Завещание императора - Александр Старшинов 17 стр.


Приск в этот момент подумал, что совершенно не зря решил присоединиться в пути к веселой компании, следующей в Антиохию.

— Разве ты не знаешь, куда ведет эта дорога? — спросил военный трибун, хмуря брови.

Командир стражников впился в Приска цепким взглядом, хмыкнул, поправил тускло блеснувший на солнце шлем и вновь оглядел пеструю толпу. Ясно, что у всех этих жонглеров и силачей денег при себе ни асса — затем и устремились они в Антиохию, чтобы пополнить свои кошельки. А силачи-атлеты, колесничие, гладиаторы да фокусники — не тот народ, кого можно задирать беспрепятственно, у каждого из них при себе нож, у многих мечи, и почти все гладиаторы едут вовсе не в клетках, а верхом на мулах. Значит, возможно, многие — бывшие свободные, пошедшие на арену добровольно — за деньги и ради риска, ради того пьянящего чувства опасности, которое и Приска увлекло в дорогу. Что касается Приска и его спутников, то все они вооружены.

Примерно так мог оценить картину со стороны этот человек с наглой ухмылкой и цепким взглядом.

— Попутного ветра… — почему-то крикнул командир стражи и послал вперед выносливую низкорослую лошадку.

Его спутники вслед за командиром поторопили своих скакунов. Отряд с шага перешел на рысь, потом — на галоп.

* * *

В тот день караван замешкался в пути и только на закате достиг гостиницы.

— Почему бы нам не проехать еще полмили в сторону от дороги, — предложил ланиста военному трибуну. — Там поместье моего старого гостеприимца. Чем ночевать в очередной дырище, остановимся у него на вилле. Клянусь Геркулесом, он будет рад меня видеть. А тебя, Приск, примет как родного, потому как у него у самого сын служит военным трибуном в легионе. Вилла большая, всем найдется место и еда — за умеренную плату. Ну а нам с тобой будут отличная баня и отдельные покои.

— Говоришь: примет всех? Даже фокусников и плясунов? — уточнил Приск.

— Мой друг — человек гостеприимный, — похвастался Вибий.

Приск усомнился, что хозяин поместья может дружить с ланистой, но, с другой стороны, в очередной раз ночевать в гостинице военному трибуну совершенно не улыбалось. Кто знает, может, Вибий и не врет — провинция есть провинция, здесь куда проще смотрят на то, как заработаны деньги, — лишь бы их было много.

— Ехать придется в темноте, — заметил Приск, — так что надобно заготовить факелы — освещать дорогу после заката.

* * *

Еще издалека — как только показались ворота поместья, Приск понял — кто-то прежде ланисты Вибия уже напросился в гости, причем не очень вежливо. Ворота ограды были широко распахнуты — очень странно, если учесть, что солнце уже опустилась за море, и вот-вот догорит короткий алый закат. Во-вторых, во дворе перед господским домом пылал огромный костер — и быстрые тени плясали по стенам. А пронзительный, внезапно оборвавшийся крик заставил Приска поднять руку и остановить едущих за ним людей.

— Погасить факелы! — отдал команду Приск едущим рядом и велел передать ее дальше по цепочке.

Ланиста Вибий, недавно вновь пересевший на своего жеребца, вмиг очутился рядом.

— Что слу… — Крик боли, донесшийся с виллы, заставил его умолкнуть на полуслове. Вряд ли хозяин решил пытать кого-то после заката при свете костра.

— Похоже, ланиста, тебе придется вооружить гладиаторов, — сказал Приск, оглядываясь и пытаясь оценить обстановку. — Причем очень быстро.

— Всех?

— Это уж на твое усмотрение. Тех — кому доверяешь.

Трибун спешился, отдал повод Сабазию и вместе с ланистой и Марком подкрался к воротам.

В свете костра можно было разглядеть без труда парня в доспехах городской стражи. Приск уже не сомневался — виллу грабит тот самый отряд, что обогнал их по дроге. И никакие это не стражники, а наверняка переодетые разбойники.

Трибун оставил у ворот Марка, чтобы тот предупредил свистом, если отряд решит покинуть виллу, а сам с ланистой вернулся к каравану.

— Антиох, Геркулес, Тифон… — называл избранных ланиста.

Приск заметил, что Геркулесом кличут темнокожего здоровяка с бритой головой. Да, фантазия хозяев на прозвища небогата.

— Тифона не бери, — остерег ланисту военный трибун.

— Это почему?

— Не надо. Имя мне не нравится.

Приск снял с вьючной лошади щит, затем обнажил меч и повернулся к Максиму, который также вооружился.

— Держись за мной, — приказал. — И за Марком следи. Не хватало, чтобы его в драчке с разбойниками порезали.

— Доспехи надевать не будем?

— Некогда и тяжело для домашней драки.

— Дай мне тоже меч, — вдруг попросил Сабазий. — Я неплохо дерусь, и за тебя, господин, готов умереть.

Приск на миг задумался. Не то чтобы он парню не доверял… но вооружать раба — тут надо сильно подумать…

— Хорошо! Бери мой фракийский клинок. Надеюсь, ты умеешь с ним обращаться. И держись рядом с гладиаторами. Они такие здоровые, что за их спинами тебя просто не заметят.

Трибун построил отряд из десятка гладиаторов, добавил к ним столько же атлетов и бестиариев. М-да — войско еще то. Но это не страшно: у противника силы не лучше. Количеством равны — Приск насчитал, помнится, два десятка подозрительных стражников, — но сейчас нападавшие имели тактическое преимущество, потому как разбойники разбрелись по дому.

Приск ничуть не волновался, готовя вылазку. Разбойники — не тот народ, которого стоит опасаться ветерану. Спору нет, при свете дня или в засаде они опасны — стрела разит и опытного воина, и новичка. Но сейчас, когда ватага занята грабежом и нападения не ожидает, перебить или повязать фальшивых стражников — вопрос лишь правильной тактики. Тут главное — не терять темпа.

Марк тем временем вернулся, сообщив, что во дворе всё без перемен.

Юноша вооружился вслед за остальными, и Приск поставил его рядом с Максимом.

— Вперед! — отдал приказ военный трибун.

Отряд ринулся, набирая скорость. Разбойники так увлеклись грабежом, что забыли выставить караульных: во всяком случае, нападавших не заметили, пока отряд Приска не ворвался во двор. Опознавать противника было легко — кольчуги, криво сидящие шлемы — грабителей не спутать с домашней прислугой. Трое как раз стаскивали в кучу награбленное, один навьючивал на мула мешки со звенящим добром. Еще один, хохоча, что-то кидал в огонь — видимо, то, что не приглянулось грабителям. Шестой только-только появился…

Атака. Похожа на прежние, в которых участвовал Приск. Но не совсем. В легионе слева и справа — свои, прикрывают щитами — идешь как машина. Набираешь скорость, сминаешь. Сейчас военный трибун один впереди — ставить справа или слева тех, кто с тобой ни разу в строю не ходил, — лишний раз подставляться. Но скорость набрать для удара — надобно. Темп держать. Посему строимся клином. И вперед. Приск — острие. Наметить путь. Ясно — вокруг костра. Вперед! Быстрее.

Далее действовали одни инстинкты, к счастью, инстинкты, отшлифованные под золотым орлом Пятого Македонского легиона.

Первым навстречу идет пьяный, что на кучу обломков в костре громоздит плетеное кресло-кафедру. Руки заняты — удар по ногам, чиркнуть, взрезая поджилки — чтоб не встал. Упал и орет? Ор — не помеха. Здесь повсюду орут — от радости, отчаяния и боли. Кто от чего — не понять.

Второй не с кафедрой — с мешком. Там позвякивает. Скорее всего, серебряная посуда. Мешок не бросает, пытается отбиться, будто надеясь звякающим мешком оглушить. Нет, парень, от твоего мешка уклониться — раз плюнуть, и сразу же — клинок в горло. Кровь струей, тело на плитах двора, руки скребут, хребет выгибается дугой. Нету воздуха телу. Смерть.

Третьему — меч в зубы, в самом прямом смысле, то есть в челюсть, вышибая осколки зубов. Парень орет, захлебываясь кровью. Жив — надобно добить, чтоб не мучился. Но — потом. Гладиаторы добьют — эти умеют. Пусть работают на подхвате. Клин давно рассыпался — слаженности не хватило. Да откуда ей взяться в первом совместном бою, да еще когда в клине не легионеры, а бойцы арены. Всем известно, что в войсках гладиаторы — так себе вояки. Их жребий — биться один на один. Вот пусть и бьются, как умеют. Сейчас главное — обеспечить себе свободу маневра. Если загонят в угол — дело плохо.

Четвертый…

Четвертого прикончил ланиста — не забыл, как людей убивать, хотя и отяжелел, путешествуя в спальной повозке.

Над трупом пятого навис темнокожий Геркулес.

Последний, шестой, кинулся к Приску, ударил мечом — трибун легко отвел клинок нападавшего в сторону. Но фальшивый стражник оказался почти вплотную. Двор залит светом костра, так что приметить на поясе Приска кинжал — дело нехитрое. Разбойник хватает рукоять, клинок вон из ножен и военному трибуну в грудь. А тот даже не пошатнулся. Что, удивлен? «Стражник» замешкался и посему получил удар кулаком в основание носа снизу вверх — так, что хрустнули кости, вминаясь, уходя под лобные дуги, парень замертво рухнул на плитки двора. Приск спешно нагнулся и вырвал из пальцев убитого фальшивый кинжал. Вновь вложил в ножны, где вез похищенный свиток. Огляделся. Кажется, ланиста смотрел на трибуна с изумлением.

Смотрел — потому как возникла передышка — разбойников во дворе не осталось.

— Зачем тебе оружие, которое не убивает? — подивился Вибий.

— Иногда от него несомненная польза, — отозвался Приск. — Зажечь факелы! — приказал трибун.

Оставив часть отряда во главе с ланистой охранять двор, с остальными поспешил внутрь дома.

В атрии первым делом бросился в глаза взломанный денежный сундук — и подле сундука два тела. Один, судя по одежде, сам хозяин, второй — слуга, из тех, что преданны господину до последнего вздоха. В этот вечер парень подтвердил свою преданность напрямую. Его пронзили трижды, прежде чем он упал и оставил хозяина без защиты.

Занавес, отделявший таблиний от перистиля, валялся сорванный. Но в саду, похоже, никого не было. Звуки доносились откуда-то сбоку. В одной из комнат, выходящей окнами в перистиль, явно кто-то остался. А вот кто, пока непонятно — родня хозяина, слуги или разбойники. Следовало этот вопрос разъяснить.

Приск сделал знак своим вести себя тихо и рванул на голоса. Оказался в большом триклинии на несколько столов — для пиров и торжественных увеселений. В этот час столовую освещали множество масляных ламп, так что воздух, несмотря на открытое в садик окно, был сизым от дыма. И трапеза — в самом разгаре. На столе — кубки, кубки и кубки, что-то недоеденное, явно жареное или недожаренное — из разрезанной туши на пол капала кровь. На полу — полно огрызков, объедков, пролитого вина.

«Не поскользнуться бы», — мелькнула мысль.

А на ложах, покрытых драгоценными тканями, в грудах подушек командир «стражников» развлекался сразу с двумя женщинами. Одна из них лежала неподвижно лицом в подушки, второй красотке загорелый сириец сдавливал пальцами щеки и требовал:

— Бери за щеку, сука! Кому говорю!

Приск просто шагнул вперед и ударил под лопатку в загорелую спину. Кажется, никогда прежде он не убивал противника так. Но этот парень и не заслуживал иного удара. Клинок прошел насквозь. Приск выдернул меч, и сириец, заливая женщину кровью, рухнул, подминая красотку. Женщина запоздало завизжала и принялась сталкивать рухнувшее тело. Приск перепрыгнул через парочку — мертвеца и визжащую женщину — и вскочил на широкое обеденное ложе [62]. Прыжок на другое ложе — к командиру разбойного отряда. Тот успел приподняться, но и только. Приск нанес удар сверху вниз, каким гладиаторы отправляют к Стиксу побежденных. Выдернул меч, и разбойник грохнулся на заставленный стол. Увлекая за собой кубки, объедки, тарелки, сполз на пол.

Третий участник «пиршества», видя, что к двери уже не прорваться, подхватил свой меч и ринулся в окно — благо деревянной решетки в проеме не было. Марк Афраний и один из гладиаторов тут же прыгнули следом.

— Куда! — рявкнул трибун, но парень уже исчез во дворе.

Приск поднял обеденную салфетку, вытер кровь с клинка.

Девчонка лет тринадцати, которую насиловал главарь, совершенно голая, перемазанная в крови, тихонько сползла с ложа и на четвереньках уковыляла подальше в угол. Вторая женщина наконец выбралась из-под тела сирийца, подбежала к девочке, обняла ее, и обе завыли. Скорее всего, это были хозяйка и ее дочь. Третья — стройная смуглая красотка, от которой ее партнер так невежливо сбежал, поднялась, схватила кувшин вина и сделала глоток прямо из горла, проливая капли на темные задорно торчащие грудки.

Оторвавшись от горлышка, она окинула трибуна дерзким взглядом.

— А ты кто, красавчик? — спросила Приска без тени испуга.

Похоже, все происшедшее ее только развлекло, и ни плакать, ни причитать она не собиралась.

— Военный трибун Гай Осторий Приск, — отрекомендовался тот.

— Приляг, сладкий мой… — Смуглая красавица кивнула в сторону ложа.

— Пожалуй, есть дела поважнее, — заметил Приск.

Оставалось самое сложное — обыскать дом и выкурить грабителей из комнат. А предаваться любовным утехам наскоро, вот так — это развлечение для новобранцев. Приск лишь тронул по-прежнему лежащую лицом вниз женщину, но та не шевелилась.

— Эта дура слишком сильно сопротивлялась… — хмыкнула смуглянка. — Вот ее малость и придавили.

— Где остальные разбойнички? — спросил Приск.

— Кто где… сокровища ищут, вино и баб.

— Придется прочесать весь дом.

— Ну так закончи свои дела и возвращайся, — предложила смуглая красотка и попинала ножкой застывшего на полу командира «стражников». — Хороший удар! — Она усмехнулась одобряюще.

В коридоре подле кухни Приск столкнулся с парнем, что волок охапку тряпья, внутри тканей что-то позвякивало. Увидев человека в красной военной тунике, парень мигом сообразил, в чем дело, швырнул награбленное на пол и завопил:

— Я всего лишь раб… раб господина… Помилуй… я помочь хотел, прятать нес…

Неуклюжая ложь не могла никого обмануть, да парень на это и не надеялся, для него сейчас главное — не схлопотать удар клинка в живот, а уж после, когда запал драки пройдет, никто его резать не станет.

Приск ударил, но не острием, а плашмя по голове, и парень повалился ему в ноги.

— Связать, — приказал трибун подоспевшему следом атлету.

— Чем?

— Да хоть этими тряпками… — Приск пнул груду награбленного, и под тканью опять зазвенело. — Потом оттащи во двор в подарок ланисте. Полагаю, все, кого мы захватим живьем, скоро окажутся на арене…

— Обожаю амфитеатр Цезаря в Антиохии, — сообщил атлет.

Приск выбрался в перистиль. Геркулес, темнокожий здоровяк, которого вооружил ланиста, волочил куда-то мертвое тело.

— Брось эту падаль и за мной!

Геркулес что-то проворчал рассерженное, но повиновался.

На кухне сбились в кучу старые рабы и рабыни — из тех, на кого разбойники не польстились, да еще несколько малолеток — мальчики и две девочки пяти-шести лет. Верно, из детей прислуги. А может, и не только — вон та девчонка в дорогой тунике явно не на кухне живет, мордочка чистенькая, ручки ухоженные.

— Вам нечего бояться, — сказал Приск. — Мы сейчас переловим разбойников. Кто не помогал им — ни в чем не виноват перед господами.

Седая темноликая старуха вдруг поднялась с пола, ухватила Приска за руку и подвела к глиняной бочке — наверное, именно в такой жил в свое время Диоген, когда Александр Македонский встал так неудачно, что заслонил кинику солнце.

— Скажи еще раз, — шепнула.

— Кому?

— Туда… — Она указал пальцем на кувшин.

— Никому не надо бояться, мы убили главаря и сейчас переловим остальных… — громко произнес Приск.

Он заметил при свете факела между насыпанных в глиняную бочку бобов полую деревянную трубочку.

— Кто там? — спросил он шепотом.

— Хозяйская дочка… одна из трех. Успели спрятать.

Старуха погрузила темные заскорузлые пальцы в бочку и принялась выгребать бобы.

— За мной! — позвал Приск оставшихся с ним гладиаторов.

Впрочем, остался с ним только один — тот самый темнокожий Геркулес. Другие были кто где. Дисциплина — она для солдат богиня. А гладиаторы поклоняются Фортуне. Вся их жизнь — на крылатом ее колесе.

Во дворе у костра Приск столкнулся с юным Афранием. Паренек был забрызган кровью, глаза — расширенные, круглые как у кошки. Ну точно — убил. Первого своего человека убил.

— Догнал? — спросил трибун.

— Ага!

Марк вскинул вверх меч. Капли стекли к деревянной гарде.

— Молодец! Но за то, что нарушил мой приказ держаться позади, в лагере я бы велел тебя высечь.

Афраний изумленно открыл рот.

— Ты же планировал записаться в легионеры, — напомнил Приск. — Так вот, легионера за такое ослушничество секут. Но пока ты не легионер… Посему за мной! И без самодеятельности! Или в самом деле…

Приск скорчил зверскую рожу.

Марк тут же проникся и послушно кинулся следом, в этот раз не пытаясь вырваться вперед или свернуть.

Навстречу им вылетел Сабазий. Приск узнал его по ожогу. Парень держал в одной руке факел, в другой — окровавленный клинок.

— Многих убил? — поинтересовался военный трибун. Сабазий поглядел на клинок, с которого еще капало, встряхнул кистью и ответил:

— Одного.

«Врет, — тут же решил Приск. — Наверняка умеет обращаться с оружием…»

* * *

Через полчаса все разбойники, что выдавали себя за городских стражников, были перебиты или захвачены в плен. Пленников оказалось всего трое. Среди этих троих выделялся чернокудрый нагловатый красавец с хищным оскалом. Держался он с достоинством и даже с вызовом. На требование назвать имя лишь громко заржал. Схлопотал по зубам. Но все равно не назвался. Пленников Приск решил отвезти в Антиохию Адриану — скорее всего, там их ожидали арена и дикие звери. Приск бы предпочел куда большее количество пленных, но так вышло, что гладиаторы раненых в пылу схватки добили. Видимо, им доставляло особое удовольствие по своей воле наносить последний смертельный удар, вопя: «Получай!»

Назад Дальше