– Вась, – начала робко, – завтра с Басечкой посидишь?
– А ты куда?
– Ну… мне ведь нужно хоть иногда встретиться с… Так посидишь?
– Опять к своему намыливаешься? – посмурнел Василий.
– Но ты же выходишь каждый вечер… Я тоже скучаю по Олегу. И он скучает, – добавила поспешно.
– Ага, скучает он, как же! – привычно нахамил Вася.
– Ну конечно, скучает! Ты сам-то постоянно видишься с Наташей – неужели трудно меня понять?
Вася хмуро молчал. Юля заговорила уверенней:
– Мне тоже очень хочется любви, как и тебе.
– Да какой любви, мама! – не выдержал Василий. – В твоем возрасте…
– Такой! – перебила Юля. – Вась, ну послушай, я ведь от твоего выбора тоже не в восторге. Но что я могу сделать? Тебя тянет только к Наташе, и ты с моим мнением не считаешься. А мне в том же самом отказываешь. Разве это справедливо?
Вася помолчал.
– Все-таки это не одно и то же, – сказал неуверенно.
– Да? А почему? По-моему, одно. Я люблю человека – он тебе не нравится. Ты любишь девушку – она мне не нравится.
– Да, но… – Вася хотел напомнить опять про возраст, но почему-то удержался.
– Ну, пойми, Вась, я люблю его. Ну я ничего не могу с собой поделать. Он мне нужен. Пойми же меня! Мне просто плохо без него.
– Ладно, – отмахнулся сын. – Иди куда хочешь.
– А Бася?
– Сам останусь.
– Спасибо тебе, Васенька. – Юля поцеловала его. Помедлила немного и крепко обняла. Василий не сопротивлялся… Раньше вообще-то он тут же в ответ обнимал свою маму, но… то было раньше. А теперь она уже тому была рада, что не отпихнул.
В ресторане Юлька грустила. Оставшиеся дома сын и кошка не выходили из головы. Олег пытался ее смешить, и она старалась улыбаться. Но получалось не очень.
– Ну ты что такая? В кои-то веки встретились – и ты киснешь, – наконец мягко упрекнул он подружку.
– Да нет, я… Я правда рада. Устала просто… Проблем много.
Олег поскучнел.
– Так не здесь же, Юльк, – сказал он. – Вообще-то и у меня проблем хватает. Но сейчас я занят только тобой, любимая… Ну что – просим счет?
Он расплатился, и они, целуясь на ходу, отправились к нему домой – мать и сестра проводили вечер в театре.
– У нас часа три верных, – радостно сообщил Олег, быстро расстилая постель. – Наконец-то, Юлька, – прошептал возбужденно, привлекая ее к себе, – я так соскучился!..
Через полчаса они лежали рядом и ели помытые Олежкой яблоки.
– Ну вот, – сказал он, целуя Юлю в висок, – а ты хандрила. А жизнь – она такая прекрасная штука! Да?
Юля кивнула. Но потом сказала:
– Жизнь прекрасна, когда я с тобой. – И, помолчав, добавила: – Дома сейчас тяжело.
– Ну ладно тебе, Юляш, – сморщился Олег. – Забей. Все будет хорошо.
Ему легко давались эти слова. А она любила его и боялась потерять. Сдерживала, гасила в себе обиды… Только не думать сейчас о Басе и Васе не могла.
– Ну что опять? – уже сердился он.
– Да все нормально, я так… – пыталась улыбаться Юля.
– Брось унывать, малыш, – призывал Олег бодрым голосом. – Тебе это не идет.
– Я стараюсь, – кивала она прилежно.
– Вот и умничка. Расскажи лучше что-нибудь хорошенькое.
– Хорошенькое? Даже не знаю… Лучше ты расскажи.
– Нет, лучше ты, – упрямился Олег.
– Да у меня просто Бася из головы не выходит… С таким трудом нашла эти памперсы маленькие, такая, оказывается, редкость… подгузники для мелких животных… с весом в два-три килограмма…
– Угу, угу, – мычал Олег, откусывая яблоко.
– Она у нас уже до пояса неподвижная… Так жалко ее… – Юля прослезилась, взглянула на Олега жалобно. Тот поцеловал ее и пробубнил набитым ртом:
– Ну-ну, Юлечка, что поделаешь? Все болеют, все умирают…
– Да, да, – роняя слезы, кивала Юля. – Она вообще-то не плачет. Мы надеемся, что ей не больно.
– Что поделаешь! Как говорится, мертвых в землю – живых за стол, – рассеянно сыпал сытой мудростью Олег. – Мы-то пока с тобой живы, Юляшечка моя… – Он сладко потянулся.
– Да, но то ж Бася, понимаешь! Не кто-нибудь… Я вижу, что дела плохи, но не могу это принять. Все советуют усыпить. Но как? Она даже урчит еще, когда на руки берешь. Значит, по-прежнему нас любит, надеется, наверное, что поможем… – у Юльки опять дрогнул голос. – Ну невозможно убить…
– Угу, угу, – кивал Олег, отгрызая от яблока.
– Памперсы не купишь… А без памперсов уже никак… Маленький размер такая редкость… А из больших сразу выползает…
Олег вздохнул.
– Раньше почти шесть килограммов весила, теперь совсем усохла, – бормотала Юля, всхлипывая. – Легонькая такая… Но не плачет, не жалуется. Может, все-таки не страдает, а?
– Может, – вяло согласился Олег.
– Ничего уже не ест, – неудержимо делилась Юля. – Совсем… – Олег молчал. – Только пьет. К миске с водой часто ползает. А есть не хочет. Или не может… Уже неделю, наверное. Знаешь, так тяжело все время. – Юля судорожно вздохнула, взглянула на Олега. Он смотрел в потолок. На лице читались скука и досада. – Олеж, – позвала она. – Тебе, что ли, совсем до меня дела нет?
– Юль, – он приподнялся на локте, – а тебе есть до меня дело?
Юлька зарыдала.
– Юль, ну хватит, ну перестань, – уговаривал он. – Ну я понимаю, тяжело. Но что ж теперь? Жизнь-то не кончена!
– Да! Мне тяжело! – в голос плакала Юля. – А тебе наплевать!.. – Заливаясь слезами, она пыталась выкрикивать слова: – От… тебя… ни поддержки… ни…
– А от тебя? – тоже разозлился Олег. – Я работаю, устаю! Мне хочется, чтобы любимая женщина со мной вечером была, чтобы приласкала! Да, Юль, я тоже человек! И мне хочется, чтобы женщина моя была рядом! И хоть иногда обо мне тоже думала!
– Но ты же знаешь, какие у меня обстоятельства!
– А ты знаешь, какие у меня обстоятельства? Ты спросила, как мои дела? Как же! Все разговоры у нас про кошачьи памперсы! Как ты думаешь, мне это очень интересно?
Юля плакала и не могла остановиться. У нее не было сил выслушивать и произносить упреки.
Олег замолчал. Завздыхал. Стал опять извиняться. Но выглядел хмуро. И видно было, что все равно сердится на нее. И она не в состоянии уже была сдерживать свои обиды. И как-то совсем стало ясно, что разрыв неизбежен, что он уже фактически произошел…
Что могла она дать ему – этому такому еще по-детски эгоистичному парню? И раньше-то сомневалась. А теперь, когда все настолько усложнилось, когда дома ждали больная кошка и издерганный Васька – ее родные, ее любимые, ее несчастные…
Домой Юля притащилась поздно. Лицо было распухшим от слез. Вася взглянул и сказал:
– Ага. Любовь! Понятно.
Возмущенно потрясая головой, он удалился в свою комнату с Басей на руках. А Юля опустилась на стул и долго плакала безысходными слезами.
* * *Лучше кошке не становилось. По полу за ней тащились уже две трети ее исхудавшего завалившегося набок тельца. Несмотря на это, она упорствовала в своем желании передвигаться, не прекращала угрюмого ползанья. Передние лапы отчаянно цеплялись за половицы, таща груз ставшего обузой туловища и наполняя сердце Юли болью беспомощного сострадания. Васька страдал не меньше. Но каждый вечер устремлялся во двор, чтобы получить там новую порцию горя от безнадежно влюбленной в другого Наташки.
Кошка совсем перестала себя вылизывать. Вокруг нее установился тяжелый запах. Частая смена подгузников помогала мало. По вечерам они с Васькой ее купали. Вася держал Басю на весу, Юля намыливала и поливала водой. Раньше во время редких купаний кошка вырывалась и царапалась, теперь она потеряла способность сопротивляться. Юля заворачивала ее в полотенце, они несли кулек в комнату, прижимая к себе, вдвоем надевали памперс, укладывали Басю на лежанку. Кошка едва заметно качала постаревшей серой мордочкой.
Очередным утром переодетая в чистый подгузник Бася заковыляла к своей миске. Но, не дотянувшись до воды, жалко заверещала.
Вася прибежал на Юлин крик.
– Посмотри… – выдавила она сквозь слезы.
– Похоже… уже и шея… – признал бесцветным голосом Вася. И принялся набирать номер Татьяны Ивановны.
* * *Олег оказался первым, кто попался Юле на глаза. Она отшатнулась, почувствовав отчуждение.
– Неважно выглядишь, – заметил он участливо. – Не заболела?
– Нет, – реагировала сухо. – Кошка умирает. – И поспешила удалиться.
Олег не стал догонять, тоже помчался по своим делам.
У Юли все валилось из рук. К ней приставали с расспросами, с сочувствием. Она плакала и отворачивалась. В конце концов начальница отправила ее домой. Оставалось еще часа четыре времени. Четыре часа вместе с Басей – и вечность врозь… Придя домой, Юля легла рядом с кошкой, гладила ее серую в свалявшейся шерстке голову, истощенное, повернутое набок бездвижное тельце, обещая, что она несомненно попадет в кошачий рай за то, что прожила свою жизнь в любви и много страдала в конце.
В восемь пришла ветеринарша, попросила простыню и полотенце.
В восемь пришла ветеринарша, попросила простыню и полотенце.
– Для первого укола, – пояснила скупо.
– А всего сколько? – робко уточнила Юля.
– Два. После первого расслабится, пропадет чувствительность. – Татьяна Ивановна поставила чемоданчик на маленький стол возле дивана. – После второго быстрый паралич сердца, – сухо завершила объяснения.
Юлю трясло.
– Ей не будет больно? – спросила, выстукивая зубами дробь.
– Нет…
Татьяна Ивановна взяла Басю на руки.
– Ай-ай-ай… – бормотала, ощупывая кошкин живот. – Вся в метастазах.
«Васька не говорил…» Юля растерянно посмотрела на сына. А он – на Юлю. Докторша тем временем положила кошку на простынку, сняла подгузник.
– Вы не хотите выйти? – уточнила угрюмо.
– Нет, – Вася мотнул головой.
– Мы ее не бросим, – добавила Юля и взяла Басю на колени, остро ощущая ее прощальное тепло.
– Положите на простыню, – приказала Татьяна Ивановна.
– Я хочу ей помочь, – засомневалась Юля.
– Вы помешаете. Возможно, ее будет тошнить…
– А гладить? – снова заплакала Юля.
– Можете, – буркнула докторша.
Она набрала препарат в шприц и склонилась над Басей. Кошка беспокойно заозиралась.
– Ничего, ничего, – бормотала ветеринарша, – сейчас расслабимся, уснем.
– Не бойся, Басенька, я с тобой, – всхлипывала Юля, гладя ее по голове.
Прошло минуты три – кошка не успокаивалась. Издала какое-то горловое бульканье, передние лапы беспорядочно задвигались. Хмурый взгляд словно сделался еще более хмурым и тревожным. Кошка перебирала и перебирала лапами, как будто ища устойчивого положения. Юле казалось – она из последних сил цепляется за жизнь. Бася, насколько могла, крутила головой. Юля беспомощно кусала костяшки пальцев, не сводя с нее глаз. Вася застыл в молчании. А кошка все возила лапами, простыня под ней сбилась.
Татьяна Ивановна смотрела на часы… Бася не успокаивалась, не задремывала, как было обещано. Доктор набрала в шприц следующий препарат и сделала новый укол. Через несколько мгновений кошка застыла. В последний раз судорожно сглотнула. Ее полуоткрытые глаза стали мутными. Она лежала на боку – исхудавшая, со свалявшейся шерстью. Юля плакала и как заведенная гладила Басю по боку.
– По-моему, она не хотела, – всхлипнула горько.
Докторица пожала плечами.
– Только не хороните во дворе, – посоветовала. – Если патруль проедет или соседи донесут – ничего хорошего не будет. Это противозаконно.
– А куда же ее? – обеспокоилась Юля.
– Выйдите вон на пустырь… Ну Васька знает… И не днем.
Сын кивнул.
– Только поглубже, Вась, чтобы собаки не раскопали.
Василий проводил Татьяну Ивановну до дверей, расплатился, вернулся в комнату.
– Я думала, все по-другому будет… – сказала Юля, робко взглянув на сына. Он кивнул. Губы у нее задрожали: – Мне показалось, она не хотела умирать. Она цеплялась… – Вася молчал. Юля постаралась справиться с собой и заговорила о другом: – Давай завернем ее и положим в обувную коробку.
Они постояли молча над коробкой, в которой теперь лежала их укутанная в пеленку кошка. Юля опять заплакала и обняла сына, прижавшись лицом к его груди, и он тоже обнял мать, припав щекой к ее макушке… Юлька подумала, что вот теперь у нее остался только Васенька.
Было почти одиннадцать вечера. Оба не имели сил, чтобы что-то решать дальше. Вася даже не пошел на улицу. Они попрощались, поцеловались и разошлись по своим комнатам, оставив коробку-гробик на холодном балконе.
* * *Следующей ночью за домом на пустыре Вася кошку похоронил. Пока он долбил мерзлую землю, Юля сидела на кухне и смотрела в одну точку, грызя ноготь и прислушиваясь к шорохам на лестнице. Наконец в замке завозился ключ. Юля побежала к двери.
– Ну как? – спросила.
– Там теплотрасса, земля не такая мерзлая, в общем, ничего, нормально…
– А что долго?
– Все ж не лето… Ну и ментов боялся.
– Поешь?
– Нет. Спать пойду.
– А где ты ее?..
– Ну там, на пустыре. Покажу потом.
– Угу, – кивнула Юлька. Помолчали. – Ямка глубокая получилась?
– Не очень. Все-таки мороз. Ну так, ничего. Думаю, в общем, нормально.
– Хорошо. Пойдем спать?
– Пойдем. Спокойной ночи.
– Валерьянки выпью. Тебе накапать?
– Давай…
* * *Олежка зашел после обеда.
– Как ты?
– Ничего, – отозвалась Юля.
– А кошка?
– Похоронили.
– М-м… Вечером домой?
Она кивнула. Ей не хотелось смотреть на него. Отчего-то казалось, что Олег предал ее в трудную минуту. Хотя… Вроде бы ничего такого он и не делал, но как-то неуютно стало общаться. «Нет, – думалось отчетливо, – просто это не мой человек. Люблю… А не мой».
Олег потоптался и ушел. Позвоню, сказал.
Но звонил он все реже. Да она уже и не скучала о нем. Вся эта история ее сильно встряхнула и в результате с Васькой сблизила, а с Олежкой развела. «Если бы так вышло и у Васи…» – мечтала Юля.
Сын, однако, продолжал любить свою неблагополучную и бессердечную Наташу. А Наташа – своего ненадежного безжалостного друга. И все было почти по-прежнему. Но не совсем.
Несмотря на смерть любимой кошки, а вернее именно в связи с ее потерей, Вася словно вернулся домой.
– Ну что там у тебя? – спрашивала Юля. – Наташа еще не образумилась?
– В смысле? – уточнял сын – и в этом уточнении теперь не было ни враждебности, ни настороженности.
– Ну ты ж у меня… Должна же она когда-то оценить, какой ты классный!
– Мам, твое мнение несчитово, – усмехался Василий.
– Почему?
– Потому что ты – мама.
– Я женщина. Как женщина говорю: ты – супер.
– А у тебя-то как дела? – переводил стрелку Вася.
– Да в общем ничего, догорает потихоньку, – делилась она.
– У него или у тебя?
– У обоих, наверное. Да я уж смирилась, – добавляла грустно.
– Ну и ладно. Получше найдешь. Ты у нас тоже супер.
– Конечно. У нас это семейное…
«Если за Васеньку нужно было расплатиться Олегом, – думала Юля, – грех мне жаловаться».
– А знаешь, Васька, они просто дураки.
– Кто?
– Да эти, наши – твоя и мой.
Васька усмехнулся. Юля задумалась.
– Стихи такие есть, – припоминала она, склонив голову набок: – «Пусть сдохнут те, кто нас не захотел. Пусть плачут те, кому мы не достались». Вот! Они еще локти себе кусать будут!
– Сильно сказано, – одобрил Вася.
– А ты у меня точно красавчик. И вообще – золото.
– А че тогда не нужен никому?
– Мне, мне нужен! И никто в мире так не нужен! Даже рядом не стояло.
Вася опять усмехнулся, качая головой.
– Да все я понимаю, – заспешила Юля. – Но все равно: что бы ни было – я с тобой, я на твоей стороне.
Они обнялись.
– Ну ничего, мам, – сказал Васька, – мы еще им покажем. Не раскисай. Я тоже с тобой.
«Мы вместе», – думала Юля, прижимаясь к сыну. На глаза привычно навернулись слезы.
– И чего? – удивился сын.
– Сама не знаю. Все время так… Где теперь наша Бася?
– Как где? В райских кусчах! – заверил сын.
– Правда? – просияла Юля.
– Ну а где ж ей быть! – воскликнул Вася. – Не горюй, – сказал. – Если что, я на связи…
И, поцеловав мать, ушел гулять. Как всегда в это ночное время.
Симптомы любовных недугов
В принципе, ей было все равно, где встречаться. На квартире так на квартире. На чужой так на чужой. Вадик сказал, хата друга – так и ладно. Друг уехал. Ключи оставил. Цветочки полить, просто присмотреть, ну и воспользоваться апартаментами, если что, отдохнуть от семейной жизни – пожалуйста, мол, располагайтесь, пока я в отсутствии.
Таня только кивнула. Место свидания ее мало беспокоило. Главное – она предпочитала встречаться не в обед, когда приходилось очень торопиться, а вечером, после работы. Вот это было важно. Чтобы не сразу потом срываться, одеваться и бегом, а поваляться еще, понежиться и никуда не спешить. А уж где все произойдет – ей-то более-менее без разницы.
Тем вечером Вадик как раз был свободен, они договорились встретиться именно так, без суеты. И он предложил эту временно покинутую хозяином жилплощадь. Немного опасался, что Танька откажется, типа не хочу в чужом доме, на чужом белье… Такая в общем знакомая женская заморока. Как будто в гостинице, где хуллиард народу перед тобой побывал, белье свое… Но Таня ничего такого не сказала. Она просто кивнула – почему нет? И Вадик, успокоенный, потопал на свое рабочее место, довольный, что сегодня любимые плотские радости достанутся ему без хлопот.
Озираясь по сторонам, Татьяна расхаживала по комнатам чужой квартиры, пока заботливый Вадюша стелил постель. Времени было достаточно, Таню занимало чужое жилье.
Взгляд ее почти сразу упал на фотографии – стены комнаты были увешаны ими. Она всмотрелась в знакомое лицо мужчины – не может быть! Из настенных рамочек смотрел на нее, улыбался, хмурился Алешка. Когда-то – ее Алешка! Ее любовь, ее сумасшествие почти пятнадцатилетней давности… На некоторых фотках молодой, беззаботный, каким она помнила его. На других – вроде бы изменившийся, пополневший, хотя тоже вполне узнаваемый.