– Вам, должно быть, нужны деньги? – пересилив себя, спросила Александра.
– Я рада, что вы этим озаботились. Ваша сестра нуждается в новом гардеробе.
– Хорошо, я отдам распоряжение управляющему. Сколько вам надо?
– Какие-нибудь пустяки, тысяч пять.
Она с удивлением посмотрела на графиню Безобразову. Пять тысяч были вовсе не пустяки. Элен мило улыбнулась и пожала плечами, всем своим видом говоря: но это же для вашей сестры.
– Что ж… Вы их получите.
– Да, вот еще что…
– Я вас слушаю?
– Поскольку Софья Васильевна отныне будет здесь жить, я считаю, что и мне теперь можно остаться.
– Почему же вы так считаете?
– Вы ведь будете говорить об этом с отцом. О вашей сестре, – графиня Безобразова посмотрела ей прямо в глаза.
– Разумеется, буду.
– Я думаю, он обрадуется, что у нас теперь будет такая большая семья. А главное, дружная.
– Вы так полагаете?
– Я в этом уверена.
«Шах и мат, – подумала Александра. – Елена Алексеевна играет просто блестяще! И чем же мне ответить? Ладно бы я терпела все это из-за Жюли. В крайнем случае, из-за Мари, к которой тоже отношусь с симпатией, потому что она несчастна, она старая дева. Но Софи! Она же станет теперь за мной шпионить для обожаемой Элен! Вот в чем весь ужас-то!»
– Так вы со мной согласны? – с тонкой улыбкой спросила графиня Безобразова.
– Но хоть что-то я могу получить взамен? Обещание не принимать здесь господина Соболинского?
– В присутствии отца это и невозможно.
– Я буду считать, что получила от вас это обещание.
– Как вам будет угодно.
… Граф приехал накануне великого праздника. И первой его увидела, увы, не она. Александра опять была занята весь день при особе цесаревны, готовясь к большому выходу. Аннета все придумывала ей какие-то поручения, она даже заподозрила, что гофмейстерине дали высочайшее указание на сей счет. Противиться было бессмысленно, Аннета оказалась чрезвычайно изобретательна.
Мужа Александра увидела только вечером. И даже испугалась: таким он вдруг показался чужим. Две дамы, графиня Безобразова и штабс-капитанша Осинкина, уже успели доложить Алексею Николаевичу обо всем, что произошло в его отсутствие.
– Если бы ты знала, как я соскучился, дорогая, – сказал муж, целуя ей руку.
Ей показалось, что поцелуй холоден и слишком уж почтителен. Неужели же Алексей Николаевич на что-то сердит?
– Я тоже… скучала.
Александра томительно посмотрела ему в глаза. Ужин показался ей бесконечным. Слава богу, Софи уже, кажется, насытилась и вспомнила, как отламывать от ломтя хлеба маленькие кусочки вместо того, чтобы кусать его, как она это делала вначале. Сестра теперь во всем копировала обожаемую Элен. Так же улыбалась, так же держала вилку и нож, точно таким же жестом подносила к губам фарфоровую чашку. Александра всерьез опасалась, что в голове у сестры те же мысли, что и у ее злейшего врага. Елена Алексеевна словно раздвоилась, и теперь две графини Безобразовых сторожили каждое ее движение, ожидая, когда она сделает ошибку.
– Ты чем-то озабочена, мой друг? – ласково спросил граф. – Ты выглядишь бледной.
– Кто в Петербурге не выглядит бледным? Я просто устала. Хотела бы лечь пораньше.
– Что ж… – Алексей Николаевич улыбнулся, а лицо Элен, напротив, стало злым. – Я тоже устал. Дорога была утомительной.
Александре так много надо было ему сказать. Меж тем, завтра придется встать рано, они оба должны присутствовать на большом выходе, приглашение уже получено. Вряд ли при дворе им удастся сказать друг другу хотя бы словечко наедине. Мужа наверняка ждут с докладом. Завтра большой праздник, государь не станет разбирать дела, но Алексей Николаевич все равно будет нарасхват. Всем не терпится узнать результаты его поездки, от этого зависит движение всего проекта. А к нему многие уже причастны.
– Ты рада приезду сестры? – первым делом спросил граф, когда они, наконец, остались одни.
– Да. Рада, – с досадой сказала она.
– И я рад, что теперь мы будем жить почти что по-московски, патриархально, большой семьей. Не хватает только юного воспитанника или воспитанницы, – пошутил Алексей Николаевич. – И какой-нибудь престарелой родственницы, компаньонки.
– Мне хватает Элен, – она крепко прижалась к мужу.
– Вы с ней не ладите? – отстранившись, спросил он.
– Да с чего? Ладим вполне.
– Теперь у нас в доме три хозяйки и три маленьких мальчика, – улыбнулся граф. – Как это хорошо, когда в доме есть дети… Что с тобой?
– Нет, ничего.
Она чуть не плакала. Дети. Да если бы это были их дети!
– Сашенька, любимая моя… – он торопливо, как маленькую, гладил ее по плечам, по голове… – Не надо плакать…
– Кто сказал, что я плачу? – она спрятала лицо на груди у мужа, чтобы он и в самом деле не увидел ее слез.
– Ты еще так молода…
– Мне двадцать лет. У меня есть все… Все, кроме…
Она все-таки разревелась, как какая-нибудь деревенская баба. Взахлеб, размазывая по щекам слезы. Муж еще долго не мог ее успокоить. Вечер, на который Александра так надеялась, был испорчен.
А утро встретило ее улыбкой: вовсю светило солнце. В Зимний они с мужем ехали вместе. Оба молчали, помня вчерашний разговор. Граф боялся опять сказать неосторожное слово, а она боялась опять расплакаться.
«Вот она едет в Зимний дворец, к большому выходу, эта графиня Ланина, – думала Александра, словно о человеке постороннем. – Такая молодая, такая красивая, богатая, и… такая несчастная!» Она с грустью смотрела в окно на проезжающие экипажи, на нарядно одетых людей, идущих в церковь, к службе. Все они были счастливы, несмотря на бледный вид и утомление, связанное с долгой зимой. Все жили надеждой, жили весной, которая вот-вот придет. Все, кроме нее.
«Да что ж это я? – спохватилась она. – Сегодня замечательный день, и муж вернулся из долгой поездки. Я просто обязана быть счастлива!»
На большом выходе членов императорской фамилии графиня Ланина присутствовала впервые. Она поразилась количеству гостей, собравшихся в залах Зимнего дворца, все они были полны кавалерами в парадных мундирах и принарядившимися по случаю большого праздника дамами: Пикетный, Гербовый, Петровский, Фельдмаршальский, Аванзал, Николаевский… Собирались по особым повесткам, в строгом соответствии с рангами. Кроме генералитета и офицеров свиты, гвардии, армии и флота, а также гражданских чинов первых четырех классов, сегодня были приглашены городские головы и купцы первой гильдии. А также их жены, официально представленные императрице. Это была для них большая честь, событие, рассказ о котором будут потом передавать из уст в уста, из поколения в поколение.
Сама графиня Ланина была в придворном зеленом платье так называемого русского покроя, с разрезом от талии, в котором виднелась белоснежная нижняя юбка, со шлейфом и откидными рукавами. В приглашении, полученном ею, было указано: «… собираться же особам, имеющим вход за кавалергардами, в Николаевском зале». Николаевский зал был ближайшим к внутренним апартаментам Александры Федоровны, и во время большого выхода там выстраивался пикет от Кавалергардского полка. Как объяснил жене Алексей Николаевич, находиться в зале «за кавалергардами», то есть ближе к императорской фамилии до начала шествия и при его возвращении, было особой привилегией. Ею помимо придворных дам и кавалеров пользовались статс-секретари его величества и кавалеры двух высших орденов – Андрея Первозванного и Георгия 1-й и 2-й степеней. А также члены Государственного совета и сенаторы. Чем ниже был ранг чиновника, приглашенного на выход, тем дальше от Николаевского зала он находился. Таким образом, сразу можно было понять отношение государя, кто находится у него в милости, а кто нет.
Только в Зимнем дворце графиня Ланина узнала, что в приглашении у мужа указано иное. Он, как имеющий чин третьего класса, не пользовался такой особой привилегией, как вход «за кавалергардами» и ожидал выхода императорской семьи в другом зале, следовательно, должен был присоединиться к свите в числе чуть ли не последних. Это само по себе было нелепо и унизительно: развести их по разным залам и ее поставить много выше. Александра справедливо считала, что заслуги мужа гораздо больше, чем у нее самой.
– Почему так? – спросила она у Аннеты, которая тоже стояла за пикетом кавалергардов, одетая в малиновое, щедро расшитое золотом придворное платье гофмейстерины.
– На все воля государя. Тебе стоит сказать одно только слово…
– И что это за слово?
– Обратиться к государю. Попросить у него личную аудиенцию. Он тебе не откажет, дорогая моя. Алексис только что выполнил важное поручение, так что повод есть. Государь вполне может назначить его статс-секретарем или даже сенатором. Кузену надо было раньше этим озаботиться, выхлопотать себе орден, который давал бы ему право быть сегодня с нами. Но Алексис не таков. Он всегда говорил, что в почестях не нуждается. Вот вам, как и где сказалось!
В этот момент двери распахнулись, и в зал вошел император в парадном мундире, под руку со своей женой, одетой, как и все придворные дамы, в русское платье. Лицо у него было строгим и торжественным, он глядел прямо перед собой, но, казалось, замечал все и всех. Следом за императорской четой шли представители дома Романовых в соответствии с правом на престолонаследие. Торжественное шествие в большой собор Зимнего дворца началось. Придворные чины и кавалеры открывали его, а придворные дамы замыкали. По мере прохождения по парадным залам к шествию присоединялись все, кто имел приглашение и право находиться в этот торжественный день в Зимнем.
Толпа, окружающая государя, все росла, и Александра тщетно пыталась отыскать в ней мужа. Было много лиц, ей незнакомых. Купцы, которые попали в этот торжественный день на богослужение в главный собор Зимнего дворца, плакали от умиления при виде государя, не стесняясь своих слез, не отставали от них и жены. Дворяне были более сдержанны, но и их лица сияли торжеством. Все они попали в круг избранных, в число тех, кого государь жалует своей милостью: чинами, деньгами и почестями. Остальным же приходится только завидовать и надеяться, что когда-нибудь и для них найдется местечко в этой блестящей свите.
– На обратном пути государь остановится для беседы с тобой в Николаевском зале, – шепнула Александре Аннета. – Мне велено тебя об этом предупредить. Ты можешь обратиться к нему с прошением.
– С прошением?
– Ты должна просить за мужа. Ma chére, Алексис столько сделал для тебя, – Аннета легонько сжала её руку. – Если бы не он, тебе никогда бы не быть здесь. Он пожертвовал ради тебя своей блестящей карьерой, навлек немилость государя. Неужто же ты будешь настолько неблагодарна?
Она уже поняла, что это ловушка, расставленная с ловкостью истинной придворной. Отказать невозможно, Алексей Николаевич, и впрямь, столько для нее сделал. Согласиться? Это означает личную аудиенцию у государя, последствия которой вполне предсказуемы. Николай Павлович сможет наконец выразить ей свое желание и сказать, где именно пройдет их первое свидание. Когда? На этот вопрос ответить проще всего. Когда закончится Великий пост и начнется череда дворцовых праздников.
Похоже, все в этот день были счастливы, кроме нее. Александра вдруг почувствовала, что у нее кружится голова от такого количества людей. Знакомые и незнакомые лица смешались в одно большое пестрое пятно, во рту стало сухо. На этот раз графиня Ланина вместе со всеми вошла в собор. Служба показалась ей чрезвычайно утомительной. У нее еще сильнее разболелась голова, мало того, она почувствовала приступ тошноты, чего с ней раньше не бывало. Александра всегда отличалась крепким здоровьем, даже простудой болела редко, а мигрени ее не мучили никогда. Но сейчас она вдруг сильно побледнела и пошатнулась. Стоявшая рядом Аннета посмотрела на нее озабоченно:
– Что с тобой, дорогая?
– Мне дурно…
Очнулась она снаружи, поддерживаемая чьими-то сильными руками.
– Осторожнее… Несите ее в покои…
– Что со мной? – шепнула Александра.
– Вы упали в обморок, мадам. К вам велено срочно позвать лекаря.
Она лежала на диване в одной из дальних комнат, когда появилась Аннета.
– Государь послал меня справиться о твоем здоровье, – взволнованно сказала гофмейстерина. – Он очень встревожен.
– Нет причины волноваться, мадам, – весело сказал осматривавший Александру придворный лекарь. – То, что случилось, положению графини вполне свойственно. Жара, духота, слишком уж много людей в храме, – и вот вам, пожалуйста! Обморок!
– Я больна? – испуганно спросила Александра. – Бога ради, скажите же чем?
– Вы не больны, графиня, вы беременны.
– Беременна?!
– Насколько я знаю, это ваша первая беременность, вот вы и разволновались. Срок еще очень маленький, но поверьте мне, мадам, на своем веку я повидал немало беременных женщин. Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы ждете ребенка.
– Боже… – от счастья она расплакалась.
– Слава Богу, – вслед за ней повторила и Аннета.
– Пожалуйста, – умоляюще посмотрела на нее Александра. – Пришлите мне мужа.
– Да, конечно.
Гофмейстерина тут же ушла.
«Вот все и решилось, – радостно подумала Александра. – Не будет никакой аудиенции у государя, кортеж уже прошел обратно в покои императрицы. Следовательно, не будет и свидания. Я беременна, и Николай Павлович немедленно утратит интерес ко мне. Бог все-таки есть, и он на моей стороне. По крайней мере, я получила отсрочку».
– Как вы себя чувствуете, графиня? – спросил лекарь, беря ее руку и считая пульс.
– Я счастлива, – она коротко вздохнула.
– Вам не следует находиться в толпе. Скажите об этом цесаревне, в свите которой вы состоите. Она женщина и она вас поймет. Я уверен, вас избавят от утомительных придворных обязанностей, пока вы не разрешитесь от бремени.
Александра не успела ответить, она увидела, как к ней торопится муж.
– Сашенька… Аннета мне сказала… Это такое счастье для меня!
Он трепетно, словно она была из хрупкого стекла, взял ее руку и поднес к своим губам. Александре было неловко оттого, что на них смотрят. Ей опять хотелось так много ему сказать, но здесь, во дворце, это было невозможно. Всякое проявление чувств, кроме преданности государю, здесь осуждалось. Поэтому она лишь сказала:
– Не надо пока никому говорить об этом. Срок еще очень маленький.
Но Александра Федоровна в тот же день узнала обо всем и с улыбкой поздравила графиню Ланину. Вслед за императрицей это сделала и цесаревна. Александре показалось, что обе они откровенно обрадовались, и вовсе не тому, что у нее будет такой долгожданный ребенок. У нее появился повод не бывать при дворе так часто, а не видя ее, государь и цесаревич невольно обратят внимание на других дам, более сговорчивых и лояльных императрице.
Александра надеялась, что какое-то время ее маленькая тайна не выйдет из стен дворца и домашние не будут знать о ее беременности. Она хотела получить отсрочку тяжелого объяснения с Элен. Ведь родись у нее брат, графиня Безобразова потеряет всякое право на наследство отца, и ее дети тоже. Последствий Александра всерьез опасалась. Разумеется, Элен благородная женщина, врожденная аристократка, но в то же время она мать. И шансы ее самой во второй раз выйти замуж практически ничтожны, если у нее нет состояния или хотя бы видов на наследство.
И все-таки Александра была счастлива. Она станет матерью, после трех лет напрасных ожиданий, после того, как, казалось, всякая надежда уже была потеряна. Три года. Долгих три года. Теперь надо потерпеть каких-то восемь месяцев. Или даже чуть меньше.
«Господи, как долго!» – испугалась она. Ведь за это время столько еще может произойти!
Глава 7
Труднее всего оказалось скрыть тайну от Софи. Александра верно угадала: взамен своей дружбы Элен попросила ее присматривать за младшей сестрой. Большую часть времени, которое они проводили вдвоем, Софи клянчила деньги и должность для мужа.
– Сейчас я мало чем могу помочь тебе, – терпеливо объясняла сестре Александра. – Государь от меня отдалился, я уже не имею никакого влияния на него. Я даже для собственного мужа не могу попросить сейчас новый чин или орден.
– Почему же? – с любопытством глянула на нее Софи. – По-моему, ты хорошеешь день ото дня. Ты сейчас еще более красива, чем в тот день, когда я впервые увидела тебя после долгой разлуки.
Александра невольно смутилась. Беременность и в самом деле ее красила, на это недавно обратил внимание и цесаревич, посвященный в маленькую тайну графини Ланиной.
– Материнство вам необычайно к лицу, – глядя на нее с улыбкой, сказал он по-французски. – Вы радуете глаз своим присутствием при дворе, графиня. Не покидайте же нас так скоро.
Она была вынуждена пообещать его высочеству, что непременно будет на балу, который его отец даст в Зимнем дворце вскоре после светлого праздника Пасхи.
– Почему же ты вдруг разонравилась государю? – допытывалась Софи.
– У него… У него новая любовница, – нашлась она.
– Кто же это?
– Я не могу тебе сказать, это не моя тайна.
– Да кто же может с тобой соперничать? Ты просто не хочешь, – капризно сказала Софи. – Не хочешь попросить за моего мужа. Хоть как-то облегчить мое состояние. Ведь я так страдаю… Так мучаюсь… Я ведь ношу ребенка…
«Я тоже», – чуть не вырвалось у нее. Софи просто измучила ее своим нытьем и постоянным напоминанием о своей беременности, будто бы это был подвиг, на который только она одна и способна!
В другой раз Александра стала есть рыбу, которую специально попросила для нее приготовить. Ей вдруг захотелось чего-нибудь жирного, хотя едва принесли эту рыбу, от запаха сразу же стало мутить.
– Как, ты ешь рыбу? На Страстной неделе? – удивилась Софи. – У вас в семье что, не соблюдают пост? А вот Элен не только добрейшая, образованнейшая и великодушнейшая из женщин, она еще и набожна! И я считаю, что для дамы это одно из важнейших достоинств!