В особняке Богарне, между тем, наконец узнали подробности происходящего в центре города. Новости принесли несколько гостей из числа аристократов, и новости были для них скорее печальными: все они в глубине души сочувствовали мятежникам.
— Но чего хотели эти буржуа?! — Богарне схватилась за сердце. — Я еще могу понять, когда на штыки кидаются бедняки. Но мои добрые парижане! Пусть им не нравился король, пусть они считали, что у дворян слишком много прав, но теперь-то свобода и равенство!
— Думаю, им не нравился Баррас и то, как он разграбляет свою страну, — прошептал за ее спиной знакомый голос.
Богарне с испугом обернулась и увидела появившегося Колиньи. Он поцеловал ей руку, незаметно подмигнул и отошел к другим гостям. Жозефина перевела дух и тут же едва не вскрикнула — рядом с ней оказалась Мари.
— Девочка моя, как же ты иногда умеешь подкрасться! Ты слышала? — шепотом спросила она. — Этот Колиньи просто ненавидит моего Барраса.
— Колиньи кажется мне непростым человеком. — Мари говорила искренне. — Мне было бы легче, если бы вы реже его приглашали.
— Приглашала?.. — Богарне прикусила губу. — Ох, главное, что войска правительства побеждают. Всем руководит этот… Ты не запомнила фамилию?
— Наполеон Бонапарт, — подсказала Мари. — Герой и генерал, еще очень молод. Я случайно с ним знакома.
— Надо обязательно пригласить его после победы. Вообще надо устроить банкет! — Мысли Богарне свернули в привычное русло. — Так, подожди… Но ведь Анны нет! Где та твоя родственница?
— Да что-то задерживается, — признала Мари, не сдержав обиженной гримасы. — Пойду постою у дверей, она вот-вот должна быть.
Предчувствие не обмануло девушку — новая служанка уже входила в ворота. Это был Антон Гаевский, пятнадцатилетний подросток, который еще совсем ребенком сбежал из отцовского дома в Европу в поисках приключений. К тому времени, как его встретил Дюпон, Антон успел проникнуться идеями французской революции и совершенно не собирался домой, лишь иногда посылая родителям весточки. Россию он теперь считал тюрьмой и деспотическим государством, а Францию — самой прекрасной страной в мире. Гаевский заинтересовал Дюпона, потому что оказался явным беспредметником. Промышляя не воровством, а мелким жульничеством, он переодевался то в женщин, то в стариков и делал это совершенно виртуозно. Слишком виртуозно даже для опытного актера. Гаевский буквально становился тем, кого играл. Особенно поражала его способность менять голос. Он мог говорить и как ребенок, и как женщина, и как матрос — пропитым хриплым басом. Все это давалось беспредметнику удивительно легко.
— Привет, крошка! — поздоровался с Мари Гаевский, хотя сам был лишь ненамного выше ростом. — Начальник подсунул мне паршивую работенку, но хоть ты иногда будешь приходить.
— Голос измени! — потребовала Мари. — А работенки и у меня бывают такие, что самой противно. Что в городе? Ты ведь наверняка прошел мимо Конвента?
— Там страшно. — Антон послушался и теперь говорил женским голосом. — Правда страшно. Толпа уже разбежалась, но драка продолжается. У восставших есть резервы, я видел, как они подтягивали их к церкви. Но и этот корсиканец хорош! Его пушки просто виртуозно стреляют.
— И все-таки Баррас победит, — облегченно сказала Мари. — Что ж, это прекрасно. Идем, я представлю тебя хозяйке.
Богарне понравилась стройная, чуть смуглая брюнетка с серыми глазами. Жозефина немного поговорила с девочкой, и Гаевский рассказал ей заранее придуманную историю. В Провансе, как и во многих районах Франции, действовали многочисленные банды, и сирот по всей стране хватало.
— Пусть остается, — решила Богарне. — Мишель, расскажи Веронике про ее обязанности.
Не успел еще Гаевский уйти, как в комнате появились Колиньи и графиня Бочетти. Жозефина чуть поморщилась: она не любила обоих. Но Колиньи имел компрометирующие ее письма, да и вообще был страшным человеком. Итальянка же, недавно появившаяся в Париже и блиставшая в салонах, пришла сегодня с ним, в результате приходилось терпеть обоих.
— Боюсь, Мари, мне придется поговорить с ним. Иди, развлеки эту Бочетти.
Колиньи сразу шагнул навстречу Жозефине и отвел ее в сторону.
— Быстро отвечай: что ты знаешь об этом Бонапарте и, самое главное, с чего это Баррас назначил его командовать усмирением мятежа?
По тому, как больно стиснули ее локоть пальцы Колиньи, Богарне поняла, что тот сильно чем-то расстроен.
— Я ничего не знаю о нашем спасителе, — язвительно сказала она. — И Баррас, кажется, при мне о нем никогда не упоминал. Хотя постойте… — Она сделала вид, что припоминает. — Вот! Говорят, он корсиканец!
— Проклятье! — Колиньи отпустил ее руку и натянул на лицо вежливую улыбку. — Не знаешь, так узнай. Я хочу знать, кто подсунул Баррасу этого артиллериста.
Колиньи заплатил многим генералам, состоявшим на службе у Конвента. Мятеж просто обязан был удаться, но как из-под земли появился корсиканский генерал, который совершил то, что до него не делал никто в мире. Расстрел толпы из пушек! Это было фантастически смело, такого никто не предусмотрел. Впрочем, Бонапарту повезло: ночью Колиньи приказал перехватить пушки, как только узнал, что их везут к Конвенту. К сожалению, сделать это вовремя не удалось. Теперь бой в центре Парижа продолжался, но Колиньи давно все стало ясно.
— Сегодня вечером я хочу устроить банкет в честь нашей победы. — Богарне особо подчеркнула слово «нашей». — Конечно, я передам Полю, чтобы он обязательно пригласил Бонапарта. Не знаю, придет ли он… Надеюсь, его не ранят, но, возможно, он сильно устанет после сражения.
— Какая ты заботливая! — осклабился Колиньи. — Я тоже приду. Познакомишь нас.
Мари, улучив минутку, убежала в одну из комнат, неофициально закрепленную за ней. Здесь, в специальном тайнике, она хранила некоторые вещи. Нашелся и костюм оборванки. Босиком, незаметная для других, словно привидение, Мари покинула дом и побежала на звуки выстрелов — она тоже хотела посмотреть, что происходит. Сначала она лишь видела множество раненых и слышала страшные рассказы, но когда добралась до центра, едва не была снесена бегущей навстречу толпой. Пушки, судя по крикам, передвигались едва ли не стремительнее людей, загоняя мятежников в тупики, прижимая к стенам и тут же расстреливая картечью.
Когда толпа рассеялась, а солдаты на улице так и не появились, Мари осторожно двинулась дальше. Так она и встретила Остужева — слегка помятый, но не раненый, он сидел за перевернутой повозкой с мушкетом в руках.
— Что вы тут делаете, Александр?
Он так вздрогнул, что едва не выпалил из мушкета.
— Мари! Да как вам удается быть столь незаметной!
— Зато вы очень заметны. Что будете делать, если появятся солдаты? Станете в них стрелять? Вы решили поддержать мятеж? Самое время, должна заметить.
— В такие моменты без оружия я совершенно беззащитен. — Остужев покрутил в руках мушкет и осторожно положил его на землю. — Наверное, вы правы — нехорошо, если правительственные войска застанут меня с оружием в руках.
— В руках? — Мари принялась ощупывать его сюртук. — Я знаю, как ведут себя правительственные войска. Если у вас есть пистолет в кармане — выбросьте немедленно, или вас расстреляют!
Остужев пытался вырваться, но это оказалось невозможно. Обнаружив припрятанное оружие, Мари не отставала от Александра до тех пор, пока он не сдался. Передвигаться же, как объяснила девушка, ему следовало, ни в коем случае никуда не прячась.
— Поймите, в этих домах, в скверах, среди остатков баррикад сейчас остались еще стрелки, пуль которых солдаты боятся больше, чем многотысячных толп. Каждый, кто прячется, — враг. Идите по середине улицы и примите как можно более глупый вид, вот и все. А будете разговаривать с солдатами, так выжмите из себя хоть немного акцента. Возможно, вас арестуют, но хоть на месте штыком не пырнут.
— Но вы! — Вообще-то Остужев, едва не попавший несколько раз под залпы, уже собирался вернуться к Штольцу. — Но вы, Мари! Куда вас черт несет, да еще в таком виде?
— Должна я хоть одним глазком посмотреть, что вытворяет наш корсиканский друг? — Мари пошла дальше, на звуки выстрелов. — А то все будут рассказывать небылицы, а я как же? Даже не пытайтесь меня остановить.
Остужеву пришлось пойти с ней. Но прогулка продлилась недолго: выйдя из-за угла к церкви Святого Роха, они увидели на паперти нечто такое, отчего Мари сперва застыла, а потом, порывисто обернувшись, прижалась к Остужеву. Он и сам не сразу понял, что видит. Какой-то красной кашей с разноцветными вкраплениями было залито все, включая ступени, а стены церкви забрызганы на высоту в два человеческих роста.
— Поднимите руки! — От группы перекуривавших рядом солдат отделились двое и бежали к парочке, целясь из ружей. — Оба поднимите руки и покажите лица!
— Поднимите руки! — От группы перекуривавших рядом солдат отделились двое и бежали к парочке, целясь из ружей. — Оба поднимите руки и покажите лица!
Только когда его обыскивали, Остужев окончательно понял, что паперть покрыта останками людей, в упор расстрелянных из пушек. Даже на улицах он не видел такого ужаса. Оторванные конечности, изодранная одежда, разбитое оружие — все смешалось в одну отвратительную массу.
— Как это возможно? — спросил он, пошатнувшись. — Здесь расстреливали пленных?
— Вот еще! — пробурчал один из солдат, прикладом подталкивая его вперед. — Они собрали здесь резерв, главную силу. Но наш генерал выдвинул пушки на позицию так неожиданно, что они растерялись. Мерзавцев накрыло почти всех. Не хотел бы я заниматься тут уборкой! Жак, а где второй? Или это была девчонка?
— Да вот я тоже все думаю, где она, — растерянно сказал его товарищ. — На секунду глаза отвел, а ее нет. Оборванка какая-то, да черт с ней!
— Я секретарь российской миссии и пользуюсь дипломатической неприкосновенностью! — вспомнил Остужев и постарался больше не смотреть на паперть. — Вы не имеете права меня задерживать.
— Это ты генералу нашему скажи. Бонапарт сам разберется, и, если велит расстрелять, уж мы обсуждать приказ не станем!
Солдаты были разгорячены боем и явно гордились победой. Александра заставили сесть на мостовую вместе с еще полутора десятком задержанных. Многие были ранены, но помощи им пока никто не оказывал. Часовые обсуждали приказы Бонапарта, его смелость и решительность. В их глазах он стал героем. Арестованные почти не разговаривали друг с другом, но из тех редких реплик, которыми они перебрасывались, Остужев понял, что находится среди самых настоящих роялистов. Сторонники монархии собрались сюда кто из Вандеи, кто из Марселя, а кто даже из Англии.
Вдруг солдаты засуетились и потушили трубки, поправили амуницию. Мимо них, всего шагах в пятидесяти, в сопровождении офицеров проходил сам Наполеон Бонапарт, герой Тулона, покоритель Парижа. Остужев подумал, не окликнуть ли генерала — тот по знакомству помог бы Александру избежать допросов и ночи в тюрьме. Но не успел он еще решиться, как сидевший рядом человек с обвязанной обрывками рубахи раненой ногой вдруг выхватил из-под окровавленной ткани пистолет и прицелился в Бонапарта. Остужев действовал инстинктивно — подбил руку стрелка вверх. Пуля прошла выше, Наполеон оглянулся.
К ним бежали сразу несколько солдат с нацеленными штыками. Глядя в их горящие яростью глаза, Остужев мысленно простился с жизнью. Они не намеревались ни в чем разбираться, и Александр наверняка получил бы штыком в живот, но каким-то странным образом успел откатиться, а потом, схватив оружие, вырвал его из рук солдата. Его соседу, стрелку, повезло меньше — сразу два штыка закончили его жизнь.
— Прекратить! — Обезоруженного солдата схватил за плечо офицер и оттолкнул в сторону. — Прекратить, приказ генерала! Отдайте мне это немедленно!
Александр, который и сам не понял, как сумел так ловко справиться с солдатом, послушно протянул офицеру ружье.
— Подойдите к генералу, он вас узнал.
Остужев исполнил приказание и спустя минуту оказался под пристальным взглядом Бонапарта.
— За что вас арестовали, Остужев?
— Я просто пришел посмотреть на поле боя.
— При нем нашли что-нибудь? — Бонапарт перевел строгий взгляд на офицера. — Прокламации, оружие, что-либо подозрительное?
— Никак нет. Но он и сам выглядел довольно подозрительным! — оправдывался офицер. — Лицо в копоти.
— Так сейчас выглядит половина парижан. Немедленно освободите секретаря русской миссии и позаботьтесь, чтобы он в безопасности добрался по адресу, который вам укажет. А впрочем, Остужев, хорошо, что вас арестовали — иначе не сносить бы мне головы! — Бонапарт коротко улыбнулся Александру и пошел дальше. — Прошу извинить, но у меня много дел! Обязательно приходите ко мне, когда все успокоится!
В сопровождении пятерых солдат, без всяких приключений Александр вернулся в гостиницу, где его уже давно ждал обеспокоенный Штольц. Увидев в окно процессию, он в испуге выбежал им навстречу вызволять секретаря. Узнав, что случилось, Карл Иванович просветлел лицом и довольно потер ладони.
— Удача прямо в руки, милый мой, прямо в руки! Хоть ты и совершенно напрасно полез в самое пекло. Тем не менее теперь ты личный друг восходящей звезды французской политики.
— Он не политик, Карл Иванович! Он генерал.
— Это в России политика отдельно, а генералы отдельно. Хоть и у нас это не совсем верно, — усмехнулся Штольц. — Во Франции сейчас каждый генерал — политик, тут политикой занимаются все. Сегодня Бонапарт спас Барраса. Баррас при всей его непорядочности забудет эту услугу еще нескоро. Ну а ты спас Бонапарта. Тебе надо держаться к нему поближе.
— Да зачем же? — После того что Александр увидел на паперти церкви Святого Роха, он уже не был уверен, что генерал ему симпатичен. — Вы же сами говорили: в любой момент надо быть готовым отправиться домой, миссия выполнена.
— Приказ может измениться, и тоже в любой момент. — Штольц посерьезнел. — Я должен кое с кем посоветоваться. Ну а ты — человек служивый. Надеюсь, не подведешь. Иди умывайся.
Часа через три в двери гостиницы снова зашел солдат. Вскрыв принесенный им лично для Остужева пакет в присутствии начальника, Александр обнаружил короткую записку, в которой Бонапарт благодарил его за спасение и приглашал от имени Барраса в дом Жозефины Богарне сегодня же вечером.
— Могли бы и меня позвать, хотя бы из вежливости, — проворчал Штольц. — Впрочем, мое дело стариковское, а ты, конечно, иди. Баррас будет зол, когда тебя увидит, напрасно мы тогда с Клодом решили, что тебе лучше присутствовать при разговоре. Кто знал, что так получится? Держись поближе к Бонапарту.
Приодевшись как мог, Остужев послушно отправился на банкет, с трудом разыскав в притихшем городе экипаж — появиться пешком было бы не слишком удобно. Район, где находился знакомый уже особняк, бои совершенно не затронули. Окна горели ярким светом, у парадного крыльца стояли экипажи, и только большое количество солдат напоминало о сегодняшних событиях. Остужев вошел в банкетный зал и сразу увидел Барраса. Тот стоял с бокалом в руке в окружении гостей и что-то в красках расписывал — видимо, свои подвиги. Бонапарт находился рядом, но выглядел, по обыкновению, хмурым и задумчивым. Заметив Александра, он улыбнулся и направился к нему. Гости и сама Жозефина Богарне попытались его задержать, но генерал лишь вежливо поклонился.
— Счастлив вас видеть, дружище Остужев. С вами все в порядке?
— О да, благодарю вас! Мне кажется или вы не слишком обрадованы победой?
— Победой я доволен. Я всегда доволен победой. А вот восторги этих людей по поводу моей победы мне совершенно не интересны. — Бонапарт снизу вверх посмотрел на Остужева своими разноцветными глазами и презрительно скривил губу. — Это те же самые канальи, что утром кричали «Смерть Бонапарту!», а уже к вечеру бросали в воздух шляпы, когда я проезжал мимо. Вся эта радость совершенно не искренна.
— Вы преувеличиваете! — не согласился Александр. — Вот Баррас, например, совершенно искренне рад!
— О да! Только он рад не за меня, и благодарить меня ему на самом деле неприятно. Впрочем, я тоже непрост. Я заслужил повышение — новое, значительное место, и я буду на этом настаивать. А вот цветы, тосты и прочие восторги они могут оставить при себе.
Поговорить вдвоем им удалось недолго, хозяйка дома схватила обоих под руки и вернула в толпу гостей. Тем не менее Бонапарт явно предпочитал общаться именно с Остужевым, который ему, судя по всему, чем-то понравился еще при первой встрече. За стол их посадили, конечно, далеко друг от друга, но как только генерал получил возможность немного прогуляться, он снова поманил за собой Александра, после чего устроил ему настоящий допрос: чему учился, что умеет, скоро ли собирается в Россию. Поинтересовался он и делами империи, но тут Остужев мало чем мог быть ему полезен. Причем Александра это даже порадовало, так как генерала интересовало в основном устройство российской армии и городские укрепления. Наконец к ним подошел человек, который давно привлек внимание Остужева: худой, лысый, со шрамом на щеке, — и допрос прервался.
— Прошу знакомиться, — Бонапарт довольно вяло повел в сторону человека со шрамом рукой. — Мсье Колиньи, коммерсант, занимается поставкой в нашу армию сапог и прочих необходимых вещей. Мсье Остужев, наш друг из России, секретарь русской особой миссии.
— Весьма рад! — Колиньи поклонился, пристально глядя Александру в глаза. — А я, мсье, тоже хочу вам кое-кого представить. Прошу восхищаться: графиня Джина Бочетти. Гостит у нас в Париже и заодно украшает его.