Юля смотрела на Альку и не могла ничего сказать. Она хотела накричать на нее, назвать сволочью и дурой, но голосовые связки онемели, слова застряли в горле. Как это так, ее родителей задавило? Такого быть не может!
Но в то же время Юля догадывалась, что бабушка темнит. Почему она не ищет отца, если он у мамы, почему не звонит ему? Да и не мог он уйти, бросив дочь. И мама не могла уйти. А если могла, то лишь туда, откуда не возвращаются… Дурные мысли, как черные вороны, кружили над головой, Юля гнала их от себя, как могла. И пока это у нее получалось. Но вот эти мысли-вороны всей стаей обрушились на нее!..
Взгляд у Юли затуманился, она не заметила, как Яша поднялся со своей парты. Но увидела, как он с разгона толкнул Альку в плечо.
— Ну, ты и мразь, Горлова!
Алька отлетела к доске, врезалась в нее, но не упала. Она рванулась к Яше, собираясь ударить его, но тот держал кулаки наготове. Алька вдруг сдулась и, расталкивая девчонок, прошла к своей парте, села и, опустив голову, закрыла лицо руками.
А Юля бросилась вон из класса.
— Савельева! — донеслось вслед.
Похоже, это сама Ольга Михайловна пыталась ее остановить, но Юля даже не замедлила шаг.
И все-таки Ольга Михайловна остановила ее. Руками своего сына.
— Эй! — Дима нагнал ее, поймал за руку. Юля вырвалась.
— Ты чего как бешеная? — спросил он. — Что-то случилось?
— Да пошли вы все! — психанула Юля.
В переполохе чувств и эмоций у нее мелькнула мысль идти домой, спросить у бабушки о родителях. Но шла она куда-то в другую сторону. И менять направление не собиралась. Все равно куда идти, лишь бы не стоять на месте. А дорога, похоже, пошла под уклон. Возможно, она вела к реке. А что, если в воду, да с головой?..
Юля ускорила шаг. Но Дима не отставал.
— Алька тебя обидела? — спросил он. — Так ты не обращай внимания. У них вся семейка чокнутая. А дед у них полицаем в войну был. Дурная кровь.
— Дед полицай, а внучка — фашистская сволочь! — в сердцах выпалила Юля.
— Во-от! — Дима ткнул пальцем в небо. — Теперь давай дальше!..
— Что дальше?
— Дальше выкладывай! Чем тебя Алька обидела?
— Тебе какое дело?
— А если я помочь тебе хочу?
— Мама попросила?
— Мама?
— А разве ты не сын Ольги Михайловны?
— Сын.
— Тебя Ольга Михайловна попросила мне помочь?
Юля вдруг поняла, что успокаивается. В горле стоял ком, тоска давила на слезные мешочки, но сознание прояснилось, и уже не хотелось топиться. Тем более что Алька могла и соврать.
— Попросила. Но если я не хочу, меня не заставишь… Что тебе Алька сказала?
— Она сказала, что мои родители погибли.
— М-да.
Дорога перешла в тропинку, которая вела к реке. Юля не останавливалась, Дима шел рядом с ней. Шел и молчал. А ведь он должен был сказать, что Алька сказала неправду.
— Почему ты молчишь? — спросила Юля.
— А я что-то должен сказать?
— Что ты знаешь про моих родителей?
— Ну-у…
— Что «ну»? — Юля резко обогнала Диму, остановилась и повернулась к нему.
Она перегородила ему путь, а он не успел вовремя остановиться и навалился на нее. Они едва не упали. Но, восстанавливая равновесие, Юля продолжала смотреть ему в глаза. Зато он отвел взгляд в сторону.
— Что ты знаешь?
— Ну, мама говорила.
— Что говорила?
— Об этом уже почти все в деревне знают. Ты все равно бы узнала…
— О чем бы я узнала?
— Алька тебе уже сказала.
— И это правда?
Дима кивнул, плотно сжав губы.
— И все знали?
— И ты должна была догадаться…
— Я догадывалась! — Юля хлопком закрыла лицо ладонями.
Дима ничего не сказал. Он просто стоял рядом, пытаясь успокоить ее своим присутствием.
Юля повернулась к нему спиной, опустила руки и побрела вниз к реке. Она не хотела, чтобы он уходил, ей нужна была его поддержка. И он шел рядом.
— Твоя бабушка правильно все сделала. Нельзя было рубить с плеча, — тихо, с сожалением сказал он.
— Я догадывалась, — кивнула Юля.
Она уже почти уверилась в том, что так все и было. Сколько страшных вопросов возникало и до этого, просто она не пыталась искать на них ответы.
Они вышли к реке, встали на краю обрыва, с которого вниз к воде вела узкая витиеватая тропинка.
— Я догадывалась, — повторила она.
И обессиленно села прямо на траву. Дима присел на корточки, закурил.
— Ты поплачь, — сказал он. — Легче будет.
Но Юля даже не всхлипнула. Слезы сами текли по щекам. А хотелось зареветь, разрыдаться. Еще совсем недавно все было так хорошо, и вдруг мир перевернулся с ног на голову. Сначала мама ушла, за ней отец. И ушли они навсегда. Ушли эти родные и любимые люди, как же Юля будет без них?
— Ты иди, — сказала она.
Ей не хотелось, чтобы Дима уходил, но и держать его возле себя она не могла. Ясно же, что это мама поручила ему шефство над несчастной сиротой.
— Да нет, я никуда не спешу… — сказал он. — У меня отгул сегодня.
— Ты работаешь?
Боль утраты сжимала сердце, но Дима одним своим присутствием поддерживал интерес к жизни.
— Нет. Учусь. В Подреченске. В сельхозтехникуме. В смысле, в колледже.
— Техником-агрономом будешь? — из глубины своих страданий спросила Юля.
Подреченск находился всего в двадцати километрах от Семирадья, утром туда шло сразу четыре автобуса. Многие выпускники школы продолжали учебу в этом колледже, и Юле, видимо, придется туда поступать. Если родители ее обратно не заберут. А не заберут…
Она слышала про сельскохозяйственный колледж, ей даже говорили, по каким специальностям там готовят, но запомнила только одну специальность — «техник-агроном».
— Акушером-ассенизатором, — улыбнулся Дима.
— Врешь! Нет там такого! — с подозрением глянула на него Юля.
— Нет, и не надо.
— И мамы нет. И папы, — всхлипнула она.
И разревелась. Ей так хотелось, чтобы ее кто-нибудь утешил, и Дима подставил плечо. В это плечо она и выплакалась. А потом он отвел ее домой и передал бабушке с рук на руки. Юля не хотела, чтобы он уходил, но Дима не мог остаться. И на следующий день он не появился.
Глава 4
Автобус шел быстро, на повороте скорость не сбросил, и центробежная сила вжала Юлю в стенку. А сидящий рядом незнакомый мужик навалился на нее. От него воняло перегаром, застоявшимся потом, Юле противно было сидеть рядом с ним, а он еще и прижался к ней. Автобус уже шел по прямой, а он даже не думает отодвигаться. И глаза у него закрыты, как будто он спит.
Юля напряглась, поднатужилась и оттолкнула его. Мужик открыл глаза, повернулся к ней, дыхнул перегаром:
— Ты чего ко мне в карман лезешь?
— Я к вам?! В карман?! — Юля недоуменно захлопала глазами.
— А она такая! Она может! — в голос засмеялась Алька.
Она сидела с другой стороны от этого мужика. И тоже ехала в город утренним рейсом.
Школа осталась в прошлом, но Алька продолжала отравлять и настоящее. Юля училась на бухгалтера, а она — на землеустроителя. В колледже они практически не пересекались, и на пути в город Юля старалась ее избегать. Она уезжала в Подреченск первым рейсом, Алька — вторым. Но сегодня Юля задержалась, и пришлось ехать в одном автобусе. Причем в переполненном. Первый рейс, как правило, менее загружен, хотя и там случалось ехать в тесноте, Но не в обиде. А тут вдруг какой-то алкаш бредить наяву начал. И Алька, конечно же, подхватила. А баба она здоровая, такая же крупная, как ее мать. И голос у нее громкий, зычный.
— А ну! — Мужик начал охлопывать свои карманы, локтями касаясь ее груди.
А грудь у Юли к шестнадцати годам налилась, оформилась. И угловатое некогда тело слегка округлилось, хотя она и оставалась такой же худенькой. Сколько раз ей уже предлагали любовь и дружбу, но Юля всякий раз отказывалась.
— Да пошел ты! — Юля двумя руками оттолкнула его, поднялась со своего места и, расталкивая стоящих в проходе пассажиров, направилась к двери.
Нет, она не собиралась выходить, просто там впереди, как ей казалось, было больше воздуха.
— Граждане, берегите свои карманы! — закричала Алька.
Кто-то покосился на нее, кто-то тайком стал ощупывать свои карманы, а кто-то поспешил занять освободившееся место. Зина Дементьева заступилась за Юлю.
— Алька, хватит дурить!
— Это кто дурит? — вскинулась Алька.
— А ну не ори, дура! — набросился на нее дядя Слава.
А он мужик с особенностями — насколько добрый по вечерам, настолько же злой по утрам. И Алька это знала, поэтому и прикусила язык.
Зина Дементьева училась на четвертом курсе, зимой, через три месяца, у нее выпуск, и на второкурсниц она смотрела снисходительно. Но тем не менее за Юлю заступилась.
Автобус прибыл в Подреченск, от автостанции до техникума — несколько кварталов. И несколько путей. Юля чувствовала, что Алька захочет поквитаться с ней, поэтому, выскочив из автобуса, свернула за ларек с зарешеченным окошком, вышла к проулку между частными домами. И каково же было ее удивление, когда в самом конце этого проулка она увидела Альку.
Автобус прибыл в Подреченск, от автостанции до техникума — несколько кварталов. И несколько путей. Юля чувствовала, что Алька захочет поквитаться с ней, поэтому, выскочив из автобуса, свернула за ларек с зарешеченным окошком, вышла к проулку между частными домами. И каково же было ее удивление, когда в самом конце этого проулка она увидела Альку.
А место безлюдное, зато собака за забором лает, аж заходится, бросаясь на возмутителей спокойствия. Алька с кулаками, собака с острыми зубами — жуть. А Юля такая хрупкая, беззащитная.
— Ну что, попалась?
Юля уже поняла, что на помощь никто не придет. И Алька щадить ее не станет. Значит, нужно драться. Но как?.. Она провела взглядом по земле и заметила палку. Нагнулась, взяла ее и чуть не расплакалась, когда поняла, что это всего лишь тонкая ветка. Но разогнуться она не успела. Алька ударила ее ногой и попала в лицо.
— На тебе, сука!
Падая на живот, Юля закрыла рукой разбитый нос. И когда упала на землю, закрыла лицо. Пусть Алька бьет ее по спине, по ногам, только лицо пусть не трогает. Но Алька все норовила ударить ногой в голову. И била.
Юля уже чувствовала, что теряет сознание, когда кто-то схватил и оттащил от нее Альку.
— Что ж ты, гадина, вытворяешь? — возмущенно прозвучал мужской голос.
Юля оторвала голову от земли, посмотрела в сторону, откуда пришло спасение, и увидела мужчину в милицейской форме. Он держал Альку, обхватив ее двумя руками, а она дрыгалась, пытаясь вырываться. А Юле помог подняться второй милиционер, молодой парень с раскосыми глазами и пышными усами.
— Заявление писать будем? — спросил он, рассматривая Юлю.
— Какое заявление? — заорала Алька. — Это я заявление писать буду! Эта сука меня обокрала!
— Обокрала?! — Мужчина, который держал ее, разжал руки.
— Да весь автобус подтвердит! Все видели, как она там по карманам шарилась!
— Разберемся!
Через полчаса Юлю закрывали в одну камеру с решетчатой дверью, а Альку в другую, по соседству. И никому не было дела до ее распухшего носа.
А еще через час ее повели на допрос. Юлю лихорадило от страха и волнения. Она же не преступница, тогда почему ее держат в тюремной камере и водят под конвоем? Осталось только наручники на нее надеть.
Ее привели в кабинет, в котором хозяйничала немолодая, крупнотелая женщина с жидкими обесцвеченными волосами. И капитанскими погонами на форменной куртке. Женщина неторопливо стучала по клавишам печатной машинки. Юлю она скорее услышала, чем увидела. И кивком головы показала на свободный стул перед своим столом.
— Рассказывай, — сказала она, не отрывая глаз от книги, с которой перепечатывала.
— Что рассказывать? — не поняла Юля.
— Кого ты там обворовала?
— Никого я не обворовывала.
— А кошелек у пассажира кто вытащил?
— У какого пассажира? Алька все врет!
— Врет?! — Сомнение в голосе капитана не просто прозвучало, оно простонало.
Наконец она оторвала взгляд от книги и воинственно глянула на Юлю. Но, рассмотрев ее, нахмурила брови. И даже растерянно моргнула.
— Это ты кошелек вытащила? — в недоумении спросила она.
— Я не вытаскивала кошелек! — голосом, срывающимся на истерику, сказала Юля.
— А что делала?
— Ничего! Мужик на меня в автобусе навалился, а я его оттолкнула. Он пьяный был, от него воняло…
— Воняло?
— Я его оттолкнула, а он стал кричать, что я к нему в карман полезла. И Алька кричать стала.
— Алька? — Женщина добродушно улыбалась, глядя на Юлю.
— Алька. Она ко мне еще со школы цепляется.
— Почему?
— Потому что я из города приехала. К бабушке.
— Из города, говоришь?.. Видела я твою Альку. Ты красивая, а она — нет. Вот она к тебе и цепляется… А ты чего дрожишь? Холодно?
— Ну, да.
— Понимаю.
Женщина повернулась, включила электрочайник, который стоял у нее за столом на тумбочке.
— Заявление писать будешь?
— На кого, на Альку?
— Ну, не на меня же.
— А за что?
— А разве она тебя не била? Статью за хулиганство у нас никто не отменял.
— А если не буду писать?
— Тогда мы твою Альку выпустим. И тебя вместе с ней. А в следующий раз она тебя убьет.
— Не убьет, — потухшим голосом сказала Юля.
— Или подставит. Ей соврать, как на два пальца глянуть… Ну, так что, будешь писать?
— Нет. — Юля мотнула головой.
Дознаватель поднялась со своего места, подошла к Юле, аккуратно ощупала нос.
— Перелома нет… Может, оно и правильно, что не хочешь писать. А с этой дурой я поговорю. Чай будешь?
Юля мотнула головой, но женщина уже разливала кипяток по чашкам:
— Ну, от чая ты не отвертишься… ангелочек.
Через час Юля была в колледже, Альку же выпустили только на следующий день.
* * *Бабушка подошла к столу, в недоумении всплеснула руками, опустилась на стул.
— Ну что за люди, не понимаю!
Юля знала, куда ходила бабушка. Она даже пыталась удержать ее, но бесполезно. Все-таки сходила, поговорила с Алькиными родителями.
— Сколько в глаза ни плюй, не проплюнешь! — Бабушка снова шлепнула себя ладонями по коленям. — Я ей говорю, что Алька на тебя напала, а они все на тебя валят. И на всю ивановскую орут, что ты ее обокрала.
— А кто им верит? — усмехнулась Юля.
Горловы — скандалисты знатные, над ними все село посмеивается. Альке даже в милиции не поверили.
— Так в том-то и дело, что не верят. Они если поверят, слух не пойдет, а поскачет… Знаешь, поговорю-ка я с Климом. Он если слово скажет, Манька с Витькой языки-то прикусят…
— С Климом поговоришь? — Юля удивленно вскинула брови. — Он-то здесь при чем?
Клима она не видела с тех пор, как он два года назад подвез ее к дому. Но бабушка не раз вспоминала, как он подал ей идею наказать директора школы. Он тогда и участие принял, с председателем артели вроде как поговорил.
— Ну, при чем… — Бабушка почему-то отвела в сторону глаза. — Он над тобой, так сказать, шефство взял.
— Шефство?
— Ну, ты же сирота…
— И кто его об этом просил?
— Никто.
— И не надо ни о чем просить!
— Ну, не знаю… Не нравится мне Алька, что-то дурное она против тебя затеяла. Я-то, конечно, спуску ей не дам. Но до греха не надо доводить!.. А Клим, он, конечно, не просто так… — в раздумье качнула головой бабушка.
— Что, не просто так?
— Да нравишься ты ему…
— Я нравлюсь?
Юля уже привыкла к тому, что парни заглядываются на нее, но все-таки покраснела. Одно дело обычным парням и мужчинам нравиться, и совсем другое — Климу. Он мужик нелюдимый, на выселках живет, на селе редко появляется, в магазин там или с Юровым посидеть за рюмкой чая. Почти ничего о нем не слышно.
— Да как увидел тебя, так ты ему и понравилась.
— И что? — Юля смотрела на бабушку, провоцируя ее на откровение.
Не зря же она этот разговор завела. Вдруг сосватать ее за Клима решила?
— А что? Да ничего! — Бабушка шлепнула ладонью по столу. — Нравишься ты ему. Вот и ходит он вокруг тебя.
— Не вижу я, чтобы он ходил.
— Не видишь, потому что мелкая ты. Это раньше в двенадцать лет замуж выходили, а сейчас и в четырнадцать лет маленькая. И в шестнадцать… Может, он ждет, когда ты вырастешь?
— Зачем?
— Ну, зачем… — Бабушка повернула голову к окну и кашлянула в кулак.
— Замуж хочет взять?
Юля вовсе не собиралась выходить за Клима замуж. Еще чего! Он и на внешность безобразный, и хромой, и еще его все считают странным. Но почему-то не возникало желания уйти от этого, казалось бы, неприятного разговора. Может, потому что Клим не вызывал отвращения? У него ужасный шрам, страшное лицо, но Юля при мысли о нем не испытывала брезгливости. Даже интересно было поговорить о нем.
— А почему бы и нет? — тихо сказала бабушка, все так же напряженно глядя в окно.
— А почему да?
— Ну, я понимаю, он не красавец…
— Не красавец! — подзуживала Юля.
— Но и не урод…
— Ну, если на характер, то да…
Юля помнила, как ехала с Климом в тракторе. Он даже ни разу не прикоснулся к ней. Только за руку брал, помогая залезть в кабину.
— И на внешность… Вон сколько их таких покалеченных с войны приходило, и ничего, жили бабы. И он с войны пришел…
— Да, но я-то его не ждала.
— Ну не ждала, и не ждала… — Бабушка махнула рукой, тяжело поднялась. — Картошки почистить надо. Картошки на сале пожарим. И с молочком.
— На сале вредно, холестерину много, — улыбнулась Юля.
— Ага, сейчас все умные стали…
Юля спустилась в погреб, набрала в кастрюлю картофельных клубней. Кухня в доме крохотная, можно сказать, закуток перед печью, а еще там размещалась плита на две конфорки. Но ничего, и Юля там умостилась, и бабушка возле плиты встала.