Однако более благоразумные начали наконец понимать, что это безрассудство не может продолжаться вечно. Богатые люди больше не покупали цветы, чтобы держать их у себя в саду, а делали это исключительно с целью их перепродажи с выгодой для себя. Было ясно, что в конце концов кто-то обязательно с треском разорится. По мере того, как уверенность в этом овладевала все большим количеством людей, цены падали и больше не поднимались. Доверию пришел конец, и торговцев охватила всеобщая паника. А договаривался с Б о покупке у последнего десяти «Сейнер Августов» по четыре тысячи флоринов каждый через шесть недель после подписания договора. Б был готов продать цветы в назначенный срок, но к тому времени цена падала до трехсот-четырехсот флоринов, и А отказывался либо выплачивать разницу, либо приобретать тюльпаны вообще. Сообщения о лицах, не выполняющих своих обязательств по договорам, появлялись день за днем во всех городах Голландии. Сотни тех, кто еще несколько месяцев тому назад начал сомневаться, что в стране есть такая вещь, как бедность, вдруг обнаружили, что являются обладателями нескольких луковиц, которые никто не хочет покупать, несмотря на то, что они хотят продать их за четверть цены, которую сами за них заплатили. Повсюду раздавались крики страдания, и каждый обвинял своего соседа.
Те немногие, кто ухитрился разбогатеть, утаивали свое богатство от сограждан и вкладывали его в английские или другие государственные ценные бумаги. Многие из тех, кто на непродолжительное время поднялся по социальной лестнице, теперь погрузились в прежнюю безвестность. Состоятельные купцы были доведены чуть ли не до нищеты, а столпы дворянства окончательно и бесповоротно разорились.
Когда первоначальное смятение несколько улеглось, владельцы тюльпанов провели в нескольких городах общественные собрания, чтобы выяснить, что следует предпринять для возрождения популярности этих цветов. Было решено отправить отовсюду делегатов в Амстердам для консультации с правительством на предмет отыскания способа исправления существующего зла. Правительство сначала отказалось вмешиваться, но посоветовало владельцам тюльпанов самим выработать какой-нибудь план. С этой целью провели несколько собраний, но было невозможно придумать какую бы то ни было меру, способную удовлетворить обманутых людей или возместить хотя бы малую часть причиненного им вреда. Все высказывали недовольство и осуждение, и все эти собрания проходили в высшей степени бурно. Однако в конце концов, после многочисленных перебранок и враждебных выпадов, собравшиеся в Амстердаме делегаты пришли к соглашению, согласно которому все договоры, заключенные в разгар мании, то есть до ноября 1636 г., объявлялись потерявшими законную силу, а в тех, что были заключены позднее, покупатели освобождались от своих обязательств после выплаты продавцам десяти процентов. Это решение не удовлетворило никого. Продавцы, у которых на руках были тюльпаны, были, разумеется, недовольны, а те, кто обязался их купить, считали, что с ними обошлись несправедливо. Тюльпаны, стоившие в свое время шесть тысяч флоринов, теперь продавались по пятьсот; таким образом, десять процентов составляли сумму, на сто флоринов большую действительной стоимости. Процессы по делам о нарушении контрактов грозили начаться во всех судах страны.
Этот вопрос был в конце концов передан на рассмотрение Совета по делам провинций в Гааге, и все с уверенностью ожидали, что мудрость этого органа подскажет какую-нибудь меру, способную переломить ситуацию к лучшему. Воцарилось напряженное ожидание его решения, но оно так и не последовало. Члены совета совещались неделю за неделей и наконец, после трехмесячных дебатов, объявили, что не могут принять окончательное решение, не имея достаточной информации. Тем не менее они порекомендовали всем продавцам до принятия советом окончательного решения предложить покупателям в присутствии свидетелей приобрести тюльпаны по ранее согласованной цене. Если последние откажутся это делать, тюльпаны можно будет продать с аукциона, а ответственность за разницу между фактической и оговоренной ценой ляжет при этом на покупателя. Эта рекомендация и стала планом, предложенным делегатами и оказавшимся абсолютно бесполезным. В Голландии не было суда, который мог бы заставить покупателей платить за тюльпаны. Вопрос был поднят в Амстердаме, но судьи единодушно отказались вмешиваться на том основании, что долги по спекулятивным договорам незаконны.
На этом все и кончилось. Правительство было не в силах найти панацею от беды. Тем, кто имел несчастье иметь запасы тюльпанов во время стремительного падения цен, оставалось по возможности философски переживать свое разорение; тем, кто извлек доходы, позволили их сохранить; но коммерция страны находилась в состоянии глубокого шока, от которого она оправилась лишь много лет спустя.
Примеру голландцев до некоторой степени последовали в Англии. В 1636 году тюльпаны открыто продавались на лондонской бирже, и маклеры лезли из кожи вон, чтобы взвинтить их цену до амстердамской. Маклеры Парижа также старались создать тюльпаноманию. В обоих городах они преуспели лишь частично. Несмотря на это, сила примера сделала эти цветы чрезвычайно популярными, и среди людей определенного класса тюльпаны с тех пор ценятся гораздо выше, нежели любые другие полевые цветы. Голландцы до сих пор хорошо известны своим пристрастием к ним и продолжают платить за них больше, чем любой другой народ. Если богатый англичанин хвастается своими чистокровными скаковыми лошадьми или старинными картинами, то состоятельный голландец точно так же превозносит свои тюльпаны.
Странно, но факт: в наши дни в Англии средний тюльпан стоит больше, чем дуб. Если бы удалось найти гага in terris[81] тюльпан, черный, как лебедь Ювенала, его цена равнялась бы дюжине акров хлеба на корню. В Шотландии к концу семнадцатого столетия самая высокая цена тюльпана, согласно приложению к третьему изданию «Британской энциклопедии», равнялась десяти гинеям. С тех пор, похоже, она снижалась до 1769 года, когда двумя самыми ценными сортами в Англии были «Дон Куэведо» и «Валентиньер», первый из которых стоил две, а второй две с половиной гинеи. Ниже эти цены, видимо, не опускались. В 1800 году единая цена одной луковицы равнялась пятнадцати гинеям. В 1835 г. луковица сорта «Мисс Фанни Кимбл» была продана с аукциона в Лондоне за семьдесят пять фунтов. Еще более удивительной была цена тюльпана, которым владел один садовод на Кингз-роуд, Челси: в его прейскурантах стояла сумма в двести гиней.
ЧАСТЬ 2 Алхимики и предсказатели
Алхимики
Mercury (loquitur). The mischief a secret any of them know, above the consuming of coals and drawing of usquebaugh! howsoever they may pretend, under the specious names of Geber, Arnold, Lulli, or bombast of Hohenheim, to commit miracles in art, and treason against nature! As if the title of philosopher, that creature of glory, were to be fetched out of a furnace! I am their crude and their sublimate, their precipitate and their unctions; their male and their female, sometimes their hermaphrodite — what they list to style me! They will calcine you a grave matron, as it might be a mother of the maids, and spring up a young virgin out of her ashes, as fresh as a phœnix; lay you an old courtier on the coals, like a sausage or a bloat-herring, and, after they have broiled him enough, blow a soul into him with a pair of bellows! See, they begin to muster again, and draw their forces out against me! The genius of the place defend me!
— Ben Jonson’s Masque: Mercury vindicated from the Alchymists. [82]Неудовлетворенность своей судьбой является, видимо, чертой характера людей во все времена и в любой обстановке. Тем не менее до сих пор она была не злом, как это можно предположить вначале, а великим двигателем цивилизации, и как ничто другое способствовала нашему выходу из животного состояния. Но то же самое недовольство, что было источником любого прогресса, породило немало глупостей и нелепостей, рассказ о которых и является целью настоящего повествования. Его предмет, кажущийся столь обширным, легко поддается сужению до пределов, в которых он будет всеобъемлющим, не нагоняя на читателя скуку, а его исследование станет поучительным и занятным одновременно.
Недовольство людей было вызвано тремя основными причинами, которые, побуждая нас искать средство избавления от неизбежного, заводили нас в лабиринт безумия и заблуждения. Это смерть, тяжелый труд и незнание будущего то, на что человек обречен с рождения, и к чему он выражает антипатию своей любовью к жизни, стремлением к богатству и страстным желанием проникнуть в тайны дней грядущих. Первая привела многих к мысли, что они смогут найти средство, позволяющее избежать смерти, или, не преуспев в этом, смогут продлить жизнь настолько, чтобы та исчислялась столетиями. Это послужило началом долгих и все еще не прекращенных поисков elixir vitae[83], или живой воды, в которых участвовали тысячи и в благополучный исход которых верили миллионы. Второе положило начало поискам философского камня, который должен был приносить его обладателю богатство, превращая любой металл в золото, третье породило лженауки: астрологию и гадание, а также их разновидности некромантию, хиромантию и ауспиции вместе со всеми сопутствующими им символами, приметами и предзнаменованиями.
Алхимики
Mercury (loquitur). The mischief a secret any of them know, above the consuming of coals and drawing of usquebaugh! howsoever they may pretend, under the specious names of Geber, Arnold, Lulli, or bombast of Hohenheim, to commit miracles in art, and treason against nature! As if the title of philosopher, that creature of glory, were to be fetched out of a furnace! I am their crude and their sublimate, their precipitate and their unctions; their male and their female, sometimes their hermaphrodite — what they list to style me! They will calcine you a grave matron, as it might be a mother of the maids, and spring up a young virgin out of her ashes, as fresh as a phœnix; lay you an old courtier on the coals, like a sausage or a bloat-herring, and, after they have broiled him enough, blow a soul into him with a pair of bellows! See, they begin to muster again, and draw their forces out against me! The genius of the place defend me!
— Ben Jonson’s Masque: Mercury vindicated from the Alchymists. [82]Неудовлетворенность своей судьбой является, видимо, чертой характера людей во все времена и в любой обстановке. Тем не менее до сих пор она была не злом, как это можно предположить вначале, а великим двигателем цивилизации, и как ничто другое способствовала нашему выходу из животного состояния. Но то же самое недовольство, что было источником любого прогресса, породило немало глупостей и нелепостей, рассказ о которых и является целью настоящего повествования. Его предмет, кажущийся столь обширным, легко поддается сужению до пределов, в которых он будет всеобъемлющим, не нагоняя на читателя скуку, а его исследование станет поучительным и занятным одновременно.
Недовольство людей было вызвано тремя основными причинами, которые, побуждая нас искать средство избавления от неизбежного, заводили нас в лабиринт безумия и заблуждения. Это смерть, тяжелый труд и незнание будущего то, на что человек обречен с рождения, и к чему он выражает антипатию своей любовью к жизни, стремлением к богатству и страстным желанием проникнуть в тайны дней грядущих. Первая привела многих к мысли, что они смогут найти средство, позволяющее избежать смерти, или, не преуспев в этом, смогут продлить жизнь настолько, чтобы та исчислялась столетиями. Это послужило началом долгих и все еще не прекращенных поисков elixir vitae[83], или живой воды, в которых участвовали тысячи и в благополучный исход которых верили миллионы. Второе положило начало поискам философского камня, который должен был приносить его обладателю богатство, превращая любой металл в золото, третье породило лженауки: астрологию и гадание, а также их разновидности некромантию, хиромантию и ауспиции вместе со всеми сопутствующими им символами, приметами и предзнаменованиями.
Прежде чем начать рассказ о заблуждавшихся философах или сознательно шедших на обман самозванцах, поощрявших доверчивость людей или злоупотреблявших ею, для упрощения и большей ясности повествования представляется целесообразным разделить их на три категории: в первую входят алхимики, или все, кто посвятил себя поискам философского камня и живой воды, во вторую астрологи, некроманты, колдуны, геоманты и прочие предсказатели будущего, а в третью торговцы магическими формулами, амулетами, приворотными зельями, универсальной панацеей, средствами от сглаза, составители симпатических порошков, гомеопаты, магнетизеры и вся пестрая компания знахарей, целителей, шарлатанов, а также «седьмые сыновья седьмого сына».
Читатель, однако, узнает, что многие из них сочетали в своей деятельности несколько, а то и все вышеупомянутые функции, что алхимик был одновременно предсказателем будущего, а некромант объявлял, что может исцелять от всех недугов прикосновениями или заклинаниями и творить всевозможные чудеса. Это весьма характерно для раннего европейского средневековья. Даже обратив внимание на более поздние времена, мы обнаружим исключительную разносторонность занятий этих людей. Алхимик редко ограничивался только своей лженаукой, а колдуны, некроманты и знахари-шарлатаны своими мнимыми искусствами. Некоторая путаница в категориях, начиная с алхимиков, неизбежна, но устранима по мере прочтения этой и последующих глав.
Давайте не будем, гордясь своими исключительными познаниями, с презрением отворачиваться от недомыслия наших предков. Изучение заблуждений, в которые впадали величайшие умы в поисках истины, всегда поучительно. Как человек, оглядывающийся на дни своего детства и юности, воскрешая в памяти странные понятия и ложные мнения, управлявшие в то время его поступками, может удивляться им, так и общество должно в назидание себе вспоминать взгляды и воззрения, которыми руководствовались люди минувших эпох. При этом человек мыслит поверхностно, презирая их и отказываясь даже слышать о них, просто потому что они абсурдны. Ни один человек не умен настолько, чтобы было нечего найти поучительного в своих прошлых ошибках, выражавшихся или в мыслях, или в поступках, и ни одно общество не является настолько передовым, чтобы не поддаваться усовершенствованию, глядя на свое былое безрассудство и легковерие. Такое исследование не только поучительно: тот, кто читает книги исключительно ради развлечения, не найдет в анналах памяти человечества главы более занимательной, чем эта. Она охватывает целую область вымысла необузданного, причудливого и удивительного, и огромное множество вещей, «которых нет и быть не может, но существование которых предполагают и в которые верят».
Свыше тысячи лет искусство алхимии пленяло многие замечательные умы, и в нее верили миллионы людей. Ее истоки затерялись во мраке веков. Одни ее приверженцы утверждают, что алхимия появилась в глубокой древности, на заре человечества, другие же считают, что она родилась не раньше времен Ноя. Винсент де Бове настаивает на том, что все, кто родился до всемирного потопа, должны были обладать познаниями в области алхимии, ссылаясь при этом на то, что, если бы Ной не знал elixir vitae, он не дожил бы до столь невероятного возраста и не породил бы более пятисот детей. Ленгле дю Френуа в своей «Истории герметической[84] философии» пишет: «Большинство из них ссылалось на то, что Шем[85], или Хем, сын Ноя, был адептом этого искусства, и считало весьма вероятным, что слова химия и алхимия произошли от его имени». Другие полагают, что это искусство произошло от египтян, среди которых его основоположником был Гермес Трисмегист. Моисей, которого считают первоклассным алхимиком, учился ему в Египте, но он не поделился знаниями с другими и не посвятил сынов Израилевых в его таинства. Все авторы алхимических трудов торжествующе ссылаются на историю золотого тельца из 32-й главы Исхода[86], чтобы доказать, что этот великий законодатель в совершенстве владел алхимическими приемами и мог по собственной прихоти создавать или уничтожать золото. Согласно этой истории, Моисей был так разгневан идолопоклонством израильтян, что «взял тельца, которого они сделали, и сжег его в огне, и стер в прах, и рассыпал по воде, и дал ее пить сынам Израилевым». Этого, как утверждают алхимики, он никогда не смог бы сделать, если бы не владел философским камнем; никакими иными средствами он не смог бы заставить золотой порошок держаться на поверхности воды. Но мы должны оставить сей трудный вопрос на рассмотрение знатоков алхимии, если таковые найдутся, и перейти к более современным периодам ее истории. Отец Мартини, иезуит, в своей книге «Historia Sinica» пишет, что китайцы занимались алхимией за две с половиной тысячи лет до рождения Христа, но его ничем не подкрепленное утверждение ничего не стоит. Тем не менее есть сведения о том, что люди, претендовавшие на владение искусством получения золота и серебра из других металлов, жили в Древнем Риме в первых веках христианской эры, и что они, будучи обнаруженными, подлежали наказанию как мошенники и самозванцы. В четвертом веке в Константинополе в превращение металлов верили все, и многие греческие священнослужители писали трактаты на эту тему. Их имена и обозрение их трудов приведены в третьем томе «Истории герметической философии» Ленгле дю Френуа. Они считали, что все металлы состоят из двух субстанций: металлической основы и красного горючего вещества, которое они называли серой. Чистое соединение этих субстанций образует золото, а другие металлы являются смесью золота с различными загрязняющими его ингредиентами. Искомый философский камень должен был растворять или уничтожать все эти ингредиенты, и с его помощью удалось бы превратить железо, свинец, медь и все остальные металлы в первоначальное золото. Многие ученые и способные люди тратили свое время, здоровье и энергию на эти напрасные поиски, нона протяжении нескольких столетий это не оказывало большого влияния на умы. История этого заблуждения имеет своего рода период затишья, закончившийся в восьмом веке, когда оно появилось среди арабов. Начиная с этого времени развитие алхимии прослеживается легче. Тогда же появился один выдающийся мастер алхимии, которого долго считали ее основоположником, и чье имя неразрывно связано с ней.