Но к тому времени ущерб уже был нанесен. Я не видел новых роликов, но те, что снял Скуайер, определенно выглядели немного странно. В них Маски говорил чрезвычайно медленно и представал человеком, который, судя по всему, полжизни боролся с каким-то ужасным дефектом речи, а в результате подсел на депрессанты или даже на герыч. В первый раз я услышал ролик Маски по радио, когда ехал из Ки-Бискейн через дамбу Рикенбакер, и, честно говоря, подумал, что это новая запись комического дуэта Чича и Чонга. Это был голос человека, который по пути в студию закинулся примерно 12 капсулами барбитурата, — очень забавная реклама.
Что бы ни показали предварительные выборы во Флориде, они продемонстрировали определенный перекос во влиянии медиа на политику. Несмотря на все, что случилось здесь с Линдси и Маски, очень скоро может оказаться правдой, что все, что вам нужно сделать, чтобы стать президентом США, — это «привлекательно» выглядеть на телеэкране и иметь достаточно денег, чтобы нанять специалиста по работе со СМИ. Только дурак будет оспаривать очевидное: если вы хотите продать себя нации телевизионных наркоманов, то, разумеется, вы не можете игнорировать посредника… Но голосование во Флориде, по крайней мере, напомнило многим людям о том, что посредник является лишь инструментом, а не волшебником. Другими словами, если вы хотите быть президентом США и вы признаны «привлекательным», то, отдавая свои денежки специалисту по работе со СМИ, вы все-таки должны подумать еще об одной вещи — нанимаете вы стоящего специалиста или растяпу… И определенно вам лучше не принимать барбитураты, если вы собираетесь в студию.
Позже в марте
В понедельник утром, за день до предварительных выборов во Флориде, я прилетел в Майами с Фрэнком Манкевичем, который руководил кампанией Макговерна.
Мы приземлились на взлетно-посадочной полосе на скорости чуть больше 300 км/ч при сильном боковом ветре, подпрыгивая сначала на левом колесе, а затем — около сотни метров — на правом, но в конце концов после долгой тряски подрулили к главному терминалу международного аэропорта Майами.
Ничего серьезного. Правда, моя «Кровавая Мэри» расплескалась по всему понедельничному номеру Washington Post, который лежал на подлокотнике. Я решил сделать вид, что не заметил этого, и посмотрел на Манкевича, сидящего рядом со мной, но он все еще мирно похрапывал. Я пихнул его в бок. «Приехали, — сказал я. — Да здравствует хорошая жизнь! Какое у нас расписание?»
Тут он окончательно проснулся и взглянул на часы. «Я должен выступить где-то с речью, — сказал он. — Еще я должен встретиться с Ширли Маклейн. Где телефон? Мне надо сделать несколько звонков».
Вскоре мы уже шагали по коридору в сторону большого кругового транспортера, чтобы забрать свой багаж. Правда, у Манкевича багажа не было: он уже научился путешествовать налегке. Вся его кладь состояла из одной небольшой холщовой сумки, которая выглядела как увеличенного размера набор для бритья.
Мой собственный джентльменский набор — две огромные кожаные сумки и телефакс Xerox, упакованный в стекловолокно чемоданчика «Самсонит», — должен был вот-вот выехать на ленту транспортера. Я, как правило, езжу груженый, но не по какой-то уважительной причине, а просто потому, что так и не познал секреты мастерства.
— Меня ожидает автомобиль, — сказал я. — Прекрасный бронзово-золотистый кабриолет. Тебя подвезти?
— Пожалуй, — сказал он. — Но сначала мне надо сделать несколько звонков. Ты иди вперед, получай свой автомобиль и весь этот чертов багаж, а потом встретимся у главного входа.
Я кивнул и поспешил к стойке проката автомобилей. Она была метрах в 40 от телефона-автомата, у которого Манкевич уже приступил к звонкам с пригоршней десятицентовиков и маленьким блокнотом в руке. Он успел переговорить по крайней мере с шестью людьми и сделал записей на целую страницу, прежде чем прибыли мои сумки… А к тому времени, как я начал спорить с женщиной из проката автомобилей, по лицу Манкевича уже было видно, что у него все под контролем.
Я был впечатлен этим шоу эффективности. Передо мной стоял главный организатор, главный стратег и главный мозговой центр кампании Макговерна в одном лице — невысокий, помятый маленький человечек, похожий на оставшегося без работы торговца подержанными автомобилями, и именно он координировал все действия Макговерна на предварительных выборах во Флориде из телефона-автомата в аэропорту Майами.
Манкевич, 47-летний адвокат из Лос-Анджелеса, возглавлял Корпус мира, прежде чем стать пресс-секретарем Бобби Кеннеди в 1968 году, а затем занимал разные должности, пока в прошлом году не началась кампания Макговерна. Некоторое время он был пресс-секретарем, затем его называли руководителем кампании, но теперь он, кажется, предпочитает титул директора. Но название едва ли имеет значение, потому что на самом деле он стал альтер эго Джорджа Макговерна. Есть люди, которые предпочитают говорить, и они становятся фронтменами. А Фрэнк Манкевич стал для Макговерна тем же, чем Джон Митчелл для Никсона, — человеком, который стоит за спиной, его тенью.
За две недели до голосования в Нью-Гэмпшире Манкевич рассказывал своим друзьям, что ожидает от Макговерна 38 процентов голосов. Это было задолго до печально известной «сцены провала» Эда Маски на платформе грузовика напротив Манчестерского профсоюзного центра.
Когда Фрэнк высказал это своим друзьям из вашингтонского журналистского истеблишмента, они решили, что он просто делает свою работу — пытается одурачить прессу, надеясь в последнюю минуту вызвать всплеск интереса к Макговерну, единственному кандидату в предвыборной гонке–72, который может рассчитывать на поддержку бывших сторонников Кеннеди.
Кроме того, до начала работы на Макговерна Манкевич был политическим обозревателем Washington Post, и его бывшие коллеги не хотели дискредитировать его, публикуя глупости, которые он говорит. Журналисты, как и богачи, имеют обыкновение защищать людей своего круга и даже тех, кто уходит из него, ввязываясь в безнадежные предприятия.
Таким образом утром 8 марта, когда окончательный подсчет голосов в Нью-Гэмпшире показал, что Макговерн набрал 37,5 процента, а «фаворит» Эд Маски — только 46 процентов, Фрэнк Манкевич был моментально возведен в ранг «светила».
Нью-Гэмпшир в 1972-м тряхнул Маски так же жестоко, как в 1968-м прокатил Линдона Джонсона. Маски проклял прессу и поспешил вниз, во Флориду, правда, еще выступая как чемпион и напоминая всем и каждому, что он в конце-то концов победил в Нью-Гэмпшире.
До боли напоминает Линдона Джонсона — тот побил Маккарти почти на 20 пунктов, а затем, четыре недели спустя, в штате Висконсин покинул гонку накануне следующих предварительных выборов.
Но у Маски была всего одна неделя до Флориды, и ему уже ничего не оставалось, кроме как решиться на то, что его сотрудники назвали «блицкригом последней минуты». Он ломанулся на улицы, пожимая всем руки и наводняя штат значками, флайерами и листовками с призывами: «Доверяйте Маски», «Верьте Маски» и «Маски говорит по делу»…
Когда Большой Эд прибыл во Флориду, он выглядел и вел себя, как надломленный человек. Наблюдая за ним, я вспомнил выражение обреченности на лице Флойда Паттерсона, когда он проходил взвешивание для своего повторного матча за звание чемпиона с Сонни Листоном в Лас-Вегасе. Паттерсон был настолько явно сломлен, что я не смог поднять ставку на него — при любых раскладах — среди сотни или около того ветеранов спортивной журналистики, сидевших на местах вокруг ринга в вечер боя.
Я сидел рядом с Роки Марчиано в первом ряду и как раз перед началом боя купил два высоких бумажных стакана пива, потому что не хотел толкаться в очереди, когда начнется бой.
«Два?» — спросил Марчиано с усмешкой.
Я пожал плечами и успел быстро выпить первый стакан, пока Флойд вышел из своего угла и обратился в воск при первом же ударе Листона. До конца первого раунда еще оставалась минута, Листон снова начал колотить его, и Паттерсон рухнул на пол под счет рефери. Бой закончился, прежде чем я начал второй стакан.
Маски проделал во Флориде тот же самый путь, как и предсказывал Манкевич 48 часами ранее в гостиной своего пригородного дома в Вашингтоне. «С Маски уже покончено, — сказал он тогда. — У него нет базы. Никто на самом деле не выступает за Маски. Они просто поддерживают фаворита — человека, который утверждает, что он единственный, кто может побить Никсона, но даже сам Маски больше не верит в это. Он не сумел получить большинство голосов демократов даже в Нью-Гэмпшире, на его собственной территории».
На следующее утро, на борту самолета, летящего из Вашингтона в Майами, я попытался добиться от Манкевича еще каких-нибудь прозрений, предложив поставить 100 долларов на то, что Маски не придет даже вторым. Я видел его на третьем месте — чуть-чуть впереди Джексона, затем Уоллес, Хьюб и Линдси, обошедший Макговерна с 11 процентами против девяти. (Этот прогноз был сделан прежде, чем я увидел финальные убогие выступления Макговерна и Линдси в понедельник вечером. Макговерн выступал в Университете Майами, а Линдси с Чарльзом Эверсом — в церкви для черных в северном Майами. Ближе к ночи в понедельник, за семь часов до открытия избирательных участков, я уже считал, что они оба могут финишировать за Ширли Чисхолм… И почти так и произошло: Линдси получил что-то около 7 процентов голосов, Макговерн — примерно 6 процентов, а Чисхолм — 4 процента, в то время как Джордж Уоллес отправился домой с 42 процентами, а следом с большим отрывом шли Хамфри с его 18,5 процента, Джексон с 12,5 процента и… Маски с 9 процентами.)
Когда завтра вы пойдете голосовать, помните, что весь этот день глаза Америки будут устремлены на вас. Америка смотрит на вас, и она не отведет своего взгляда.
Сенатор Джордж Макговерн на митинге в Университете Майами вечером накануне предварительных выборов во ФлоридеВашу мать!.. Cнаружи идет невероятный ливень: он обрушился внезапно и залил все вокруг. Капли дождя молотят по бетону в моем внутреннем дворике примерно в десяти метрах от пишущей машинки. Потоки воды хлещут на поверхность бассейна с подсвеченной водой… Дождь заливает крыльцо и треплет в теплом ночном воздухе листья пальм.
Позади меня на кровати мой водонепроницаемый Sony вещает: «Сейчас в Майами 5:28…» И тут же раздается хриплый вопль Рода Стюарта: «Мама, неужели ты не признаешь своего сына?..»
За шумом дождя я слышу, как морские волны накатывают на песок. Все это будит во мне странные, обрывочные воспоминания…
«Мама, неужели ты не узнаешь меня сейчас?..»
Ветер, дождь, прибой. Пальмы, клонящиеся на ветру, жесткий фанк-блюз по радио, литровая бутылка виски на буфете… Какие-то шаги снаружи? Высокие каблуки цокают под дождем по мостовой?
Продолжай печатать… Но я не могу сосредоточиться на этом занятии. Я продолжаю ждать, что вот-вот за мой спиной зеркальная дверь распахнется настежь, и я повернусь и увижу Сэди Томпсон[46], стоящую позади меня, промокшую до нитки… Она улыбается, склоняется через мое плечо посмотреть, что я наваял за сегодняшнюю ночь… Затем тихо смеется, наклоняясь еще ниже… Мокрая грудь у моей шеи, аромат духов… И теперь по радио: «Дикие лошади… Мы оседлаем их в один прекрасный день…»
Прекрасно. Держись на этой волне. Не отступай. Сохраняй эту фантазию в своем воображении и старайся не замечать, что небо снаружи светлеет. Занимается рассвет, и через пять часов мне предстоит лететь в Масатлан ради одного обвиняемого в употреблении наркотиков, который скрывается от правосудия. Жизнь становится все сложнее. После Масатлана нужно быстро вернуться в Сан-Франциско и подготовить все, что я тут написал, к печати, а затем отправиться в Висконсин вести хронику следующего акта этой саги отстоя и предательств, называемой «предвыборной гонкой».
* * *Следующие предварительные выборы Демократической партии пройдут в Висконсине. В них примут участие шесть серьезных кандидатов, которые гоняют по штату на зафрахтованных самолетах и тратят по десять штук в день на возможность пудрить мозги местному населению. Скучные выступления на завтрак, еще более тоскливые речи на обед и чушь под соусом на ужин.
Доколе, о господи, доколе? Чем это закончится? Единственная потенциальная польза этой жалкой кампании может заключаться в том, что она приведет Демократическую партию к самоуничтожению.
Многие люди всерьез обеспокоены этой перспективой, но только не я. Я никогда не был слишком партийным человеком и, чем больше узнаю о реалиях национальной политики, тем больше убеждаюсь в том, что Демократическая партия — это атавизм, скорее препятствие, чем средство передвижения, и в американской политике ничего не изменится, пока с Демократической партией не будет покончено.
Это фальшивая альтернатива политике Никсона: банда дряхлых кровососов, таких как Джордж Мини, Хьюберт Хамфри, мэр Дейли, Скуп Джексон, Эд Маски, Фрэнк Риццо и суперкоп — мэр Филадельфии.
Джордж Макговерн тоже демократ, и я должен бы сочувствовать его одержимости, которая заставляет его думать, что он сумеет заставить это стадо продажных свиней обратиться к свету и сделать его своим лидером… Но, понаблюдав за выступлениями Макговерна на двух предварительных выборах, я пришел к выводу, что ему лучше остаться в сенате, где его болезненная искренность не только заслуживает более высокой оценки, но и гораздо более эффективна, чем тогда, когда он проводит общенациональную агитацию.
Его удивительная недавняя победа в Нью-Гэмпшире была не столько триумфом, сколько побочным результатом невероятного головотяпства Маски. Но при ближайшем рассмотрении он очень симпатичный и убедительный человек, что отличает его от Большого Эда, который на экране телевизора или на другом конце переполненного зала смотрится хорошо, но от которого отворачиваются почти все, кто имел несчастье пообщаться с ним ближе.
Другим ключевым фактором в Нью-Гэмпшире стало то, что Макговерну нужно было набрать всего 33,007 голосов, чтобы добиться психологической победы над конкурентами, и с его показателями в 37 процентов против 46 процентов Маски ему это удалось. А все благодаря тому, что в Нью-Гэмпшире Макговерн мог вести кампанию в формате городских встреч и личного общения, а именно так он выглядит наиболее убедительно. Но в крупных штатах — таких, как Калифорния, Пенсильвания, Иллинойс или даже Висконсин — это будет невозможно. (Один только Чикаго пошлет на съезд Демократической партии 80 делегатов против 20, отправленных в Нью-Гэмпшир… И во Флориде Макговерну удалось набрать более 75 000 голосов избирателей, но он финишировал только шестым с удручающими 6 процентами.)
Предварительные выборы в Нью-Гэмпшире — это, пожалуй, единственные важные национальные выборы, на которых такой кандидат, как Макговерн, может по-настоящему показать себя. Большие толпы не принимают, а отвергают его. И ему не хватает чувства драмы — умения выбрать время и создать оркестровку, которая и является главным секретом успеха в американской политике.
Фрэнк Манкевич, похоже, обладает им — и это помогает, но недостаточно. Если в политике складывается ситуация, когда невозможно ничего выиграть, если вы не в состоянии поднять тонус толпы, такой кандидат в президенты, как Макговерн, которому просто не хватает огня, оказывается в крайне невыгодном положении. Во время массового голосования нанесенный в нужный момент словесный контрудар или насмешка могут стоить четырех десятков тщательно выверенных аргументов в пользу своей позиции.
Главная проблема любой демократии заключается в том, что угодники толпы — это, как правило, безмозглые свиньи, которые могут выйти на сцену и воодушевить своих сторонников до оргиастического безумия, а затем вернуться в офис и продать каждого из бедных ублюдков с потрохами по пятаку за штуку. Вероятно, редчайшей формой жизни в американской политике является человек, который может настроить толпу в свою пользу и при этом по-прежнему держать голову высоко поднятой, если предположить, что он с самого начала так ее и держал.
И это опять возвращает нас к проблеме Макговерна. Он, наверное, самый честный крупный политик в Америке. Роберт Кеннеди за несколько лет до смерти назвал его «самым порядочным человеком в сенате». Но это не совсем то же самое, что быть самым лучшим кандидатом на пост президента Соединенных Штатов. Для этого Макговерну нужно было бы обладать по меньшей мере одной из темных извращенных черт Мика Джаггера…
Это не так много, и, возможно, этого никто не заметит на ланче в отеле «Кэпитол хилл» или в коридоре офисного здания сената, но этого совершенно достаточно, чтобы выскочить на сцену перед большой толпой и направить спектакль в нужное русло.
Это может подействовать. Наверное, секрет умения заводить толпу состоит в том, чтобы самому заряжаться от нее. На сегодня единственный кандидат на пост президента, который, кажется, понимает это, — Джордж Уоллес… И это, по крайней мере отчасти, объясняет, почему Бобби Кеннеди был единственным кандидатом, который смог отнять у Уоллеса голоса в 1968-м. Кеннеди, как и Уоллес, умел находить общий язык с людьми на каком-то интуитивном, инстинктивном уровне, который, вероятно, находится одновременно выше и ниже «рациональной политики».
У Макговерна, похоже, отсутствует этот инстинкт. Он не умеет подать себя, а его чувство юмора настолько сдержанно, что многие люди упорно называют его «засохшим».