Прятавшийся вместе с остальным персоналом за боковым крылом административного здания «ЗР» Дон Стэнли вдруг заметил, что непрерывно создаваемый находившимися внутри синантропами шум прекратился.
– Что-то, похоже, случилось, – размышлял вслух Говард, тоже обративший внимание на внезапную тишину. – Возможно, с их стороны последует новая атака, и на этот раз они попытаются окончательно нас раздавить. Прежде чем этот идиот Шварц соберет армию…
– Погоди, – прервал его Стэнли, прислушиваясь. – Знаешь, что я думаю? Эти чертовы синантропы ушли.
– Куда? – озадаченно спросил Говард.
Поднявшись на ноги, Стэнли посмотрел на административное здание и его закрытые окна, все больше проникаясь уверенностью, что там по каким-то таинственным причинам уже никого нет. Осторожно, вполне сознавая риск, Стэнли двинулся к главному входу.
– Они тебя прикончат, – предостерег Говард. – Лучше вернись, безумец!
Однако он тоже встал, а следом за ним и вооруженные полицейские.
Открыв дверь, Стэнли заглянул внутрь. Коридор был пуст и безмолвен. Вторжение первобытных людей из параллельного мира закончилось, как и началось, столь же внезапно и лишь чуть более таинственно.
– Что ж, кажется, мы их все-таки напугали, – предположил Говард, подходя к Стэнли.
– Ерунда, они просто раздумали. – Стэнли направился к лифту, чтобы спуститься в лабораторию. – У меня есть предчувствие, – бросил он через плечо Говарду. – И я хочу как можно скорее его проверить.
Когда они добрались до лаборатории, Стэнли убедился, что интуиция его не подвела. Проход, соединявший два мира, исчез.
– Его закрыли, – пробормотал Говард, с любопытством оглядываясь вокруг, словно ожидая, что проход появится в каком-то другом месте.
– Значит, надо открыть старый проход и попытаться найти наших колонистов до того момента, как их перебили, – сказал Стэнли.
Он подозревал, что шансы на это не слишком велики. И все же попробовать стоило.
– Как думаешь, почему они отказались от вторжения? – спросил Говард.
Стэнли пожал плечами.
– Наверное, им тут не понравилось.
Кто мог это знать? Уж определенно не он. Но в любом случае нельзя было сидеть сложа руки. Жизнь тысяч мужчин и женщин, находившихся по другую сторону прохода, висела на волоске. Срочно требовалось обеспечить колонистам безопасное возвращение в этот мир. Стэнли вздрогнул от дурного предчувствия, вспомнив об извлеченных из болота скелетах. «Наверняка удастся спасти лишь часть эмигрантов, – подумал он. – Но это лучше, чем ничего. Даже одна жизнь того стоит».
– Сколько понадобится времени, чтобы связаться с колонистами? – спросил Говард. – День? Неделя?
– Узнаем, – коротко ответил Стэнли и направился к генератору энергии дефектного скатлера Дара Петеля.
Началась кропотливая работа по возвращению колонистов с альтернативной Земли.
14
В ноябре, несмотря на оскорбительные передачи с «Золотых врат», а может быть, именно благодаря им Джиму Брискину удалось с небольшим преимуществом победить Билла Шварца на выборах.
«Итак, президентом Соединенных Штатов стал негр, – подумал Сол Хайм. – Наступила новая эпоха во взаимоотношениях между людьми. По крайней мере, хотелось бы на это надеяться».
– Нужно это отпраздновать, – задумчиво сказала Пэт. – Устроить прием.
– Я слишком устал, чтобы праздновать, – вздохнул Сол.
Путь от выдвижения кандидатуры до выборов был невероятно труден, и Сол помнил все этапы этого пути. Тяжелее всего было после провала программы колонизации, объявленной во время выступления Джима в Чикаго. Сол до сих пор не мог понять, почему это не перечеркнуло полностью шансы Брискина на избрание. Возможно, потому, что Билл Шварц опрометчиво ввязался в эту историю, и в конечном счете вся вина пала на него, а не на Джима.
– Мы заслужили праздник, – настаивала Пэт. – Трудились много месяцев. Если мы и дальше…
– Кружка пива в маленьком баре, и в постель. На это я еще могу согласиться, – ответил Сол.
Он не испытывал никакого желания появляться в публичных местах. Там наверняка можно наткнуться на кого-нибудь из бывших колонистов или их родственников. Подобные встречи никакого удовольствия не доставляют. Всякий раз приходится отвечать на один и тот же вопрос, ответа на который у него нет: зачем вы нас в это втянули?
И все-таки Шварц побежден.
– Думаю, нам пора кое с кем встретиться, – не сдавалась Пэт. – Во-первых, с Джимом, это можно даже не обсуждать. Во-вторых, с Леоном Тэрпином, если он согласится к нам присоединиться, – ведь именно он или, по крайней мере, его инженеры помогли вернуть тех людей назад. «ЗР» нас спасли, Сол. Нужно отдать им должное.
– Ладно, – согласился Сол. – Я лишь настаиваю, чтобы на приеме не было того коротышки бизнесмена из Канзас-Сити, владельца дефектного скатлера.
Он даже не мог вспомнить, как звали человека, из-за которого началось противостояние двух миров.
– А по-моему, во всем виноват Лэртон Сэндс, – заметила Пэт.
– В таком случае его тоже не приглашай, – сказал Сол.
Впрочем, подобное было вряд ли возможно. Трансплантолог оказался в тюрьме за преступления, совершенные над спящими гибами, и покушение на жизнь Джима. Кэлли Вэйл тоже посадили за решетку – за убийство ремонтника. Можно было с полной уверенностью сказать, что запутанная история взаимоотношений доктора и Кэлли, создавшая для многих столько проблем, наконец закончилась.
– Знаешь, – странным голосом проговорила Пэт, – мне одно не дает покоя. Все еще кажется, что… – Она неуверенно улыбнулась, и губы, бледные, как лепестки жасмина, дрогнули. – Надеюсь, что мое беспокойство тебе не передастся, но…
– Но в глубине души, – закончил за нее Сол, – ты боишься, что некоторые из этих синантропов все еще здесь, на нашей стороне.
– Да, – кивнула она.
– У меня тоже иногда возникают подобные опасения, – признался Сол. – Особенно поздно вечером, когда я иду по улице и вижу, как кто-то шмыгает за угол. Что еще смешнее, судя по тому, что говорил Джим, и ему сейчас нелегко сохранять спокойствие. Возможно, все мы испытываем чувство вины перед синантропами… Все-таки это мы первыми вторглись в их мир. И теперь нас мучат угрызения совести.
Одетая в легкий халатик Пэт, вздрагивая от холода, сказала:
– Надеюсь, это и впрямь лишь вопрос совести, поскольку мне действительно не хочется встретить синантропа в темном переулке. Я бы сразу решила, что они вновь открыли проход и тайком пробираются через него.
«Как будто у нас и без того нет проблем с перенаселением», – подумал Сол.
– Никак не могу понять, – пробормотал он, – почему они не приняли в дар Смитсоновский институт и Библиотеку Конгресса. Так и убрались восвояси, ничего от нас не получив.
– Гордость, – сказала Пэт.
– Нет, – покачал головой Сол.
– В таком случае глупость, примитивная глупость. Под их скошенными лбами нет даже передних долей мозга.
– Не исключено, – пожал плечами Сол. – Трудно ожидать, что одна раса в состоянии договориться с другой. У них своя логика, у нас своя. Нам с ними не ужиться.
По крайней мере, не при моей жизни, подумал он. Возможно, будущие поколения окажутся более открыты для восприятия иного образа мышления. Но не сейчас, и не те, кто в данный момент населяет этот мир.
– Мне пригласить мистера Тэрпина? – спросила Пэт. – Устроим прием здесь?
– Не знаю, захочет ли Тэрпин праздновать победу Джима, – с сомнением сказал Сол. – Большую часть кампании они со Шварцем вели себя довольно глупо.
– Позволь кое о чем тебя спросить, – вдруг сказала Пэт. – Ты не думаешь, что Джордж-Уолт – действительно Бог Ветра? Ведь они родились с двумя телами и четырьмя руками и ногами. Искусственная часть появилась намного позже. Так что вначале они были именно теми, за кого выдают себя сейчас. Джим утаил лишь часть правды от синантропа.
– Ты совершенно права, – согласился Сол. – Только не раскачивай лодку, слышишь?
– Хорошо, – кивнула Пэт.
На улице толпа поклонников выкрикивала поздравительные лозунги. Шум проникал в квартиру, и Сол подошел к окну гостиной, чтобы взглянуть, что происходит снаружи.
Большую часть собравшихся составляли цветные, но он различил в толпе и белых. Собственно, именно за это они боролись в течение всей кампании. Процесс объединения продлился почти на двести лет дольше, чем ожидалось. Человеческий разум отвергал любые перемены, о чем постоянно забывали любые реформаторы, включая его самого. Всегда казалось, что лишь шаг остается до победы, – но потом выяснялось, что это вовсе не так.
«Голосуя за Джима Брискина, ты голосуешь за человечество», – вспомнил он предвыборный лозунг. Банальная, но вместе с тем на удивление правдивая фраза. Именно этот девиз в конце концов привел их к победе. «И что теперь? – спрашивал он себя. – Все главные проблемы никуда не делись. Гибы, лежащие в переполненных хранилищах, стали собственностью Джима Брискина и Либерально-республиканской партии. То же касается и толп безработных цветных, не говоря уже о представителях низшего слоя белых… таких как Хэдли, который первым эмигрировал и почти первым вернулся после повторного открытия прохода. Эти четыре года будут для Джима крайне трудными, – подумал Хайм. – После Шварца осталось множество проблем, и если Брискин чувствует себя усталым, ему стоит посмотреть на себя через год или два. Но, думаю, именно о такой жизни он и мечтал. По крайней мере, надеюсь на это. Научило ли нас чему-нибудь столкновение с синантропами? – размышлял он. – Оно лишь показало, что разница между, скажем, мной и средним негром чертовски мала, почти никакой. Когда происходит встреча с расой, которая не является гомо сапиенс, мы наконец начинаем это осознавать. И я вовсе не себя имею в виду, я-то понимал это с самого начала. Я имею в виду обычного жирного сноба, который плюхается рядом с тобой на сиденье в хоппере, хватает оставленную кем-то гомеогазету, читает заголовок и начинает громогласно излагать свои убогие взгляды. Неужели именно попытка решить наконец расовую проблему позволила Джиму выиграть? Вряд ли мы с уверенностью можем это сказать. Но не исключено, что да. В таком случае вся эта авантюра чего-то стоила».
– Все мечтаешь о славе? – насмешливо спросила Пэт. – Я как раз звоню и приглашаю людей на прием. Мистер Тэрпин не может или, что более вероятно, не хочет прийти. Однако он посылает вместо себя нескольких сотрудников, в том числе помощника по административным вопросам Дональда Стэнли. Он утверждает, что мы обязательно должны с ним встретиться, хотя и не говорит почему.
– Я знаю почему, – сказал Сол. – Тито Кравелли тоже о нем упоминал, а я лично встречался со Стэнли во время путешествия в другой мир. Именно он распоряжался дефектным скатлером и в каком-то смысле отвечал за реализацию всего проекта. Да, Стэнли несомненно должен присутствовать. Надеюсь, ты позвонила и Тито.
– Сейчас позвоню, – сказала Пэт. – Еще кого-нибудь пригласить?
– Чем больше гостей, тем лучше, – ответил Сол, начиная наконец проникаться духом происходящего.
Поздно вечером Дариус Петель в одиночестве работал у себя в магазине. Неожиданно кто-то постучал в окно. Выглянув наружу, он увидел на погруженной во тьму улице Стюарта Хэдли.
– Я думал, ты эмигрировал, – сказал Петель своему бывшему работнику, открывая дверь.
– Брось, ты же знаешь, что мы все вернулись, – ответил Хэдли, входя в магазин.
– И как там было?
– Ужасно.
– Так я и слышал, – кивнул Петель. – Насколько я понимаю, ты хочешь снова получить у меня работу?
– Почему бы и нет? Квалификацию я не потерял. – Хэдли начал беспокойно расхаживать по полутемному помещению. – Кстати, ты, наверное, будешь рад, если я скажу, что вернулся к жене. Спарки улетела на спутник – Джордж-Уолт снова собираются открыть «Золотые врата», несмотря на то что Джим Брискин выиграл выборы. Похоже, борьба предстоит нешуточная. Хотя на самом деле мне на все это наплевать, – добавил он. – Своих проблем хватает. Так ты говоришь, можно получить работу? – как бы невзначай спросил он.
– Не вижу для этого никаких препятствий, – сказал Петель.
– Спасибо! – с явным облегчением поблагодарил Хэдли.
– Я читал, что некоторые из вас погибли. Ужасно!
– Это правда, Дар. Мы подверглись нападению, и сопровождавшему нас армейскому подразделению пришлось вести бой до тех пор, пока снова не открылся вход, а вернее, выход. Честно говоря, я предпочел бы об этом не вспоминать. Слишком много надежд пошло прахом. Теперь все зав исит от нового президента. Придется вооружиться терпением и ждать, может, он что-нибудь придумает. Ничего другого не остается.
– Можете писать письма в гомеогазеты.
Хэдли сердито посмотрел на шефа.
– Тебе легко шутить, Дар, у тебя все в порядке, но как насчет остальных? Пусть лучше Брискин поскорее чего-нибудь придумает, иначе все станет намного хуже, прежде чем успеет стать лучше.
– Как тебе нравится, что у нас будет цветной президент?
– Я голосовал за него, так же как и другие. – Хэдли подошел к двери. – Я могу начать с завтрашнего дня?
– Конечно, приходи в девять.
– Думаешь, жизнь стоит того, чтобы за нее цепляться? – неожиданно спросил Хэдли.
– Кто знает? Но раз ты об этом спрашиваешь, значит, что-то с тобой не так. В чем дело, ты заболел? Я не беру на работу психически неуравновешенных людей. Лучше приди в себя, прежде чем появишься здесь завтра.
– Ах, эти сочувствующие работодатели, – покачал головой Хэдли. – Жалею, что вообще задал тебе этот вопрос.
– Бегство с той девушкой явно ничему тебя не научило. Ты такой же чокнутый, как всегда. Что, не способен принять жизнь такой, какая она есть? Ты всегда желал невозможного. Черт побери, многие хотели бы получить такую работу. Тебе дьявольски повезло.
– Я знаю.
– Так почему бы тебе не успокоиться? В чем проблема?
– Когда долго живешь надеждой, – помолчав, сказал Хэдли, – с ней тяжело расставаться. В конце концов приходится пасовать под давлением обстоятельств. Но потом… – Он откашлялся. – Что может заменить утраченные мечты? Ничто. И пустота эта огромна и ужасающа. Она поглощает все остальное, иногда весь мир – и продолжает увеличиваться. Понимаешь, о чем я?
– Нет, – коротко ответил Петель; проблемы Хэдли его нисколько не волновали.
– Счастливчик, вряд ли тебе придется пережить подобное. По крайней мере, в ближайшем будущем. Может, когда тебе исполнится сто пятьдесят лет… – Хэдли посмотрел на шефа. – Я очень тебе завидую, – добавил он.
– Прими таблетку, – посоветовал Петель.
– Хотел бы я знать лекарство, которое мне поможет. Лучше пойду прогуляюсь. Составишь компанию? Черт побери, сам вижу, что нет!
– У меня нет времени на прогулки. Я тебе вот что скажу, Хэдли. Слушай внимательно. Ты придешь утром, и я прибавлю тебе жалованье. Это улучшит твое настроение?
– Да, – не слишком убежденно ответил Хэдли.
– Так я и думал.
– Может, Брискин вернется к своей идее орошения планет…
– Тебя интересует этот старый, никому не нужный проект?
– Честно говоря, – сказал Хэдли уже за порогом, – сейчас я согласился бы на что угодно.
– Лучше займись работой, – сказал Дариус Петель, в глубине души чувствуя, что потерпел поражение в этом обмене мнениями.
– Ничего не могу с этим поделать, – продолжал Хэдли. – Может, со временем что-то изменится. Господи, я до сих пор надеюсь, что еще что-то случится! – Он говорил все это таким тоном, словно сам удивлялся своему меланхолическому настроению и стыдился его.
– Знаешь, что я тебе посоветую сделать? – сказал Петель. – Приходи завтра на работу пораньше, за несколько минут до девяти. Это может изменить твою жизнь в большей степени, чем бессмысленная попытка убежать с той девушкой в мир полуобезьян. Попробуй. И убедишься, что я был прав.
Хэдли посмотрел на Дариуса.
– Вся беда в том, что ты и в самом деле так считаешь. Но именно поэтому мы никогда не поймем друг друга. И знаешь, возможно, это тебя следует пожалеть, а не меня. Потому что однажды ты все равно сломаешься, развалишься на куски – а я протяну еще долго, никогда не сдаваясь и нигде не останавливаясь. Занятно, не правда ли?
– Для того, кто считал себя неисправимым оптимистом, ты…
– Я постарел, – коротко отрезал Хэдли. – И виной тому то, что я пережил в том мире. Разве это не заметно по моему лицу? – Он кивнул на прощание Петелю. – До завтра.
«Надеюсь, он не разучился торговать скатлерами, – подумал Петель, когда за Стюартом закрылась дверь. – Что ж, посмотрим. Если нет – выгоню к черту. Да, пожалуй, назначу-ка я испытательный срок. Ему и так повезло, что я согласился. Надо же, в какую впал депрессию. Но прибавка к жалованью, конечно, поправит ему настроение. Разве может быть иначе?»
Мысли о работе вернули ему пошатнувшуюся было уверенность в себе. Или?.. Где-то в глубине души, на подсознательном уровне, он продолжал сомневаться в правильности избранного им когда-то образа жизни.
– Ты добился успеха благодаря моим замечательным речам, Джим, – сказал Фил Дэнвил, положив ноги на подлокотник дивана. – И какова же будет награда? – Он улыбнулся. – Я жду.
– Ничто на свете не может быть достаточной наградой за то, что ты для меня сделал, – с отсутствующим видом ответил Брискин.
– Он думает о чем-то другом, – обратился Дэнвил к Дороти Гилл. – Посмотри на него, даже не радуется. Он испортит Солу Хайму весь прием. Может, лучше нам туда не ходить?
– Придется, – ответила Дороти Гилл.
– Я не испорчу никому настроения, – уверил их Джим, вставая. – У меня все пройдет еще прежде, чем я там окажусь.
Великий исторический момент, собственно, уже миновал, неуловимый и слишком тесно вплетенный в действительность, чтобы его можно было легко вычленить. К тому же проблемы, ожидавшие нового президента, заслоняли все остальное. Но иначе и быть не могло.
Дверь открылась, и вошел синантроп с портативной машинкой-переводчиком в руках. Увидев его, все вскочили. Трое секретных агентов выхватили пистолеты, а один из них крикнул:
– Ложись!
Все неуклюже повалились на пол, стараясь оказаться подальше от вероятной линии огня.
– Приветствую вас, друзья гомо, – сказал синантроп, пользуясь машинкой-переводчиком. – В особенности я хотел бы поблагодарить вас, мистер Брискин, за то, что позволили мне остаться в вашем мире. Заверяю вас, мое поведение ни в коей мере не выйдет за рамки ваших законов. Более того, возможно, когда-нибудь…
Трое агентов спрятали пистолеты под пиджаки и вернулись на свои позиции в глубине комнаты.
– Господи, – облегченно вздохнула Дороти Гилл, неуверенно поднимаясь на ноги. – Это всего лишь Билл Смит, по крайней мере на этот раз.
– Ты и в самом деле нагнал на нас страху, – все еще дрожа, обратился Брискин к синантропу. – Не помню, чтобы я позволял ему остаться, – шепнул он Тито Кравелли.
– Он тебя благодарит заранее, – сказал Тито. – В надежде, что ты, как президент, примешь именно такое решение.
– Возьмем его с собой на прием, – предложил Фил Дэнвил. – Сол Хайм наверняка будет рад, что среди нас есть синантроп, что мы от них не избавились полностью и, вероятно, никогда не избавимся.