теперь стыдливо опускали глаза…
— Как ты? — коротко спросил государь, неуклюже присаживаясь рядом на невысокую деревянную скамейку — тебе, кстати, Ксения пакет собрала. Просила передать. Ну и я кое-что добавил от себя, не знаю, можно ли…
— Пока нет — ответил цесаревич — но скоро будет можно… Как Ксения?
— Как всегда. Источник проблем. Занимается тем, чем не пристало бы заниматься благовоспитанной девице из хорошей семьи. Она думает, что может скупить всю Россию… Не сразу, конечно, годам к сорока…
— Возможно, она и сможет это сделать… — задумчиво сказал цесаревич Николай — и тогда мне придется царствовать, но не править. Как это сейчас модно говорить: «бабло побеждает зло», правильно?
— Нет, неправильно — сухо сказал государь — государство, живущее по такому принципу, обречено на гибель. Там, где «бабло», как изволит выражаться твое поколение, «побеждает зло» — оно побеждает не только зло, оно побеждает и честь, и достоинство и верное служение. Не все измеримо «баблом». Впрочем, довольно об этом. Я хочу спросить, какие у тебя планы на будущее?
— Планы? — цесаревич пожал плечами — думаю, они несовместимы с твоими. Вернуться в часть, верней в то, что от нее осталось. Служить дальше. Наше знамя осталось с нами — значит, и дивизию мы возродим. Пусть даже из пепла.
— Ошибаешься — сказал государь — это как раз в моих планах. Сегодня я подписал высочайшее повеление на этот счет. Шестьдесят шестая десантно-штурмовая дивизия приобретает статус придворной и перебазируется под Санкт-Петербург, где включается в состав частей лейб-гвардии. Тебе, после выздоровления, конечно, надлежит подобрать место для ее дислокации — не дальше пятидесяти километров от Царского села.
— Для чего? — цесаревич скривился как будто от боли — я же просил… Я обычный офицер армии и не стоит…
— Стоит! — возвысил голос государь — как раз таки стоит! Ты не просто офицер, ты будущий государственный деятель и Император Всея Руси! Это — твой крест, твое служение и ты не смеешь забывать о нем!
Цесаревич угрюмо молчал.
— Как ты считаешь — спокойнее спросил император — все закончилось?
Цесаревич поднял голову, посмотрел на отца, с удивлением отметив, как тот постарел за последнее время. От средних лет, подтянутого мужчины, умевшего нравится женщинам, не осталось и следа — теперь перед ним был пожилой, отягощенный проблемами, требующими немедленного решения, человек.
— Что им еще надо…
— Что надо? Им надо уничтожить нас — ответил Государь — и не за то, что мы что-то совершили, или что-то умышляем против них, нет. Просто у нас есть богатая земля, трудолюбивый народ, мы слишком большие и сильные. Мы существуем, мы сильнее их — и это достаточный повод для того, чтобы желать нам гибели.
— Почему бы тогда не уничтожить их?
— Потому что тогда мы станем такими как они. Если ты победил — но стал при этом негодяем — в чем же смысл такой победы? В том, чтобы стать негодяем? В том, чтобы одним негодяем на Земле стало больше? Я не хочу становиться негодяем, таким как они. А ты должен готовиться принять власть — потому что в любой момент это может потребоваться.
Цесаревич невольно вздрогнул, взглянул на отца — он был спокоен и тверд, как всегда.
— Они попробовали нас на прочность. Всех нас. Они напали на нас — и получили такой урок, который запомнят надолго. Возможно, до того, как они осмелятся напасть снова, пройдет лет семьдесят, а, скорее всего, меньше. Но кое-что они попытаются сделать и раньше. Ты читал «Конец эпохи ядерного сдерживания» фельдмаршала Лотиана?
— Нет.
— А должен был. Куда интереснее, чем устав и эти ты и займешься, когда выйдешь отсюда. Фельдмаршал Лотиан умный и прозорливый полководец, он нашел слабые места в концепции гарантированного ядерного взаимоуничтожения, которая уже несколько десятилетий не дает свершиться новой большой войне. Он написал, что если в стране вооруженный мятеж и гражданская война, если ее руководство убито — то никто не сможет нажать на ядерную кнопку и это страну можно брать голыми руками. Индивидуальный террор в сочетании с молниеносными ударами по жизненно важным точкам обреченной страны — вот новая концепция ведения войны Британии. САСШ пока ничего не хочет слышать, идут даже разговоры о коалиции между нами и САСШ, о совместной разработке астероидного пояса — но это пока только слова. [Разработка астероидного пояса — в этом мире космические технологии развивались быстрее. В 90-е годы уже стоял вопрос о том, чтобы исследовать астероиды на предмет наличия в них цветного металла и если исследование показывало, что металла там много и разработка рентабельна буксировать его, переводить на околоземную орбиту и там добывать этот металл. Проект это был вполне реален и окупаем в отличие от бессмысленных полетов на Луну]
Коалиция была бы чрезвычайно выгодна, прежде всего, для самих САСШ — но ей не дадут свершиться. Помимо публичной власти в САСШ, которую они считают демократической, есть и тайная власть — власть старых европейских денег. Прежде всего, это деньги британцев и бежавших из страны французов — и они разрушат все коалиционные планы, с Россией им нужна война, а не мир.
Цесаревич что-то хотел сказать, но государь предостерегающе поднял руку.
— Дослушай до конца. В мире неспокойно и с каждым днем становится все неспокойнее. Африку так и не удалось окончательно замирить, а у Германии не хватит сил, если она взорвется. Британцы этому взрыву, конечно же, помогут. Персия, хотя и является нашим протекторатом и партнером по нефте-газовому картелю — одновременно она закрывает глаза на радикальный исламизм, направленный против нас. Шахиншах готов за деньги приютить кого угодно, лишь бы это не было направлено против него самого. Италия и Австро-Венгрия слабнут, за их колониальное наследство развернется нешуточная борьба. Япония посматривает на нашу Сибирь, им мало половины Сахалина и островов, они хотят захватить как можно больше, хотят выбить нас из Порт Артура. Наступает эпоха войн — и мы должны быть к этому готовы. Поэтому, шестьдесят шестая передислоцируется в Санкт Петербург, в течение года-двух нужно ее подтянуть до уровня дивизии особого назначения. Случись что со мной — ты должен будешь принять власть. И как ни странно — ты окажешься менее уязвим, чем я. Армия заслуженно считает тебя героем, в шестьдесят шестой дивизии ты легенда. Какой бы мятеж или переворот не был инспирирован из-за рубежа — армия не пойдет против тебя, потому что ты ее часть, один из тех офицеров, на которых нужно равняться. Поэтому, в случае с тобой концепция фельдмаршала Лотиана не сработает.
Цесаревич молчал.
— Подумай над тем, что я тебе сказал. Как вы говорите — с нами Бог, за нами Россия? Так вот, за тобой и в самом деле — вся Россия и ты в ответе за нее, теперь уже не меньше, чем я. А фрукты съешь все. Тебе надо быстрее поправляться…
Картинки из прошлого. 06 сентября 1992 года. Палермо, Сицилия
Маленький турбореактивный самолет «Лир», высвистывая моторами нудную тягучую мелодию, заходил на посадку в аэропорту Палермо «Фалькони и Борселино» — и два его пассажира прильнули к иллюминаторам, во все глаза рассматривая окрестности. Аэропорт был расположен у подножия огромной горы, самолет на фоне горы казался карликовым — этакая белая точка на фоне коричнево-серого базальта. Точка быстро снижалась, стремилась коснуться колесами пыльной бетонной полосы, пассажиры восторженно наблюдали проносящиеся совсем недалеко от иллюминаторов горные склоны, понимая что видят саму вечность…
Самолет зарулил к единственному современному и ухоженному зданию в этом аэропорту — поблескивающему стеклом бизнес-терминалу. Но, вопреки обычаям, когда прилетевших сюда на своем личном самолете бизнесменов, встречает кавалькада машин, пропущенная прямо на летное поле — патриотичные и состоятельные итальянцы из машин предпочитали представительские «Ланчия» и «Альфа-Ромео». Цвет предпочитали обычно не черный, как русские и американцы, не серый как германцы — а темно-синий…
Но этот самолет никто не встречал, его даже в полетный план внесли за день — хотя обычно вечно спешащие бизнесмены и купцы так и делают. Как только самолет замер на положенном ему месте — дверь, ведущая в пассажирский салон самолета, откинулась, превращаясь в удобный трап. Из самолета вышел один из пассажиров, осмотрелся по сторонам и неспешно отправился в здание бизнес — терминала. Пешком…
Человеку этому был на вид лет сорок. Крепкий, коренастый, среднего роста, с тонкими седыми усами, короткой стрижкой и постоянно шныряющими по сторонами глазам, тепла в которых было не больше, чем в выброшенных прибоем на пляж окатанных волнами голышах. Черные, поблескивающие, никогда не остающиеся без движения глаза, по которым прочесть мысли этого человека было совершенно невозможно. Одет он был в неприметный, недорогой серого цвета костюм, в руках держал кейс.
Таможенный контроль в бизнес-терминале совсем простой и примитивный, для итальянцев понятие «уважаемый человек» — не пустой звук, а для сицилийцев — тем более. На контроле человек предъявил новенький, в темно-синей обложке с золотистым гербом британский дипломатический паспорт на имя Найджела Мартина и его, как это и полагается по Венской конвенции, пропустили без досмотра. На плохом, с сильным акцентом итальянском человек попросил его подвезти до основного здания аэропорта, что и было незамедлительно выполнено — ради таких случав в бизнес-терминале всегда держат несколько легких тележек на электротяге, похожих на те, которые используют в гольф-клубах, только с полностью закрытой кабиной.
В аэропорту Палермо человек никогда не был — но войдя в него, сориентировался мгновенно и подошел к стойке «Hertz rent a car», оформленной в фирменные серый и черно-желтые тона. Расплатившись корпоративной карточкой Visa (здесь лучше было платить так, наличными всегда платила мафия) взял напрокат пожилую серую Альфа-Ромео — пожилую это относительно, в прокатных фирмах совсем старых машин не держат. Шесть лет — довольно большой срок для прокатной машины с ее громадным пробегом и сменяющимися за рулем водителями — поэтому и обошлась она ему совсем недорого. Но для понимающего человека прихотливый герб «Альфа-Ромео» на капоте значил многое — эти машины отличались отменной управляемостью и мощными, полугоночными двигателями, при этом стоили дешевле германских. Такая машина, если не раскрашена в яркие, столь любимые итальянцами цвета, весьма незаметна, и при этом позволяет как догнать любую машину, так и самому уйти от погони…
Расплатившись за три дня аренды (Если решите продлить, сэр, не извольте беспокоиться — мы принимаем оплату через любой банк, кредитными картами и через Интернет…), британец лихо проскочил паркинг — заодно опробовав ходовые качества машины и оставшись ими доволен, подкатил к ведущим на летное поле воротам. Несколько минут переговоров с важным, толстым, усатым карабинером, закончились тем, что из рук в руки перекочевала бумажка в пять британских фунтов, а ворота для прокатной серой Альфы открылись. «Уважаемых людей» здесь уважали, особенно тех, кто готов был платить за то, чтобы его уважали…
Выехав на летное поле, британец дал полный газ и уже через минуту лихо, с заносом подрулил к Лиру с откинутым трапом. Только после этого из самолета выбрался второй человек — похожий на старого боцмана. В руках он держал глиняную курительную трубку…
— Э… Найджел, ты уверен, что этот Боливар выдержит нас двоих? — спросил второй британец, подозрительно осматривая поданное к трапу транспортное средство.
— Она и четверых выдержит, сэр, это вторая фирма в мире, выпускающая полугоночные машины в больших количествах, после MG, естественно, сэр… Она не подведет.
— Ну, раз так…
Вообще, машина была четырехместной и четырехдверной, но перенести длительную поезду на заднем сидении взрослому, средней комплекции мужчине, не получив при этом острого приступа радикулита вряд ли было под силу. Поэтому, сэр Колин, покряхтывая влез на переднее пассажирское сидение — как и в любой полугоночной машине в его роли выступало спортивное сидение с минимумом удобств и максимумом боковой поддержки, пристегнулся четырехточечным ремнем безопасности, бросил на колени старый потертый дипломат. И в следующую секунду едва не проглотил язык — так лихо водитель взял с места…
— Найджел… ты вроде должен охранять меня, а не убить… Не забывай об этом…
— Нужно поспешать, сэр… — отозвался водитель.
Почти не снижая скорости, машина вылетела на шоссе — таможенник, схававший до этого пять фунтов, с радостью поднял перед приближающимся на скорости серым болидом шлагбаум…
Сам аэропорт «Фальконе-Борселино» располагается десятком километров западнее Палермо, на самом берегу моря, а до Палермо и дальше, туда куда нужно было добраться двум прилетевшим на Лире британцам, нужно было ехать по одной из красивейших автострад мира — Е90, идущей по всему сицилийскому побережью и пресекающейся только в самом Палермо — часть скоростной автострады, проходящая в городской черте Палермо, считалась городской улицей и носила название «Норд-Квест»…
Первое что бросалось в глаза в Сицилии — это дороги. Дороги здесь были идеальные — широкие, скоростные, бетонные, постоянно ремонтируемые — лучше, чем в любой столице мира. Бьющим в глаза контрастом с ними была беспросветная нищета поселков и маленьких городков — грязь на улицах, вольготно лежащие в лужах свиньи, чумазая, играющая тут же ребятня. Даже в городах особого богатства не было — любому, кто приезжает на Сицилию — в любом небольшом городке в старых кварталах бросаются в глаза обвивающие дома трубы, с которых капает вонючая вода — таким образом отводятся нечистоты. Хорошо, что не по открытым канавам, как было раньше…
Из этой нищеты не было выхода. Сицилия вообще не так уж богата — бедная, каменистая, сложно обрабатываемая почва не дает щедрого урожая, хорошо растут только виноградники, с которых делают особое, красное, терпкое и насыщенное вино. Еще хороший улов можно взять в прибрежных водах — поэтому все прибрежные городки и деревеньки — сплошь рыбацкие (заодно и контрабандистские). Но на Сицилии людей было намного больше, чем могла прокормить земля этого острова, итальянки вообще рожали много — и путь у многих был один. В мафию. Мафия здесь не просто пустила корни — здесь было ее родовое гнездо, власти в Риме давно уже отчаялись с нею бороться, ибо во многих населенных пунктах в мафии состояли все взрослые мужчины, с первого и до последнего человека. Мафия занималась контрабандой, рэкетом, наркоторговлей, убийствами. Благодаря мафии на острове были такие великолепные дороги — все дело было в том, что на строительство коррумпированные римские чиновники выделяли деньги, и все они шли в руки мафии. Нет, они не разворовывались — считалось грехом обкрадывать родной остров. Просто мафия держала эти деньги в обороте год, другой, покупала и продавала наркотики, увеличивала эти деньги пятикратно, а то и десятикратно — а потом пускала их на предназначенные цели, на строительство и прочее. Все это знали — но копаться в этом никто не хотел. Те, кто хотел знать, те кто не соблюдал закон молчания — давно лежали в земле изрешеченные пулями — и здесь, в Палермо и в Риме.
— Сэр, пригнитесь, пожалуйста… — в голосе Найджела зазвучал металл, держа руль одной рукой, второй он вытащил из-за пояса американский автоматический Кольт и положил его рядом с рычагом переключения передач — и не поднимайтесь, пока я не скажу…