Чувства никуда не делись. Они по-прежнему живут во мне… Он меня оттолкнул. Я ему был больше не нужен. Я его ревновал, и ему это нравилось. Он меня дразнил. А я хотел ее и знал, что у нас с ней никогда ничего не будет, поскольку рядом был он. Он всегда был рядом. Старше, сильнее, наглее меня.
Из ванной доносится знакомое «плип, плип, плип». У меня волосы встают дыбом..
Какая чушь! Это всего лишь капающий кран.
Вскакиваю, иду в ванную. Заворачиваю кран. Крепко, до предела.
– Кончай свои шутки. Хватит! – почти кричу я.
– Ты что-то сказал? – из гостиной спрашивает мама.
– Тебе показалось. Я иду прогуляться.
Сбегаю по ступенькам. Она ждет меня в прихожей.
– Куда ты собрался?
– На улицу. Подышу свежим воздухом.
– Карл, не ходи. Скоро стемнеет.
В одной руке у нее банка пива. Другая поднесена ко рту. Опять грызла ногти. До самой мякоти. Почти до крови. Мама смотрит на меня, и я вдруг понимаю: ей не хочется оставаться одной.
– Мам, я недолго. Надо кое-кого повидать.
Она пожимает плечами.
– Я скоро вернусь. Обещаю.
Выхожу из дома, надвигаю капюшон куртки и пускаюсь в путь. Иду, глядя под ноги. Главное – не вляпаться в собачье дерьмо и не угодить в лужу. Быстро прохожу через луг. Начинается квартал бунгало. Капюшон заглушает голоса улицы. Сворачиваю в переулок. Теперь я слышу только собственное дыхание и биение сердца.
Впереди трое парней. Я слишком поздно их заметил. Теперь встречи не избежать. Они наверняка еще и подвыпившие.
Все трое старше и крупнее меня. На них новые спортивные костюмы и «найки». Стоят плечом к плечу, согнув руки в локтях и расставив ноги. Загораживают мне путь.
Я их не узнаю, зато они хорошо меня знают… и я им не нравлюсь.
Переулок узкий. С обеих сторон высокие деревянные заборы. Места едва хватает, чтобы двоим разойтись, не задев друг друга плечом. Возле заборов заросли крапивы, ежевики и груды мусора.
Оборачиваюсь. Это моя вторая ошибка. Нужно было либо с кулаками прорываться вперед, либо бежать со всех ног. Меня толкают вбок, на куст ежевики. Колючки впиваются в одежду и кожу. Капюшон зацепился за куст и сполз с головы. От толчка у меня перехватило дыхание. Я ртом хватаю воздух. Мне по-настоящему страшно.
Один из парней – отвратный чувак с наполовину выбритой головой – снова толкает меня в грудь.
– Ну че, один гуляешь? Глупый вопрос, правда? Братца-то твоего теперь нет. Помер. Проблем вполовину меньше.
Оцениваю противника. С одним я бы справился, невзирая на рост. Вломил бы по полной. Но с ним двое дружков. Трое против одного – ясно, кто победит.
Начинается дождь. Меня обдает новой волной страха. Теперь это моя инстинктивная реакция на воду.
Меня опять толкают. Ударяюсь спиной о забор. Бритоголовый вертит головой по сторонам и принюхивается.
– Ну и вонь, – говорит он. – Слушай, чмо, сколько раз я тебе говорил, чтобы не портил воздух у моего дома? Предупреждал: еще раз увижу здесь – убью.
Он протягивает руку. Шеи касается что-то холодное и острое. Дело дрянь: у него нож. У меня тоже есть, но, если достану свой, кому-то придется плохо. Будет кровавая баня. Я все еще надеюсь, что сумею выпутаться.
За его спиной кто-то появляется. Бледный силуэт, поблескивающий в струях дождя. Это меня отвлекает, но отвлекаться нельзя. Нужно придумать, как убраться отсюда на своих ногах.
– Слушай, – хриплю бритоголовому. – Я не хочу проблем. Дай мне пройти, и все будет нормально.
– Об этом стоило подумать раньше, а не сейчас, когда натоптал своими вонючими ногами на моей земле.
– Ты меня извини, – сбавляю я обороты. – У меня после озера что-то с головой. Я только вчера вернулся из больницы. Я даже не знаю, кто ты такой.
Дождь припускает сильнее, и фигура за спиной парня становится рельефнее. Лицо с черными глазами, похожими на дыры. Вместо рта темное пятно. К моей шее приставлен нож, но я все равно смотрю на странную фигуру.
Лицо искаженное, размытое, отчасти нереальное – это лицо со школьной фотографии, с первой страницы газеты.
Роб. Мой брат. Он совсем не умер. Он здесь.
– Подтирка малолетняя, ты меня даже не слушаешь.
Его нож больше не врезается в шею. Наверное, он тоже увидел Роба и решил не связываться. Где там! Бритоголовый просто отошел в сторону, чтобы не мешать дружку заниматься грязным делом. От первого удара в живот я скрючиваюсь. Следом меня бьют по затылку. Я падаю, осознавая свою полную беспомощность. Мокрый гравий царапает щеку. Они наваливаются на меня и пинают ногами. Мое тело вздрагивает от каждого удара в живот, в шею, в голову. Я пытаюсь не поддаваться панике. Защищаться бесполезно. Остается лишь надеяться, что ножом они меня не пырнут. Закрываю глаза, сворачиваюсь в тугой клубок и жду, когда меня прекратят бить.
Может, они решили, что уже достаточно меня отдубасили. Или им просто надоело. Удары кончаются. Я слышу, как парни уходят. Звуки шагов слабеют, потом исчезают. Еще какое-то время я лежу на мокрой земле, под дождем. Чувствую, как намокает одежда. Изо рта капает кровь. Ощущаю себя грудой мусора, которую вывалили на землю. Грудой мусора, через которую переступают.
Я промок и озяб. Мне очень холодно, будто я лежу не на мокрой земле, а в глубоком снегу.
«Си! Си, ты меня слышишь, придурок?»
Это не шайка. Только один человек называет меня Си. И сейчас я чувствую его запах – резкий, кислый запах озерного ила.
«Ты меня слышишь?»
Чуть-чуть приоткрываю глаза и вижу его. Он стоит в полуметре от меня.
Бледное лицо с пятнами ила. Лицо, смотревшее на меня из черного мешка. Я широко открываю глаза, тяжело дышу.
Снова зажмуриваюсь. Нет, я не могу его видеть. Мне померещилось. Это из-за нападения. Когда тебя бьют ногами по голове, и не такое почудится.
Вспоминаю мамины слова: «Он везде и всюду». Она тоже его видит, но не в реальности. Мысленно. Надо это запомнить. Должно быть, у меня сотрясение мозга, как после озера. Отсюда мешанина в голове. Вскоре я приду в себя, и он исчезнет.
Открываю глаза. Брат лежит рядом со мной. Наши тела параллельны. Но на нем только трусы. Тощий, кожа да кости. Он дышит, и я вижу его движущиеся ребра. Позади него темные ветви и листья. Как же так? Получается, я вижу сквозь него.
Его голова дергается. В его горле булькает. Он хрипло выдыхает, и у него изо рта струйкой вытекает вода.
«Ты у меня в долгу, братишка», – сообщает он.
Разум твердит, чтобы я ничему не верил. Не доверял собственным чувствам.
Сердце бьется шумно и быстро.
Такое ощущение, что мне отбили все кишки. Представляю свои внутренности, перекрученные и слипшиеся в комок.
Этого не может быть. Мой брат мертв. Роб мертв.
Тянусь туда, где он лежит. Пальцы проходят сквозь его плечо без малейшего сопротивления, как сквозь воздух. Но есть ощущения. Холод. Кажется, я держу ладонь в морозильной камере.
Резко отдергиваю руку.
– Что я сделал?
Его тело сводит судорогой. Он подтягивает колени к подбородку, наклоняет голову, изо рта хлещет вода. Я задыхаюсь от ее зловония.
Встаю на ноги. Он по-прежнему лежит на земле, дергаясь, как рыба, вытащенная на сушу. Его рвет водой с какой-то дрянью. Он лежит у самых моих ног, корчась в судорогах. Мне нечего бояться, но мне еще никогда не было так страшно.
Не могу больше на него смотреть. Не могу здесь оставаться.
«Ты это сделал. И ты за это заплатишь, коротышка», – хрипит он.
Я поворачиваюсь и убегаю.
Глава 9
Бегу по мокрым переулкам и тротуарам, мимо желтых фонарей, под хлещущим дождем. Пытаюсь от него оторваться. От того существа. От Роба, который совсем не Роб.
Но он со мной, не исчезает ни на минуту.
Возникает передо мной из ниоткуда, и я вдруг несусь к нему, а не от него. Я отклоняюсь в сторону, бегу быстрее. Но он повсюду, в каждой тени. До чего мне это надоело.
«Куда путь держишь, Си?»
Я понимаю, что ноги продолжают нести меня к дому Нейши. Мне обязательно нужно к ней попасть, выбраться из этого кошмара, но бежать быстрее я не могу. После прыжка с лестницы болит лодыжка. Живот и ребра саднят после встречи с троицей придурков. Адреналина во мне более чем достаточно, однако силы уходят.
Перехожу мост, поворачиваю за угол. Вот и Ривер-Террас. Широкая улица с деревьями посередине. По обеим сторонам – дома в стиле викторианской террасной архитектуры. У каждого – свой аккуратненький садик. Он уже здесь; стоит у массивных каменных ворот, ведущих к дому Нейши. Я останавливаюсь в десяти метрах от него.
Он не произносит ни слова, только смотрит на меня. Что ему нужно? Или я схожу с ума? Пройти к двери Нейши можно лишь мимо него, и я леденею от ужаса.
В доме, что посередине террасы, темно. Освещена только прихожая. Во входной двери – цветное стекло, сквозь него мне видна лампочка. Свет отражается на блестящих плитках ступенек крыльца. Шторы открыты. Наверное, дома никого нет.
Соображаю, как бы проскользнуть мимо Роба. А тот начинает кашлять. Сгибается пополам, вода хлещет у него изо рта. Настоящий он или призрак, приближаться к нему не хочется. Стена невысокая. Будь что будет. Перемахиваю через нее и попадаю в сад.
Земля мокрая и скользкая. Дождь продолжает хлестать. Я заглядываю в окно. Света из прихожей хватает, чтобы слегка осветить гостиную. Неяркое пятно растекается по паре больших диванов, изразцовому камину, вазам и статуэткам на каминной полке. Отсюда до нашего дома всего миля. На деле же между этим домом и нашим задрипанным жильем – миллион миль… И почему Нейша связалась с Робом? Зачем девчонке из ее круга знаться с такими, как мы?
Поначалу гостиная кажется мне пустой, но потом я замечаю: у куртки, брошенной на диване, есть руки, голова и волосы. Это же Нейша, свернувшаяся калачиком. Она сидит, подтянув колени к животу. Лицо упирается в ладони, а сами ладони сложены так, словно она молится. Глаза закрыты. Мне неловко на нее смотреть… но я не хочу отводить глаза. Она такая красивая.
Даже во сне вид у нее обеспокоенный. Лицо напряженное. Я наклоняюсь ближе и ногой задеваю чашу цветочной клумбы, теряя равновесие. Чтобы не упасть, выбрасываю вперед руки. Ладони шумно ударяют по оконному стеклу. Черт бы побрал мою неуклюжесть!
Нейша ойкает и вскакивает на ноги. Одной рукой зажимает рот, удерживаясь от крика. Она пятится, потом стремительно выбегает из комнаты. Я отрываюсь от стекла, возвращаюсь на лужайку. Ноги утопают в мягкой и мокрой земле. Смотрю на входную дверь, затем поднимаюсь на крыльцо. Над ним есть навес, он немного защищает от дождя. Нагибаюсь и заглядываю в почтовую щель. Нейши в прихожей нет.
– Нейша! – кричу я. – Нейша, пожалуйста, выйди. Поговори со мной.
Молчание.
– Нейша. Я совсем не хотел тебя пугать. Пожалуйста, открой. Нам надо поговорить.
Скрючиваюсь и снова заглядываю в почтовую щель, замечаю дверь в конце коридора. Рука Нейши вцепилась в дверной косяк. Это все, что мне видно. Пальцы, обхватившие деревянную кромку.
Становлюсь боком, чтобы видеть ее одним глазом, и снова прошу открыть дверь. Позади едва уловимый плеск жидкости, льющейся на тротуар. Это мой мертвый брат извергает из себя воду и ил. Убеждаю себя, что мне почудилось. Всего-навсего стук дождя… но я-то знаю: стоит обернуться, и я увижу и его, и зловонную дрянь, что выливается из его рта.
– Нейша, я же знаю, ты дома. Пожалуйста, поговори со мной. Если не хочешь, не открывай дверь. Так поговорим.
«Си, открой дверь сам. Вмажь ногой по стеклу».
Его голос всего лишь шепот, но от него жутко. Я не могу оглянуться. Нейша, пожалуйста, открой дверь. Впусти меня. Помоги освободиться от кошмара, который притащился за мной даже сюда. Помоги спастись от собственного безумия.
Роб тихо постанывает, и от каждого его стона я чувствую себя все более виноватым. Неужели я так поступил с братом? Неужели действительно его убил? У меня схватывает живот. Снова позывы на рвоту, как тогда в кухне. Что-то сильно давит изнутри.
Потом я слышу голос Нейши. Тихий, срывающийся.
– Уходи, Карл, иначе я вызову полицию.
Дверь она не открывает. Слышен только ее голос, несущийся из прихожей.
– Не надо полиции! Я хочу перед тобой извиниться! – кричу я. – Я очень, очень виноват.
– Извиниться недостаточно, – отвечает она. – «Виноват» – просто слово.
В ее голосе чувствуется горечь.
– Но я искренне хочу попросить прощения. Конечно, я не могу его вернуть.
Не могу? Не он ли у меня за спиной вытряхивает из себя озерную воду?
– Поверь, Нейша, я очень, очень сожалею, что все так получилось.
– Вернуть его?
Похоже, мои слова ее смутили.
– Да. Ты же знаешь…
– Карл, а за что именно ты хочешь попросить прощения?
– За Роба. За то, что убил его.
Молчание. Потом вопрос:
– Ты убил Роба?
У меня кружится голова. Теперь понятно, почему она так сердита и испугана. Чувствую, как к горлу поднимается какая-то гадость.
– Да. Я так думаю, – признаюсь я. – Видишь ли, я ничего не помню.
Ругательство в ответ.
В чем дело? Если Нейша не считает, что я убил Роба, почему она так напугана? Что вообще происходит?
– Тогда за что я, по-твоему, извинялся?
– Карл, хватит надо мной издеваться!
– Нейша, мне не вспомнить самому. Я тебе правду говорю. Что случилось на озере? Почему ты копам сказала, что мы просто резвились?
Она молчит. Долго. Ее пальцы сильнее вцепляются в косяк. Я стою, затаив дыхание.
– Ты пытался убить… меня.
Моя голова превращается в карусель. Все, что мне казалось более или менее определенным, летит вверх тормашками, кувыркаясь.
Я убил своего брата и пытался убить эту девушку?
– Но… но зачем мне это понадобилось?
– Ты действительно ничего не помнишь?
– Отдельные куски. Помню, мы с Робом дрались в воде.
– Ты и твой отвратительный брат. Вы были заодно. Теперь ты понимаешь, почему я не хочу тебя видеть? Карл, я не хочу, чтобы ты сюда приходил. Вообще.
Я опускаю клапан, закрывающий почтовую щель, и встаю на колени. Теперь понятно, почему она закричала, увидев меня в машине «скорой помощи». Почему не захотела говорить по телефону. Вода с навеса над крыльцом льется мне на голову. Брызги падают на лицо. В темноте мелькает лицо Роба. Кажется, он усмехается. Его рот на бледном лице напоминает шрам.
– Карл, немедленно уходи! Оставь меня в покое!
Я кричу, обращаясь к чему-то или кому-то, кого не существует… Или существует?
Рот наполняется слюной. Мне не удержаться. Я наклоняюсь, и меня тошнит в цветочную клумбу. Снова холодная вода с кислой гнилью, как на кухне. Сплевываю, вытираю рот рукавом, потом встаю и ухожу. Иду, глядя в землю.
Дождь не утихает, но я его уже не чувствую. Я одеревенел.
Глава 10
Отвратительный.
Это слово преследует меня.
Я не хочу верить Нейше, но с какой стати ей врать? Она испугана. Я ее пугаю.
Нейша думает, я ничем не лучше Роба. Такой же мерзкий и злой. Не знаю, как относиться к ее словам. И нет никого, кто мог бы мне сказать, права она или нет.
Струйки дождя текут по лицу. Я дрожу. Оборачиваюсь, ища глазами Роба. Он исчез.
Я бреду куда-то. Куда – и сам плохо представляю. Меня выносит в центр города. В сточных канавах шумит вода. Почти все магазины закрылись. Люди торопятся домой. Он был здесь. Тогда я этого не понял, но сейчас почти уверен. Мелькал передо мной. Прятался на крыльце.
Где же он сейчас?
Прохожу мимо магазинов и сворачиваю в квартал бунгало. В них живут старики. Вокруг никого. Двери закрыты. Шторы задернуты.
Теперь я его вижу. Расхаживает взад-вперед посреди дорожки.
Я ведь сам его искал. Ждал встречи. Но все равно у меня сводит живот. От него исходит нездоровая энергия, и меня от нее передергивает. Такое ощущение, что он весь наполнен демонической силой. Взад-вперед, как тигр в клетке зоопарка. И что-то бормочет под нос. Слов я не слышу.
Потом он поворачивается ко мне.
– Мы пытались это сделать? Пытались убить ее? – кричу я.
Теперь я его слышу.
«Убить ее. Убить ее».
Он повторяет мои слова? Или говорит сам с собой? Что происходит?
Дождь хлещет по лицу. Снова вижу его глаза; узкие размытые черные щелки. Он беззвучно приближается. Его лицо надвигается на меня. Ближе, еще ближе, еще. Я пячусь, но он движется быстрее. Вваливаюсь в дверной проем ближайшего бунгало, ударяюсь затылком о косяк. Я не в силах его остановить.
В последний момент я вздрагиваю, закрываю глаза, ожидая, что сейчас на меня обрушится его кулак… но на меня обрушиваются только холодные струи дождя. Холод пробирает до костей.
– Черт!
Я открываю глаза. Он исчез.
Осматриваю дорогу. Никого. Пустая улица. Асфальт, блестящий под светом фонарей.
– Роб! – кричу я. – Мне нужно знать!
Но он исчез. Неожиданно дверь, к которой я прислонился, открывается. На пороге появляется человек с кочергой, он держит ее, словно меч. Это старик в клетчатой рубашке. Рубашка заправлена в брюки со впечатляюще высокой талией. Держатся они на кожаных подтяжках. На ногах у старика шлепанцы.
– Убирайся, – заявляет он. – Убирайся отсюда.
И всматривается в мое лицо.
– Да это ты, Карл.
Старик опускает кочергу. Он меня знает. Я напрягаю мозги, вспоминая: откуда? Когда и как мы с ним познакомились? Навес над крыльцом укрывает входную дверь от дождя, она сухая, покрашена блестящей краской и слегка сияет даже от света уличного фонаря. Откуда я помню сильный маслянистый запах блестящей краски?
– Как твоя мама? Потерять ребенка – страшнее для матери не придумаешь.
Из открытой двери тянет теплом. Пахнет едой. Я вздрагиваю.
– Сынок, что у тебя с лицом?
– Да какие-то козлы привязались, – отвечаю.
Старик вздыхает: