Катарина от его слов едва не поперхнулась воздухом.
– Он лжет! Ты сам тащил меня за столик, чтобы познакомить с друганами. Идиот, посмотри, что у меня с рукой.
– Впервые ее вижу, – лепетал парень.
Отвесив ему оплеуху, рыжеволосая подошла к Катарине и прочеканила:
– Еще раз увижу вместе с Сашкой, руки пообрываю. Усекла?
– Я же объясняю, он сам...
– Усекла, спрашиваю?
– Мне твой Сашка даром не нужен.
– Тогда вали отсюда. – Девица толкнула Кату в плечо, а та, не удержавшись, приземлилась аккурат к чьим-то ногам.
Ноги явно принадлежали мужчине, так как были облачены в замшевые туфли сорок пятого размера и синие джинсы.
– Вы не ушиблись? – поинтересовался голос сверху.
Ката подняла глаза и от неожиданности прикусила язык. Перед ней стоял, вернее будет сказать, она сидела возле ног Бориса Плешникова. Вот он, собственной персоной, стоит чуть склонившись, а в глазах застыл немой вопрос.
– Вы?! – наконец отмер Плешников. – Что вы здесь делаете?
– Помогите подняться, – пискнула Копейкина.
– Как вы оказались в стриптиз-клубе? – спросил Борис, когда Ката твердо стояла на ногах.
– Действительно, неожиданная встреча. Я приехала сюда с подругой... То есть с другом. Да, с другом. Но он перебрал и куда-то делся. Вот теперь его ищу, пока безрезультатно.
Плешников буквально пожирал Катку глазами. Он будто хотел просканировать ее насквозь, подобно рентгеновским лучам. От его взгляда Катарине сделалось неуютно, во рту пересохло, желудок предательски сжался, под левой лопаткой кольнуло.
– Борис, раз уж мы встретились, могу я узнать, что случилось с Асей?
Плешников заморгал.
– С Асей? Это ужасно. – Он уставился на свои ладони. – Все так нелепо, до сих пор виню себя, что не пришел домой минут на пять раньше. Дал бы ей таблетки, и была бы моя Аська жива-здорова.
– Подождите, какие таблетки?
– У Аси было слабое сердце, она принимала пилюли. В тот день случился приступ, она не смогла дойти до комнаты и принять лекарство, упала в коридоре и умерла. Да и вы ничем не могли ей помочь, сами же говорили, что сидели в туалете. Как все нелепо, – повторил Борис.
– Но Ася не могла умереть от сердечного приступа, – возразила Ката.
– Почему? – испугался Борис.
– Я же видела след от укола. Помните? И вы его тоже видели.
– Вам померещилось. Никакого следа от укола не могло быть в принципе. У Аси на шее имелась родинка, вот вы со страху и приняли ее за след от иглы.
– Борис, но после того как я сообщила вам о визите неизвестного мужчины и о его требовании отдать деньги, вы прервали связь со «Скорой», отшвырнули телефон и заявили, что ненавидите их. А потом решили, что я с ними заодно. Борис, что в действительности произошло с Асей? Ее ведь убили. И вы знаете имя убийц, я права?
– Не говорите чушь, – озлобился Плешников. – Ася умерла от сердечного приступа. Кстати, вы упоминали о каком-то письме.
– Верно.
– Где оно?
– Дома оставила.
– Почему не передали его мне?
– Ну, знаете ли. Вы практически силой вытолкали меня из квартиры, да и не до письма мне было, когда я Асю увидела.
Плешников отвел Кату в сторону.
– Слушай, – перешел он на «ты». – Мне бы письмецо получить. Когда сможем пересечься?
– Может, завтра?
– Где, во сколько?
– Не знаю, – Ката пожала плечами.
– В парке в час дня тебя устроит? – Борис назвал адрес.
– Договорились. Значит, на первой скамейке от центрального входа.
– Смотри, письмо взять не забудь. Ну, все, до встречи.
Борис уже отдалился на значительное расстояние, когда Ката его окликнула.
– Постойте. – Она подбежала к нему и с придыханием выпалила: – Борис, а кем вам приходится Анна Дмитриевна Фурманова?
Лицо Плешникова сделалось бордовым.
– Привези письмо, – прочеканил он. – И не надо лезть в чужие дела. О’кей?
Оставшись в одиночестве, Катка саданула кулаком по стене. Зачем Борис соврал касательно смерти Аси? Ведь ясно же как день, что девушку убили, ей сделали укол, и она мгновенно скончалась. И Борис это прекрасно знал, он понял это сразу, как только Ката упомянула о странном визитере. А теперь он с пеной у рта пытается доказать, что Ася умерла от приступа. Бред! Идем дальше. Как Плешников проник, в квартиру Фурмановой? Зачем он туда проник и с какой стати после незаконного проникновения на чужую жилплощадь Борис отправился прямиком в стриптиз-клуб? Не самое подходящее место для мужчины, который несколько дней назад потерял горячо любимую супругу, превратившись во вдовца. Сколько же вопросов, их целая армия. Что? Зачем? Где? Когда? Почему? Вопросы... Вопросы... А где искать ответы?
В два часа ночи Катарина зашла в подъезд, представляя, какую лекцию прочитает ей Мария Евгеньевна, когда она выдернет ее из сладких объятий сна. Ключики-то от квартиры Катка оставила на комоде в коридоре, посему, как ни крути, придется будить пенсионерку.
Возле квартиры Фурмановой Ката остановилась. Поддавшись внутреннему порыву, она толкнула дверь и, к своему удивлению, обнаружила, что последняя оказалась незапертой. Значит, Плешников орудовал не ключиками, а скорее всего, отмычкой, уходя, просто прикрыл дверь.
Покосившись на квартиру, в которой обосновалась многодетная семья цыган, Катарина прошла в коридор Анны Дмитриевны. Нащупав выключатель, она, поколебавшись, двинулась дальше по коридору. Первые две комнаты оказались спальнями, но, очевидно, хозяйка нечасто сюда захаживала, так как и на полу, и на прикроватных тумбочках виднелся толстый слой пыли. Третья спальня была жилой. На комоде Катарина обнаружила пачку жевательной резинки, шариковую ручку, чистый блокнот и упаковку с одной гигиенической прокладкой. Придя к мысли, что в этой спаленке обосновалась Татьяна, Ката решила провести небольшой обыск. Но уже через несколько минут ей пришлось констатировать, что ничего интересного в спальне девушки она не сможет обнаружить в принципе. Ящики комода зияли пустотой, такая же пустота царила и в тумбочках. Трехдверный шкаф-купе порадовал глаз пустыми вешалками и покоившимися в углу пустыми коробками из-под обуви.
Зато в гостиной Анны Дмитриевны, которая, по всей видимости, служила хозяйке и спальней, Ката обратила внимание на две деревянные шкатулки. Открытые шкатулки стояли на одной из полок высоченного шкафа – их нутро оказалось пустым. В голове мелькнула шальная мысль – здесь не обошлось без Плешникова. Наверняка до его прихода в шкатулках пенсионерки хранились драгоценности. Вот это поворот. Борис вынес из квартиры Фурмановой драгоценности, после чего преспокойненько отправился в клуб.
Минутой позже Катарина остановилась у телевизора. Что-то здесь было не так. Вроде обычный телевизор, а выглядит как-то не совсем привычно. Глаза начали искать зацепку, которая обнаружилась уже через пару мгновений. Экран телевизора был чуточку приоткрыт, передняя панель прилегала неплотно, отчего сбоку образовалась едва заметная щель. Ката протянула руку и потянула экран на себя. Он открылся, как дверца холодильника. Внутри было две полки, на одной из которых сиротливо валялась тысячная купюра. Так вот в чем фишка: телевизор на самом деле оказался не телевизором, а тайником. С виду обычный телик, но только без внутренностей. Хитро придумано. Но возникает вполне резонный вопрос: откуда Борис Плешников узнал, что телевизор Фурмановой – это тайник? Он ведь его обчистил, как пить дать обчистил. Теперь ясно совершенно точно: Плешников посетил квартиру Фурмановой с одной целью – вынести драгоценности и деньги. Из чего можно сделать вывод, Борис неоднократно бывал ранее в гостях у Фурмановой, более того, он был прекрасно осведомлен, где хозяйка хранит свои капиталы.
Катарина села на диван. А с другой стороны, непонятно, почему Анна Дмитриевна, пытаясь отправить письмо Борису, указала на конверте его старый адрес? Не знала о переезде? Тогда вдвойне странно. Предположим, Плешников был вхож в дом пенсионерки, был у нее на высоком счету, и она доверяла ему, как себе. Так почему Борис, сменив место жительства, не соизволил сообщить Фурмановой свои новые координаты? А если, скажем, между ними произошла ссора и они последние год-полтора не общались, то каким образом мужчине стало известно, что Анна Дмитриевна отошла в мир иной?
Аккуратно прикрыв за собой входную дверь, Катарина поднялась на третий этаж. Помявшись, она набрала в легкие побольше воздуха, досчитала до трех и коснулась звонка. В квартире раздалась трель. Ох, и перепугается же сейчас Мария Евгеньевна. На дворе глубокая ночь, старушенция видит десятый сон, и вдруг тишину нарушает резкий звонок. Да Катка сама, окажись она на месте старушки, здорово бы перетрусила.
Голосок Марии Евгеньевны она услышала после того, как громкая трель вновь оглушила квартиру.
– Кто там? – вопрошала пенсионерка.
– Мария Евгеньевна, откройте, пожалуйста, это я. Катарина.
– Катарина-Шмитарина. Какая еще Катарина?
– Катарина-Шмитарина. Какая еще Катарина?
– Я снимаю у вас комнату.
– Ой, не бреши, – последовал ответ. – Катарина давным-давно дрыхнет в кроватке. Пойди прочь, а то милицию вызову.
Пожалев, что у бабульки нет глазка, Ката прижалась к двери и проговорила:
– Мария Евгеньевна, я действительно легла спать, но мне не спалось, пришлось выйти на улицу, прогуляться.
– Сейчас проверим. – С этими словами Мария Евгеньевна стала удаляться в глубь квартиры.
Минуты через две, удостоверившись, что ее жиличка действительно не посапывает в кроватке, пенсионерка щелкнула замком.
– Пустила на свою голову, – бормотала она, глядя, как Катка виновато таращится в пол. – Какого лешего ночами по улицам шляешься?
– Не спалось, – прошелестела Копейкина.
– Не спалось, так занялась бы делом. Полы бы помыла, бабушке знаешь, как трудно уборкой заниматься. А она гулять пошла, тоже мне, гулена.
Ката посеменила в комнату.
– Смотри, – кричала вслед Мария Евгеньевна, – догуляешься. Найдешь приключений на свою заднюю часть. Тут ночами такие персонажи ходят – мама не горюй. А вообще, в следующий раз, коли из дома выйти ночью вздумаешь, меня предупреди, да ключи возьми.
– Извините, – лепетала Катка. – Подобного больше не повторится. Спокойной ночи.
– Ага, засну я теперь, как же. Все! Бессонница замучает. Спасибо тебе, удружила.
Когда пенсионерка скрылась в спальне, Ката сильно зажмурилась и тряхнула головой. Неудобно, конечно, получилось, разбудила бабульку, заставила ее понервничать. Эх, и почему с ней постоянно случаются истории, которые другим даже не снились?
ГЛАВА 7
Утром Катарина проснулась от витавшего по квартире запаха жареного лука. На кухне Мария Евгеньевна готовила завтрак. Обжарив лук и морковь, пенсионерка бросила на сковороду нарезанную дольками сочную помидорину, после чего разбила пять яиц, а напоследок посыпала яичницу укропом.
– Уже проснулась? – обратилась она к Катке, когда та села на стул. – А у меня яишенка почти готова, сейчас мы с тобой завтракать будем.
– Я бы еще поспала, – зевнула Катарина, – но на час у меня назначена встреча.
– А ты почему не умылась? Марш в ванную! Умойся, подмойся, почисти зубы и садись за стол. Ишь моду взяли, с кровати сползут и сразу в кухню топают. Соображать же надо, чай, не в землянке живешь, а в приличном доме.
Под бормотание Марии Евгеньевны Катарина прошмыгнула в ванную комнату. И чего старушенция так раздухарилась, Ката и сама прекрасно знает, что, перед тем как сесть за стол, надо в обязательном порядке нанести визит ванной комнате. Ну, подумаешь, заскочила на секундочку на кухню, можно подумать, она совершила нечто противозаконное.
Пока Копейкина приводила себя в порядок, Мария Евгеньевна сварила какао и достала купленную Копейкиной коробку шоколадных конфет.
– Эй, там, на палубе, – крикнула бабулька, саданув кулачком по двери ванной. – Сколько можно намываться? Ты что, на прием к королеве собираешься? Харе мне воду изводить, я, между прочим, за нее по счетчику плачу. Что за манеру взяли: пойдут в ванну и сидят там часами, деньги спускают.
Н-да, похоже, угодить привередливой бабульке Катарина не сможет, даже если попытается вылезти из кожи.
Вкусом яичницы Ката наслаждалась, выслушивая стенания Марии Евгеньевны по поводу дороговизны яиц, овощей и зелени. Потом старушка раз тридцать повторила, что вложила в приготовление завтрака душу, а все для того, чтобы угодить своей квартирантке. Когда она в очередной раз заговорила о растущих не по дням, а по часам ценах, Ката поняла: ей деликатно намекают, что за приготовление завтрака не мешало бы и заплатить. Вручив бабе Маше сто рублей, Катарина сделала маленькой глоток из чашки с какао.
Обрадованная пенсионерка, убрав в карман купюру, заискрилась:
– Вот и ладненько. Когда, говоришь, тебе на встречу бежать надо?
– К часу.
– А сейчас начало одиннадцатого, значит, время у нас есть.
– Для чего?
Прищурив глазки, Мария Евгеньевна склонила набок седую голову:
– Покажу тебе свой сундучок прошлого.
– Какой сундучок? – не поняла Катарина.
– Допивай какао, и пошли в комнату.
Приготовившись к новому сбору денег, Ката посеменила за хозяйкой квартиры. В большой комнате, приблизившись к огромному сундуку, Мария Евгеньевна с придыханием возвестила:
– В этом сундуке вся моя жизнь. Храню его как зеницу ока.
– Там фотографии?
– Там прошлое, – загадочно молвила баба Маша, откинув с сундука тяжелую крышку.
От резкого запаха нафталина у Каты запершило в горле. Вообще-то до сегодняшнего момента она свято верила, что при помощи нафталина люди спасают свои вещички от коварной моли, но теперь, глядя на сундук бабы Мани, с грустью констатировала, что моль давным-давно адаптировалась к нафталину и чувствует себя превосходно, вдыхая его удушающие ароматы.
Десяток насекомых разлетелся по комнате сразу, как только старушка откинула крышку.
– Паразиты! Все мое добро сожрали. Ката, бей их, бей! Ну что ты стоишь?
Хлопая ладонями, Катарина пыталась уничтожить хотя бы одну крылатую вредительницу, но, увы, моль оказалась проворней.
– Раз в месяц вещи проветриваю, – вещала баба Маня. – Откуда моль берется, ума не приложу.
– А зачем вам столько старья? – ляпнула Копейкина.
– Старья?! Да ты чего несешь? Какое ж это старье, приглядись – хорошие вещи, практически новые.
Старушка начала выкладывать на диван барахло. Чего только там не было! Чепчики, колготки, платья, юбки, блузки, до неприличия побитая молью чернобурка, туфли, сумочки – всего не перечислишь.
– Я была модницей, – с гордостью верещала старушка. – Любила приодеться. Вот смотри, тебе нравится?
Ката уставилась на черное платье и медленно кивнула.
– Симпатичненько.
– Штапельное платье. В сорок девятом году куплено, я в нем в кино ходила. Как сейчас помню, в четверг я его купила. Да, точно, в четверг. Фигуристая я была. Совсем как ты. Эх, жаль, родственников у меня нет, ни дочерей, ни внучек. Некому вещички оставить, а ведь все добротное, на совесть сделано. Видишь юбку? В пятьдесят третьем году купила. Угу. В середине марта. Сталин у нас пятого числа помер, а я юбку числа одиннадцатого купила. Хороша юбка!
На старушку нахлынули воспоминания. Она рассказывала какие-то невероятные истории, связанные с приобретением той или иной вещи, вспоминала знакомых, друзей, людей, которые произвели на нее впечатление... Короче говоря, пустилась во все тяжкие.
Непрестанно чихая от запаха нафталина, Катка старалась удержать лицо. Возможно, есть люди, способные днями напролет слушать воспоминания старушек о безвозвратно ушедшей молодости, но, честное слово, Ката была не из их числа. К тому же Мария Евгеньевна повторялась, пересказывая одни и те же эпизоды дважды.
– Катарина, полюбуйся на мое выходное ситцевое платье. О! Моя гордость.
Ядовито-желтое платье в крупный зеленый горох выглядело ужасающе. Не исключено, что лет шестьдесят назад наряд считался супермодным и вызывал восторг у окружающих, но сейчас... В нем даже на маскарад прийти постесняешься.
– Угадай, в каком году я его купила? – спросила Мария Евгеньевна и едва не прослезилась.
– В девятьсот третьем?
Бабулька сверкнула глазами:
– Не смешно! В пятидесятом. Конечно, сейчас у вас есть все, что душеньке угодно, магазины от шмотья ломятся, покупай, не хочу. Лишь бы деньги были.
– Я не хотела вас обидеть.
– Молодая ты, повезло, что в те времена не жила, горюшка не хлебнула. Ой, чернобура моя чернобура, – перескочила на новую тему баба Маня. – Муж подарил. Больших денег стоила. У нас во дворе ни у кого такой не было, одна я форсила. Как в кино собираемся, я платьице надену, ножки в туфельки, на головку паричок, шляпку, а на плечи чернобуру. Красота! Идем с мужем по улице и все на меня зырк-зырк, зырк-зырк. Мужики с намеком, бабы с завистью. Я ведь красивая была, за мной много кавалеров увивалось. А сейчас вишь, чернобуру моль поела.
– Выбросите ее, ну посмотрите, на кого она похожа. Вся в проплешинах, смотреть страшно. Фу!
– Это память, – отрезала Мария Евгеньевна. – Ты свое сначала наживи, а потом выбрасывай.
Катарина откинулась на спинку кресла, с усмешкой наблюдая, как пенсионерка гладит стоптанные коричневые туфельки на низком каблучке. Туфли буквально разваливались на части, неизвестно, как они не рассыпались в руках Марии Евгеньевны, на вид им было лет сто. Не иначе, при царе Горохе обувка приобреталась.
Пока Ката витала в облаках, в голову бабы Мани пришла совершенно безумная идея. Взяв ситцевое платье, то самое желтое уродство с зеленым горохом, Мария Евгеньевна заискивающе посмотрела на Копейкину и прошелестела:
– Примерь-ка платьишко, ласточка. Тебе впору будет. Сразу видно, желтый цвет тебе к лицу.
Катарина начала сопротивляться, а Мария Евгеньевна всплакнула.