— Что же получается… — проговорил наместник. — Кто-то еще, кроме моих клиентов… — Адриан сделал упор на этом слове, — охотился за свитком, чтобы подделать его и подменить, но дело не выгорело.
— Именно так.
— И кто это?
— Понятия не имею. — Тут Приск говорил чистую правду.
— Я бы поставил на Пальму. Он так старался проявить себя в Сирии — и Набатейское царство завоевывал, и заново обустраивал Бостру, чтобы новая столица расцвела ярче прежней — Петры. Траян удостоил его триумфальной статуи на Форуме, а империю, выходит, не завещал. Вот обида… — Адриан злорадно рассмеялся.
— Не должен спрашивать, но попробую… — Трибун сделал паузу, глубоко вздохнул: — Что ты намерен делать, Адриан?
— Ждать.
— Но ведь завещание уже есть… И вряд ли император его изменит. Никто, кроме Траяна, объявить его последнюю волю не может.
Наместник помолчал, а потом расхохотался. Глаза его при этом хищно сверкнули. Ох и не понравились Приску и этот смех, и этот блеск.
— Замечательная мысль… — проговорил Адриан и, отсмеявшись, вновь сделался мрачно-серьезен.
— Ты о чем?
— Траян должен сам объявить свою последнюю волю.
Приск недоуменно промолчал. Похоже, его слова послужили толчком какой-то новой хитроумной интриге, но он пока не мог догадаться — какой. Ну что ж, станет ясно со временем.
— Ты хочешь его переубедить?
— Я? Пока нет… Но император исполнит обещанное в Сармизегетузе.
Наградив Адриана сначала консульством — в возрасте слишком молодом для этой должности, Траян поспособствовал тому, чтобы племянник получил в наместничество Сирию — провинцию особенно важную в преддверии новой войны. Приск не сомневался, что наместник, только-только прибыв в Антиохию, буквально лез из кожи, дабы обеспечить для армии Траяна удобные зимние квартиры, запасы продовольствия и резерв новобранцев, а уж легионы, стоящие в его провинции, вымуштровал так, что они и с закрытыми глазами могли выполнять любые маневры. И сам наверняка не один день провел в лагерях, устраивая учения и марш-броски, — Приску ли, когда-то служившему с Адрианом в Пятом Македонском, не знать, на что способен императорский племянник.
Так есть ли шанс, что Траян оценит рвение племянника и передумает?
Вряд ли… Адриан имел в виду нечто другое, говоря об исполнении обещания.
— Надеюсь, ты держишь язык за зубами? — спросил Адриан.
— Держу, сиятельный. Так крепко, что искусал уже и язык, и щеки… — попробовал отшутиться Приск.
— Где остановился? — поинтересовался наместник.
Уж больно он дружелюбен… слишком даже. Вариант с убийством всех, кто оказался рядом с военным трибуном, вновь показался вполне вероятным.
— В гостинице «Белый конь».
— Неплохое местечко. Но дорого. Советую перебраться к Филону. Кстати, оценишь его механический театр. Я собираюсь послать игрушку в подарок Сабине, а то она заскучала, оставшись одна-одинешенька в Риме. Надо развлечь милую женушку.
Приск последним словам удивился: известно было, кажется, всем в столице, что брак Адриана — чистая формальность, ехать с мужем в Сирию Сабина отказалась наотрез. Ходили слухи, что жене наместника оказывает особое внимание новомодный писатель Светоний Транквилл. Адриан, похоже, эти слухи игнорировал. Во всяком случае, пока. И слал подарки супруге. Возможно, кровное родство Сабины с императором по-прежнему перевешивало все ее недостатки. С другой стороны — какое дело Приску до семейных проблем наместника?
— У тебя уже есть назначение в легион? — продолжал задавать вопросы Адриан.
— В Шестой Феррата…
— Отлично. Но не торопись в лагерь. Все равно Траян не выступит раньше весны. А у нас с тобой еще много дел.
Глава IV ФИЛОН
Осень 866 года от основания Рима
Провинция Сирия
Вилла Филона располагалась на склоне горы Кассий. Построенная, как и большинство вилл в округе, в истинно сирийском стиле — с множеством окон по фасаду, над каждым — полукруглый фронтон, каждое окно в небольшой нише — так называемой сирийской арке, она подходила куда больше какому-нибудь сатрапу царя царей, нежели скромному механику. Только кто сказал, что Филон — скромный? Виллу окружал роскошный сад на нескольких террасах, невысокая белая ограда нижней террасы служила скорее украшением, нежели защитой.
Ворота уже были распахнуты, когда Приск приблизился, — Адриан не только дал провожатого военному трибуну, но и послал раба к Филону предупредить, что у него будут гости.
Сам механик выскочил на дорогу и спешил навстречу.
— Гай, друг мой! — Филон кинулся к трибуну с распростертыми объятиями, едва тот спешился. — Вот же радость! Столько лет чаял тебя вновь увидеть! И вот же, вот наконец довелось! Слышал, слышал про страшную смерть Плиния. Вот же беда! Достойнейший человек… Добрейший и благороднейший… Право же, ужасно видеть, как боги проявляют неоправданную суровость…
— Быть может, это просто людская подлость? — заметил Приск.
Набежавшие со всех сторон слуги уже вели в конюшню лошадей, закатывали во двор повозку со скарбом, рвали из рук мешки с вещами. Надо же, какое рвение!
— Тебе, мой добрый Приск, стоит поставить алтарь за избавление… Я бы непременно заказал.
— Только из добычи на новой войне! — фыркнул трибун.
— А, ну да… деньги… — Филон вздохнул очень выразительно. — Ну как тебе Антиохия? Воистину — сладостный город, не то что суровые ледяные горы Дакии. Брр… — Филон содрогнулся всем телом. — Там под Сармизегетузой я и не надеялся, что когда-нибудь вновь окажусь в своей золотой Антиохии. А твои друзья?.. — Филон вопросительно глянул на Приска.
— Это сын Афрания Декстра Марк, а это Максим, вольноотпущенник Декстра. Калидром и Сабазий — рабы.
Калидром при этом добавил:
— Самый лучший в мире пекарь, господин…
А Сабазий ничего не сказал — только окаменел на миг лицом — той его половиной, что еще могла выражать эмоции.
Имя Афрания Декстра заставило Филона как-то сникнуть, посереть лицом.
— Сам Афраний тоже прибыл? — спросил он шепотом.
— Еще нет. Явится вместе с императором…
— Замечательно! — вновь ожил Филон.
Он ухватил гостя за руку и повел в дом. Марк и Максим шагали следом.
«Где-то бедняга Филон что-то сделал не так…» — автоматически отметил про себя Приск.
— Ты так и не поведал мне, как понравилась тебе Антиохия, — продолжал трещать механик.
— Город прекрасный, — в тон хозяину отвечал военный трибун, — одна беда: в этом городе могут жить только те, чье состояние исчисляется миллионами… — Он умолк, разглядывая чудесную мозаику на полу атрия, где десятки амуров преподносили друг другу спелые плоды, свежие, как будто только что сорванные в саду на ближайшем склоне.
— Благодетельная властительница людских судеб Фортуна — покровительница нашего города. — И Филон указал на мраморную статую Тихе, местной богини Судьбы, в короне в виде башни, что украшала атрий механика. — В этом все дело. Потому каждый второй здесь богат, а кто не богат — имеет богатых друзей.
— Разве это одно и то же? — вполне серьезно спросил Приск.
— О, на язык ты остер, так что сможешь поспорить с жителями Антиохии… Они, так и знай, никому не дают спуска… Ты слово — они десять…
— Это я уже испробовал, — кивнул Приск, вспоминая перепалку накануне.
— О, ты боец! А мне с местными остроумцами состязаться не по силам. Да что это я пичкаю тебя разговорами! — всполошился Филон. — Ты — мой гость, и тебе, и твоим спутникам нужна горячая баня с дороги, а следом — отличный обед. Причем — не медля. Ах да, еще ты должен поглядеть мой театр и сказать, понравится ли он Сабине.
— Только после обеда! — объявил Приск.
А про себя подумал: «Надеюсь, здесь никто не станет подсыпать толченое стекло…»
В доме полно было челяди. Две юные девицы тут же увели Приска в бани — купаться, еще две — не менее соблазнительные, занялись его спутником Марком Декстром. Максиму и Калидрому не уделяли столько внимания, но чистую одежду, деревянные сандалии и масло для натирания и скребки приготовили.
Кальдарий был облицован желтым нумидийским и пурпурным фригийским мрамором, так что сразу вспомнились Рим и термы Траяна. Приск с удовольствием погрузился в бассейн и прикрыл глаза, всем своим видом выражая удовольствие.
Вот о чем он мечтал всю дорогу — о купании в настоящих банях, о том, чтобы раб тщательно снял скребком вместе с маслом пот и пыль дальней дороги, о чистом душистом полотенце. И еще — о хорошем брадобрее и отличной бритве… И о погружении в ледяной фригидарий.
А потом в чистой новенькой тунике, в венке выйти на воздух с бокалом мульса в предвкушении обеда.
А потом в чистой новенькой тунике, в венке выйти на воздух с бокалом мульса в предвкушении обеда.
— Где ты раздобыл столько красавиц? — поинтересовался Приск у Филона, который расположился в небольшой уютной экседре.
Впрочем, механик и здесь не бездельничал — чертил что-то стилем на восковых табличках.
— Гай, дружище! Вот теперь ты истинный житель Антиохии! — воскликнул Филон.
Механик лукавил: даже в чистой одежде, только из бани, подстриженный и побритый, надушенный, в венке из дамасских роз военный трибун все равно не походил на обычного сибарита здешних мест.
— Не увиливай от ответа… Для чего столько красоток? Хочешь открыть лупанарий?
— О нет, я честный и достойнейший человек, женатый к тому же. Грязные занятия мне не к лицу. Купил девочек, чтобы преподнести их в подарок храму.
— Я же сказал: хочешь открыть лупанарий.
— Гай! И тебя отравил своим злоязычием этот город! Повторяю: жрицы заказали мне уже третий механизм. Так что в ответ — небольшой подарок храму… Мои красавицы тебе понравились? — подмигнул Филон.
— Оценю, если пришлешь их мне на ночь.
— Сразу парочку?
— Разумеется.
— Антиохия уже действует на тебя, мой друг… — засмеялся Филон. — Здесь просто невозможно обойтись одной любовницей. А знаешь… я, может быть, и раздумаю, не буду никому дарить этих красоток, оставлю себе. Правда, Атна?
Девушка, принесшая второй бокал с мульсом для Приска, игриво улыбнулась в ответ.
— Принеси еще яиц и немного хлеба, — приказал Филон Атне, — а то до обеда около часа, боюсь, мой гость умрет с голоду.
Атна мигом упорхнула.
— А теперь скажи… — Приск проводил красотку глазами, задержавшись взглядом на упругих ягодицах. — Скажи, друг мой… Что ты сделал такого, что теперь боишься Афрания Декстра.
Филон вздрогнул и едва не уронил стиль и таблички.
— Да ничего совсем… я же здесь… машины делаю.
— Вот и скажи, за какую машину тебя не погладят по головке.
У Филона запрыгали губы.
— Клянусь милостью Тихе, ничего я не ведал… Сделал тут один механизм… три года назад… еще до того, как появился Адриан в Антиохии.
— Что за машина?
— Особая баллиста — будет кидать зажигательные снаряды с хатрийским огнем.
— Хатрийский огонь? Нельзя ли подробнее?
— Огненные снаряды из битума, серы и нефти.
— То есть… ты хочешь сказать, что сделал заказ для Хатры?
Филон спешно закивал.
— Друг мой… ты, кажется, забыл, что Хатра стоит по ту сторону Евфрата и не подчиняется Риму.
— Но Хатра не враг — этот город нейтрален. Там сходятся торговые пути, туда со всей Месопотамии съезжаются паломники, чтобы принести дары богу Шамшу. Так они именуют бога солнца. Ктесифону Хатра платит дань — и только. А машины хатрийцам нужны, чтобы защитить свой город и храм от набегов кочевников-скенитов [71], сыновей палаток. И чтобы новый правитель Парфии Хосров не подчинил себе Хатру полностью.
— И ты поверил?
— Из Хатры прибыл один грек, торговец шелком, по имени Дионисий. Мы с ним вроде как гостеприимцы, и он мне клялся, что против Рима машины мои применять не будут.
— Филон, друг мой… мы с тобой в Антиохии. Здесь не делают различия между храбростью и обманом.
— Полагаешь, я зря ему поверил?
В ответ Приск лишь покачал головой.
— Вот беда… И что теперь делать?
— Тот же вопрос когда-то задавал мне Кука. И вот мой ответ: всегда есть два выхода. Но, выбрав, держись одного. Первый выход, и самый верный, — расскажи Адриану про машины.
Филон скривился.
— А второй? — спросил с надеждой.
— Второй — забудь, что ты их делал, а коли спросят, отпирайся и стой до конца. Другой механик в другом городе сделал эти машины.
— Ты бы выбрал…
— Я бы выбрал первый.
Филон глубоко вздохнул.
— Хорошо… я попробую… попробую все рассказать Адриану.
— Пока не прибыл Декстр, — уточнил Приск.
— Я… я все сделаю… — Филон судорожно вздохнул и поднялся. — А теперь идем и посмотрим мои новые машины А… третьего выхода нет?
— Есть. Перерезать себе горло.
Филон вздрогнул и заспешил к переходу на вторую террасу.
* * *На нижней террасе за домом Филон устроил настоящую мастерскую.
Механик процветал, изобретая десятки забавных механизмов на потеху публике: сделал механический открыватель дверей и вслед — распылитель воды, который намеревался установить перед храмом. Сейчас несколько рабов изготавливали механический театр, способный показать целое представление: трагедию о Троянской войне. Театр был уже готов, теперь шла отладка механизмов.
Филон, раздуваясь от гордости, показывал, как строятся корабли, как флот покидает гавань и путешествует по морям. Игривые дельфины резвятся в волнах вокруг судов. Завершилось действо эффектной сценой шторма с грохочущим громом и сверкающей молнией, после чего греческие герои отправлялись на дно.
— Отличная забава, — пробормотал Приск. — Правда, концовка не слишком веселая.
— О нет, когда тонет кто-то другой, это очень забавляет… Антиохия так веселится… — подмигнул своему гостю Филон. — Тут на днях в одном доме устроили презабавное действо. Вообрази — человек умер… да-да, испустил дух… Или, как говорят солдаты — облегчился…
— Солдаты так говорят? — делано изумился Приск.
— Я слышал… — не очень уверенно заявил Филон, но тут заговорил с прежним напором: — Так вот, супруга велела нарумянить покойного, надушить, позвала писца и нотариуса, а за занавеской поставила чревовещателя, который, имитируя голос покойного, продиктовал нужное хитрой вдовушке завещание. Однако кто-то из слуг донес сыну покойного, рассчитывая на награду. Обманутый сынок примчался в дом, сорвал занавески, выволок актера из ниши за кроватью и чуть было не пришиб беднягу до смерти.
— И что будет с чревовещателем?
— Его казнят… а может, и нет… Адриан, кажется, хотел его все же помиловать… В городе найдется с десяток, кто способен устроить спектакль не хуже.
— Чревовещатель… — проговорил в задумчивости Приск. — И он может говорить голосом любого человека?
— Именно.
«Кто, кроме Траяна, может огласить его последнюю волю…» — вспомнились Приску слова Адриана.
Наверняка наместник тоже слышал эту историю и — кто знает — подумал о том же, о чем сейчас Приск… Ведь спектакль можно устроить и более надежно. Были бы в доме союзники и не нашлось бы — доносчиков.
В этот момент прибежал из кухни мальчишка сообщить, что обед уже готов и пора подавать закуски.
Филон повел гостя назад в дом, но задержался на террасе.
— Забыл показать тебе еще одну забаву… — Механик стремился задобрить гостя, как будто от Приска зависело — выплывет ли наружу дело с машинами или нет.
Ниже первой садовой террасы располагалась другая — засаженная туями, подстриженными так искусно, что казалось, стадо зеленых овец расположилось внизу. Среди них свечками поднимались черные кипарисы. Филон взял у подбежавшего мальчика горсть зерен и бросил вниз — тут же стая птиц устремилась к корму… А из кустов им навстречу выскочил деревянный человечек и замахал скрепленными шарнирами руками. Пернатые с криком понеслись прочь…
— Забавно, да? — улыбнулся Филон.
— Мой маленький Гай пришел бы в восторг… — заметил Приск.
И вновь охватила его тревога — от Кориоллы так и не приходило сообщений. Ни одного. А ведь сговорились, что осенью станет она слать письма сразу в Антиохию, непременно каждые нундины [72].
* * *Триклиний — вот настоящий центр антиохийского дома. Случалось, хозяева проводили в триклинии целый день, отлучаясь только в латрины да в термы. Разумеется, Филон не из таких, но сибаритства по сравнению с Дакией в нем явно прибавилось. Хозяин расположил трибуна за столом на самом почетном месте подле своего.
Юный Марк запоздал на трапезу — уже подали фаршированные яйца и лангусты, когда Декстр влетел в триклиний — растрепанный, в венке набекрень, — парнишка явно не собирался дожидаться ночи, чтобы оценить, насколько хороши будущие прислужницы храма. Для него путешествие на Восток начиналось весьма бурно.
— Неужели Афраний доверил тебе собственного сына? — недоверчиво покачал головой Филон.
— Центурион Декстр всегда меня ценил, — отозвался Приск. — А парнишка смел и уже проявил себя недурно в бою с разбойниками.
— Я убил троих, — сообщил Марк, хотя, насколько помнил трибун, прежде речь шла об одном. Но какой же солдат без хвастовства!
— А что Адриан? — спросил Приск. — Антиохийцы его любят?
— Жители города любят только самих себя, — засмеялся Филон. — И то — каждый по отдельности. Главный их интерес — скачки в антиохийском цирке или театральные развлечения. Они пишут на Адриана эпиграммы, а наместник отвечает им тем же. Их язвительность не знает удержу. Каждый житель желает перещеголять другого, придумывая императорскому племяннику обидные прозвища. Все стены на улице Герода исписаны этими посланиями…