Они проскочили на красный свет в центре города на Y-образном перекрестке, где шоссе 117 вливалось в шоссе 119, под вой сирены, оба с сигаретами в зубах, как те черти (окна настежь, по обычному стандарту), слушая, о чем там люди болтают по радио. Расти мало что из той болтовней понял, одно лишь зная наверняка: работать ему придется допоздна.
— Друг, я не знаю, что там случилось, — произнес Твич. — Хотя мы точно увидим настоящую авиакатастрофу. То есть место катастрофы, но где уж нам кривить рожи возле чужой миски.
— Твич, ты просто какая-то собака бешенная.
Движение было резвое, люди большей частью также ехали в южном направлении. У кого-то там, наверняка, были какие-то дела, но Расти подумал, что большинство из них, что те мухи в человеческом обличии, слетаются на запах крови. Твич без проблем обогнал за раз череду из четырех машин; по встречной полосе шоссе 119, которая вела на север, было на удивление пусто.
— Взгляни-ка! — показал Твич. — Вертолет телевизионщиков! Большой Расти, нас покажут в шестичасовых новостях! Героические санитары борются за…
Но на этом месте полет фантазии Даги Твичела оборвался. Впереди — над местом катастрофы, решил Расти — вертолет содрогнулся. Расти успел увидеть на его борту номер 13 и эмблему-глаз Си-Би-Эс. А уже в следующее мгновенье он взорвался, пролившись огненным дождем с безоблачного полуденного неба.
— Боже-Иисусе, извини! Я этого вовсе не хотел! — вскрикнул Твич, а следом, как-то совсем по-младенчески, от чего даже сердце шокированного Расти вздрогнуло. — Эти свои слова я беру назад!
6
— Должен уже возвращаться, — сказал Джендрон. Сняв с головы бейсболку Морских Псов, он вытер ей своё окровавленное, закопченное, бледное лицо. Нос у него так распух, что стал похожим на фалангу большого пальца какого-то великана. Глаза смотрели из-за двух темных пятен. — Извини, но у меня бешено болит шнопак… ну, и я уже не такой молодой, как когда-то. А еще…
Он воздел руки вверх, и тут же их и опустил. Они стояли друг против друга, и Барби обнял бы этого дядю, похлопал бы его по спине, если бы была такая возможность.
— Взволнован до глубины души, не так ли? — спросил он Джендрона.
Джендрон заржал.
— Этот вертолет стал последней каплей.
И они вместе посмотрели в сторону нового столба дыма.
Барби с Джендроном ушли от шоссе № 117 после того, как удостоверились, что там уже есть кому оказать помощь Эльзе Эндрюс, единственной, кто выжил в той аварии. Она, по крайней мере, не была похожа на тяжело раненную, хотя была явным образом ошеломлена гибелью своей подруги.
— Тогда возвращайся. Медленно. Не спеша. Отдыхай по дороге, когда почувствуешь усталость.
— А ты дальше?
— Да.
— Все еще думаешь, что сможешь найти конец этой штуки?
Барби минутку помолчал. Сначала у него не было на этот счет сомнений, но теперь…
— Имею такую надежду, — наконец ответил он.
— Ну, тогда пусть тебе повезет. — Джендрон махнул Барби кепкой, прежде чем надеть её на голову. — А я надеюсь пожать тебе руку раньше, чем закончится этот день.
— И я тебе тоже, — сказал Барби и замолчал, призадумался. — Можешь оказать мне услугу, когда доберешься до своего мобильника?
— Конечно.
— Позвони по телефону на армейскую базу в Форт Бэннинг[62]. Вызови офицера связи и скажи ему, что имеешь дело к полковнику Джеймсу О. Коксу. Скажи, что это срочно, что ты звонишь по просьбе капитана Дейла Барбары. Запомнишь?
— Дейл Барбара — это ты. Джеймс Кокс — это он. Запомнил.
— Если ты до него дозвонишься… Я не уверен, что тебе посчастливится, но если… расскажи ему, что здесь происходит. Скажи ему, что, если никто еще не связался со Службой нацбезопасности, он будет первым. Можешь это сделать?
Джендрон кивнул.
— Сделаю, если дозвонюсь. Удачи тебе, солдат.
Барби целиков обошелся бы и без такого обращения, но вместо этого дотронулся пальцами до своего лба. И тогда тронулся дальше искать то, чего найти уже не надеялся.
7
Он нашел лесную дорогу, которая шла приблизительно вдоль барьера. Забытая, заросшая просека, и всетаки двигаться по ней было легче, чем продираться сквозь сплошные заросли. Время от времени он поворачивал на запад, проверяя, на месте ли стена, которая отделила Честер Милл от внешнего мира. И каждый раз она была на месте.
Добравшись туда, где шоссе 119 прощалось с Честером, переходя на территорию братского Таркера, он остановился. Какой-то добрый самаритянин по ту сторону барьера уже отвез водителя перекинутого фургона, но сам автомобиль так и остался лежать, блокируя дорогу, словно большое мертвое животное. Задние двери от удара распахнулись настежь. Асфальт был усеян сладостями: «Хо-Хо», «Дэвил Догзами», «Ринг Дингами», «Твинки» и арахисовыми крекерами. Юноша в майке с портретом Джорджа Стрэйта[63] сидел на пеньке и ел эти самые крекеры. В одной руке он держал мобильный телефон. Он посмотрел на Барби.
— Эй, ты пришел с… — Он показал рукой куда-то за спину Барби. Выглядел он уставшим, безрадостным, встревоженным.
— С другого конца города, — подтвердил Барби. — Ага.
— Невидимая стена тянется всюду? Граница запечатана?
— Да.
Юноша кивнул и нажал кнопку на своем телефоне.
— Дасти? Ты там? — немного послушав, он произнес. — О'кей. — И выключил телефон. — Мы с моим другом Дасти начали восточнее отсюда. Разделились. Он пошел в южном направлении. Поддерживаем телефонную связь. Ищем проход. Он сейчас там, где упал вертолет. Говорит, там уже полно народа.
Барби и не сомневался.
— Нигде нет щели с твоей стороны?
Юноша покачал головой. Больше не сказал ничего, да и зачем. Они могли и не найти щель, дыры размером с двери или окна возможны, подумал Барби, но все больше в этом сомневался.
Теперь решил, что город изолирован полностью.
Мы все поддерживаем нашу команду
1
Преодолев расстояние где-то мили с три, Барби вернулся по 119-му шоссе назад к центру города. Добрался дотуда около шести вечера. Мэйн-стрит зияла пустотой, оживляемой только гудением генераторов, которых работало там несколько десятков, судя по звукам. Светофор на перекрестке шоссе 119 и 117 не работал, но ресторан «Роза-Шиповник» сиял светом, и был заполнен до отказа. Через большую фасадную витрину Барби не увидел ни единого свободного столика. Однако, зайдя вовнутрь, не услышал обычной громкой болтовни: о политике, «Рэд Сокс», местной экономике, «Патриотах», свежеприобретенных легковушках и пикапах, о «Сэлтикс» и ценах на горючее, о «Брунз» и новоприобретенных инструментах и оборудовании, об «Уайлдкетс» городов-близнецов[64]. И, конечно же, никакого смеха там тоже не было слышно.
Все взгляды были прикованы к телевизору над стойкой. С тем чувством недоверия и дезориентации, которое присуще людям, которые лично побывали на месте большой катастрофы, Барби увидел на экране телеведущего Си-Эн-Эн Андерсона Купера[65], тот стоял на шоссе 119, а позади него все еще тлела махина разбитого лесовоза.
Клиентов за столами обслуживала сама Рози, то и дело, бросаясь к стойке за готовыми заказами. Из-под сеточки на голове выбились и телепались вокруг лица ее взлохмаченные волосы. Вид она имела утомленный, обессиленный. Территорию возле стойки с четырех дня и до закрытия должна была бы занимать Энджи Маккейн, но никаких признаков ее присутствия Барби не заметил. Возможно, она находилась вне границ города, когда закрылся барьер. Если причина в этом, за стойку она вернется еще не скоро.
Роль повара выполнял Энсон Вилер (Рози по обыкновению называла его просто «мальчик», хотя этому мальчику было где-то около двадцати пяти), и Барби боялся даже представить себе, что сварганит Энс, если ему придется готовить что-то сложнее, чем фасоль с сосисками, традиционное субботнее блюдо в «Розе-Шиповнике». Горе тому парню или девушке, которым вздумается заказать что-то потруднее яичницы в исполнении Энсона. И уже хорошо, что хотя бы он сейчас здесь есть, потому что, в дополнение к отсутствию Энджи, в заведении также не наблюдалось и Доди Сендерс. Хотя этому чуду, чтобы прогулять работу, не нужна катастрофа. Нет, она не была бездельницей, просто легко соблазнялась. А если вспомнить умственные способности… туды ее мать, что здесь можно сказать? Ее отец — первый городской выборный Энди Сендерс — никогда не смог бы претендовать на членство в Менса[66], но рядом со своей дочерью он выглядел истинным Альбертом Эйнштейном.
В телевизоре позади Андерсона Купера садились вертолеты, раздувая элегантно уложенные белокурые волосы диктора, едва не заглушая его голос. Вертолеты были похожими на «мостильщиков»[67]. Барби на таких откатал свое в Ираке. И вот в кадр вошел армейский офицер, накрыл ладонью в перчатке микрофон телевизионщика и что-то произнес ему на ухо.
Люди в «Розе-Шиповнике» загомонили. Барби понял их тревогу. Он сам ее ощутил. Когда человек в форме без всякого «с вашего разрешения» закрывает микрофон знаменитому телерепортеру, уже ясно, что это конец света.
Вояка — полковник, но не его полковник, если бы Барби увидел там Кокса, чувство ментальной дезориентации у него стало бы абсолютным — договорил свое. Отпуская микрофон, его перчатка издала звук «хрруп». С тем же каменным лицом он вышел из кадра. Барби узнал выражение лица типичного армейского дуболома.
Купер продолжил репортаж.
— Прессе приказано отодвинуться на полмили назад, к месту, которое называется Придорожный магазин Рэймонда.
Услышав такое, клиенты вновь загомонили. Здесь все знали магазин Рэймонда в Моттоне, где в витрине висела надпись: ХОЛОДНОЕ ПИВО ГОРЯЧИЕ СЭНДВИЧИ СВЕЖАЯ НАЖИВКА.
— Эту территорию, на расстоянии немного менее сотни ярдов от того, что мы называем барьером — пока нет лучшего термина, — объявлено зоной, находящейся под контролем сил национальной безопасности. Мы продолжим наш репортаж сразу, как только сможем, а сейчас я передаю слово Вашингтону, Вульф.
Под картинкой с места событий шла надпись по красной полосе: ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЕ НОВОСТИ. ЗАБЛОКИРОВАННЫЙ ГОРОД В МЭНЕ. ТАЙНА РАЗРАСТАЕТСЯ. А в правом верхнем углу экрана мигало красное слово-предупреждение для родителей маловозрастных телезрителей: ЖЕСТОКОСТЬ, словно неоновый знак на какой-то таверне. «Глотните жестокого пива», — подумал Барби и чуть не рассмеялся.
В кадре вместо Андерсона Купера появился Вульф Блицер[68]. Рози была фанаткой Блицера и никому не позволяла переключать телевизор на что-то другое, когда в будничном предвечерье начиналось «Ситуативное пространство», она называла его «мой Вульфи». В этот вечер на Вульфи был галстук, но завязанный небрежно, и Барби подумал, что остальная часть его одежды выглядит подозрительно похожей на ту, которую одевают люди, когда работают у себя в огороде.
— Напоминаю о ходе событий, — начал Розин Вулфи. — Сегодня после полудня, приблизительно в первом часу…
— Это случилось совсем не в первом часу, а на довольно значительный кусок времени раньше, — произнес кто-то.
— А это правда, о Майре Эванс? — спросил еще кто-то. — Она на самом деле умерла?
— Да, — подтвердил Ферналд Бови. Старшим братом Ферна был Стюарт Бови, единственный гробовщик в Милле. И Ферн ему изредка помогал, когда бывал трезв, вот и сегодня он выглядел трезвым. Волнующе трезвым. — А сейчас все взяли и замолчали, я хочу послушать.
Барби также хотел послушать, потому что Вульфи говорил именно на ту тему, которая больше всего волновала Барби, и говорил он как раз то, что хотел услышать Барби: воздушное пространство над Честер Миллом объявлено зоной, запрещенной для полетов. Фактически, весь Западный Мэн и восточный Нью-Хэмпшир, от Льюистона-Оберна до Северного Конвея стал такой зоной. Президент был проинформирован. И впервые за последние девять лет цвет Бюллетеня национальной безопасности подскочил выше оранжевого[69].
Проходя мимо столика Джулии Шамвей, хозяйки и редактора «Демократа», Барби заметил, как она стрельнула в его сторону глазами. А следом и скупая, откровенная полуусмешка, которая была ее особым, едва ли не фирменным знаком, промелькнула на ее лице.
— Похоже на то, что Честер Милл не желает вас отпускать, мистер Барбара.
— Похоже, что так, — согласился он. То, что она знала о его отступление отсюда — и по какой именно причине — не удивило Барбару. Он достаточно времени прожил в Милле, чтобы понимать, что Джулия Шамвей знает все, о чем тут следует знать.
Рози заметила его, как раз когда собиралась расставлять на четырехместный столик, вокруг которого взгромоздились шесть клиентов, фасоль с сосисками (плюс зажаренные остатки чего-то, что когда-то, несомненно, было кусками свинины). Держа по две тарелки в каждой руке и еще парочку на сгибах локтей, она оцепенела с выпяченными глазами. И тогда улыбнулась. Эта ее улыбка была преисполнена неподдельного счастья и чувства облегчения, и сердце его обрадовалось.
«Такое это оно, возвращение в милый дом, — подумалось ему. — Пусть меня черти заберут, если это не так».
— Да неужели это ты, Дейл Барбара, я и подумать не могла, что увижу тебя когда-нибудь вновь!
— Мой фартук еще жив? — спросил Барби немного стыдливо.
В конце концов, Рози приняла его, дала ему работу — какому-то приблуде с написанными от руки рекомендациями в рюкзаке. И потом сказала, что полностью понимает его намерение оставить город, папа Джуниора Ренни не тот человек, которого следует иметь своим врагом, но у Барби все равно было ощущение, что он покинул ее в беде.
Рози пристроила на стол тарелки и поспешила к Барби. Ей, невысокой дородной женщине, пришлось встать на цыпочки, чтобы его обнять, но она с этим справилась.
— Я так рада тебя видеть! — прошептала она.
Барби тоже ее обнял и поцеловал в темечко.
— Большой Джим и Джуниор не обрадуются, — произнес он. Но ни одного из Ренни, по крайней мере, сейчас, не было здесь; уже за одно это можно быть признательным. Барби осознал, что на какую-то минуту интерес к его особе здешних завсегдатаев перевесил даже естественное любопытство к показу их города на национальном телеканале.
— Большой Джим Ренни может только отлизать у меня! — ответила она. Барби рассмеялся, польщенный такой злостью, и удовлетворенный ее таинственностью — она все сказала шепотом. — А я думала, ты уехал совсем!
— Я едва не выбрался, но слишком поздно отправился в путь.
— А ты видел… это все?
— Да. Расскажу позже.
Он разомкнул объятия, продолжая держать ее на расстоянии вытянутых рук, и подумал: «Вот если бы ты была лет на десять моложе, Рози… или хотя бы на пять…»
— Могу ли я снова получить свой фартук?
Она вытерла себе уголки глаз и кивнула.
— Пожалуйста, надень его. Убери оттуда Энсона, пока он нас всех здесь не потравил.
Барби отдал ей честь, проскользнул по коридорчику к кухне и послал Энсона Вилера за стойку разбираться там с заказами и убираться, пока Рози не позовет его себе на помощь в главный зал. Отступая от плиты, Энсон вздохнул с облегчением. Прежде чем пойти за стойку, он обеими руками пожал Барби правую ладонь.
— Слава Богу, дружище. Я никогда не видел такой горячки, я просто растерялся.
— Не переживай. Мы готовы накормить пять тысяч.
Энсон, отнюдь не пастор, посмотрел на него непонимающе:
— А?
— Не обращай внимания, это я так.
Прозвенел звонок, который висел в уголке кухонного закутка.
— Выполняйте заказ! — позвала Рози.
Раньше, чем прочитать бумажку, Барби схватил жаровню — на гриле творилось бог знает что, как всегда, когда Энсону приходилось заниматься катастрофическим процессом с привлечением огня, который он почему-то называл поварством, — тут же набросил на шею хлястик фартука, завязал его на себе сзади и заглянул в шкафчик возле мойки. Там было полно бейсбольных кепок, которые служили всем обезьянам, которые работали в «Розе-Шиповнике» возле гриля, за шеф-поварские колпаки. Он выбрал кепку с эмблемой «Морских Псов» в честь Поля Джендрона (который теперь находится в объятиях своих самых родных и самых дорогих, как надеялся Барби), задом наперед водрузил его себе на голову и хрустнул пальцами.
И тогда заглянул в первую бумажку и взялся за работу.
2
В четверть десятого, более чем на час позже обычного для субботы время закрытия, Рози выпроводила последних гостей. Барби запер двери и перевернул табличку с ОТКРЫТО на ЗАКРЫТО. Провел взглядом по тем с полдесятка последним клиентам, которые пересекли улицу в направлении городской площади, где уже стояли, разговаривая между собой, человек пятьдесят. Взгляды их были направлены на юг, где над 119-м шоссе завис большой шар мощного света. Не телевизионного света, подумал Барби; это армейские подразделения создают там охранный периметр. А как иначе охранять периметр ночью? Конечно, выставив дежурных и осветив мертвую зону, конечно. Мертвая зона. Ему не нравилось, как звучит этот термин.
При этом Мэйн-стрит выглядела непривычно темной. Электрические огни светились в некоторых домах — там, где работали генераторы, — а также, подпитанные аккумуляторами, светились аварийные огни в универмаге Бэрпи, в «Топливе & Бакалее», в магазине «Новые & Подержанные книги», в «Фуд-Сити» около подножия городского холма и в полудюжине других заведений, но уличные фонари вдоль Мэйн-стрит стояли темными, а в большинстве окон вторых этажей, где располагались жилые помещения, горели свечки.
Рози села к столу посреди зала и зажгла сигарету (непозволительно в общественных помещениях, но Барби никому не скажет). Сняв с головы сеточку, которой держалась ее прическа, она вымученно улыбнулась Барби, который и сам присел напротив нее. Позади их Энсон драил стойку, так же наконец-то распустив свои длинные волосы, спрятанные до этого под кепкой «Рэд Сокс».