– Хорошо. Я уважаю ваше решение. Мы завтра же обсудим это с Андреем Георгиевичем и вашим супругом.
Ромашов поначалу воспринял новость в штыки.
– Как так: она хочет суда?!
– Иной возможности оправдать ее, увы, нет.
– Если бы это вообще было возможно, – тяжело вздохнул Фима Раевич.
– Помолчи, – сердито сказал ему Ромашов. – Я, Аркадий Валентинович, ожидал от вас большего. Неужели вы ничего не нашли? А как же свидетели? Настина подруга, к примеру? Другие?
– Сейчас в Москве почти никого нет, – развел руками Журавушкин. – Но к осени все объявятся. Мы соберем свидетелей защиты, не сомневайтесь. Разумеется, Андрей Георгиевич, решающими будут ваши показания. Вас я буду допрашивать последним. Если другие напортачат, – Журавушкин выразительно посмотрел на Фиму, – у вас еще будет возможность все исправить.
– Ну, хорошо, – кивнул Ромашов. – Считайте, что вы меня убедили. Хотя мне все это, ох, как не нравится, – он поморщился. – Я не люблю предприятий с непредсказуемым результатом. А ты что скажешь, Фима?
– «Я знаю, кто страдал, тот полон благородства, и даже ада месть величью нестрашна…»
– Ты можешь хотя бы в такой момент не ёрничать! – разозлился Ромашов.
– Я говорю то, что думаю! Ты сам спросил мое мнение!
– Если ты и в суде вздумаешь цитировать своего Бодлера, я тебя убью!
– Я же говорю: пишите текст, – слегка надулся Раевич. – Что вы вообще от меня хотите?
– Человека разумного, – размеренно сказал Ромашов. – Соображающего. Иначе ты таких дров наломаешь!
– Андрей Георгиевич прав, – кивнул Журавушкин. – С Бодлером, Ефим Иванович, надо быть поаккуратнее. Судьи могут не так все истолковать. Про те запрещенные стихи вообще забудьте. Никакого разврата.
– Да разве это разврат? – заморгал Раевич. – Вот, послушайте…
– Фима, заткнись, – не выдержал Ромашов.
Аркадий Валентинович мысленно сказал ему спасибо. Не до стихов сейчас. Они напоминали заговорщиков, а, лучше сказать, военный совет перед решительной битвой. Перед судом. Хотя, до суда еще было далеко. Журавушкин еще долго мог бы препятствовать передаче туда уголовного дела, но Раиса Гавриловна настаивала. А ведь можно было бы дождаться возвращения коллег ее и Насти, устраивать перекрестные допросы, очные ставки… Хотя, с кем их устраивать? Рары с мужем? Журавушкин представил себе этот цирк и чуть не рассмеялся. Раевич по своей привычке станет, как щитом, прикрываться Бодлером, пока следователь не придет в бешенство. А то и санитаров из психушки вызовет. Быть сумасшедшим – это ведь так удобно. Аркадий Валентинович внимательно посмотрел на Раевича. Что у него на самом деле на уме? «Крался на цыпочках к входной двери, прижимая к груди ботинки…»
– Я думаю, вам теперь разрешат свидания, – сказал он мужчинам. – Раз мы определились, и Раиса Гавриловна признала свою вину. Первым пойдет Ефим Иванович. Постарайтесь ее приободрить.
– А я? – встрепенулся Ромашов.
– И до вас дело дойдет, – невольно улыбнулся Аркадий Валентинович.
Ситуация была двусмысленной: муж оказался довольно вялым, зато любовник на редкость энергичным и рвался на свидание к женщине, по которой явно соскучился. По мнению Журавушкина, актер был по-прежнему влюблен в Рару и хотел, чтобы она осталась при нем. Если Ромашов будет так же убедителен в суде, то процесс они выиграют. Нет, полного оправдания, конечно, не добиться, а вот условного приговора… Если доказать, что это была самооборона, или Настя Рару откровенно спровоцировала.
– Подвигайтесь ближе, – сказал Аркадий Валентинович мужчинам. – Будем писать сценарий.
Мужчины оживились. Даже Фима проявил интерес к происходящему. Они сидели на веранде, погода постепенно портилась, явно собиралась гроза. По саду гулял ветер, то затихая на время, то наскакивая на деревья и пытаясь сорвать тент с качелей.
Журавушкин почувствовал чей-то тяжелый взгляд и обернулся. Василиса Петровна стояла в дверях и внимательно прислушивалась к разговору. Ее взгляд Журавушкину не понравился. Словно бы свинцовая плита легла ему на плечи.
– Я подумала, что надо бы убрать с качелей матрац, – сказала Градова. – Гроза начинается.
– Да, конечно, – рассеянно откликнулся Ромашов.
Василиса Петровна неторопливо спустилась в сад. Журавушкин внимательно смотрел, как она прибирается: задергивает полог в беседке, поправляет упавшие цветы. По-хозяйски.
– Андрей Георгиевич, вы вполне доверяете своей домработнице? – тихо спросил он.
– Да, а что?
– Сдается мне, она готовит нам сюрприз. И сюрприз этот неприятный.
– Чем она может нам угрожать? – удивился Ромашов.
– Не нам, а Раисе Гавриловне. Градова ведь не хочет, чтобы та вернулась.
– Да почему?
– Как ваши отношения с Дашей?
– Нормально, а что? – пожал плечами Ромашов.
– Она передумала делать пластику?
– Мне удалось ее уговорить, – улыбнулся Андрей Георгиевич.
– И что вы пообещали? Пропихнуть ее в ваш новый проект? Роль в сериале с вашим участием? Вы ведь звезда, поэтому можете диктовать продюсерам условия.
– Ну, не преувеличивайте. Это не так делается.
– Но ведь вы это можете?
– Допустим.
– Поэтому будьте осторожны. Вспомните Настю. Тогда ведь, насколько я понял, начиналось так же.
– Я своих ошибок не повторяю, – спокойно сказал Ромашов. – Василису Петровну я беру на себя. В суде она скажет то, что нам нужно.
– Тогда порядок, – кивнул Журавушкин. – Ну что, начнем?…
Часть вторая Суд
День первыйПервое судебное заседание по делу Раисы Раевич назначили на середину октября. Но осень наступила так внезапно, и так рьяно принялась отстаивать свои права, что столица словно бы погрузилась во мрак, и возникло ощущение самой настоящей зимы. Когда холода приходят неожиданно и не по сезону, это переносится гораздо хуже, даже чем лютые морозы согласно календарю.
Журавушкину удалось уговорить Рару, что-бы она подала ходатайство о рассмотрении ее дела судом присяжных.
– Давайте в обычном порядке, – запротестовала было она. – Это ведь все равно ничего не изменит.
– Среди присяжных заседателей наверняка будет много женщин, – терпеливо пояснил Журавушкин. – Мужчины, как правило, отлынивают, а вот дамы у нас активные. Поскольку наша ударная сила – Ромашов, нам нужно как можно больше женщин среди тех, кто выносит вердикт. Их симпатии будут на его стороне, следовательно, и на вашей.
– Вы так думаете? – усмехнулась Рара.
– Андрей Георгиевич намерен любыми способами вытащить вас из тюрьмы. Вы ему нужны.
– Делайте, как знаете, – сдалась она.
Так вышло, что как раз накануне судебного заседания праздновали восемнадцатилетие Даши. Планировались шашлыки, но погода так и не порадовала. Создавалось ощущение, что вот-вот выпадет снег, так было холодно на улице. Сад уже опустел, листва с деревьев вся почти облетела под порывами обжигающего северного ветра, клумбы садовник перекопал, и повсюду виднелись островки абсолютно голой земли, а остриженные под зиму кусты выглядели сиротливо. К обеду вообще заморосил дождь. Шашлыки пришлось отменить. Василиса Петровна сказала, что стейки изжарит и дома, на гриле. Стол накрыли в гостиной на первом этаже. Ромашов предложил зажечь камин. Все приняли это с радостью.
– Жуть, а не погода! – высказалась именинница, спустившись к накрытому столу последней и, видимо, рассчитывая произвести фурор.
На ней было длинное вечернее платье, сильно декольтированное, что плоскогрудой субтильной Даше совершенно не шло. Так же как и взрослая прическа вкупе с алой помадой и наклеенными ресницами. Даша явно хотела казаться старше, этакой фам-фаталь, но переборщила. Смотрелась она, как маленькая девочка, распотрошившая мамин гардероб: все вещи явно были не по размеру. И уж тем более, не по возрасту. Ромашов невольно улыбнулся, но с серьезным лицом подал Даше руку и свел ее со ступенек вниз, к ожидающим гостям.
– Прошу всех к столу, – торжественно сказал он и под руку с Дашей первым прошел в гостиную.
Гости потянулись следом. Журавушкин был с женой, Галина уже во второй раз воспользовалась гостеприимством хозяина дома. В прошлый свой визит она, поначалу робевшая, понемногу освоилась, и теперь вела себя вполне уверенно.
«Странная компания, – невольно подумал Журавушкин. – Юная профурсетка, главный секс-символ отечественного мыла, обманутый муж, возможно, он же убийца другой юной искательницы приключений, и адвокат по уголовным делам с супругой».
– Наверное, по-настоящему Дарья отметит свой праздник в ночном клубе, с друзьями, – предположил он, отодвигая жене стул.
– Я уже взрослая! – вскинулась Даша. – Да, мы поедем в закрытый элитный клуб с Андреем Георгиевичем, но никаких своих друзей я туда приглашать не собираюсь!
– Даша хотела сказать, что все ее друзья остались на родине, – тут же сгладил ситуацию Ромашов. – В Москву им приехать не по карману, да и время сейчас такое: работа, учеба.
– Андрей, открой шампанское! – приказным тоном сказала Даша, подбирая юбки и садясь на стул. – Ба, где ты?
– Иду, иду! – из холла откликнулась Василиса Петровна.
Она торжественно внесла в гостиную судок со студнем.
– Фи? Это зачем? – сморщила носик Даша. – Холодца я и дома наелась до отвала!
– Андрей Георгиевич любит мой студень, – возразила ей бабушка. – Да и гости у нас избалованные. Чего они не видали в этих своих ресторанах? А вот студня моего нигде не отведают, кроме как здесь. Я и аджику к нему сама приготовила. Положить вам, Галина? – та с улыбкой кивнула.
– Дашенька, не спеши жить, – с улыбкой сказал Ромашов, открывая шампанское. – Ты все успеешь, тебе еще только восемнадцать. Господи, где мои восемнадцать? – с притворным ужасом сказал он.
– Вы и сейчас замечательно выглядите! – тут же польстила ему Галина. – Не жалейте об этом! Красивый мужчина, как хороший коньяк: чем выдержанней, тем лучше.
«Где она это вычитала? – с неприязнью подумал Журавушкин. И невольно заревновал: – Мне она этого никогда не говорит!»
В этот момент раздался хлопок, Даша притворно завизжала и зажала уши.
– Андрей! Ты мне платье испортишь! – капризно сказала она.
– Новое куплю, – первым наполнил ее бокал Ромашов.
«Что происходит? – с удивлением думал Журавушкин. – Прямо, семейная идиллия! Даша ведет себя, как хозяйка. Неужели?…»
Василиса Петровна выглядела довольной. Фима Раевич был, как всегда, погружен в себя. Когда настал черед подарков, Даша мигом привела его в чувство:
– Ефим Иванович! Давайте вашу книгу!
– Почему ты решила, что это книга? – удивленно спросил тот.
– О, Господи! Трудно было догадаться!
– В самом деле, книга! – рассмеялся Раевич, доставая из-под стула, на котором сидел, объемный сверток. – Это очень редкая книга, антиквариат. Из моей личной коллекции.
– Давайте сюда! – нетерпеливо сказала Даша, забирая у него сверток. – Потом посмотрю. Андрей, а ты мне что подаришь? – замирая, спросила она.
Ромашов с улыбкой достал из-за пазухи бархатный футляр.
«Пока не кольцо», – с облегчением подумал Журавушкин, глядя, как Андрей Георгиевич вынимает из футляра браслет с бриллиантовой подвеской. Даша завизжала от восторга и захлопала в ладоши.
– Надень! – сказала она, протянув тонкую руку.
Ромашов все с той же непроницаемой улыбкой надел девушке браслет. Журавушкин, смущаясь, протянул приготовленный сверток. Слава богу, подарок выбирала Галина. Видимо, она заранее узнала, что хочет Даша, потому что дизайнерской сумке та обрадовалась.
– Ой! Какая прелесть! Спасибочки!
В общем, именинница осталась довольна. Шампанского Журавушкин не пил, за рулем сегодня был он. Улучив минутку, он отозвал Ромашова в сторонку.
– Завтра встречаемся за час до заседания. Вы готовы?
– Разве меня будут мучить уже завтра? Я ведь свидетель защиты.
– Но вы же не пропустите ни одного заседания?
– Нет, конечно. За час мы с Фимой будем на месте, – заверил Ромашов.
– Скажите, вы что, теперь помолвлены с Дашей? – не удержался Журавушкин.
– С чего вы это взяли?
– Она ведет себя как… Соответственно.
– У нее сегодня день рождения, – непроницаемо улыбнулся Ромашов. На глаза упали огромные ресницы-шторы. – Я не делаю ничего сверх того, что положено.
– Браслет, случайно, не Настин?
– А вы правы! – рассмеялся Андрей Георгиевич. – Подарок предназначался ей! По случаю ее беременности. Но я не успел подарить браслет. К тому же, и беременность оказалась ложной. Так что я с чистым сердцем отдал браслет Даше. Вы видели, как она обрадовалась?
– Я вижу, что она наследует Насте, – сердито сказал Журавушкин. – Андрей Георгиевич, опомнитесь! Вы сказали, что ошибок не повторяете. У вас огромная разница в возрасте, Даша вас не любит, она вас использует. Я случайно подслушал ее разговор с бабушкой. Даша так и сказала, что вы для нее старый, и если она и выйдет за вас, то лишь из-за денег, и разведется, как только получит свое.
– Ай-яй-яй! Подслушивать нехорошо. Аркадий Валентинович, любезный, я не делаю ничего сверх того, что положено по регламенту, – повторил актер. – Да, многие Настины вещи мне пригодились. К примеру, сейф. Я даже перенес его в свой кабинет из бывшей Настиной комнаты.
– Зачем? – удивился Журавушкин.
– Представляете, мне подарили настоящее оружие! – развел руками Ромашов. – Боевой пистолет!
– Кто подарил?! Зачем?!
– Почем я знаю? – пожал плечами Андрей Георгиевич. – Я снимался в сериале, играл боевого офицера, командира отряда. Мне по роли пришлось совершать такие подвиги, что я теперь просто супергерой! – с иронией сказал он. – Съемки проходили на Кавказе, так вот тамошний начальник МВД оказался моим горячим поклонником. И мне подарили именное оружие. Я понимаю, что не заслужил, но разве можно отказываться от подарка, тем более на Кавказе? Это же кровная обида! Пришлось взять. Теперь пистолет лежит в сейфе.
– Под замком, надеюсь?
– А как же? Хотите взглянуть?
– И не собираюсь! – сердито сказал Журавушкин. – Вы бросьте это, Андрей Георгиевич! В вашем доме оружие, коли уж оно есть, обязательно стреляет! А это не шутки! Боевой пистолет!
– Что вы со мной, как с ребенком? – обиделся Ромашов. – Вы лучше скажите: ждут нас завтра сюрпризы со стороны государственного обвинителя? К чему мне готовиться-то?
– Ждать надо самого плохого, но надеяться на лучшее. В нашем с вами случае на чудо. У обвинения сильная позиция. Будем защищаться!..
Первым сюрпризом стал приезд Настиной матери. Журавушкин сразу понял, кто эта женщина в темном платье, которая испуганно озирается по сторонам и судорожно комкает в руке несвежий носовой платок. Темные корни отросших волос выглядели неопрятно, лицо обрюзгло, а вялый рот, уголки которого скорбно опустились вниз, ярко накрашен морковного цвета помадой. У этой женщины не было ничего общего со стильной красавицей Стейси Стюарт, тем не менее: это оказалась ее мать.
Обвинительное заключение прокурор зачитал в гробовой тишине. Журналисты, которым разрешили присутствовать, отложили блокноты и фотокамеры, прекрасно зная, что все самое интересное только начинается. И не ошиблись.
Потом прокурор приступил к допросу своих свидетелей. Настина мать поднялась на свидетельскую трибуну.
– Она была хорошей девочкой, – всхлипнула женщина и промокнула глаза носовым платком, который не выпускала из рук.
На вид ей было хорошо за сорок, и Журавушкин с удивлением узнал, что на самом деле – тридцать восемь!
– В десятом классе залетела, – простодушно пояснила Антонина Васильева. – А что? Бывает… Глупая была. Образования потому и не получила. Какое образование, когда дите? Плохо мы с мужем жили. Он меня ругал по-всякому, чаще по-матери, бывало, что и бил. Говорил: дура, мол, залетела. А я что? Терпела, терпела, а потом… – Васильева махнула рукой. – Развелась, в общем. Выгнала его из дома. И вот теперь я совсем одна-а-а… – женщина зарыдала.
– Принесите воды потерпевшей, – попросила судья у пристава.
Журавушкин вскинулся: потерпевшей?! Хотя, да. Антонина Васильева потеряла единственную дочь.
– У меня вопрос к свидетельнице, – привстал он.
– Задавайте, – кивнула судья.
– Скажите, а как Настя училась? – как можно мягче спросил Журавушкин.
– Ну, звезд с неба она не хватала, – призналась Васильева, выпив воды и вытерев слезы. – Нормально училась. Когда пять, а когда и пару притащит.
– А чаще двойка или пятерка?
– Отличницей моя девочка не была, это правда. Но чего уж теперь-то об этом говорить? Дело прошлое.
– Значит, высшее образование она не собиралась получать. Но вы правы: не в этом суть. А были у нее конфликты с учителями? С ровесниками?
– Возражаю, ваша честь! – вмешался прокурор. – К делу это отношения не имеет!
– Почему не имеет? – притворно удивился Журавушкин. – Мы пытаемся понять характер потерпевшей. Ведь ее звезда взошла в скандальном реалити-шоу. Вы все знаете, что это такое. Стейси Стюарт на пути к славе не остановилась бы ни перед чем. Вот я и спрашиваю у ее матери: Настя с детства была такой? Какими были ее отношения с учителями, с ровесниками? Откуда вдруг эта дикая агрессия?
– Возражаю! – вскочил прокурор.
– Журавушкин, продолжайте, – стукнула молотком судья. – Вопрос по существу. Орудие преступления принадлежало потерпевшей. Нам надо понять: могла ли она попытаться его применить?
Присяжные одобрительно закивали. Журавушкин вытер пот со лба: слава богу! На скамье присяжных дамы среднего и преклонного возраста. Скандальное шоу они ненавидят, во всяком случае, в своих симпатиях к нему ни за что не признаются. Стейси Стюарт их всех раздражала.