Я удивился, как изменилось лицо моего современника. Перенос его тоже омолодил, и Виверра выглядел сейчас крепким двадцативосьмилетним парнем, но в этот момент его лицо постарело.
- Ты знаешь, Ворон, а ведь мы у них в долгу...
- У тех, кого убили там?
- Нет, у баб русских. Ты гляди, какая душа-то у хозяйки твоей. Только глянула - все поняла. А там ведь, в нашем мире, такие же бабы остались. Все поймут, все выдержат...
Я на Арену за свой грех пошел. Короче, по моей вине трое парней полегло, еще там в Легионе. Поленился. Не отработал как надо. Виноват я перед их женами и детьми. Вот и подписался.
Всегда ведь ходок был. Баба, так, для удовольствия и все. Обжегся как-то, ну и зарекся... А тут глянул на этих, вдов по моей вине, и поверишь - позавидовал. Мертвым позавидовал, Ворон. Любви их... А... - Виверра махнул рукой.
- Вроде и не пили еще, а уже такой базар.
- Ничего, Толик. Правильный базар. Нам с тобой либо разбегаться надо, либо не дичиться друг друга. Вот сейчас и решим, как быть. Наливай...
И был долгий ни на что не похожий ночной разговор, а скорее монолог, когда мужика вдруг прорывает и он открывает душу не в церкви, а просто другому мужику. Так бывает, поверьте. Женщины никогда не услышат таких горьких, тяжелых исповедальных слов.
Это может быть по-разному. Перед боем, когда ждешь сигнала к атаке, или во время встречи земляков в чужих землях. В купе поезда или у костра на рыбалке - по-всякому. Что своим и в жизни бы не поведал, как на духу выкладывалось чем-то глянувшемуся чужому человеку без жалости к себе.
А рассказывающий - словно в зеркало свою жизнь глядит-пересматривает. Говорит, говорит, говорит отрешенно так, собственною душою сканируя все свое прошлое. Правду. Злую, тяжелую, горькую, пробуя ее на вкус возможно и в первый раз без приправ самооправданий. Сам себя судит...
Мало кому доводится слышать эти исповеди. Редки они. Это надо, чтобы звезды так выпали, чтобы все совпало. И время, и место, и собеседник, и состояние души. Много чего. Тяжело их говорить, еще тяжелее слушать, понимая и принимая. Тут фальшь не проходит ни у говорившего ни у слушающего.
В общем, посидели... И в моей группе добавился еще один охотник. Человек уже однажды живший лишь для себя и спаливший свою жизнь в пепел без остатка, а теперь не желающий повторять это снова.
Я и секунды не колебался, прочувствовав надежность человека, сродни стальной надежности отточенного кинжала - последнего аргумента в бою. С ним я в разведку иду, и точка.
Утро встретил с тяжелой головой и мрачным взглядом Гаврилы, который держал кринку с капустным рассолом.
- Говорил, что крепка моя водка? А вы, почитай без закуски по полторы кружки уговорили (кружка 1/10 ведра, ведро=12л.). Это где ж так пьют безбожно? Поберег бы себя, только со смертью разминулся, все за голову хватаешься. Нельзя тебе так-то, Сергей Саныч. - Ворчливо завелся моя нянька. А после уважительно добавил.
- А аспид твой уже оклемался. Крепок казачина. Уже во дворе водой обливается - бесстыдник, да пляску пробует, на манер нашей скоморошей.
- Как он тебе, Гаврила?- Рассол начал действовать и я уже веселей глядел на мир.
- Вот что я тебе скажу, Сергей Саныч... - Гаврила был серьезен и даже несколько торжественен.
- Кричали вы тут уж больно ночью. Ты уж прости, но подслушал я... Боялся тебя с варнаком этим оставить, вот в сенцах и заночевал. Много чего услышал. Понял правда мало, но не о том речь... Вот перед образом говорю тебе, все что услыхал, во мне и помрет. Во имя Господа нашего... - После достал из-за ворота нательный крест и поцеловал его, скрепляя свое слово.
Хмель из меня выдуло в момент. Как же это мы...? А Гаврила между тем продолжил.
- В плохом месте довелось вам быть. Как Анатолий тот говорил, у меня волос на затылке дыбом встал. Нешто можно людей на потеху резать? Что за земли-то такие - антихристовы вам пройти довелось? Как не сломались? Как нечистому душ своих не отдали? Только Божьим соизволением это объяснить и можно. Нешто. Теперь-то родная земля вас отогреет-исцелит. Эх-ма...
Гаврила, Гаврила, что ты там себе в голове нарисовал? Вот так и жили. Как все живут. Ну, малость больше досталось, но не многим круче, чем иным. Хуже бывало. У вас тут тоже не райские кущи, между прочим. Все - относительно, дорогой ты мой управляющий. Лучше не суши себе мозги да позабудь, считай что приснилось. Вот примерно в таком ключе и растолковал. Тот покивал, но при своем мнении остался.
Конечно, прокололся я. Но... Вот не жалею, ни грамма. Как говорит отец Андрей, все по воле Божьей, а ему, как священнику, виднее.
- А насчет варнака этого, - продолжил Гаврила, - так что ж... Годится. Суров казачина, да бит жизнью крепко, но стержень в нем без ржавчины. Он конечно человек сам по себе, но к тебе приветный. А как иначе, коли такое пекло вместях пройдено? Коли с нами пойдет, так сильней станем. Бате бы моему он глянулся, это я тебе точно говорю.
- Так и порешим. - Я закончил эту тему. - А вот и гость наш.
Толик выглядел славно. Свеж и подвижен, чернющий волос еще мокрый от колодезной воды, глаза с эдаким деловым прищуром.
- Ну что, командир? Когда в поход? Успеем слегка притереться? В группе это необходимость. Предлагаю всем сесть рядком, да поговорить ладком. Всем кто полезет... Ты как мыслишь, Гаврила, собираем экипаж машины боевой? - Тот кивнул согласно, хоть и не понял причем тут командир, экипаж и машина.
А я че, согласный конечно. Профессионалу надо доверять. Вот только с речью придется Толику поработать, услышит кто посторонний - не поймут-с. Во всех смыслах.
Сказано - сделано. После плотного завтрака в моей комнате собралось все товарищество. Я сидел во главе стола на табурете. По правую руку на лавке важно восседал Толик, рядом с ним - Гаврила. Напротив них расположились два Ивана - Перебыйнис и Грач, которых кликнул сынишка Фрола по моей просьбе.
Сам я в мундире и при шпаге, мои драгуны в повседневной, но добротной форме. Гаврила в своем любимом коричневом прикиде со шнурами, а Толик в казачьем чекмене.
Я несколько волновался. Надо было что-то придумать...
Виверра у нас кто? Офицер спецуры, элита армии, позже наемник, еще позже - гладиатор. Высокопрофессиональный убийца если перевести на человеческий язык. В конце двадцатого века человек-исключение. Сколько таких на десять тысяч мужиков, а? То-то, что единицы.
Свое отличие и некоторое превосходство над всеми остальными он ощущал всю свою взрослую жизнь. Следовательно, в любой команде он, вероятно, попытается взять лидерство - это уже на инстинкте.
Только в этой команде лидер уже есть. Вот и глянем, не ошибся ли я, подписывая в команду современника.
Представил всех друг другу.
М-да. Вчера удачное сравнение нашел, насчет волков, когда Гаврила с Толиком глазами бодались. Но тогда цветочки были, а вот сегодня ягодки. Земляничная поляна с клюквенным моховым полем в придачу. Если кто помнит скалу совета из книги Киплинга 'Маугли', то он имеет представление о ситуации. Мне осталось только воззвать:
- Внимательно глядите, о волки. Решай, Свободное Племя... - но я сказал несколько по-другому.
- Братцы, поскольку мы порешили вместе к черту в пасть лезть, то хочу предложить в наш отряд еще одного человека. Хоть сам он долго на чужбине прожил, но воин - отменный. Только на родную землю ступил так сразу и в бой влез, с врага оружие добыл, товарища защитил да ранен был. Турка бил в прошлом годе. Казачки его заприметили да к себе как равного приняли. Гож он им. Я бы хотел, чтоб и нам он ко двору пришелся...
Трое пар испытывающих глаз уставились в лицо Толика.
Да парень, ты конечно крут, этого у тебя не отнять, но и эти три мужика тебе в крутости не уступят. У них свои солдатские или клановые академии были, и свои войны они прошли в количестве более чем достаточном. Тут тебе не отдельная операция с парашютной доставкой и вертолетной эвакуацией, а многомесячная тягомотина компании, когда марши сменяются боями, где в рост на ядра, а бои - маршами с грязью и пылью. Все это в походных условиях, да на подножном корму. И так год за годом.
- Ты позволишь, ваше благородие? - Подчеркнуто уважительное обращение фельдфебеля ко мне.
- Без чинов, Иван Михайлович. Тут все бойцы, а не дети. Давай без политесов. Ты и по возрасту и по опыту у нас старший, тебе и слово. А я пока пойду, покурю. Вы промеж собой переговорите без офицерского пригляда. Думаю, всем на пользу будет. - И вышел на крыльцо. Как вам фокус? Дальнейший разговор я узнал позже от Толика. Своей спонтанной выходкой я его, да и остальных, здорово озадачил. Между тем, события в комнате продолжались уже без меня.
- А коли так... - Иван Михайлович поднялся с лавки. - Что ж, мил человек. Кажись перед обчеством. Коли тебя казачки приветили, то дело тебе знакомое. Считай мы и есть малый круг. Тут все друг другу в душу смотрители, как в миру нашими предками завещано.
- А коли так... - Иван Михайлович поднялся с лавки. - Что ж, мил человек. Кажись перед обчеством. Коли тебя казачки приветили, то дело тебе знакомое. Считай мы и есть малый круг. Тут все друг другу в душу смотрители, как в миру нашими предками завещано.
А чтоб тебе легче было, то и мы наперво перед тобой покажемся. Все ли согласны?
Тут Толик малость изумился, мягко говоря. С подобной солдатской демократией он в отличие от меня не сталкивался. Понимаю, у него не было такой насыщенной жизни в течение этих месяцев попаданства как у моего благородия. Сперва ранение, а потом жизнь в казачьей станице. А казак - он всегда казак, что в 1812, что в 1996 году. Его даже советская власть в корне изменить не смогла.
Ничего, Толик, у меня самого вначале глаза по семь копеек одной монетой были. Наши предки тебя еще удивят и не раз, уж поверь. А Иван Михайлович между тем продолжил.
- С себя зачну. Солдат я. Все, что солдату знать надобно - знаю, что солдату свойственно - все со мной. И грехи и добродетели. Сам служу и с других службу спрашиваю без пощады. Не так молод, как хотел бы, но, как известно, старый конь борозды не портит.
Друг мой не шибко разговорчив, так и за него скажу. Вместе мы много дорог прошли. Верен, да смел Иван Федорович, но и жесток порой боле меры. Особо крыс не любит. Коней при нем лучше не забижать. Не терпит он этого и очень больно не одобряет. Звезд не хватает, вперед не лезет, но коли мне спину прикрывает, я супротив любого врага пойду.
Гаврила Савельич сам за себя скажет, мыслю, а я только одно добавлю.
Сергей Александрович - у нас командир и по присяге, и по совести, и по чину. Коли с нами пойдешь, станет и твой тоже. По ухваткам видать, что ты из начальных людей, да в деле голова одна быть должна. Вот наше с Иваном Федоровичем солдатское слово.
Грач только кивнул.
- Я не солдат, - это уже поднялся Гаврила, - но за Сергей Санычем пойду. Обузой не стану. Хоть палить, хоть саблей, хоть ножом иль топором. Скрадываться могу. Лес знаю. Боем и кровью спытан. С тобой, Иван Михалыч, по хозяйственной части встречались, да только не всегда я в управляющих ходил. - Грач на последнюю фразу мрачно хмыкнул, Перебийнис остался невозмутим.
Настала очередь Виверры.
Да. Такого приема он не ожидал. Конечно, когда новый человек попадает в боевую группу, то его тем или иным способом проверяют да испытывают. Общепринятая практика. Это же 'представление обчеству' ему казалось странным. Вместе с тем почувствовал, что сейчас врать или недоговаривать нельзя. Люди с тобой идут на смерть, они вправе знать, на что рассчитывать и чего опасаться. Нет здесь толстых личных дел, по которым о тебе судят. Только твое слово.
- Что ж. - Виверра поднялся, как и прочие перед ним. - О себе скажу так. В иных землях я был специалистом по подобным делам, на которое мы сейчас пойдем. Водил людей. Что из начальных я, верно, ты подметил, Иван Михайлович. И опыта имеется много более чем у Горского. Скажу честно, мог и командиром идти. Но вы все лишь за ним пойдете, так ведь?
- Мы за Сергеем Александровичем, куда хош пойдем. - Фельдфебель был по-прежнему невозмутим.
- Он нами спытан, мы из одного солдатского котла хлебали. Порой как дитя малое, а порою как старец мудрый бывает, но к солдату с душой. И мы за него стеною станем. И еще удачлив он. Для командира свойство наипервейшее.
Ты, мил человек, в себе реши, с нами ли ты в артели, али сам по себе. Видать самому боле привычно. Одиночка ты.
Оно, конечно, и так можно. Ежели Сергей Лексаныч за тебя просит, знать имеет резоны. Опять же, дока ты в этих вылазках. То добре... Но скажу одно - миром оно всяко легче выходит. Мы тебя и таким и этаким примем. Только уж как надумаешь, то скажи. А ежели ты нас натаскать сможешь, чтоб лучше мы справились, так только спасибо скажем.
Потом вернулось мое благородие и фельдфебель, вытянувшись в струнку, попросил дать время до обеда по необходимости службы. Явно хотел слинять и оставить нас с Виверрой наедине. Что ж, я отпустил. Сел у окошка и выслушал пересказ беседы от современника.
Толик был озадачен. Общинный принцип, которым сейчас живет вся Россия, абсолютно чужд для человека-индивидуалиста конца двадцатого века. Миры разные. Даже проживая среди казаков, он не смог в полной мере этого ощутить. Станичники - достаточно вольные и самодостаточные люди. А тут? Все решает МiрЪ. Непривычно.
Но что самое странное и интересное, неожиданно даже для него самого, Толику подобное положение вещей понравилось. Оценил общинную поруку. Вот уж воистину - один за всех и все за одного.
После пересказа он примолк. А после рассмеялся.
- Все, Серега! Купили меня твои архаровцы с потрохами. Они как в моем детдоме друг за дружку держатся, а все вместе - за тебя. Дорогого стоит! Уж не подводи их. Ладно, записывай меня в свою команду без всяких скидок. А готовится с обеда начнем, времени уже в обрез. Тут час потерять - грех. Подготовка - это на мне. Согласен? - Протянул руку.
- Добро. Меня тоже гонять будешь? - Протягиваю в ответ свою раскрытую ладонь.
- А то! - Крепкое рукопожатие закрепляет наш договор.
Подготовка, ввиду недостатка времени, свелась к проверке способностей каждого участника отряда и слаженности народа именно как боевой группы. Организовал же этот процесс мой современник вполне профессионально.
Серьезно. У него вышло гораздо быстрей и качественней чем у меня определить кто на что способен, чего еще можно подтянуть и использовать, а чего категорически избегать.
Так, например, бегуны из нас вышли неважнецкие, зато ходоки отменные. Экс легионера приятно удивила способность к сорокаверстному пешему маршу в течение нескольких дней или к шестидесятиверстному за сутки, с выкладкой в сорок килограмм. А он думал - как? Тут суворовская школа еще не забыта.
Вот с пластунскими хитростями было похуже, хотя и не безнадежно.
Я в компании с двумя драгунами могли худо-бедно перемещаться ползком, маскироваться и затаиваться. На уровне 'Зарницы' или в лучшем случае, отличника курса молодого бойца погранвойск. Насчет себя мы не обольщались. Зато Гаврила и Толик оказались те еще 'ночные призраки'. В лесу просто растворялись, а бесшумно подобраться, казалось, могли к пасущемуся оленю. Тут, всяк всякого старался перещеголять, но у мужиков намечался явный паритет. Оба - асы.
Летающие железки в виде ножей и топоров лучше всего освоил Гаврила. Обошел Толика на полшага, на самую малость, но все-таки. Молодец скоморох.
Конниками неплохими оказались все, хотя Грач и Перебыйнис все же посильнее прочих. Толик конную науку осваивал у арабов, когда в середине семидесятых угодил на ближний восток в качестве советника. Владение саблями у него из арабской школы. Очень интересно, в какую глушь его закинул приказ руководства? Такое ведь только где-то у берберов в Сахаре можно освоить, на каком-нибудь затерянном оазисе.
В боевой свалке в замкнутом пространстве Виверра лидировал, безусловно. Два коротких клинка и скорость - убойное сочетание среди тесноты стен комнат и коридоров.
В рукопашке я оказался самым слабым. Увы. Мой бокс и самбо, которые старательно изучал в секциях, не катили против рукопашки спеца или скоморошьей пляски. А с драгунами - вообще конфуз.
Их Толик испытать взялся.
Ага. Испытал. Потом водой отливали. Они такого термина - рукопашный бой, не понимают в принципе. А вот в свалке кистенем, с которым не расстаются никогда, приголубить могут из любого положения. Особенно Грач. Виртуоз. Самородок народный. И надо было Толику его поддеть, вызывая на схватку.
Я-то думал, что гирька на шелковом шнуре, спрятанная в рукаве, давний пережиток. Так ведь нет. Кто ж от такой практичной вещи добровольно откажется. Таскали многие, но сильно втихаря. Начальство не одобряло и карало за подобные фокусы. Потихоньку и в меру сил изживали. Но пока это искусство еще не было забыто.
Где я оказался в числе сильнейших так это в преодолении стен и в работе с веревками. На случай если через стены придется лезть, мы продумали и такую экипировку, а мой навык горного и спелеологического опыта мог оказаться бесценным.
Три недели мы выкладывались на тренировках, а по вечерам запершись в кабинетике Черкасова прорабатывали варианты отходов. Фальшивые документы к началу мая нам были доставлены, одежка для смены образов и оружие нас должны были ждать в Герцогстве Варшавском. Честь и хвала людям князя Куракина. Подготовка с их стороны проведена блестяще.
Несколько переиграли легенду, и я стал богатым подданным саксонского короля Фридриха Августа I, а не австрийского императора Франца II. Так удобнее. В королевстве Саксония, в связи с вхождением в его состав новых земель, в том числе и Герцогства Варшавского, гораздо легче затеряться. Вот и путешествует небедный бездельник по своим делам в сопровождении целого штата слуг. Легенда вполне добротная.