Его прославляли и люди и боги,
Отшельник в лесу и властитель в чертоге.
Настойчивый, сдержанный, щедрый и скромный,
Являл он величье и разум огромный.
С желанием блага, с душою открытой,
Для Бхаратов был он надежной защитой.
Он жил, постоянно к добру тяготея.
Казалась белейшей из раковин шея,
Широкими были могучие плечи,
Как слон в пору течки, был яростным в сече.
Ничтожным считал он того, кто корыстен,
Добро почитал он превыше всех истин.
Ему среди воинов не было равных,-
Царю и вождю властелинов державных.
Из всех знатоков, мудрецов и ученых,
Он сведущим самым считался в законах.
К нему прибегали, желая охраны,
Цари, возглавлявшие многие страны.
При нем, восприняв благочестья условья,
Познали отраду четыре сословья:
Судьбы наивысшей был жрец удостоен,
Жрецу подчинялся с охотою воин,
Тому и другому служили умельцы,
И люди торговые, и земледельцы,
А им угождали покорные шудры,-
Таков был закон стародавний и мудрый.
В столице, в чарующем Хастинапуре,
Блистал государь, словно солнце в лазури.
Владел он, моленьем молясь неустанным,
Землей, опоясанною океаном.
Не ведая зла, небожителям равен,
Как месяц, был светел, правдив, добронравен.
Как Яма, бог смерти, с виновными гневен,
Он был, как земля, терпелив и душевен.
При нем не должны были в страхе таиться
От смерти напрасной ни вепрь и ни птица.
При нем не знавали убийств и насилий:
Животных лишь в жертву богам приносили.
Он правил, исполненный праведной власти,
Людьми, что отвергли желанья и страсти.
Он стал для несчастных и слабых оплотом,
Отцовскую жалость питая к сиротам,
Увидел он в щедрости — жизни основу,
И правду он сделал опорою слову.
Он, женскую ласку познав, веселился,
Но минули годы — он в лес удалился...
Таким же правдивым, познавшим законы,
Был сын его, юноша, Гангой рожденный.
Он Гангея имя носил в это время,
Бог васу, — людское украсил он племя,
Воитель, из лука стрелок наилучший,
Отвагой, душою и сутью могучий.
Однажды вдоль Ганги-реки за оленем
Охотясь в лесу, увидал с изумленьем
Шантану, что стала река маловодной.
Задумался праведник, царь благородный:
«Что сделалось ныне с великой рекою?»
И вот, озабоченный думой такою,
Заметил он: юноша, сильный, пригожий,
На Индру, Борителя Градов, похожий,
Великоблестящий, высокий и смелый,
Вонзает в речное течение стрелы.
Из стрел среди русла возникла запруда,-
Под силу ли смертным подобное чудо?
Не сразу Шантану, средь шума речного,
Узнал в этом юноше сына родного.
А тот на отца посмотрел, сильнозорок,
И создал волшебный, таинственный морок,
И скрылся, отца подчиняя дурману...
Очнувшись, тотчас заподозрил Шантану,
Что сына скрывает речная долина,
И Ганге сказал: «Приведи ко мне сына».
И женщиной Ганга предстала земною,
Явилась нарядно одетой женою,
Держащею сына за правую руку.
Шантану, так долго влачивший разлуку,
Не сразу признал ее в ярком уборе,
А Ганга промолвила с лаской во взоре:
Узнал ли ты нашего сына восьмого?
Веди его в дом и люби его снова!
Великий стрелок и воитель победы,
Он с помощью Васиштхи выучил веды,
Он сведущ в вождении войск, мощнорукий,
В священной науке и в царской науке.
На радость тебе родила я такого,-
Возьми же отважного сына восьмого!"
И с юношей, блеском затмившим денницу,
Отправился гордый Шантану в столицу.
Шантану женится на рыбачке Сатьявати
В столице, похожей на Индры обитель
На город, где жил Городов Сокрушитель,
Был счастлив Шантану, блюститель закона,
И сына нарек он наследником трона.
Царевич был вежлив, умен, образован,
Отвагой его был народ очарован.
Четыре прошло многорадостных года.
Царевич был счастьем отца и народа.
Однажды у влаги, под сенью древесной,
Шантану почувствовал запах чудесный.
Окинул он реку внимательным взглядом,-
Увидел красавицу с лодкою рядом.
Спросил: "Благовоиная, с прелестью кроткой,
О, кто ты и чья ты, представшая с лодкой?"
Сказала: "Я дочь рыбака. И удачу
Я в праведном вижу труде: я рыбачу.
Отец мой над всеми царит рыбаками,-
Едим, что добудем своими руками".
К прелестно душистой, к божественноликой
Внезапно охваченный страстью великой,-
Пришел он к царю рыбаков, восхищенный:
"Отдай мне, — сказал ему, — дочь свою в жены".
Глава рыбаков властелину державы
Сказал: "Есть обычай, священный и правый,-
Невестой становится дочь при рожденье.
Но выслушай волю мою и сужденье.
Коль дочь мою в жены ты просишь с любовью,
О царь, моему подчинись ты условью.
Условье приняв, удостоишь ты чести
Отца и подаришь блаженство невесте".
"Поведай условье, — воскликнул Шантану,-
И знай, что раздумывать долго не стану,
Отвечу я "да" или "нет" непреложно:
Нельзя — так не дам я, и дам, если можно!"
А тот: "Сын, рожденный рыбачкой-женою,
Да царствует после тебя над страною".
Шантану отверг рыбака притязанья,
Ушел, унося в своем сердце терзанья,
Сжигаемый страстью, вернулся, угрюмый...
Однажды к царю, погруженному в думы,
Приблизился Гангея с речью такою:
"Отец, почему ты подавлен тоскою?
Послушны тебе все владыки и страны,-
Какие же в сердце скрываешь ты раны?"
Шантану ответствовал мудрому сыну:
"Узнай моей скорби сокрытой причину.
Ты — отпрыск единственный Бхаратов славных,
Но смерть не щадит и вожатых державных.
Ты ста сыновей мне милей, но не скрою:
Умрешь ты, — наш род прекратится с тобою.
Нужна для продления рода царица,
Однако мне трудно вторично жениться.
Бездетен, — согласно уставам старинным,-
Отец, что владеет единственным сыном.
Огню возлиянье, труды богомолий –
Не стоят потомства шестнадцатой доли.
А ты, столь воинственный, смелый, горячий,-
В сражении смерть обретешь, не иначе!
Наш род от стрелы прекратится случайной,-
Теперь ты узнал о тоске моей тайной".
Поняв миродержца смятенье и горе,
Сын Ганги ушел и с тревогой во взоре
Советнику царскому задал вопросы,-
Поведал царевичу седоволосый:
"Шантану понравилась дочь рыболова,
Но слишком условие брака сурово".
Тогда к рыбаку, с благородною свитой,
Приехал царевич как сват именитый.
Рыбак, по обычаю, вышел навстречу,
Приветствовал свата почтительной речью:
"Хоть сын для отца — наилучший ходатай,
Невесту отцу с разумением сватай.
Почетно и лестно, скрывать я не стану,
Сродниться с блистательным родом Шантану.
Жених-миродержец — награда невесте,
И кто от подобной откажется чести?
Не станет наследником царским, однако,
Дитя, что родится от этого брака,-
Но сможет соперничать, властный, с тобою,
О, бык среди Бхаратов с гордой судьбою!
Ты даже и бога и демона вскоре
Осилишь, как слабых соперников, в споре!
Об этом подумай. Скажу тебе кратко:
Иного не вижу в тебе недостатка".
Радея о пользе отца ежечасно,
Ответствовал Гангея твердо и властно:
"Я слово даю безо лжи и коварства,
Что станет твой внук повелителем царства!"
Рыбак, добывая для внука державу,
Сказал: "Ты защитник Шантану по праву,
Я верю, что будешь ты верной защитой
И нашей Сатьявати, муж знаменитый.
Не жду от такого, как ты, вероломства,
Но я твоего опасаюсь потомства".
Услышав сомненье того рыболова,
Ответил царевич: "Узнай мое слово.
Клянусь я в присутствии царственной свиты,-
О царь рыбаков, эту клятву прими ты:
От царских отрекся я почестей громких.
Отвергнув престол, говорю о потомках:
Безбрачья обет возглашаю отныне.
Бездетный, — возжажду иной благостынн:
Познав целомудрия, свет вожделенный,
Войду я в миры, что вовеки нетленны!"
Глава рыбаков задрожал от восторга.
Глава рыбаков задрожал от восторга.
"Бери!" — он сказал без дальнейшего торга.
Тогда полубоги, богини и боги,
А также святые в небесном чертоге,
Цветы проливая в пространстве надзвездном,
Назвали царевича Бхишмою — Грозным.
Сказал он Сатьявати: "На колесницу
Взойди же, о мать, мы доедем в столицу".
Вот Бхишма, обет возгласивший суровый,
Приехал к Шантану с царицею новой.
Восславили Бхишму цари и владыки.
"Он — Грозный!" — хвалебные слышались клики.
Шантану сказал с ликованием: "Смело
Исполнил ты труднотворимое дело.
Дарую награду великому сыну:
Ты сам своей смерти назначишь годину!"
Бхишма похищает девушек
Шантану, покончив со свадебным пиром,
Жену свою принял с любовью и миром,
И вот принесла ему сына царица,-
Никто из людей не мечтал с ним сравниться,
Везде славословье Читрангаде пелось,-
За силу его, за великую смелость.
Затем родила она сына второго,
По имени Вичитравирья, — такого
Из лука стрелка, что склонились впервые
Пред ним, несравненным, мужи боевые.
Еще он и юношей не величался,
Когда многомудрый Шантану скончался,
И Бхишма, хоть был он и первенцем-сыном,
Читрангаду провозгласил властелином.
Гордился Читрангада мощью военной,
Он равных не видел себе во вселенной.
Богов и царей он преследовал жестко...
Однажды гандхарвов глава, его тезка,
С ним битву затеял, что длилась три года,
И не было битве конца и исхода.
Однако, средь копий дождя проливного,
Был витязь небесный сильнее земного,
И пал от меча в этой схватке кровавой
Читрангада, тигр, обладавший державой.
Исполнили люди обряд погребальный,
А Бхишма, блистательный, властный, печальный,
Поставил царем над державною ширью
Незрелого мальчика Вичитравирью.
Он в царской науке ребенка наставил,
Чтоб честно страной своих праотцев правил.
Был Бхишма защитником младшего брата,
И мальчик во всем ему следовал свято,
И Бхишма, с разумной Сатьявати вместе,
Царя наставлял ради славы и чести.
Приблизился к юности отрок созрелый.
Женить его Бхишма решил крепкотелый.
"Есть царь, — он услышал. — Каши. Пред царями
Он вправе гордиться тремя дочерями.
Теперь сваямвару в том царстве справляют:
Три девушки сами мужей выбирают".
Об этом в известность поставив царицу,
Взошел многодоблестный на колесницу
В доспехах военных, в блестящем уборе,-
И в город Варанаси прибыл он вскоре.
Съезжались туда женихи-государи:
Мужья избирались на той сваямваре.
Царей называл поименно глашатай,
А Бхишма, отвагой и силой богатый,
Ворвался в толпу на своей колеснице,
Похитил трех девушек в шумной столице
И голосом грома сказал властелинам:
"Напомнить хочу о законе старинном!
Одни дочерей предлагают с приданым
Достойным мужам, женихам долгожданным;
Другие же дочь свою выдать готовы,
Когда приведет им жених две коровы;
У третьих — жених по душе своей милой;
Невест добывают четвертые силой;
А пятые, воины, полные жара,
Считают, что лучше всего — сваямвара.
Средь прочих невест наивысшее место
Похищенная занимает невеста!
Насильно я трех похищаю царевен.
Хотите сраженья? Я грозен и гневен!"
Всем бросил он вызов и поднял десницу.
Трех дев усадил на свою колесницу.
Тогда, кулаками грозя, потрясая,
В неистовой ярости губы кусая,
Весь мир оглашая воинственным кличем,
Цари приказали своим колесничим,
Чтоб в дышло копей запрягли наилучших!
Помчались, подобные молниям в тучах,
Цари на своих боевых колесницах
За Бхишмой, похитившим дев смуглолицых.
И грянула битва на древних дорогах,
В той битве один воевал против многих.
Взлетали — за тысячей тысяча — стрелы,
Но Бхишма стоял невредимый и целый.
Тогда, будто на гору — ливень из тучи,
На Бхишму обрушился ливень летучий
Бесчисленных стрел, но и ливень смертельный
Рассек он, отвагой богат беспредельной.
Воителя нечеловеческой силе
Хваления даже враги возносили!
И в каждого по три стрелы он направил,
Царей-властелинов пронзил, обезглавил.
Врагов разгромив в небывалом сраженье,
Всесильный в своем боевом снаряженье,
Стремительный Бхишма, от вражеской мести,
Погнал колесницу с царевнами вместе.
Но шалвов правитель, возмездия ради,
Ударил его неожиданно сзади,-
Как слон, ударяющий бивнями сзади
Другого, что самку угнал в его стаде!
"Эй ты, женолюб! Острой сабли попробуй!" –
Возглавивший шалвов воскликнул со злобой,
И Бхишма, сражавшийся неукротимо,
От слов этих вспыхнул, как пламя без дыма.
Свою колесницу, снаружи спокоен,
К врагу повернул многодоблестный воин.
Цари увидали, что два полководца,
Что Шалва и Бхишма решили бороться.
Враги, как быки, постепенно сближаясь,
Ревели, как бы из-за самки сражаясь.
Вот Шалва, властитель и лучник умелый,
На Бхишму обрушил разящие стрелы.
Казалось, что Бхишмы повержена сила,-
И гордая радость царей охватила.
Владыки, что прибыли на сваямвару,
И Шалве хвалу вознесли и удару!
Внимая царям и враждебному стану,
Разгневался отпрыск Реки и Шантану.
"Направь колесницу, — велел он вознице,-
К царю, у которого стрелы в деснице.
Властителя шалвов, отвагой владея,
Убью, как Гаруда — свирепого змея".
Сын Ганги, сей праведник, ярость умножил
И Шалвы четверку коней уничтожил,-
Убил превосходных коней и возницу
И в бегство его обратил колесницу.
Но Шалву, красавицам внемля, простил он,
Властителя царства живым отпустил он.
И Шалва, что сильным считался по праву,
В унынье в свою воротился державу,
Разъехались также цари-государи,
Что ждали избранья на той сваямваре,
А Бхишма, сын Ганги, с добычей прекрасной
Отправился в Хастинапур многовластный.
Женитьба и смерть Вичитравирьи
Леса одолел он, хребты и ущелья,
Приехал с царевнами, полон веселья.
Как снох-дочерей, этот праведник строгий,
Как юных сестер, опекал их в дороге.
Он младшему брату, отвагой добытых,
Царевен привез, красотой знаменитых.
В неравных сраженьях подобный булату,
Он подвиг свершил, чтобы младшему брату
Достались прелестные, чистые жены,-
Закон соблюдал изучивший законы,
И стал он, заботясь о каждой невесте,
Ту свадьбу готовить с Сатьявати вместе.
Из трех наистаршая, Амба сказала:
"Знай: Шалву в мужья избрала я сначала,
Он тоже избрал меня, шалвов правитель,-
Сей выбор одобрил Каши, мой родитель.
К властителю шалвов душа моя склонна,-
Даруй же мне милость, блюститель закона!"
Той девушке, слово сказавшей в печали,
И брахманы и царедворцы внимали.
И после раздумий и долгой беседы
С мужами закона, познавшими веды,
Сын Ганги ей волю решил предоставить,
К владыке над шалвами Амбу отправить.
Но Амбике, Амбалике — нет возврата:
Да станут супругами младшего брата!
И Вичитравирья, стремившийся к счастью,
На жен посмотрел с вожделеньем и страстью:
Хорошего роста, и стройны, и смуглы,
С ногтями, что выпуклы, красны, округлы,
С глазами, подернутыми поволокой,
С широкими бедрами, с грудью высокой,
С кудрями, что, иссиня-черные, вились,-
Такими они перед мужем явились!
Пришелся им Вичитравирья по праву,
Они почитали его по уставу,
А он, что соперничал мощью с богами,
Своей красотою — с зарей над лугами,
Желанный, как сладостное сновиденье,-
Всех женщин манил, погружая в смятенье!
Он прожил семь весен, заботы не зная,-
Внезапно сухотка вошла в него злая,
Бессильными были врачи и лекарства,-
Как солнце, погас властелин государства.
Сочувствуя матери многострадальной,
Над Вичитравирьей обряд погребальный
Свершили жрецы и вожатые рати,