4
Свои впечатления от увиденного на станции в Киндии русский профессор изложил в специальном послании для руководства Института Пастера. Помимо критических высказываний он предполагал заняться поисками газа, необходимого для усыпления обезьян и гуманизации процесса охоты.
Ответ не заставил себя долго ждать. Французские коллеги были любезны и признательны за инспекцию. Кальметт и Ру, однако, скептически отнеслись к идее получения каких-либо дополнительных финансовых средств. После падения курса франка оба уповали лишь на мизерные субсидии из бюджета администрации колонии. Морально они были готовы поддержать профессора и даже предоставить ему для исследований некоторые лаборатории Института Пастера.
«Мы очень живо интересуемся Вашими исследованиями и в высшей степени хотели бы видеть их осуществление. Мы всячески, поскольку это в наших возможностях, будем помогать Вам, но в данный момент, к сожалению, мы мало можем сделать.
Мы думаем, что если бы Академия наук и Правительство СССР пожелали бы поддержать Вас и обеспечить Вам достаточную сумму денег, Вы могли бы получить через губернатора Французской Гвинеи или губернатора Слонового берега небольшой остров в Ваше распоряжение на 2, на 3 года, где Вы могли бы поместить известное количество антропоидов и провести Ваши опыты искусственного осеменения и гибридизации. Думаем, что это единственный путь, который приведет Вашу работу к желаемому концу. Со своей стороны, мы всецело поддерживаем Ваши шаги в этом направлении. Кальметт, Ру»15.
Остров в океане? Остров доктора Моро?
Ну что ж, это было смелое предложение. На таком острове гибриды могли бы находиться в полной безопасности и соблюдалась бы абсолютная конфиденциальность. А сколько кремлевских пар получили бы там омоложенных отцов семейства! Под щедрым солнцем Африки к вождям СССР вернулась бы забытая потенция и русские Калигулы, возвратившись в Москву, с утроенной силой продолжили бы суровую перековку собственного народа.
Это, конечно, была область фантастики. Никакая потенция не заставила бы вождей отправиться в далекое путешествие в страну вечной молодости и оставить на время кремлевские коридоры. Это было равносильно самоубийству. Не они должны были ехать к обезьянам, а обезьяны к ним. И не в африканских джунглях следовало разводить чудесных гибридов, а в русских, пусть и не таких ласковых, пределах. Эта логика была хорошо известна доктору Иванову, и он не питал на сей счет никаких иллюзий. Профессор был в отчаянии.
Как ни парадоксально, реальная помощь профессору тогда, в начале мая 1926 года, могла поступить с совершенно другой стороны земного шара. В США удачные опыты русского ученого могли стать важным козырем в деятельности атеистических обществ и в борьбе за гражданские права.
5
«На Бога мы уповаем!» — гласит официальный девиз США. В некоторых штатах Америки вопросы, связанные с обезьянами, воспринимались весьма остро. Их рассматривали в контексте эволюционной теории Дарвина и его предположения о том, что в далеком прошлом у антропоморфных обезьян и человека существовал общий предок. Пуритане провинциальной Америки, почитавшие Библию основополагающим и исчерпывающим документом Бога, расценивали дарвинизм как прямое оскорбление своих религиозных чувств.
В штате Кентукки в 1925 году принимается закон, предписывающий снимать с государственного бюджета школы, в которых преподавали теорию эволюции. В школах Каролины были изъяты учебники биологии только лишь за то, что в них говорилось о кровном родстве человека и обезьяны. В конституциях таких штатов, как Арканзас, Миссисипи и Оклахома, имелись законы, запрещавшие преподавать еретические измышления в школе и институтах в любой форме. В палате депутатов Джорджии рассматривался аналогичный билль, прошедший комиссию. Депутат местного законодательного собрания Мак Крони патетически провозгласил: «Если бы я действительно происходил от обезьяны, то бы стыдился бы этого и скрывал свое происхождение». Этот американец утверждал, что Бог сотворил человека и обезьяну совершенно независимо друг от друга, и не думает, что они когда-нибудь скрещивались между собой, и надеется, что такого скрещивания никогда не произойдет. Во многих печальных событиях, произошедших в американском обществе, консервативные граждане склонны были винить дурное влияние науки. Когда два юноши, Лёб и Леопольд, принадлежавших к семьям крупных финансистов, убили мальчика только с целью пережить ужас, испытываемый преступниками, добродетельные американцы назвали главным вдохновителем их поступка школы и колледжи, где обучают языческой философии дарвинизма.
Самую жесткую позицию в вопросе об эволюции занял штат Теннесси. 25 марта 1925 года здешний губернатор подписал закон, провозглашавший: «Должно считаться незаконным для всякого преподавателя университетов, нормальных школ и всех других общественных школ штата… преподавать теорию, которая отрицает историю божественного происхождения человека, как она излагается в Библии, и учить вместо этого, что человек происходит от животных низшего порядка». Все эти факты в номере от 4 апреля 1925 года приводит Nature .
Но настоящий гром для американских дарвинистов грянул 10 июля 1925 года. Тогда в Теннесси стартовал так называемый «Обезьяний процесс». Он был публичен и проходил на городской площади города Дейтона. Главным фигурантом процесса был учитель местной школы Джон Скопс, преподававший своим ученикам положения теории Дарвина. Открытый суд проходил при массовом стечении горожан, вышедших на площадь с повязками «Мы не обезьяны и не дадим превратить себя в обезьян». Обвинителем Скопса стал бывший государственный секретарь США, один из лидеров демократической партии, юрист Уильям Дженкинс Брайан. Он заявил, что библейское сказание о сотворении Адама и Евы наилучшим образом разъясняет происхождение человека. Суд отверг просьбу адвокатов педагога о привлечении в качестве экспертов ученых, способных осветить положения дарвинизма.
Адвокат Кларенс Дэрроу, защищавший обвиняемого, был известен своими публичными протестами против так называемых «обезьяньих законов». Но самым яростным защитником дарвинизма и вдохновителем сопротивления был Американский союз гражданских свобод. Большая часть его членов были атеистами или либералами. В Дейтоне, где проходил процесс, союз развернул мощную пропаганду. На улицах организовывались представления с участием дрессированных шимпанзе. Дэрроу удалось даже устроить обед с участием одной обезьяны. Защита использовала самые разнообразные доказательства истинности теории эволюции. Одним из доказательств, фигурировавшим на процессе, стал окаменевший зуб, якобы принадлежавший древнему обезьяночеловеку, обитавшему когда-то в штате Небраска. Настораживало то, что внешний вид этого получеловека, или, как его назвали, гесперопитека, был реконструирован лишь по одному зубу. Один из защитников, зная, что главный оппонент Брайан родом из Небраски, произнес: «Смотри, Брайан, даже в твоем штате есть ископаемое, которое показывает, что “недостающие звенья” есть и эволюция жизнеспособна».
21 июля 1925 года был вынесен приговор. Он признавал Скопса виновным в распространении запрещенного учения и приговаривал его к денежному штрафу в размере 100 долларов. А спустя всего пять дней главный обвинитель Уильям Дженкинс Брайан, не перенеся напряжения «Обезьяньего процесса», скончался.
Несмотря на то что суд признал виновность Скопса, в Америке многие левые интеллектуалы считали события в Дейтоне пародией на правосудие и победой мракобесия. Среди них имелись радикалы, способные пойти на крайние меры. Они считали, что если, скажем, прогрессивный советский ученый Иванов методом искусственного осеменения получит гибрид человека и обезьяны, это будет впечатляющим доказательством родства с шимпанзе и подтверждением теории Дарвина. В этом случае можно пересмотреть результаты судилища в Дейтоне и нанести сокрушительный удар американским клерикалам. О ситуации в США Иванов писал: «В Америке, как я уже указывал, тоже известие [19] вызвало со стороны прогрессивной печати сочувствие и желание пойти навстречу даже материальными средствами, а со стороны фашистов во главе с ку-клукс-кланом — бурю негодования, угроз и брани. И то и другое служит только подтверждением того исключительного интереса и не только научного, но и общественного, с которым связана поставленная нами работа»16.
Люди, которые желали содействовать эксперименту, были хорошо известны заместителю директора Пастеровского института в Париже мсье Кальметту. Эти американцы готовы были организовать сбор средств на эксперимент, который можно было провести на исследовательской станции в Киндии. Профессор Иванов писал о таком альтернативном варианте следующее: «…доктор Calmette надеялся с помощью американцев с весьма солидным общественным положением, обещавших достать $100 000, выстроить в несколько месяцев дом для приезжающих, подготовить необходимый материал и все, что будет нужно для моих опытов»17. Американские сторонники метода Иванова предполагали, что необходимые деньги будут собраны на лекциях в обществах атеистов, где будут подробно описаны все детали эксперимента, и результатом его положительного влияния станет пересмотр судилища в Теннесси.
Люди, которые желали содействовать эксперименту, были хорошо известны заместителю директора Пастеровского института в Париже мсье Кальметту. Эти американцы готовы были организовать сбор средств на эксперимент, который можно было провести на исследовательской станции в Киндии. Профессор Иванов писал о таком альтернативном варианте следующее: «…доктор Calmette надеялся с помощью американцев с весьма солидным общественным положением, обещавших достать $100 000, выстроить в несколько месяцев дом для приезжающих, подготовить необходимый материал и все, что будет нужно для моих опытов»17. Американские сторонники метода Иванова предполагали, что необходимые деньги будут собраны на лекциях в обществах атеистов, где будут подробно описаны все детали эксперимента, и результатом его положительного влияния станет пересмотр судилища в Теннесси.
Одним из влиятельных американцев, сочувствовавших Иванову, был О. Тинклпо, сотрудник Приматологического центра. Это он подал идею о том, что местом революционного эксперимента могла бы стать отнюдь не Африка, а Куба. Там, недалеко от Гаваны, в имении Палатино располагался обезьяний питомник госпожи Розалии Абреу. Хозяйка когда-то дружила с русским инфекционистом Мечниковым, поддерживала с ним переписку. Розалия Абреу разделяла положения эволюционной теории Дарвина и давно занималась разведением приматов. Ее обезьяннику к тому времени уже исполнилось 25 лет. Идею Тинклпо поддержали Ру и Кальметт. Они вновь выступили менеджерами эксперимента и отправили письмо владелице имения Палатино.
Институт Пастера скоро получил благоприятное письмо из Гаваны. Иванов под впечатлением этой удачи считал Кубу оптимальным местом для научной революции. «Вопросы религиозного и морального характера здесь не могут помешать моей работе, так как мадам Abreu осведомлена о программе опытов и выразила категорическое согласие. Она очень влиятельная на Кубе сеньорита и ни административная власть, ни духовное ведомство не пожелают пойти против того, на что она согласилась»18, — отписывал профессор в Кремль. В тот момент Илья Иванович рисовал себе достаточно радужную обстановку. Он представлял будущий эксперимент как грандиозный шаг, имеющий планетарный характер. Рассуждая на темы будущего успеха, Иванов заявлял:
«…для постановки опытов искусственного осеменения человека спермой антропоидов здесь уже имеется самое главное — взрослые самцы шимпанзе и орангутанга.
Итак, план моих действий, одобренный Ру и Кальметтом, таков:
1) Не откладывая, еду на Кубу как основную базу для моей работы, чтобы организовать там опыты возможно шире, используя прежде всех имеющихся здесь антропоидов.
2) Продолжая свои исследования по выработке более рациональных методов поимки обезьян, для того чтобы применить эти методы для добывания взрослых самок шимпанзе в лесах тропической Африки. Базой для этой работы будет главный город Французской Гвинеи, Конакри, где губернатор Poiret предлагает устроить необходимые помещения. Поимкой обезьян будет заведовать мой доверенный, в то время как я останусь на Кубе, где буду вести наблюдения и опыты»19.
Обезьянник в Гаване располагал парой самцов шимпанзе, двумя самками этого вида, уже приносившими приплод, таким же количеством самок орангутангов, но всего лишь одним самцом. Имелась и почти половозрелая самка гиббона. Вариаций для скрещивания было более чем достаточно. Правда, отсутствовали гориллы. Опыты с последними профессор решил отложить.
Иванов уповал на удачу и рассчитывал на кубинских питомцев. Подробные описания обезьян из Палатино имелись в книге американца профессора Йеркса, а климат Кубы, во многом сходный с тропиками Гвинеи, имел несколько важных преимуществ: здесь не было малярии, убийственной мухи цеце и разнообразных африканских паразитов. Гавана славилась своим университетом, обладавшим современными лабораториями и библиотекой.
О питомцах госпожи Абреу профессор писал с восхищением: «…некоторые взрослые шимпанзе ее обезьянника чинно и мирно сидели в гостиной, владели ложкой и вилкой»20. Единственное, что удручало Иванова, так это недостаточное, с его точки зрения, количество самок. Но участливая госпожа Абреу готова была приобрести необходимых для экспериментов обезьян. Она сообщила в своем письме профессору о нескольких половозрелых особях, которых ей предлагала британская фирма Chapman, и просила ученого посетить Лондон, чтобы провести оценку этих животных и подтвердить их возраст.
В тот момент Иванову казалось, что от величайшего открытия его отделяют лишь считаные дни. Находясь под гипнозом отлично складывающихся обстоятельств, профессор «облизывал» возможные прожекты: «Если для надлежащей постановки опытов гибридизации между представителями различных видов антропоморфных обезьян необходимо было увеличить число взрослых самок шимпанзе в обезьяннике г-жи Abreu, то для постановки опытов искусственного осеменения человека спермой антропоморфных обезьян здесь имелось самое главное — взрослые самцы шимпанзе и орангутангов»21.
Теперь у ученого в распоряжении имелись три места и варианта действий: 1) Куба; 2) Конакри, где были предварительные договоренности с губернатором Французской Гвинеи; 3) станция Пастеровского института в Киндии. Самым тяжелым был последний вариант, но он рассматривался как запасной.
Иванов намечал выехать в Лондон в первых числах августа 1926 года, а оставшееся до поездки в Англию время ученый отдал работам в лабораториях Пастеровского института. Для успеха опытов нужно было выяснить максимальный срок сохранения спермы животных и людей с высокой степенью активности и способности вызвать зачатие. Помимо этого устанавливалась длительность сохранности семенных желез, вырезанных из трупа, при температуре 0 градусов. Это было необходимо в том случае, если имплантаты застреленных самцов будут доставлены для операций в Москву из Гвинеи в специальных контейнерах-холодильниках.
Институт Пастера стремился оказать Иванову максимальную помощь в проведении будущих экспериментов. Для обеспечения успеха опытов были привлечены несколько ведущих лабораторий научного центра. Академик Бертран предложил ряд газов, усыпляющих животных и облегчающих охоту на них. Вместе с Ивановым он провел ряд опытов в этом направлении.
В неменьшей степени Илью Ивановича волновал вопрос о характере сонной болезни, распространяемой мухой цеце. Ее возбудителями являлись трипаносомы — род простейших класса жгутиковых. Они паразитируют в крови домашних животных и человека. В Гвинее, куда могла бы отправиться экспедиция Иванова за живыми особями-донорами или имплантатами, сонная болезнь занимала одно из первых мест наряду с такими инфекциями, как малярия, сифилис и гонорея. Поэтому в Пастеровском институте Илья Иванович и академик Месне проводили специальные опыты с трипаносомами и выясняли формы воздействия на возбудитель болезни.
Другой ученый, доктор Фурнье, бился над поставленным профессором вопросом о наилучшем наркозе, применимом при осеменении обезьян или операциях по трансплантации. Таким препаратом был признан хлорэтил.
Однако широкий опыт в этой области был накоплен в Лаборатории экспериментальной физиологии College de France, где работал известный врач Воронов. Для анестезии обезьян использовались специальные клетки объемом 80 куб. см, закрывавшиеся двойной подъемной дверью. Одна часть этого приспособления была обрешечена и позволяла примату свободно дышать, другая, сплошная, закрывалась, когда в клетку начинал поступать хлорэтил. Хватало 50 г этого химического соединения, чтобы усыпить животное. Однако, как только его несли на операционный стол и привязывали конечности, на мордочку обезьяны накладывали компресс с сильным раствором хлороформа.
Пионер операций по омоложению, хирург-экспериментатор Воронов широко распахнул двери своего научного центра для земляка. Для газовых опытов Бертрана он предоставил ряд обезьян, лишенных пола во время операций по омоложению22.
В College de France Воронов демонстрировал профессору Иванову передовые методы содержания обезьян в неволе, способы их усыпления и удивлял результатами с трансплантацией добавочной половой железы старым баранам, вновь ставших передовыми производителями.
Парад научных чудес завершился совместной операцией доктора Воронова и Иванова на самке шимпанзе Норе. Советский профессор по просьбе коллеги продемонстрировал технику метода искусственного осеменения обезьяны спермой человека.
Вариант постановки такого опыта на Норе был весьма проблематичен. Два года назад она была стерилизована, а оба ее яичника были пересажены пожилым пациенткам. Но долго оставаться бесполой шимпанзе не пришлось. Хирург-экспериментатор Воронов пересадил ей кусочки яичников, взятых у трупов женщин. Сделана эта трансплантация была весьма оригинально: «Кусочек яичника женщины, вшитый в мышцу брюшного пресса этой же обезьяне более 2 лет назад доктором Вороновым, не мог служить источником зрелых яиц, так же как и другой фрагмент яичника женщины, вложенный доктором Вороновым в то же время в полость uterus без прикрепления его к слизистой оболочке»23.