…Эта мысль пришла совершенно неожиданно, она оказалась защитной реакцией на постоянную саднящую боль в сердце: перед самым отплытием я пошлю письмо в Аленин адрес; я укажу, где затонул джип, я дам все приметы, которые помню, они вытащат их, если их можно вытащить, они обмоют их тела и хотя бы похоронят по-человечески. “Прости, – шептала я, грызя кончик подушки и лежа без сна. – Прости, моя хорошая, это единственное, что я могу для тебя сейчас сделать. Прости, прости меня…"
Решение не казалось мне безумным, оно было вполне логичным, железные пальцы горя и отчаяния отпустили меня впервые за долгие часы. Так я и поступлю, может быть, Бог, если он есть, и простит меня…
Только сейчас я поняла, что не ела больше двух суток и чертовски голодна. Готовить не хотелось, но что-нибудь приличное я обязательно бы съела. Наплевав на предосторожности, а еще больше страдая от одиночества, в котором я принуждена была бродить, натыкаясь на собственные безрадостные мысли, я отправилась на Невский, в хорошее кафе.
…Я выбрала дорогую и вполне респектабельную забегаловку, заказала парочку немыслимых салатов, мясо с грибами в горшочках и к нему бокал красного вина, просто и со вкусом. Стараясь сдерживать волчий аппетит, я аккуратно ела, запивая вином отлично приготовленное мясо.
Прощальный обед, завтра меня здесь не будет.
Утолив первый голод, я расслабилась и стала смотреть в окно – за ним жил своей жизнью Невский; деловито и не очень сновали люди, у которых были совсем другие, невинные тайны, из-за которых никогда не гибли близкие люди, которым не нужно было уезжать из страны куда глаза глядят, которых ясно и спокойно любили и хотели иметь от них детей… Я завидовала каждому проходящему мимо, с любым из них я охотно поменялась бы местами, вот только они вряд ли захотят…
А потом появилось нечто, что поначалу лишь смутно взволновало меня; я не могла определить причину этого “нечто”, загипнотизированная броуновским движением Невского. Но вскоре я поняла источник беспокойства – кто-то пристально меня разглядывал. Кто-то сидящий в кафе.
Стараясь не поддаваться панике – мало ли кому придет в голову поглазеть на хорошенькую стриженую самочку (я все чаще оценивала себя со стороны), я медленно повернулась на изучающий взгляд.
Это был он.
Тот самый парень, которого я видела в своей квартире в день убийства Нимотси и Веньки, который ушел через крышу, а я потом повторила его путь… Конечно, это он, я не могла ошибиться, я узнала бы его из тысяч, миллионов других: все тот же крутой подбородок боксера-неудачника, светлые волосы, постриженные не без артистического шика, – по-своему он был даже красив, – перстень-змея на мизинце…
Он смотрел прямо на меня и приветливо улыбался.
Вот ты и попалась!
Они вычислили тебя и отправили этого обрусевшего терминатора, чтобы тебя уничтожить. Все твои тараканьи бега, жалкие потуги на роль детектива-аналитика оказались напрасными – твоя собственная смерть смотрит на тебя бездумными веселыми глазами.
Сейчас он вытянет что-то типа пистолета с глушителем из кармана куртки – так фокусник вытягивает кроликов из шляпы, я знаю, – вытянет и уничтожит тебя. В какую-то долю секунды я пожалела о единственном: я не напишу письма и никто никогда не узнает, где умерла Алена…
Бежать было некуда – полупустой аквариум кафе просматривался насквозь и простреливался, наверное, тоже. Чувствуя, что теряю сознание, я вцепилась в край скатерти – сейчас все это сооружение вместе с опустошенными тарелками, горшочками и бокалом вина свалится на пол, а потом туда же упадет и моя простреленная голова…
Он все смотрел и смотрел на меня, а я медленно умирала под его взглядом, так медленно, что мысленно взмолилась – ну, быстрее, доставай свою пушку и кончай меня!
Конец – делу венец.
Эта дуэль продолжалась какое-то время, какое – я и сама не знала. Наконец он поднялся и пошел прямо на меня. Слава Богу, сейчас все закончится. Единственное, что я сделала, – прикрыла ладонями свою бедную голову, как будто это могло меня спасти.
Я ждала.
Но вместо выстрела раздался участливый хрипловатый голос:
– Вам плохо?
Скажите пожалуйста, какое участие. С каких это пор у жертвы, прежде чем пристрелить ее, спрашивают о состоянии здоровья?
– Вам плохо? – настойчивее повторил мой терминатор. – Я могу вам помочь?
Нет, он положительно не собирался меня убивать – я подняла голову: в его лице было все, что угодно, кроме жажды крови.
– Спасибо, все в порядке.
– Что-то вы очень бледная… – Еще бы! посмотрела бы я на тебя в моем положении! – Не возражаете, если я присяду?
Я не возражала.
Да он и не дожидался ответа – вальяжно развалился на стуле рядом, задел коленом мое колено – дешевенький приемчик вскормленного на видео провинциала, – подозвал официанта и заказал бутылку шампанского.
– Познакомимся? Меня зовут Влас.
– Ева, – прошептала я бескровными губами.
– Только не говорите, что это ваше настоящее имя, – хмыкнул он, впрочем, вполне доброжелательно.
Я похолодела – естественно, какая ты Ева, он ищет тебя в связи с совсем другим именем и совсем по другому поводу.
– Знаешь, – резко перешел он на “ты”, – девушки иногда позволяют себе поэтические вольности, придумывают разные диковинные имена.
– По-моему, мы еще не пили с вами на брудершафт – это во-первых. И не учились в параллельных классах, так что “ты” звучит не совсем уместно. – Отступать мне было некуда, и я позволила себе некоторую надменность женщины, которая устала отшивать чрезмерно прилипчивых парней. – Во-вторых, меня действительно зовут Ева, так что я уж никак не похожа на ваших шлюх по вызову.
– Это точно! – радостно заметил он и разразился тирадой по поводу того, что давно наблюдает, как я ем свое проклятое мясо – очень аристократично; что это так нравится ему, что я вообще так ему симпатична, что он хотел бы познакомиться со мной поближе.
– Насколько близко? – спросила я тоном, подсказанным мне Евой; тоном женщины, самой выбирающей мужчин.
– Насколько это возможно, – откровенно ответил он тоном мужчины, который всегда получает свое, чего бы ему это ни стоило. И накрыл ладонью мою руку.
– Знаете что? – посоветовала ему я, но руку все же не убрала. – Могу порекомендовать вам пару справочных изданий с номерами телефонов. Сауна, тайский массаж – там легко разрешат все ваши проблемы и временные затруднения.
– У меня нет проблем, – просто сказал он, – и если я подсел к вам – то я подсел именно к вам.
– Я замужем.
– Это мило. Я бы удивился, если бы такую красивую женщину кто-то не прибрал к рукам.
– Кроме того, у меня уже есть любовник.
– Тем лучше, у тебя будет возможность сравнить. Он проворно разлил шампанское по бокалам. И, не дожидаясь, пока я возьму свой, выпил пузырящуюся светлую жидкость, не удержался и скрыто отрыгнул.
– Очень культурно, – сморщилась я.
– Прости, прости… Это чертово шампанское всегда меня подводит, я вообще водку пью, тогда без эксцессов. – Парень, назвавшийся Власом, откинулся на спинку стула и стал совершенно бесстыдно рассматривать меня. В его глазах было что-то обезоруживающе-безыскусное, он не привык скрывать своих намерений, ясно. Он хотел банально переспать со мной, и чем раньше, тем лучше – я никогда не сталкивалась с подобной ситуацией в прошлой жизни: трах здесь и сейчас, – и эта ситуация даже начала забавлять меня. Она выглядела бы уж совсем бесперспективно-смешной, если бы не этот перстень-змея, если бы не этот крутой подбородок – он убил моих друзей, вот о чем нельзя было забыть, вот почему нельзя было уйти.
– Так и будешь молчать? – спросила я, невольно включаясь в его игру.
– Экономлю силы. Они мне еще пригодятся.
– Ты думаешь? Но сейчас я встану и уйду. Что тогда?
– Пойду следом за тобой.
– Я призову блюстителей порядка.
– Мне будет очень жаль.
– Но ты отстанешь?
– Отстану. – Лицо его сразу погрустнело, он проиграл ситуацию, в которой выглядел не таким крутым, как хотел казаться. И тут же нелепый мальчишеский кураж взял вверх. – Отстану. Но тогда тебе уже будет очень жаль. Я правду говорю, тебе могли понравиться некоторые вещи…
– Да?
– Слушай, если бы ты хотела уйти, ты бы уже ушла.
– Ты, должно быть, насмотрелся дешевой порнухи, где все только и думают, как бы трахнуть друг друга в самых неподходящих местах.
– В самых неподходящих?
– Именно, – наставительно сказала я, старая видеопрокатная крыса, поднаторевшая в самых разных типах порно; оказывается, все это никуда не ушло, все покоилось на мутном илистом дне моей души.
– Где, например? – Похоже, он живо заинтересовался.
– На задней площадке автобуса, на эскалаторе метро в час пик, на колокольне собора, в химической лаборатории во время опыта по получению мышьякового водорода.
– Где, например? – Похоже, он живо заинтересовался.
– На задней площадке автобуса, на эскалаторе метро в час пик, на колокольне собора, в химической лаборатории во время опыта по получению мышьякового водорода.
– Это еще что за дерьмо?
– Это дерьмо используется в судебно-медицинской экспертизе для выявления малых доз мышьяка по способу Марша. – Я понятия не имела, почему из меня вырвалась эта тирада. Кажется, что-то подобное я штудировала, когда писала несколько сцен для нашего с Венькой лихого детектива. Но, как только я упомянула о судебно-медицинской экспертизе, по лицу Власа пробежала легкая тень, он тотчас же забыл об игривом порно.
– Ну ты даешь!
– Надеюсь, формула не нужна?
– Ты что, работаешь в ментовке?
– Да нет. – Черт попутал меня с оборотом смачных порноэпитетов, выкручивайся теперь. – Просто закончила химический факультет.
– А у меня по химии всегда был неуд. Но одну вещь я все-таки знаю – “Фенолфтолеиновый в щелочах малиновый!” Лихо, да! – Его глаза вдруг наполнились ностальгией, смешанной с ненавистью. А за этим последовало несколько корявых реплик о его постылой жизни в маленьком городке.
Я почти не слушала его, ведь все это было так похоже на мое собственное детство, ничего нового, кроме подростковых поллюций, которых я счастливо избежала. Я пристально рассматривала его – этот человек, чуть нагловатый, но совершенно обычный с виду, даже трогательный с этой своей пижонской стрижкой и претенциозным перстнем – этот человек убил моих друзей. Возможно, именно он разрядил обойму в хлипкую грудь Нимотси, возможно, это он швырнул тело Веньки навстречу асфальту… И сейчас я пыталась найти в его лице, в его разбросанных руках хоть какие-то зарубки, остатки полустертого клейма – в память о тех, кого уже нет; ведь должны же быть – эти зарубки, эти печати, кровь всегда просачивается и пачкает душу так, как пачкает одежду, – но в глазах его не было никого, кроме его самого. И никаких зарубок не было – сейчас я напоминала себе Фарика – он точно так же хотел содрать тайну с моего лица, хотел и не мог.
Все происходящее казалось мне плохо отрепетированной сценой из какого-то третьесортного мистического боевика. Но, возможно, дело было во мне самой – я так и не избавилась от прошлой жизни, она притягивала как магнит. Или скорее всего это именно я притягивала ее, она подбрасывала мне людей, уже существовавших в моем воображении и в моей памяти; она хотела посмотреть, как я буду вести себя в этих почти фантастических ситуациях – сначала Фарик, которого я убила, теперь этот парень – пули были выпущены друг за другом и легли одна в одну…
Рассеянно слушая легкий треп Власа, я судорожно и напряженно пыталась просчитать ситуацию. Две случайности подряд – это слишком. В одну я поверила бы безоговорочно – и я поверила, да так, что пришлось убить Фарика, который был виноват только в том, что не вырос из своей детской страсти… А теперь этот сентиментальный убийца с крутым подбородком и неуклюжими попытками подцепить меня – откуда он взялся? Еще одна незапланированная траектория или он действительно следил за мной и уберет при первой же удобной возможности? Если так – то он неплохой актер, что совсем невредно профессионалу высокого класса. Но профессионал высокого класса не стал бы так паскудно снимать баб где ни попадя, как юнец, все еще страдающий гиперсексуальностью.
Либо одно, либо другое: если это действительно случайность, дурацкая случайность, целый выводок их пришел вместе с Евой; но если это случайность – у меня есть возможность для маневра, я уже даже начала осуществлять его… Если же все это спланировано – тогда, сколько бы я ни билась, мне не вырваться.
Вариантов два, и оба были предельно ясны.
– Ну что? – спросил он, веселым голосом выводя меня из задумчивости. – Счет?
И, не дожидаясь ответа, повернул голову в сторону околачивающегося у стойки официанта.
И я впервые увидела его в профиль – неожиданно в том же ракурсе и в том же освещении, что и несколько месяцев назад. Тот самый профиль убийцы. Профиль, который разрушил мою жизнь, заставил перестать быть собой, убил моих друзей . И я вдруг почувствовала к этому человеку такую холодную расчетливую ненависть, что мне стало решительно наплевать, для чего он подсел ко мне – для того, чтобы подснять понравившуюся телку, или убить ту, которую раньше убить не удалось.
До парома, до свободы, до другой – собачьей, безголосой, но безопасной жизни оставались сутки, и я еще успею – или умереть, или отомстить ему. Это чувство – чувство близкой расплаты – опьянило меня и острой иглой сшило обрывки моей прошлой и настоящей жизни.
– Идем, – сказал мне самоуверенный сопляк и протянул руку. Я сжала ее – обыкновенная твердая ладонь, ничего особенного – но, может быть, это была та рука, которая убила Нимотси и Веньку.
…На улице он взял машину, назвал шоферу адрес – улицу, о наличии которой я даже не подозревала, что-то связанное с полузабытой революционной историей, – и прямо в салоне приступил к делу, покровительственно обнял меня за плечи.
– Резво начинаешь, – сказала я, впрочем, без осуждения.
Он засмеялся и обратился к шоферу, пялившемуся на нас в зеркало:
– Хорошая штучка, да, отец?
Он как будто призывал в свидетели, он призвал бы в свидетели кого угодно, я знала эти повадки насмотревшихся кино дурачков, они всегда хотят быть похожими на типов в шляпах, которые поливают жертвы автоматным свинцом на заброшенных судостроительных верфях, в амбарах и на нефтеперегонных заводах.
Шофер неопределенно хмыкнул, не поддержав реплику, – ему нравилось совсем другое кино; резво взял с места, и старенький “жигуленок” затрусил по раздолбанным улицам.
– У тебя удивительное лицо, – шепнул мне Влас на ухо, – ты такая красивая… Я чувствую, что меня поджидает большой сюрприз.
"Это точно”, – подумала я про себя.
– Ты такая красивая…
– Ты забыл добавить “детка”, – насмешливо сказала я.
– Детка. Удивительное лицо. Как будто что-то проступает в нем, что-то такое…
– Ты говоришь, как сентиментальный сутенер.
– Ловлю тебя на слове. Я не сутенер и даже не буду платить тебе, если это тебя обижает.
– Ты не сутенер, я не проститутка, разве у нас может что-нибудь получиться?
– Я уверен.
– Ну, а кто ты? – спросила я, хотя очень хорошо знала, кто он: Нимотси в луже крови, Венька на запущенном пыльном газоне. – Мы даже и не познакомились толком.
– Скажем так, – Влас поднял указательный палец и коснулся им кончика моего носа, слегка надавил, – у меня маленький бизнес. Маленький, но весьма прибыльный. Остальное не должно тебя волновать.
…Мы отпустили машину в районе новостроек, у шестнадцатиэтажной башни, стоявшей в окружении таких же одинаковых домов: здесь и слыхом не слыхали об архитектурных излишествах старого петербургского стиля.
В соседнем ларьке Влас прихватил джентльменский набор плейбоя: шампанское, коробку конфет, какие-то фрукты, все то, что соответствовало его представлениям об интимном ужине при свечах. Я не стала разубеждать, ограничившись ироничным похмыкиванием.
Пока мы поднимались наверх – на двенадцатый или тринадцатый этаж, я так и не запомнила, – Влас был паинькой, рук не распускал, хотя и находился в опасной близости от меня. И именно в тесной клетушке лифта я вдруг почувствовала, что не знаю, что делать, – решительность покинула меня. Чтобы хоть как-то взять себя в руки, я снова нашла этот ракурс – четкий профиль, подбородок, убийца моих друзей, гнуснейший тип.
– Что-то ты перестал проявлять активность, – подстегнула его я.
– Берегу силы.
На лестничной клетке, перед обитой дерматином стандартной дверью, он несколько минут возился с ключами.
– Прошу!
…Маленькая двухкомнатная квартира поразила меня безликостью обстановки – она не была обжита, плохонький номер провинциальной гостиницы; тяжелые шторы на окнах плотно закрыты, старая тахта, стол, два стула, облупленный шифоньер. Самая приличная вещь – видеодвойка на тумбочке в углу.
По выцветшему ковру были разбросаны обложки видеокассет, сплошь Тарантино, снесенные пулями башки.
– Располагайся, – предложил Влас, он счастливо не чувствовал неловкости за убогие внутренности квартиры.
– Не очень-то похоже на гнездо разврата, – заметила я.
– Согласен, на Беверли-Хиллз это не очень-то похоже, извини. Это квартира моего приятеля, он почти не живет в Питере, так, бывает наездами. А вообще на севере сшивается…
Я прошлась по комнате, толкнула дверь в соседнюю – она оказалась запертой. Влас перехватил мой удивленный взгляд:
– Он там свой антиквариат хранит, от бабушки-покойницы остался. Фарфоровая посуда и пара иранских ковров… Выпьешь чего-нибудь?