— Бедная женщина, — вздохнула Люба.
— Вот, и разговори ее.
— По-моему, ты узнал достаточно.
— Я не знаю, кто убил твоего мужа, — сердито сказал Стас. — И Михаила Стрельцова. Знаю только, что это звенья одной цепи.
— Но Сосновская этого знать не может, — тихо сказала Люба.
— Ты так думаешь?
— Стас, не темни.
— А я и не темню. Я сам не понимаю, каким боком здесь замешан покойный Василий Георгиевич.
— Он отец Михаила.
— Ну и что?
Люба вздохнула.
— Приехали! — весело сказал Стас. — Вот эта улица, вот этот дом! Вылезай, боевая подруга!
Люба не слишком обрадовалась только что пожалованному ей званию. Но, делать нечего. Пора заступать на боевое дежурство. Синеглазый нахал не отстанет.
— Прошу, — галантно сказал Стас, открывая перед ней дверь подъезда.
— Вы очень любезны, капитан.
Варвара Антоновна была дома одна. Выглядела она неважно. Длинное траурное платье с глухим воротом, заколотым старинной брошью из слоновой кости, ее старило. Волосы гладко зачесаны, на лице ни следа косметики. В квартире пахло нафталином и валериановыми каплями. Люба щурилась, пытаясь разглядеть окружающие ее предметы при скудном освещении…
— Вы? Снова? — увидев на пороге капитана Самохвалова, вдова повернулась к нему спиной и прошла вперед, в большую комнату, сжимая пальцами ворот платья, словно скалывавшей его броши было мало.
— Варвара Антоновна, я привез к вам врача, -сказал ей вслед Стас. — Вы не хотите с ним поговорить?
— Врача? Какого врача? Я здорова.
Она опустилась в одно из кресел: спина прямая, шея, словно железным обручем, сдавлена воротом платья, на котором замком висит старинная брошь. Люба вошла, и остановилась в растерянности. Что делать?
— Это Любовь Александровна Петрова. Психолог, — представил ее Стас.
— Вы сказали врач. Василий тоже был врачом. Хирургом. Я не понимаю, за что? За что?
Варвара Антоновна принялась рыдать, а Стас беспомощно посмотрел на Любу. Она присела на один из стульев и тихо сказала:
— Варвара Антоновна, вы меня слышите? Давайте успокоимся. — Придвинув стул поближе к вдове, спросила: — Скажите, какие вы пьете лекарства?
Сосновская перестала рыдать, посмотрела на журнальный столик, на котором в беспорядке стояли пузырьки и валялись таблетки, в упаковках и без. Люба взяла одну из упаковок, глянула на название лекарства:
— С врачом советовались?
— Да.
— Какие у вас симптомы? Бессонница, подавленное состояние?
Немного оживившись, Сосновская начала описывать мучающие ее боли. Голова, сердце, а, главное, душа. Говорила она долго, Стас даже зевнул тайком. Люба же понимала: главное установить с женщиной контакт.
— Я сама по образованию врач, — добавила под конец Варвара Антоновна. — Я, ведь все знаю про лекарства. И недостатка в них нет.
— Очень хорошо, — спокойно сказала Люба.
— Вы работает в милиции? С ним? — Сосновская кивнула на Стаса.
— Что? В милиции? Нет, конечно! Мы просто хорошие знакомые.
— Но почему милиция? Что-то с Антошей?
В голосе Варвары Антоновны снова послышались слезы.
— Нет-нет, с чего вы взяли? — Люба догадалась, что речь идет о ее сыне.
— Ну, как же? Ведь с ним что-то происходит?
— Варвара Антоновна, а давно все это началось?
— Что началось? — испуганно спросила она.
— Проблемы с вашими детьми?
— С чего вы взяли? У моих детей нет никаких проблем! — неожиданно резко сказала она. -У нас все по-прежнему хорошо!
— Как же? — спросил Стас. — Но ведь ваша дочь…
— Нет, нет, нет! — замахала руками Варвара Антоновна. — Я не хочу об этом говорить!
— А скажите, Варвара Антоновна, ваши мужчины не ездили, к примеру, на охоту? — вдруг спросил Стас. Люба с удивлением уставилась на него.
— Какая охота? Почему охота? — Варвара Антоновна наморщила лоб. — Мы ходили в театры, на концерты. Василий любил симфоническую музыку. Он и сам великолепно музицировал. Но, охота? Почему вдруг охота?
— Что, и оружия в доме не было? А на даче?
— Извините, я не знаю.
— Что, у мужа были от вас секреты?
— Стас! — предостерегающе сказала Люба.
— Иногда… — прошептала Варвара Антоновна. — Иногда мне казалось вдруг, что он меня не любит… Я не знаю, почему… Что его сердце отдано другой женщине. Какой? Ведь никого не было! Я бы заметила, если б было! И ведь она не могла быть ему таким чутким, нежным другом, как я. Ведь это прекрасные отношения? Ведь так?
— Ну, разумеется, прекрасные — кивнула головой Люба.
— А семейный бюджет был под вашим контролем? — поинтересовался Стас.
— Что? Деньги? — Варвара Антоновна, кажется, очень удивилась. — Мы никогда не заостряли на этом внимание.
— Значит, вы не знали, сколько муж зарабатывает денег, сколько оставляет себе, сколько из этого тратит, на что тратит?
— Деньги всегда лежали в буфете, на кухне. Между собой мы называли его «шкапчик». Был еще и банковский счет, на черный день.
— Со счета много денег сняли? — деловито спросил Стас.
— Сняли? Когда сняли? — растерялась Варвара Антоновна.
— Незадолго до смерти вашего мужа.
— Да, на Васины похороны я что-то снимала. Он же денег не трогал.
— А большая сумма лежала в буфете? То есть, в «шкапчике»?
— Не знаю, — пожала плечами Варвара Антоновна. — Я просто брала, сколько мне нужно, и тратила. Мои родители давали мне на руки значительные суммы, поэтому иногда мне и не требовалось туда заглядывать.
— А ваши родители, что, богатые люди?
— Папа — почетный академик, — с гордостью сказала Варвара Антоновна. — А мама пишет статьи о своих знаменитых предках. Их охотно покупают солидные журналы. К тому же, у нас замечательная коллекция картин и антиквариата. Кое-что папа обменивает или продает.
— Короче, в средствах вы не нуждаетесь и никогда не нуждались. Извините за нескромность, а нельзя ли заглянуть в ваш, так называемый, «шкапчик»?
— Но разве вы имеете на это право? Я вообще не понимаю причину вашего интереса к доходам моей семьи.
— Вы знаете, что у вашего мужа был внебрачный сын? — ляпнул Стас.
— Что-о?!!
Люба тут же поднялась со словами:
— Варвара Антоновна, пойдемте на кухню. Капитан Самохвалов беспокоится, что в квартиру проникли посторонние и украли у вас деньги.
«Что ты несешь?» — уставился на нее Стас, зато Сосновская рассеянно сказала «да, да» и тоже поднялась.
Она первая вошла на кухню и распахнула дверцы старинного буфета.
— Вот здесь, на полочке.
Стас сунул туда свой нос, и удивленно сказал:
— Но здесь же почти ничего нет!
В неиссякаемом «шкапчике» лежало две пятьсотрублевых купюры и какая-то мелочь. Варвара Антоновна заглянула на полочку и взялась за сердце:
— Ах, Антоша, Антоша! Сначала Сашенька, потом ты! За что?
Минут десять Люба пыталась ее успокоить. Потом Сосновская вдруг вцепилась в капитана Самохвалова:
— Вы из милиции? Помогите мне! Я чувствую, что на него кто-то оказывает дурное влияние! Он был таким хорошим мальчиком! Помогите.
— А что, собственно, случилось?
— Дело в том, что… Дело в том, что полгода назад из «шкапчика» стали исчезать деньги, -сказала наконец Варвара Антоновна. — У Сашеньки появился мальчик. Я понимаю, что ей уже шестнадцать, и ничего ненормального в этом нет, но… Он был намного старше ее, кажется, студент. И я поначалу не придала значения… Прошел буквально месяц, и из дома стали исчезать деньги. Я, конечно, никогда их не пересчитываю, но… на глаз было видно, что их становится меньше. Я ничего не сказала Василию, он последнее время выглядел уставшим. Я видела, что у мужа проблемы. Пыталась поговорить с Сашенькой, но она стала такой резкой! Слишком уж самостоятельной. Начала мне грубить. Я подумала: переходный возраст, пройдет. Но у нее вдруг стал такой странный взгляд… Пустой. И глаза… Они как-то странно блестели. Я все-таки врач. В общем… — Она тяжело вздохнула. — Мне удалось уговорить ее посетитъ врача. Нашего хорошего знакомого. Конфиденциально. Анализы показали, что она употребляет наркотики. Я сказала Васе, что у девочки невроз. Обычные проблемы подросткового периода. И ей надо несколько месяцев побыть в хорошей клинике. Сашенька отправилась туда, но деньги из «шкапчика» исчезать не перестали.
— Быть может, их брал ваш муж? — осторожно спросил Стас.
— В быту Василий был аскетом, — сухо сказала Варвара Антоновна. — Зачем ему брать деньги? Его устраивала моя кулинария и вещи, которые я ему покупала. И я даже мысли не допускаю, что у него могла быть другая женщина.
— Почему?
— Она была когда-то, — Варвара Антоновна всхлипнула. — Еще до меня. Но Вася всегда говорил, что к прошлому возврата нет. Он виноват, и прощения ему не будет. Не понимаю, что это за страшная вина? — Она беспомощно посмотрела на Любу, но та молчала.
— Почему?
— Она была когда-то, — Варвара Антоновна всхлипнула. — Еще до меня. Но Вася всегда говорил, что к прошлому возврата нет. Он виноват, и прощения ему не будет. Не понимаю, что это за страшная вина? — Она беспомощно посмотрела на Любу, но та молчала.
— Про деньги, — напомнил Стас.
— Ах, да. Антоша. Его так назвали в честь знаменитого деда. Хороший мальчик, замечательный! Он пошел по стопам отца и деда. В Первый медицинский. Все были просто счастливы. Не понимаю, что могло случиться? Какая-то девушка, которую он боготворил. Я думала, что эти деньги он тратит на нее, и была спокойна. Дети выросли, влюбились. Я думала, что это так естественно!
Она вдруг замолчала.
— Расскажите, как он умер, — попросил Стас. Наш муж. Если вам, конечно, не трудно.
— Как умер? Один. Я в тот вечер уехала к маме на дачу. Мне вдруг позвонили и сказали, что ей плохо. Голоса я не узнала, но мне было и не до этого. Дело в том, что мама уезжает за город рано, в начале апреля, едва сойдет снег. Ей шестьдесят шесть лет, но она энергичная женщина, продолжает работать. То есть, писать. Говорит, что на природе ей пишется легче и свободнее. А папа… Он вечно занят на симпозиумах, конференциях, коллоквиумах. Летает за границу, иногда и через океан. Все время кого-то консультирует. Неугомонный человек! Я потом только сообразила: почему позвонил чужой человек, ведь у нее же есть мобильный телефон? И все это оказалось ошибкой, представьте себе! Но когда мы получаем печальное известие, сначала включаются чувства, а потом разум. Я подумала, что она лежит больная, беспомощная и не может говорить. Я прилетела на дачу, чему мама очень удивилась. Она была абсолютно здорова! Я успокоилась, мы сели пить чай… А в это время Вася здесь умирал. Сердце прихватило. Он упал у себя в кабинете и до телефона дотянуться не смог. Антоша же, как назло ушел по делам.
— А у него разве было больное сердце? Я имею в виду вашего мужа?
— Иногда прихватывало. Но Вася говорил: ничего серьезного. Я подозреваю, что он перенес на ногах не один микроинфаркт. Он умер не сразу, — тихо сказала Варвара Антоновна. -Мучился несколько часов. Речь отнялась, ноги тоже. Лежал и не мог дотянуться до телефона. Антон говорит, что вернулся только под утро, когда отец уже…
Она замолчала, вытирая глаза платочком.
— Значит, дочь была в клинике, вы на даче, а сын ушел, — задумчиво сказал Стас. — Могли в дом прийти гости? А точнее, гость?
— Когда я приехала и узнала, что Вася умер… Разбираться, были у него в тот день гости, или никаких гостей не было… Извините…
— Вы говорите, что Антон пришел под утро?
— Да. Он вызвал «скорую» по телефону. Но было уже поздно.
— Значит, вы хотите, чтобы я поговорил с Антоном?
— С его окружением. Пусть оставят мальчика в покое.
— А как вы думаете, что это за люди?
— Я не знаю. Антон стал таким скрытным!
— Как, вы говорите, зовут его девушку?
— Я не вспомню теперь. Но у Антона в комнате есть фотография. Восхитительный снимок. Глядя на него, я отчего-то не волновалась за сына. Да вы сейчас и сами поймете.
Варвара Антоновна отсутствовала несколько минут. Она вернулась с фотографией, которую протянула Стасу. Самохвалов довольно долго ей любовался, а когда протянул Любе, она сказала:
— Я это уже видела.
Варвара Антоновна оживилась:
— Правда, чудесная девушка? Замечательная! Я думала, что таких теперь уже нет. Вы посмотрите на нее! Разве можно поверить, что эта тургеневская барышня способна на дурной поступок? Ведь это такая красота!
Точно такую же фотографию Павел Петрович Стрельцов постоянно носил с собой и всем показывал со словами: «Вы посмотрите на нее, посмотрите!»
— Ваш сын никогда не занимался лыжами? -спросила Люба Варвару Антоновну.
— Лыжами? — удивилась та. — Антоша, вообще-то спортом никогда не увлекался. Только автогонками. Формула-1. Вот. Даже я запомнила, — с гордостью сказала Варвара Антоновна. — У него в комнате фотографии знаменитых автогонщиков. Точнее, одного автогонщика, которого он боготворит.
— Шумахера что ли? — хмыкнул Стас.
— Почему Шумахера? Кажется, это Мики Хаккинен. Что его зовут Мики, это совершенно точно! А фамилию могу и путать. А имя — Мики.
— Мики, — тихо повторила Люба. — Но почему он не сказал мне правду?
— Кто не сказал? — спросил ее Стас.
— Варвара Антоновна очень устала, — вздохнула Люба. — Я думаю, сейчас ей надо полежать.
— Но вы поможете Антоше? Вы ведь, его не оставите?
— Что вы! — с энтузиазмом сказал Стас.
— Я вас еще навещу, — улыбнулась Люба. -Запишите на всякий случай номер моего телефона.
На этом они с вдовой распрощались. Итак, круг замкнулся. В квартире Сосновских обнаружилась фатография Полины Линевой-Стрельцовой.
3
— Ну, все. Домой, — сказал Стас, вставив ключ в замок зажигания.
Люба молчала. Она вдруг почувствовала, что домой ей не хочется. Ну, ни чуточки! Вечер такой тихий и теплый. Улицы полны народа, женщины нарядно одеты.
— Я правильно поняла, что ты хочешь поговорить с Антоном Сосновским? — спросила она.
— Да и Сашеньку не мешало бы навестить. Но это потом. Сейчас — ужинать и спать. Сыщики тоже люди.
— Что сказала твоя мама, узнав о предстоящем переезде?
— О каком переезде?
— Тебя в мою квартиру.
— Ах, это! Ничего.
— Ничего?
— Племяннику еще и полгода нет. Думаешь, ей до меня?
— А отец?
— У него дача. Поскольку мать на боевом посту. Нянькой.
— Не хочу домой, — вздохнула Люба. — Вечер какой замечательный! Пригласить тебя в ресторан?
— Ты сегодня богатая? — покосился на нее капитан Самохвалов.
— Проценты сегодня сняла. Людмиле на свадебное платье. Кое-что осталось.
— Вообще-то я устал.
— Я людей хочу, — стала настаивать Люба.
— Съесть что ли?
— Увидеть. Ты же не знаешь, как устают от одиночества!
— Куда мне! Я каждый день хожу на работу, где вижу столько людей, причем таких, что начинаю мечтать о необитаемом острове. Ладно, я готов пойти тебе навстречу. Мы все равно планировали вечеринку по случаю моего переезда к тебе. Но учти, я не любитель ресторанов. Бывшая жена была помешана на красивой жизни, и я ее возненавидел.
— Жену?
— Обеих. И ее, и красивую жизнь.
— С точки зрения психологии…
— Я сейчас тебя высажу.
— Ты, оказывается, жестокий.
— Я нормальный. Если же ты хочешь развлечений… Давай, расскажу, как зимой в засаде на кладбище сидел?
— Весело?
— Скучно. И холодно. Просто зверски холодно. И зверски скучно. А уж контингент! Я имею в виду покойников.
— Тормози, пока не передумал.
— Это уже ресторан?
— Во всяком случае, здесь едят — посмотри на вывеску.
— Ты никогда здесь раньше не бывала? Со своим мужем? — подозрительно спросил Стас. — Не хочу вечер воспоминаний.
— Не бывала. Олег тоже не был любителем ресторанов, — Люба усмехнулась.
Это не касается Алины Линевой. Она была уверена, что бывшие супруги неплохо развлекались, и уж конечно, с ней Олег ходил в рестораны.
— Странное совпадение, — сказал Стас.
— Ты о чем?
— Я-то здесь раньше бывал. С Эльвирой. Тогда в этом доме была знаменитейшая на всю Москву пиццерия. А сейчас, гляди — ресторан! Слушай, как-то не удобно со свиным рылом, да в калашный ряд. А?
У бывшей пиццерии в ряд стояли крутые иномарки: новенький, с иголочки «Пассат», глазастый «Мерседес», парочка «Тойот», джип с тонированными стеклами.
Швейцар, открывший перед ними дверь, посмотрел на парочку подозрительно. Но пропустил. Люба невольно одернула свитер. Она почувствовала, что Самохвалов начинает заводиться, и примирительно тронула его за локоть:
— Успокойся.
— С какой стати тебя на красивую жизнь потянуло? — буркнул он.
— А, знаешь, здесь не так уж плохо.
Она огляделась. Все лучшие столики были заняты. Подошедший метрдотель отвел их в дальний угол, к туалетам. Посмотрев в меню, Люба затосковала. А хватит ли денег?
— Может, уйдем? — с усмешкой спросил Стас.
— Нет, что ты! Я готова сделать заказ!
— Пиццу, — сказал он подошедшему официанту.
— Пиццу какую?
— Большую.
— С морепродуктами, — торопливо сказала Люба. — А еще спагетти с соусом «песто», куриный крем-суп, салат…
Еда оказалась вкусной, шампанское — ледяным. Люба старалась не обращать внимание на кислую физиономию своего спутника.
— Знаешь, я начинаю приходить в себя, — сказала она. — Вокруг люди. И я живу. Что было хорошего в моем прошлом? Как оказалось ничего! И я все время только училась, училась, училась… Потом работала, работала, работала… А потом Олег. Ему была нужна такая жена, как я. Выгодная. Которая зарабатывает деньги, ведет хозяйство, хоть и плохо, но зато не задает лишних вопросов. А ведь он мог убить Михаила Стрельцова, — неожиданно закончила свою мысль Люба. — Потому что в тот вечер он пришел со дня рождения дочери очень поздно. И он был мрачен. Я еще спросила: «Все было хорошо?» На что муж ответил: «Все странным образом устроилось. Как это оказывается просто: нет человека, нет проблемы. А я-то голову ломал, где взять денег». А потом Олег говорил, что за ним кто-то следит. Я думала, что Ромео. Но это мог быть и другой человек, которого Ромео тоже засек. И написал мне: «Ваш муж все равно человек конченый». Я теперь понимаю, что он имел в виду. Он догадывался, что готовится убийство. Но за что? Кто рассчитался с Олегом?