— Ява! Это ведь в Ост-Индии, верно? Как романтично! Пряности и люди в паланкинах! И слоны! Какое путешествие, сколько вы успели повидать! Леди Явы так прекрасны, как о них говорят?
— Несколько красоток было, если быть честным. Но не сравнить с теми, что в Галифаксе.
Адмирал был очень рад услышать о семидесятичетырёхпушечнике.
— Почему? Что с ним случилось?
— О, мы его потопили: один удачный выстрел способен сотворить чудо при таком волнении и ветре. Я говорю о ревущих сороковых, понимаете, да и чтобы добраться туда нужно пройти через много штормов. «Голландец» рыскнул и затонул через мгновенье после того как рухнула его фок-мачта. Однако относительно состояния «Леопарда»
радости адмирал не испытывал: пушки пришлось бросить за борт, да и льдина так повредила корпус, что корабль не мог выдержать веса металла – для военного судна это приговор быть разжалованным в транспорт. И всё же, это меня не беспокоило. Меня уже перевели на другое судно, фрегат под названием «Акаста», так что он отправил меня домой на «Ля-Флеш». Был просто чудесный переход...Мисс Смит издала резкий звук, вскрикнула и бросилась в его объятья. Тропинку осторожно пересекала жаба, на коже которой отражался свет из окон.
— Ох! Ох! – вскричала она, — Я почти до неё дотронулась!
Джек носком ботинка аккуратно помог жабе достичь травы, но сделал это несколько неуклюже из-за вцепившейся в него дамы. Мисс Смит призналась, что не выносит рептилий и пауков, они просто выводят её из себя. Затем она нервно рассмеялась и Джек вдруг подумал, что это обычная женщина, поэтому высказал идею, что им стоит присесть и перевести дух где-нибудь в уединении на аллеях. Но так случилось, что из-за победы, вина, хорошей еды, а возможно, и душной бальной залы, подобная идея пришла в голову такому количеству гостей, поэтому в саду не нашлось ни местечка. Дойдя до укромной беседки, они развернулись, не совершив никаких неблагоразумных поступков, впрочем, лишь до поры. Им пришлось довольствоваться скамьёй у солнечных часов. Обдуваемый тёплым ночным воздухом, наполненным ароматами зелени, лета и благоуханьем цветов, Джек бросил взгляд на «стража медведицы»[4], чтобы получить представление о времени.
Тот был блеклым в потоках налетающего с моря воздуха и лёгкого тумана.
— Осмелюсь предположить, что скоро польёт как из ведра, — заметил Джек.
Она же, как будто не заметив этого замечания, сказала:
— Вы говорили, что переход был чудесный.
— Именно так, день ото дня мы без всяких приключений отсчитывали по лагу не менее двух сотен миль, пока не обогнули Мыс и не пересекли линию тропиков. Затем случилась очень неприятная вещь. Корабль выгорел по самую ватерлинию, а после взорвался.
— О Господи, капитан Обри!
— Потом шлюпки разделились в темноте, а учитывая, что запаса провизии не было вовсе, наступило довольно грустное время, пока нас не подобрала «Ява», недалеко от берегов Бразилии. Но и тогда нашим бедам не настал конец, потому что несколькими днями позже «Ява» наткнулась на американский корабль «Конститьюшн», и как вы должно быть помните, янки разбили нас наголову.
— О, я прекрасно помню: люди просто рыдали, когда услышали эти новости. Но говорили, что бой был неравный, что «американец» вовсе не был фрегатом, имел больше орудий, или что-то в этом роде.
— Нет, это был фрегат без всяких сомнений, тяжёлый фрегат. И бой был честным, уверяю вас. «Американец» — крепкий орешек при любой стычке, а в том бою они управлялись с орудиями лучше, так что захватили нас.
— Но драгоценный величественный «Шэннон» взял реванш, — произнесла она, положив руку ему на колено.
— Именно так, — согласился Джек, удовлетворённо усмехнувшись. – Сейчас мне уже трудно вспомнить, в каком мы пребывали унынии. Что ж, едва бой закончился, американцы обращались с нами очень хорошо. Они обменяли большую часть команды«Явы» на военнопленных, а тех из нас, кому досталось, отправили в Бостон. Мэтьюрин любезно вызвался добровольцем чтобы присматривать за мной и другими пациентами.
— Вы были ранены? – вскричала она.
— О, всего лишь ружейной пулей в руку, — ответил Джек. – Но мне стало хуже, как это обычно бывает, и наверное я потерял её, если бы не доктор. Так мы оказались в Бостоне в качестве военнопленных. Наш обмен откладывали по разным причинам, и, посчитав ситуацию неприемлемой, мы с Мэтьюриным взяли шлюпку и вместе с Дианой Вильерс...
— Что, ради всего святого, она там делала?
— Она была в гостях ещё до того как началась война. Мы вышли в море навстречу «Шэннону», стоило тому показаться в гавани. Броук оказался настолько добр, что взял нас на борт и согласился доставить в Галифакс.
Обещанный дождь, тот самый, который предвещала жаба, начался весьма стремительно, и они бросились под крышу. Их появление осталось практически незамеченным: очередная пара, да и кроме того, перед ними вошла юная леди, вызвавшая гораздо большие пересуды. Её белое платье сзади было обильно испачкано мхом и покрыто зелёными пятнами от травы. Всё же вовсе невидимыми Смит и Обри не остались. Полковник Олдингтон бросил в их направлении обиженный сердитый взгляд. Когда Джек пил ромовый пунш чтобы согреться от сырости, мисс Смит на секунду отошла.
— Послушай, Джек, всё просто великолепно, но ты увёл мою пару. — сказал полковник.
— Я заметил, как ты её уводишь как раз когда собирался заявить о своих правах. Увидев вас, я был вынужден стоять там как дурак в течение целого танца и следующего. Так не делается, вовсе нет.
— Смелость города берёт, — ответил Джек, и довольный этой мыслью, начал напевать своим глубоким, удивительно мелодичным голосом:
Смелость одна,
Лишь смелость одна
Берёт города!
— Ха, ха, ха! Что скажешь, Том?
— Не знаю, что ты подразумеваешь под смелостью, — весьма раздражённо ответил полковник, — но если под этим ты понимаешь порядочность, то это твоё мнение, а не моё, вот всё, что я могу сказать. И даже больше: я услышал именно то, чего ожидал. Можно было бы порассуждать о репутации и посоветовать тебе не обжечься, но я не стану. Ещё мог бы посоветовать тебе поставить бокал и не пить больше – тебе уже хватит, но и этого я не стану делать. Ты всегда был своенравным.
Возвращение мисс Смит предупредило готовящийся Джеком резкий ответ: вновь зазвучала музыка и, снова увлекая её в танец, он подумал, что вино по-разному действует на людей – одни становятся мрачными и придирчивыми, другие вздорными илипечальными. На него же оно не производило особого эффекта, разве что заставляло быть ещё более человеколюбивым, а мир видеть ярче.
– Не думал, что может быть ещё веселее – сказал он, улыбаясь толпе, в которой, совершенно не осознавая своего конфуза, танцевала измазанная зелёным девушка, добавляя сборищу ещё больше радости.
— Как думаешь, Мэтьюрин, — сказала Диана в середине вечера, — Джек и мисс Смит не слишком выставляются напоказ? Они всё время танцуют в паре или прячутся по углам.
— Будем надеяться, что им это доставляет удовольствие, — ответил Стивен.
— Нет, ну правда, Стивен. Тебе, как другу, не пора ли намекнуть чем всё это чревато?
— Думаю, не стоит.
— А по-моему — самое время. Говорю тебе, эта женщина заставляет меня негодовать:
соблазнить беднягу Обри всё равно, что вытащить пенни из шляпы слепого – посмотри как сияет его физиономия и как он всхрапывает словно жеребец! Если бы на её месте была та зелёная дама, я бы молчала, но ведь это злодейка Аманда Смит...
— Злодейка, Вильерс?
— Конечно. Я познакомилась с ней в Индии, когда была ещё совсем юна. Она прибыла с рыболовным флотом, остановилась у своей тётушки, женщины с таким же длинным носом и такой же привычкой хватить через край. Вся компания приехала из Ратленда и они не привыкли к условностям: лошади медленны, а женщины скоры. Она там из кожи вон лезла, и здесь так же действует. Но армейские весьма осторожны, когда речь идёт о женитьбе, знаешь ли. Вовсе не так, как флотские. А сейчас её репутация – ну, не сильно лучше моей. Джеку и правда стоит поостеречься.
— Несомненно, эта особа кажется чрезмерно любезной. Но быть может виной всего лишь глупость, чрезмерный восторг?
— Не принимай всё на веру. Она может казаться истеричной, взбалмошной и неуравновешенной дурой, но когда речь идёт о корыстных целях, проявляет трезвый расчет. О нём ходит весьма широкая молва, моряки зовут его счастливчиком Джеком Обри. Говорю тебе, Стивен, только если не рухнет крыша, он закончит вечер в объятиях этой дамы. И тогда окажется в очень неприятном положении. Не стоит ли тебе ему об этом намекнуть?
— Нет, мэм.
— Нет. Что ж, возможно. Ты явно не сторож брату своему. Да и осмелюсь предположить, толку все равно было бы мало.
— Скажи мне, дорогая, — ответил Стивен, — что именно тебя беспокоит?
— Несомненно, эта особа кажется чрезмерно любезной. Но быть может виной всего лишь глупость, чрезмерный восторг?
— Не принимай всё на веру. Она может казаться истеричной, взбалмошной и неуравновешенной дурой, но когда речь идёт о корыстных целях, проявляет трезвый расчет. О нём ходит весьма широкая молва, моряки зовут его счастливчиком Джеком Обри. Говорю тебе, Стивен, только если не рухнет крыша, он закончит вечер в объятиях этой дамы. И тогда окажется в очень неприятном положении. Не стоит ли тебе ему об этом намекнуть?
— Нет, мэм.
— Нет. Что ж, возможно. Ты явно не сторож брату своему. Да и осмелюсь предположить, толку все равно было бы мало.
— Скажи мне, дорогая, — ответил Стивен, — что именно тебя беспокоит?
Она взяла паузу – три шага влево, три вправо – как по нотам – и дала ему тот ответ, какой он ждал.— О, пустяк. Когда я говорила с леди Харриет и миссис Вудхауз, появилась Анна Кеппел.
Обшарила меня взглядом, притворившись, что восхищается моими бриллиантами – не могла вспомнить, были ли они у меня в Лондоне, а уж такое ожерелье и подвеску она бы точно не забыла – спрашивала, ездила ли я за ними в Америку? Чем я была занята всё это время? Наглая женщина. И я заметила, что её тон был холодным. Полковник Олдингтон или какие-то старухи насплетничали, ей-богу!
Стивен сделал некоторые замечания по поводу бриллиантов и ревности, но она гнула своё.
— О, в такой вечер даже у такой страшной ханжи как Анна Кеппел, да будет на то воля божья, не найдётся камней, чтобы бросать в нас или быть чересчур злой. Но как же я надеюсь, что скоро подвернётся корабль! Леди Харриет — прекрасная женщина, но даже с учётом этого жизнь в таком месте, с ничтожествами вроде Олдингтона или Анны Кеппел, распространяющими всевозможныеragots[5] направо и налево, это сущий ад, долго жить в котором просто невозможно. Фу! Идём, Стивен!
Они танцевали в центре зала. Передав её другому партнёру и вновь получив назад, он увидел, что её настроение изменилось. Опасный блеск в глазах и вздёрнутая в намерении бросить вызов голова исчезли, а появились радость от танца и удовольствие от присутствия на балу с его купающейся в музыке толпой и чувством победы. Она выглядела прекрасной, как никогда раньше, и вновь Стивен подивился собственному бесчувствию. Когда она бросила взгляд сквозь танцующие пары и произнесла: «Мне нравится эта девушка, что испачкана зеленью», — он удивился ещё сильнее, ведь Диана вовсю веселилась, а в таком состоянии её можно было увидеть нечасто, и она была очаровательна. Вероятно, чёрствость являлась привычной частью его защиты, способом сделать ощущение внутренней пустоты более терпимым. Доктор совершенно точно чувствовал, как трепещет его сердце и не мог ничего с этим поделать. И опять же, он сам веселился гораздо больше, чем ожидал от себя: пустота, конечно, никуда не делась, заполненная не больше, чем чистый книжный лист после слова «конец», но находилась гораздо ниже, гораздо глубже его понимания в эту минуту. Оркестр исполнял середину менуэта Клементи в до мажоре, того самого менуэта, который они с Джеком переложили для скрипки и виолончели и часто играли вместе. И теперь, когда Стивен был погружён в него, погружён впервые в качестве танцора, знакомая музыка обрела новое измерение. Он стал частью мелодии, самой её сердцевиной вместе с другими двигающимися фигурами, составляющими её костяк, жил в новом мире, жил текущим мгновеньем.
— Мне нравится эта девушка, что испачкана зеленью, — повторила Диана, заглушая глубокую пульсацию виолончели. — Она веселится изо всех сил. О, Стивен, как бы мне хотелось, чтобы этот вечер длился вечно.
В действительности он продлился лишь ещё несколько часов, долго настолько, чтобы капитан Обри уснул глубоким сном в постели мисс Смит. Когда на востоке занялась заря, она встряхнула его и произнесла не терпящим отлагательств тоном:
— Тебе пора. Слуги уже на ногах. Скорее. Держи рубашку.
Он ещё не до конца проснулся, когда вдруг понял, к собственному ужасу, что она в слезах.— Нам никогда, никогда не стоит делать этого вновь, – произнесла мисс Смит, прильнув к нему. Затем попыталась успокоиться. — Вот бриджи.
Зажившая рука ещё была неуклюжей и с шейным галстуком пришлось повозиться. Она помогла его завязать, невпопад хихикая и делая бессвязные комментарии о том, что леди Гамильтон делала то же самое для Нельсона. В очередной раз она повторила: «не стоит тратить время на манёвры, всегда идите прямо на них», ха-ха-ха!». Сюртук был надет.
Волосы забраны в хвост.
— Иди к калитке в саду, она закрыты лишь на засов. — шепнула она. А вечером я оставлю ее незапертой.
Стивен заметил как Джек прокрался в их общую комнату и, несмотря на скрип досок, который практически не было возможности игнорировать, оставил бы появление друга без внимания, если бы тот, стараясь быть осторожным, не угодил в грубо сработанный таз для умывания. Таз загромыхал не хуже колокола, покатившись по широкой дуге, пока не замер у столика на половине Стивена. Этого точно нельзя было не заметить, так что Стивен сел в кровати.
— Мне искренне жаль, что я тебя разбудил, — сказал Джек, улыбаясь во весь рот. – Я был на прогулке.
— По твоему виду можно подумать, что ты нашёл Фонтан вечной молодости, брат мой.
Но тебе стоило взять плащ или по крайней мере, фланелевый камзол: при твоём ранении и в таком возрасте утренняя роса может произвести весьма гнусный эффект. Не стоит напрасно волновать соки собственного тела, Джек. Покажи руку. Именно так.
Припухлость, покраснение, воспаление: ты безрассудно нагружал руку, вот моё мнение. И тебе стоит вновь взять её на перевязь. Разве ты не чувствуешь? Не ощущаешь неподвижность в суставе?
— Немного болит, — ответил Джек. – Но если не принимать этого в расчёт, мне на удивление хорошо. Я чувствую себя столь же молодым, как в то время, когда меня впервые назначили командиром, и это несмотря на всё твоё занудство о возрасте и фланелевых камзолах. Да что там – ещё моложе. Утренняя прогулка удивительно приводит в норму. Вот уж воистину Фонтан молодости. Пожалуй, сегодня мне стоит ещё прогуляться.
— На улице много людей?
— На удивление, шатаются во всех направлениях, даже встретил несколько знакомых офицеров.
— Это подтверждает мою гипотезу, что Галифакс скорее город жаворонков, чем сов. Я впервые пришёл к этому выводу, слушая шум с улицы, а также из-за того, что пришёл тот паренёк – определённо, явный случай сколиоза, бедное дитя – он принёс для тебя записку от мистера Гиттингса.
— Что за мистер Гиттингс?
— Начальник почты.Джек вскрыл записку, бросился к окну и прочитал: «Весьма прискорбная ошибка... Почта для капитана О. специально была отложена... подчинённые ввели в заблуждение... пачка бумаг ожидает вас». — Господи помилуй! Вот уж не думал... Стивен, я немедленно туда.
— Перед тем, как уйдёшь, — сказал Стивен, — Я сделаю для тебя новую повязку для руки. И могу предложить тебе помыться, пока я готовлюсь. При дневном свете люди могут прийти к выводу, что ты участвовал в какой-то баталии.
Джек бросил взгляд на собственное отражение. В тусклом свете спальни мисс Смит он не заметил нелепых пятен помады на лице, мучительно нелепых, грозящих определёнными последствиями. Он энергично умылся, молча выдержал всю процедуру подвязывания руки Стивеном и выбежал из гостиницы.
Когда он вернулся, вбежав по лестнице с двумя обёрнутыми парусиной пакетами и несколькими конвертами, времени, казалось, прошло всего ничего,.
– Прости, Стивен, — сказал он, — почти все от Софи, и мне бы хотелось прочесть их в одиночестве.
Он зарылся в эту кучу, пытаясь сложить бумаги так, чтобы прочесть по порядку, Стивен тем временем оделся, чтобы отправиться в госпиталь. Вместо сильного чувства вины Джека охватило счастливое предвкушение. По возвращении Стивена куча сильно уменьшилась и была прочитана дважды. Письма были прижаты графином, также из-под него выглядывало несколько счетов. На лице Джека можно было прочесть смесь удовлетворения и тревоги.
— Софи шлёт тебе нежный привет с каждым из этих писем, — сказал он. – Дома всё хорошо, если не брать в расчёт этого пройдоху Кимбера. Джордж начал ходить, девочки изучают манеры и французский. Боже, Стивен, только подумай, — эти репоголовые крошки учат французский!
— Она получила хоть одно твоё письмо из Бостона?
— Целых два. Из копий депеш адмирала Друри ей известно, что «Леопард» в порядке, а любезный Чедс отправился в Гепмпшир сразу после трибунала, чтобы рассказать ей как «Ява» подобрала нас, и о встрече «Явы» с «Конститьюшн». Он очень тактично описал мою рану, сказал, что это пустяки и я вышел из строя совсем ненадолго, но было решено, что мне лучше отправиться с тобой в Америку и рассчитывать на обмен, чем рисковать во время жаркого южного перехода на переполненном судне. Я очень ему обязан: она всецело поверила в эту историю и вовсе не волновалась.