Мифология, связанная не с Небом, а со Вселенной, возникла позже – когда от геоцентрической системы мира человечество перешло к гелиоцентрической, и наши взгляды на космос стали приближаться к объективной реальности.
Планеты Солнечной системы: Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон (коллаж, масштаб орбит не соблюден)
Первым современным мифом из этого ряда стало представление о возрасте планет. Произрастал миф из старинной гипотезы о возникновении Солнечной системы, принадлежавшей шведскому ученому Эммануэлю Сведенборгу и развитой немецким философом Иммануилом Кантом в очерке «Всеобщая естественная история и теория неба» (“Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmels”, 1755). Следуя идеям Сведенборга, Кант предположил, что до возникновения Солнца существовала огромная рассеянная туманность (по терминологии астрономов, «диффузная туманность»), из которой возникло большое центральное тело и малые планеты. Через сорок лет после выхода в свет очерка Канта французский математик Пьер Лаплас в дополнении к своей работе «Изложение системы мира» (“Exposition du système du monde”, 1796) сформулировал гипотезу о том, что первичная туманность вращалась и была горячей. По мере охлаждения она сжималась, а скорость ее вращения росла. С увеличением скорости вращения возрастали центробежные силы, что привело к удалению части туманности от центрального тела к периферии и к ее расслоению на кольца. Из этих колец впоследствии образовались планеты и спутники.
Предложенная математиком схема хорошо объясняла, почему планеты Солнечной планеты лежат в плоскости эклиптики и движутся в одном общем направлении. Кроме того, теория Канта-Лапласа позволяла определить сравнительный возраст планет. Считалось, что более удаленные от Солнца планеты имеют более почтенный возраст, поскольку за счет центробежной силы удалились и сформировались раньше тех, которые ныне находятся ближе к Солнцу. Таким образом, если брать современную Землю за точку отсчета, то Венера должна быть горячим молодым миром, планетой хвощей и динозавров, а Марс – холодным высушенным старым миром, обиталищем древней и мудрой цивилизации.
Именно так целых полтора столетия земляне представляли себе устройство Солнечной системы. Гипотетическая схема стала частью мировой культуры и вплоть до конца 1970-х годов воспринималась образованными людьми как нечто само собой разумеющееся. Почти весь ХХ век теория Канта-Лапласа подпитывала фантастику и по сей день продолжает подпитывать уфологию и палеокосмонавтику.
Однако великие ученые ошиблись. Если сама идея о формировании Солнечной системы из туманности (сегодня ее называют «протопланетным облаком» или «протооблаком») была в общем верна, то с определением возраста планет вышла промашка. С помощью методики радиоактивного датирования удалось определить возраст Земли – он составляет 4,54 млрд лет. А Марс является или сверстником нашей планеты, или чуть моложе нее – есть основания утверждать, что малые планеты формируются в протооблаке позднее крупных.
Второй сюжетообразующий миф о Вселенной просуществовал сравнительно недолго и опирался на неспособность человека представить себе нечто совершенно пустое. Долгое время господствовала теория, согласно которой разряженный воздух распространен до границ Солнечной системы и сгущается у планет. Этой теорией пытались, в частности, объяснить отклонения в траектории кометы Энке и различные эффекты, наблюдаемые астрономами при прохождении планет на фоне Солнца. Подобная гипотеза значительно расширяла рамки применимости аппаратов легче воздуха и, как следствие, направляла творческую фантазию писателей, ученых и инженеров в русло выработки проектов космических кораблей, которые сегодня вызывают лишь усмешку. Поскольку наличие воздушной среды подразумевало и ее нагрев под воздействием солнечного тепла, межпланетное пространство становилось весьма комфортабельным местом, в котором вполне можно жить – в экстремальных условиях, на грани выживания, но можно!
Межпланетный снаряд летит к Луне
Мифологическому восприятию Вселенной поддался даже «отец» научной фантастики Жюль Верн. Если вы откроете его дилогию о полете на Луну – романы «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут» (“De la Terre à la Lune, Trajet direct en 97 heures 20 minutes”, 1865) и «Вокруг Луны» (“Autour de la Lune”, 1869), – то обнаружите там почти все наиболее распространенные ошибки, господствовавшие во второй половине XIX века и выдававшиеся за наиболее научное описание Вселенной. Достаточно вспомнить эпизод, когда путешественники, летящие к Луне в пушечном снаряде, выбрасывают за борт издохшую собаку по кличке Сателлит:
«Путешественники приступили к погребению Сателлита.
Надо было выбросить его труп в пространство так же, как моряки выкидывают в море мертвецов.
По указаниям Барбикена, вся процедура похорон требовала крайней расторопности, чтобы предотвратить потерю воздуха, который благодаря своей эластичности мог быстро улетучиться в мировое пространство. Болты правого окна, шириной около тридцати сантиметров, были осторожно отвинчены, и Мишель, подняв на руки труп Сателлита, приготовился вышвырнуть его в окно.
При помощи мощного рычага, позволявшего преодолеть давление внутреннего воздуха на стенки снаряда, стекло быстро повернулось на шарнирах, и Сателлит был выброшен… Из снаряда улетучилось при этом самое большее несколько молекул воздуха, и вся операция была выполнена так удачно, что впоследствии Барбикен уже не боялся таким же манером отделываться от всякого хлама, загромождавшего их вагон…»
Вот так вот. Просто и наглядно, «как моряки выкидывают в море мертвецов». Получается, что французский фантаст не только создал мифологию космического путешествия, но и закрепил в новом времени старые представления, связанные с Небом.
Не обошел писатель вниманием и другие мифы той эпохи, которые благодаря невероятной популярности книг Жюля Верна проникли в XXI век, частенько встречаясь в романах молодых авторов или в голливудских поделках. Например, едва покинув Землю, снаряд чуть не столкнулся с «болидом» – по мнению ряда астрономов, Солнечная система буквально кишит огромными каменюками, и миф о высокой метеоритной опасности больше столетия подпитывает воображение фантастов и популяризаторов. Например, гибель американского космического корабля «Колумбия» пытались сначала объяснить столкновением с неопознанным объектом в верхних слоях атмосферы. Тем не менее метеоритная опасность была и остается мифом – плотность метеоритного вещества в Солнечной системе так низка, что должны пройти сотни лет и должны быть совершены тысячи межпланетных перелетов, прежде чем вероятность столкновения достаточно крупного космического булыжника с пилотируемым кораблем возрастет до такой величины, чтобы ее начали учитывать в расчетах. Соответствующие вычисления по этому вопросу были проведены американским инженером Робертом Годдардом еще в 1919 году, и дальнейшая эволюция мифа о «метеоритной опасности» продолжалась чисто по инерции.
Кстати, об инерции. Особенности движения космического корабля в пустоте аналогичны (с определенной поправкой, разумеется) особенностям движения лодки в стоячей воде, а потому не вызывали внутреннего протеста. Зато вызывало отторжение условие равнозначности инерционных систем, напрямую вытекавшее из законов Ньютона, но не находившее подтверждения в быту: скоростные лифты и пикирующие бомбардировщики стали частью нашей жизни гораздо позднее. Чтобы объяснить эффекты, вытекавшие из собственной теории, Исаак Ньютон придумал даже специальную иллюстрацию – «пушку Ньютона», описанную в монографии «Математические начала натуральной философии» (“Philosophiæ Naturalis Principia Mathematical 1687). Представьте себе высочайшую гору, пик которой находится за пределами атмосферы. Вообразите пушку, установленную на самой ее вершине и стреляющую горизонтально. Чем мощнее заряд используется при выстреле, тем дальше от горы будет улетать снаряд. Наконец при достижении некоторой мощности заряда снаряд разовьет такую скорость (первая космическая скорость), что не упадет на землю вообще, выйдя на орбиту. Снаряд, выпущенный из «пушки Ньютона» и обращающийся вокруг планеты наподобие спутника, находится в состоянии непрерывного свободного падения и внутри него, будь он полым, все предметы пребывали бы в невесомости.
Невесомость и в самом деле является непременным атрибутом современных орбитальных полетов, однако до наступления космической эры мало кто понимал и правильно описывал ее природу. Невесомость «свободного падения» настолько противоречила повседневному опыту, что ее незаметно подменили невесомостью «равновесия сил». Вот как пишет об этом Жюль Верн:
«Путь снаряда лежал между Землей и Луной. По мере того как снаряд удалялся от Земли, земное притяжение изменялось обратно пропорционально квадрату расстояния. Лунное же притяжение изменялось прямо пропорционально.
В какой-то точке пути оба притяжения – лунное и земное – должны были уравновеситься, и тогда снаряд должен был потерять всякий вес. Если бы массы Луны и Земли были одинаковы, эта точка находилась бы как раз на середине расстояния между обеими планетами. Но так как массы их различны, то легко вычислить, что эта точка находилась на части всего пути, или в численном выражении в 78 114 лье от Земли. <…>
До сих пор путешественники хотя и знали, что земное тяготение постепенно убывает, однако не могли еще заметить полного его исчезновения.
Но как раз в этот день утром, около одиннадцати часов, Николь уронил стакан, и, к общему изумлению, стакан не упал, а повис в воздухе.
– Вот так штука! – воскликнул Ардан. – Вот тебе и законы физики!»
Вот тебе, Ардан, и законы физики! Есть чему удивляться.
Однако ложный посыл о том, что невесомость наступает вследствие уравновешивания сил притяжения Земли и Луны, легко воспринимался дилетантами, а потому переходил из книги в книгу, от автора к автору.
Взять хотя бы рассказ народовольца Николая Морозова «Путешествие в мировом пространстве» (1882). Современные литературоведы утверждают, что Морозов чуть ли не первым на русском языке правильно описал состояние невесомости. Но это тоже миф! Обратимся к первоисточнику:
«С невообразимой скоростью мы взлетали все выше и выше, под влиянием могучих цилиндров нашего летучего корабля, прогонявших сквозь себя мировой эфир, и заставлявших этим, как движением турбин, мчаться наш корабль вдаль от земли ускорительным способом. <…>
Через несколько часов мы уже вышли за пределы доступного для наших чувств земного притяжения и для нас более не было ни верху, ни низу. Мы почти совсем потеряли свою тяжесть и могли теперь плавать в воздухе своей кают-компании, как рыбы плавают в воде. Стоило нам сделать несколько движений руками, и мы переплывали на другую сторону каюты…»
Заметьте, корабль Морозова постоянно ускоряется, но в нем наступает невесомость сразу после того, как он выходит за «пределы» земного притяжения. В двух абзацах рассказа русского народовольца фактических ошибок куда больше, чем в двух романах французского прозаика – впрочем, и объем рассказа не сопоставим с объемом увесистой дилогии.
Вы мне, наверное, не поверите, но рассказы с описанием именно такой невесомости (как результата равновесия гравитационных сил или удаления за пределы земного притяжения) можно встретить в советской литературе вплоть до начала 1960-х годов. А ведь писателям, даже если они поленились разыскивать и изучать специальную литературу, достаточно было прочитать любую из книг Якова Перельмана, посвященную физике или космонавтике (они переиздавались в Советском Союзе практически ежегодно), или повесть Константина Циолковского «Вне Земли» (первое издание 1918 года), или романы Александра Беляева «Прыжок в ничто» (1933) и «Звезда КЭЦ» (1936) – все названные авторы прекрасно понимали природу и характер космической невесомости, достаточно внятно и достоверно описывали возникающие при этом эффекты.
Вот и получалось, что раз уж писателям и редакторам было лень выверять свои вымыслы, согласовывая их с физиками и астрономами, то и читатели вслед за ними оказывались в плену иллюзий и неверных толкований, сложившихся в целую мифологию.
1.2. Под знаком Марса
Однажды мой десятилетний сын поспорил со своим одноклассником по сакраментальному вопросу: есть ли жизнь на Марсе? При этом, что примечательно, оба полагали, что жизнь на Марсе есть, однако каждый в своем воображении видел ее по-своему. Сын утверждал, что там обитают микробы (от папы, разумеется, нахватался). Его приятель с пеной у рта доказывал, что на самом деле марсиане – это известные чудища из фильма Джеймса Кэмерона «Чужие» (“Aliens”, 1986): когда земляне прилетели на красную планету, чудища выбрались из коконов и поселились в телах отважных космонавтов. Обосновывая столь необычное утверждение, приятель уверенно говорил: но ведь по телевизору показывали, а микробов твоих не показывали!..
В таком итоге детского спора нет ничего удивительного и даже нет ничего смешного. В этом возрасте подростки еще не очень понимают разницу между вымыслом и действительностью. Для них сказочные персонажи и существа из фантастических фильмов столь же реальны, как папа с мамой. Пройдет всего пара лет, и они начнут свободно понимать разницу – в этом им помогут накопленный опыт и средняя школа. Но, к сожалению, понимать начнут далеко не все.
В молодости я тоже увлекался фантастикой и горячо верил, что где-то существует Великое Кольцо, объединяющее сотни разумных рас, а наступление коммунистической утопии неизбежно. И многие мои юные друзья по клубам любителей фантастики в это верили. Сегодня, перечитывая старые книги, я удивляюсь, каким наивным был. Даже наиболее тщательно прописанные миры Ивана Ефремова, Аркадия и Бориса Стругацких, Станислава Лема, Сергея Павлова кажутся наивными конструкциями, построенными из заведомо вымышленных образов в заведомо вымышленных обстоятельствах. Это не отменяет других достоинств прозы названных авторов – настоящая литература, что и говорить! Но воспринимать всерьез гипотетические построения о грядущей утопии или о жизни на Марсе могут сегодня только очень инфантильные люди. И ведь такие, что характерно, есть – их много, они пытаются оказывать влияние на умы.
К сожалению, так было всегда, – процентное соотношение людей, предпочитающих пленительную утопию суровой реальности, вряд ли меняется с течением времени. Однако в XXI веке благодаря мощным масс-медиа и расцвету информационных сетей, стимулирующих «образованщину», поверхностные иллюзорные концепции имеют куда больше шансов обрести поклонников, чем веком раньше. В утопию начинают верить те, от кого напрямую зависит принятие стратегических решений.
Лучший пример – тема Марса. Не раз и не два нам говорили с телеэкранов и напоминали в газетах, что только красная планета может быть целью космической экспансии. Американский президент Джордж Буш-младший, провозглашая 14 января 2004 года «новые горизонты» американской космической программы, объявил экспедицию на Марс главным приоритетом и пообещал, что американец ступит на рыжий грунт этой планеты чуть ли не в 2018 году. Поддержал идею пилотируемого полета на Марс и российский президент Дмитрий Медведев, назвав его «интересной и фундаментальной задачей». Бывший глава Федерального космического агентства (Роскосмоса) Анатолий Перминов даже осмелился назвать предполагаемую дату такого полета – «на рубеже 40-х годов». Чем же так привлекает высших политических деятелей далекий мир? Почему Марс, а не, скажем, Венера? Дело в том, что за Марсом стоит вековая традиция, основанная на ряде маргинальных гипотез, и отказаться от этой традиции, преодолев устаревшие стереотипы, не способны даже политики новейшего времени. Давайте посмотрим, как формировалась и закреплялась эта традиция, и, надеюсь, вы убедитесь, что нельзя недооценивать влияние утопических иллюзий, навязываемых обществу фантастами.
Карта Марса по Джованни Скиапарелли
На рубеже XVIII и XIX веков стало складываться вполне определенное отношение к Марсу. Английский астроном Уильям Гершель показал, что Марс очень похож на Землю. Немецкий философ Иммануил Кант на основе теории Лапласа показал, что Марс древнее Земли. Обе идеи обрели новое звучание после того, как в 1877 году итальянский астроном Джованни Скиапарелли открыл на Марсе «каналы». Авторитет Скиапарелли в научных кругах был столь высок, что со временем те астрономы, которые сомневались в адекватности наблюдений итальянца, стали различать сеть прямых тонких линий, пересекающих марсианские «материки».
Понятно, что научный мир не сразу признал идею искусственного происхождения каналов. Тем более что сам Скиапарелли считал их очень широкими и неглубокими реками. Зато журналисты немедленно ухватились за самую фантастическую из всех возможных гипотез. Кстати, первым идею каналов как искусственных сооружений древней цивилизации марсиан озвучил автор статьи-передовицы «Нью-Йорк Таймс» от 12 августа 1877 года, которая так и называлась: «Неужели Марс населен?» (“Is Mars inhabited?”).
«Отец» марсиан Персиваль Лоуэлл
Мнение о том, что на Марсе процветает древняя высокоразвитая цивилизация, стало общепризнанным благодаря активной деятельности американского астронома-любителя Персиваля Лоуэлла. Аристократ и блестящий дипломат Лоуэлл мог когда-нибудь стать президентом США, но отказался от политической карьеры во имя изучения других планет. В 1894 году в Аризоне на деньги Лоуэлла была построена обсерватория в городе Флагстафф. Многомесячные наблюдения за Марсом в период Великого противостояния позволили Лоуэллу сделать два важных вывода. Во-первых, он показал, что каналы пересекают и темные области Марса, которые раньше считались «морями». Во-вторых, он предположил, что сеть каналов может иметь искусственное происхождение.